Из Кабула в Термез и обратно

Дороги Афганистана...

Кому как не военным водителям знать их суровый характер. Сколько миллионов километров пройдено по запылённым, каменистым пустыням и горным скалистым перевалам — одному богу известно. Наверное, каждый, кто был в Афганистане, помнит, каково это — проехать сотню‑другую километров с непрекращающимся ощущением опасности, грозящей из‑за каждого поворота, из «зеленки», подступающей к дороге, из‑за каменной гряды на склоне холма или дувала на окраине горного кишлака.

Однажды и мне довелось проехать по этим дорогам — из Кабула в городок Термез, что находится в Узбекистане, за рекой Амударья. Проезжал я и по знаменитому мосту через неё, попавшему в кадры видеохроники возвращения советских войск из Афганистана.

Шёл 1988 год. Сороковая армия, после почти десяти лет пребывания на территории Афганистана, усиленно готовилась к выходу. Очень непросто вот так взять и переместить около ста тысяч человек с техникой, оборудованием, кучей имущества из разных городов и весей воюющей страны через пустыни и горы — за тысячу километров. И не просто переместить, а вернуть всех домой живыми и здоровыми.

Дорог нормальных — раз-два и обчёлся, а получить пулю из засады или подорваться на мине — раз плюнуть.

И в нашей части подготовка шла полным ходом. Готовили машины, людей и вывозили имущество, которого было немало. Вы видели, как американцы сбежали из Афганистана при Байдене? Они там бросили техники, вооружения, имущества на миллиарды долларов. Это было настоящее бегство! А сороковая армия именно выходила из страны и тщательно готовила свой выход. И на нашу долю выпала частичка этой подготовки.

Имущество мы заранее, за полгода, вывозили на тягачах‑КамАЗах с полуприцепами, прозванными «шаландами» за свою длину. Путь был не близкий: от Кабула до узбекской границы — около пятисот километров по горам и пустыням, через два перевала, один из которых — знаменитый Саланг.

Обычно колонна нашей части состояла из нескольких «шаланд» с грузом, пары КамАЗов‑«крокодилов» (полноприводный военный вариант), БТР‑80 и, в замыкании, — полноприводного бортового «Урала»‑«технички» с разными запчастями в кузове, сваркой и прочим инструментом для ремонта машин.

В ту колонну водителями были назначены старослужащие, каждый из которых раз по десять проехал этот путь за рулём своего КамАЗа и знал его наизусть. Это были опытные водители: они уже отслужили положенные два года и после этой колонны должны были уволиться в запас и уехать домой. Естественно, настроение у них было дембельское, чемоданное.

Несколько дней заняла подготовка к маршу и погрузка. Получаем инструктаж — он же напутствие — от командира части, и рано утром отправляемся в путь. Часа в четыре утра прибываем в место на окраине Кабула, где собирался транспорт из разных частей гарнизона.

Я отвечал за связь в колонне. У нас было несколько радиостанций — на КамАЗах и в БТР. Получил от комендантской службы частоты и инструктаж. В четыре утра общая колонна из сотни с лишним машин, урчащих моторами, тронулась в путь и длинной лентой постепенно вытянулась в сторону гор.

Машины нашей части поставили в самый хвост колонны. Кажется мы немного опоздали к месту сбора. Я на КамАЗе‑«крокодиле» ехал предпоследним. За мной — только «Урал»‑«техничка», в котором старшим машины был капитан, начальник автослужбы: очень грамотный специалист и уважаемый человек, прошедший не одну такую поездку.

Километров семьдесят мы ехали хорошо, постепенно поднимаясь всё выше и выше в горы. Связь работала, всё было спокойно. За нами прицепился «духовский» УАЗик. Это были наши гражданские «духи» — а в самом деле, кто их разберёт?

Дорога, завиваясь серпантином, поднималась всё круче. Уже стал виден вход в тоннель Саланг и «коробочки» машин, натужно гудящих моторами, подползающие к нему. Сам тоннель на одноимённом перевале находится на высоте около трёх тысяч восьмисот метров над уровнем моря, а окружают его высоченные горы с заснеженными вершинами высотой не менее пяти тысяч метров, а то и все шесть. Я раньше не был в таких диких горах. Гиндукуш — молодые высокие горы. Впечатление сильнейшее.

Ехали, ехали себе спокойно, любовались пейзажами — ничего не предвещало беды. И тут водитель, ни слова не говоря, резко давит на тормоз. Встали.

— В чём дело? — спрашиваю.

— Кипим, — говорит.

Наверное вы слышали, что на высокогорье вода закипает градусах на девяносто с небольшим — разрежение воздуха сказывается. Подняли кабину, проверяем мотор. Сзади остановился «Урал» с начальником автослужбы. За ним УАЗ с афганцами. Объехать то все равно не получится. Дорога узкая. Справа скала, уходящая вертикально вверх на добрые пару сотен метроа, слева пропасть.

