Иван да Любава, или Кто в доме хозяин?

Голова не просто болела, она трещала как после сильнейшего похмелья. Иван решил бы, что перебрал вчера в баре или до сих пор не отошел от вечеринки по случаю завершения операции по поимке местного авторитета, но дело явно обстояло иначе. Он хорошо помнил, как добрался до дома, как кто-то окликнул его, и больше ничего, темнота.

Иван протянул руку, провел по волосам, наткнулся на порядочную шишку. Неужели поскользнулся и упал? Вот угораздило! Самое неприятное, что никто не подойдет, не предложит помощь. На улице уже темно, редкие прохожие скорее примут его за пьяницу, чем увидят в нем стража правопорядка. Впрочем, он и сам таковым себя не считал, потому и бросил юридический, отказался от теплого места и незаслуженных погон. Отчим, конечно, был в ярости, мать назвала неблагодарным и запретила появляться на пороге дома, пока бестолковый сын не одумается.

Сын не одумался. Отслужил в армии, вернувшись, пошел работать участковым, снял комнату у старушки в частном секторе. Правда, он съехал полгода назад. Неудобно было приводить туда девушек. Сейчас, кажется, снова оказался перед домом Зинаиды Львовны. Судя по тому, что под левой рукой не асфальт, а какие-то растения, упал прямо в клумбу. Ох, и влетит ему за это от хозяйки! Она эти кустики холит и лелеет как родных детей, которых у нее никогда не было. Иван не переживал. Он умел найти подход к женщинам: принести что-то вкусное, помочь по хозяйству, послушать истории о жизни и дело сделано, прощение получено.

Парень перевернулся на бок. Осторожно, чтобы снова не упасть и не дай бог не сломать еще какие-то растения с мудреными названиями. Встал. Чуть повело. Перед глазами мерцали звезды. Не страшно. Главное, руки, ноги целы, чего, кажется, нельзя сказать о ребрах.

Иван потянул футболку вверх. Темнота мешала разглядеть хоть что-то, но бок, стоило прикоснуться, тут же отозвался ноющей болью.

– Да чтоб тебя! – выругался парень.

– И тебе не хворать, добрый молодец!

Густой мужской бас явно не мог принадлежать Зинаиде Львовне. Родных у нее тоже не было, потому риск встретить сына или племяннице равнялся нулю. Может, кто-то из соседей?

Решив, что лучшая защита – нападение, Иван принял боевую стойку, как учили в армии. Скривился от боли, пронзившей правый бок, снова мысленно выругался.

– Ты мне кулачищами не грози, – добавил незнакомец, – мои-то поболее будут. Признавайся, кто таков и что здесь делаешь?

– Иван-дурак, – отозвался парень. Злить противника, конечно, не следовало, но слово не воробей.

– Что же ты молчал? – удивился незнакомец, приняв шутку за чистую монету или издеваясь. – Я тебя, почитай, третьи сутки жду. Али заблудился?

– Точно меня? – растерялся Иван. – Ты не обознался?

– Обижаешь! Слова-то заветные ты сказал. Я тебя за язык не тянул и железом каленым не жег.

Не согласиться было сложно, но понятнее не стало. В одном Иван был уверен: среди его знакомых точно не было таких, как этот. Длинная рубашка подпоясана кожаным поясом, широкие штаны заправлены в кожаные сапоги. Это при двадцати градусах тепла. Странный мужик.

– Так, я к Зинаиде Львовне, – подвел итог Иван, – а ты…

– Ладно тебе, не переигрывай. Свои люди. Я тебя не для того ждал, чтобы сдать. Пойдем в острог, там и поговорим спокойно, без лишних ушей.

Слово острог Ивану категорически не понравилось. Что это такое, он плохо себе представлял, но уже не хотел туда отправляться. Тем более в компании этого мужика. Он совершенно не внушал доверия: то ли сумасшедший, то ли реконструктор, который не вышел из роли. Может, актер, а самого Ивана снимать скрытая камера? В темноте не разобрать.

Как назло, света не было по всей улице, будто кто-то нарочно отключил фонари. Наверно, проблемы с электричеством. В частном секторе такое не редкость, и все же странно. Тихо, только сверчки трещат и лягушки квакают. Какие лягушки в городе? Померещилось ему, что ли? Наверно, лежит до сих пор в той самой клумбе с какими-то цветами, а в голове мультики.

– Осторожничаешь? И то верно, – согласился незнакомец, – но не стоять же тут. Я и так три ночи комаров кормлю, а мог бы с Люб…

Он не закончил, оборвал себя на полуслове. То ли говорил о любимой женщине, то ли о любовнице. Ивану, положа руку на сердце, до чужой личной жизни не было дела. Были проблемы поважнее.

Мужик чем-то чиркнул раз, другой. Раздул огонек. Накрыл его стеклянным конусом. Эта лампа напомнила Ивану другую, старую, дедовскую. Матвей Кузьмич называли ее летучая мышь.

– Ну, веди меня, мил человек, – подыграл парень и тут же добавил:

– Хоть бы представился ради приличия.

Мужик резко остановился. Замер. Обернулся. Поднял лампу повыше, прищурился. Несколько долгих мгновений рассматривал своего спутника, будто решал его судьбу.

Не повезло, подумал Иван, но покорно следовать за незнакомцем не собирался. Ему бы сориентироваться на местности, а дальше как-нибудь доберется домой или у Зинаиды Львовны переночует. Старушка годилась ему в бабушки, всегда угощала блинами, радовалась каждому визиту как ребенок. Скромная и ненавязчивая, лишенная внимания близких, она вызывала желание позаботиться о ней, защитить. Странное чувство, но парень не сопротивлялся ему. В крошечном домике он чувствовал себя более нужным, чем в таунхаусе матери.

– Так, давай сразу разберемся…

– Ишь, какой шустрый, разбираться он будет!

Мужик обошел его по кругу. Иван поворачивался следом, не желая подставлять спину. Не доверял незнакомцу, хотя ничем не мог объяснить это чувство.

– Вот же леший с кикиморой! – воскликнул вдруг мужик. – Я-то думаю, чего ты такой чудной, будто белены объелся. Лихо тебя приложило, ой, лихо! Ничего, подлечим, подлатаем. Но в острог тебе и правда нельзя. Куда бы мне тебя пока определить?

– Никуда, – разозлился Иван. Представление ему порядком надоело. – Покажи, как выйти на Ленина или Колхозную, дальше я сам разберусь.

– Чую, приложило тебя сильнее, чем мне показалось. Имя-то хоть свое помнишь?

– Иван, я же сказал.

– То тайное слово, а звать-то тебя как?

Только тайн ему не хватало. За месяц жизни под прикрытием хватило. Хотелось чего-то ясного, простого, обыденного, а не интриг и недопонимания.

– Сам видишь, кто-то по голове огрел. Себя не помню.

И тут воспоминания, словно картинки в калейдоскопе, замелькали у него перед глазами. Кто-то окликнул, спросил время. Странный вопрос с учетом того, что у каждого были если не часы, то мобильный телефон. Иван обернулся и пропустил удар сзади. Дальше приходилось только защищаться, закрывать голову руками и ждать, пока противник устанет бить. С одним-двумя еще удалось бы справиться, но против четверых выстоять сложно.

Кто-то спугнул их, иначе Иван точно не выжил бы. Последнее, что он помнил, – это склонившееся над ним испуганное лицо Зинаиды Львовны.