Поэт-надомник Кузькин почесался, где только мог достать сам, и уткнулся взглядом в клавиатуру...
"В ночи надевши кимоно,
Гляжу я в тёмное окно..."
- Ляля!.. - воззвал Кузькин в пространство.
Подруга дней суровых и радостных перестала строчить в кухне швейной машинкой.
- Что тебе, Кузькин?
- У нас ещё осталось?
- Кузькин, жрать на ночь вредно... для вдохновения.
- А пить?
Ляля возникла на пороге комнаты с ворохом свежего шитья.
- Ты мне, Кузькин, вот что скажи: где мне оборочку пустить на юбке: чуть выше колена или чуть ниже?
- По мне, так эту оборку лучше пустить вокруг бедра... И без всякой юбки.
- Фуй! - Ляля одарила супруга презрительным взглядом. - Ты маньяк. Сексуальный. Так что пить тебе надо исключительно бром...
Бром Кузькин ещё с армии переваривал плохо...
- А вот поэтесса Пупочкина... - начал он.
- Чтобы я не слышала больше про эту "чёрную вдову". Она себе свои оборки хоть на лоб может пристрочить. Ты что пишешь, кстати?
- Стихи...
Ляля глянула через плечо Кузькина в компьютерный монитор.
- Не плюй в вечность... Это может быть взаимно...
Ляля развернулась и гордо удалилась в кухню. Оттуда снова пулемётом "максим" застрочил швейно-электрический механизм...
***
- Скажи-ка, Ляля, ведь не даром?.. - поэт-надомник Кузькин, елозил ручонками в завалах на своём рабочем столе в тщетных поисках хоть крошки табака. Разные другие какие крошки ещё попадались среди бумаг, а собенно в укромных щелях клавиатуры, а вот табка - увы...
- Москва, спалённая пожаром?.. - отозвалась Ляля, вот уже битый час пытающаяся разобраться в с подчинёнными дебилами в уютном раборчем чатике...
- Не не "недаром", а "не даром". Не даром ли ищёт негров Едрит? А то боюсь продешевить...
- Продешевить нельзя, - ответила Ляля, - у нас утюг опять течёт, и вообще...
- О-ё! - Кузькин аж подпрыгнул на стуле. - А давай я пойду к Едриту в негры, а сам найму под это дело каких-нибудь китайцев. Они же совсем задёшево работают...
- Хм... А как ты их иероглифы различать собираешься?
- Н-да... задачка...
***
- Кузькин! Всё пропало!!! - На Ляле лица не было.
Вернее, оно было, но сильно спрятанное под косметическую маску, оно напоминало живого зелёного человечка, как он есть... Из фильма какого-нибудь Хичкокяна...
- Ляля! - Поэт-надомник Кузькин взбледнул с лица. - Говори доступно: что пропало и куда? Может милицию вызвать?
- Кузькин, какая милиция, её нет давно.
- Как нет, куда же она делась? С утра была, когда меня гаишник остановил...
- Ты со своим Инкой совсем разум потерял - их президент отменил. Они теперь полиция, а кого - не отменил, тот так и ходит оборотнями в погонах...
- Кстати, об Инке, - Кузькина всерьёз задела тема, - Мне звонил продюссер Кисточкин. Ему актёры жалуются: им никак не выговорить "Уицтлипочтли"...
- Дармоеды. Надо было в институте не водку пьянствовать, а на сценречь ходить, тогда бы всё смогли выговорить... Но я не об этом, ты знаешь, что Ване Двинутому миллион дали?
- Кто это?
- Актуальный художник.
- А ему-то за что?
- Премию за инновацию в искусстве... Он член на стене нарисовал.
- Вот, уроды. Я в армии сколько стен этими... членами изрисовал, Так мне только наряды вне очереди давали...
- А ты на какой стене рисовал?
- На заборе вокруг части...
- А он - на Кремлёвской стене.
- Действительно, актуально...
Ляля подцепила пальцами маску, и стала стягивать её с лица. Кузькин вздрогнул.
***
Поэт-надомник Кузькин, приглашённый на очередное новоселье очередной новой студии "Экстрактор", жрал красную икру ложками, запивая виски из горла. Гендиректор новой студии пел под караоке "Белые розы". Вечер становился томным...