Итоги недели

В студии жарко, душно и тошно. Софиты слепят и выжигают белые пятна на сетчатке. Я сижу в неудобном, ужасно мягком кресле посередине съёмочной площадки, напротив меня ряды со зрителями, а перед ними – красные огни камер и их черные линзы.

Три, два, один, в эфире…

Ведущая с натянутой улыбкой представляет меня зрителям, фамилия звучит громче, чем в жизни. «Доктор, ведущий научный сотрудник…» – должность сокращена, институт назван полностью. Я киваю. Камера приближается. В отражении объектива я успеваю рассмотреть уставшие глаза, которые не скрыть под слоем грима. Я слышу редкие хлопки. Ведущая переходит в другой конец зала.

Имя человека на той стороне вызывает одобрительные выкрики зрителей. Он поворачивается к камере, как к давнему другу, улыбается. Я вижу его боковым зрением, но не смотрю. Я знаю, как он выглядит. Все, у кого ещё работает интернет или ТВ знают, как он выглядит. После вспышек на границе с Казахстаном, он взлетел на волне общей истерии. Я не понимаю, зачем его сюда позвали. Зачем позвали меня.

– Итак, начнём с главного вопроса – говорит мне ведущая. – Что же всё-таки происходит?

Я отвечаю сдержанно, говорю про нетипичную эпидемиологическую ситуацию, использую слова «наблюдается», «зафиксировано», «изучается». Я открываю рот и говорю то, что можно говорить. Я не говорю о темпах, не называю процент. Я стараюсь улыбнуться. Получается кисло.

«Инциденты в Орске, кажется, говорят об обратном» - ведущая переходит в другой конец зала.

Блогер кивает. Когда он начинает говорить, я слышу, как меняется воздух в студии. Его слова легко складываются в предложения, абзацы и текст, но чего-то в них не хватает. Он одновременно умудряется говорить обо всё и ни о чём, как хороший политик, он опыляет свою аудиторию, но, кажется, не несёт ничего толкового.

Я слушаю и отмечаю про себя неточности в его словах. В какой-то момент я начинаю думать, что он просто придумывает на ходу. «Уже есть случае естественного иммунитета», «прививки только ухудшают ситуацию» … Что за чушь… Но я не перебиваю, тут нельзя перебивать.

Ведущая задаёт следующий вопрос. Его прислали зрители. Вопрос зачитан аккуратно, без деталей, но я узнаю, о чём речь. Обо всё, что она говорит я уже читал в отчёте из Оренбурга. Я чувствую, как внутри поднимается знакомое напряжение, важно не сказать лишнего.

Я отвечаю осторожно. Я говорю о поведении, о дезориентации, о временных нарушениях. Говорю, что мы изучаем отчеты из Оренбургской области и держим постоянную связь с коллегами. Рассказываю, какие меры приняли для защиты населения там. Я слышу собственный голос и понимаю, что он звучит дальше, чем я планировал. Он звучит не так убедительно.

Блогер расплывается в улыбке. Он говорит, как ему пишут каждый день с подобными вопросами со всей страны и всем он отвечает не волноваться и продолжать жить, как они жили до этого. Он упоминает о каком-то натуральном лекарстве, которое разработали его коллеги по цеху и которое уже можно купить в интернете на его сайте. Если это действительно то, о чём мы думаем, и наши исследования верны, то единственное лекарство можно купить, но совсем не в аптеке.

Я вспоминаю больницу в пригороде Ишима, запах крови, нечистот, спирта, йода и бог знает чего ещё. Помню, как они начинали вставать, хоте смерть уже констатировали. Помню, как нас выводили из санчасти по звуки выстрелов. По спине проходит дрожь.

– Доктор, вы хотели бы что-то добавить? – обращается ко мне ведущая. Я не слушал, надо дать короткий комментарий, уложиться в тайминги.

Я рассказываю об общих мерах защиты, о том, что пока следует воздержаться от контактов и о том, что самое верное – это запастись всем необходимым и оставаться дома.

Блогер гогочет, тычет своей сарделькой в мою сторону, говорит, что мы возвращаемся в 2021 год, всех снова загоняют по домам и хотят задушить экономику, только оправившуюся после войны. Он обращается к залу и спрашивает, кому люди верят больше, ему – их любимцу или какому-то докторишке, который даже сказать ничего по делу не может. Из зала кто-то что-то выкрикивает. Кажется, я слышу одобрение.

Это выводит меня из себя. Я возражаю, говорю, что мы боремся и защищаем граждан, в том числе и от таких самодовольных неучей и невежд как он. Мы все работаем день и ночь ради того, чтобы предотвратить кризис и распространение заболевания. Тот только ухмыляется.

Ведущая подводит итоги и через минуту софиты тускнеют, ещё один перерыв. С меня снимают микрофон и смывают грим. Я выхожу из студии, проверяю телефон. Три пропущенных, главный штаб. Смотрю на часы. 21:52. Перезваниваю.

– Приезжай – говорит мне голос в трубке. – Оренбург перестал выходить на связь.

Я сажусь в машину, завожу мотор и щелкаю зажигалкой. Я не соврал – мы боремся. Но, боюсь, что победить не сможем.