Я — связист, встал в сторонке, чтоб не мешать разбираться специалистам. Хотя и так понятно, что вытекла вода из системы охлаждения. Стою себе спокойно и думаю: техническая помощь здесь, целый кузов запчастей здесь, главный специалист тоже здесь — переживать не о чем. Сейчас починят и поедем своих догонять. А свои медленно, но верно уезжают всё дальше и тоннель неотвратимо проглатывает последние машины.

На дороге остались наши две машины и «духовский» УАЗ. Стоит он себе спокойно, чуть сзади. Его бородатые загорелые пассажиры не выходят, смотрят через окна: чего будут делать эти озадаченные «шурави», то есть советские?

Не зря я надеялся на наших спецов! Неисправность быстро обнаружили. Оказалось, что перетёрся патрубок системы охлаждения, который соединяет нижнюю ванну радиатора с двигателем. Небольшая дырочка — а ехать нельзя. Патрубок заменить — дело на 15 минут, если есть запасной. Ну, это если есть…

Конечно же, сработал закон подлости. Перерыли всё в кузове «Урала», но патрубка нет — и ничего похожего, близко нет! Сам по себе он короткий, сантиметров двадцать пять, перетёрся прямо возле хомута у края трубы радиатора.

Докладываем по радио начальнику нашей колонны о происшествии — а что толку? Помочь они не могут и остановиться тоже. Колонны не останавливают из‑за одной машины.

В результате мозгового штурма специалистов принимается гениальное решение: отрезать патрубок в месте дыры — он станет на 4 см короче, немного стянуть его с двигателя, а на радиаторе ослабить крепление и попробовать чуть, чуть отодвинуть его назад. С горем пополам удалось сдвинуть радиатор, натянуть и закрепить патрубок. Главное, чтобы вентилятором не посекло радиатор! А ведь нам ещё около 400 км ехать: два перевала впереди.

Есть надежда, что в месте ночёвки — в Пули‑Хумри, где стояла наша тропосферная станция, — мы найдём такой патрубок.

Машина готова — пора ехать. И так провозились минут сорок. Капитан командует моему водителю:

— Заливай воду!

И тут — картина маслом:

— Нет воды, товарищ капитан!

— Как нет?! Ты что, первый раз в горы поехал?!

Короче, отругал он дембеля по полной. Дальше кричит своему бойцу:

— Неси воду!

Картина номер два:

— Нет воды, товарищ капитан!

Тут капитана чуть кондратий не хватил! Стоим на дороге в горах, до Кабула 80 км: справа — отвесная скала, вершины не видать; вдоль неё дорога — метров пять шириной, а потом — обрыв от пятидесяти и более метров вниз. Там, глубоко под обрывом, течёт ручей. И красотища вокруг неописуемая: серпантин между гор со сверкающими вершинами, на нём — хвост колонны, въезжающий в тоннель, и три сиротливых машины, раскорячившихся на дороге!

Но где наша не пропадала! Капитан немного пришел в себя и снова командует — теперь уже обоим водителям: взять канистры и спуститься вниз, набрать воды из ручья, а мне — прикрывать их, пока будут спускаться.

— Есть! — гаркнули дембеля и кинулись искать канистры!

Однако по закону подлости беда не приходит одна! Видимо, в мечтах о скором дембеле, забросили они всю подготовку к маршу. Обыскали обе машины — нет ни одной канистры, хоть тресни! Ни ведра, ни банки. Дембеля раз десять проехали этой дорогой за время службы в Афгане — и ничего с ними не случалось, и машины не ломались ни разу. Расслабились — и в их последнюю колонну такой сюрприз!

Матерился начальник автослужбы в полный голос на весь Гиндукуш! Седые вершины скал, снизились метров на десять от великого и могучего, а афганцы в уазике натянули на уши свои пуштунки‑паколи и зарделись румянцем сквозь загар! Матерный язык, видимо, в переводе не нуждается.

После такой воспитательной работы водителя моей машины осенило: снимает он в кабине со стены алюминиевый двухлитровый термос. В другую руку берёт каску за тренчик — как ведёрко — и спускается за водой. Я сверху — типа прикрываю. Смех и грех!

Не помню, сколько раз он спускался в эту преисподнюю по практически вертикальному склону, но воду мы залили — и поехали догонять колонну. Думаю, он на всю жизнь запомнил эту поездку и рассказывает о ней своим внукам до сих пор.

Поднимаемся на перевал — машина в норме. А вот и тоннель. Каждому на въезде выдают специальный фильтр, чтобы не задохнуться, если встанем в пробке внутри: от выхлопных газов смог стоит — хоть топор вешай.

Тоннель — это бетонная труба около трёх километров длиной, а внутри неё — дорога шириной шесть метров. Есть в тоннеле и специальные ниши внизу у обочины: в них, в случае опасности — задохнуться, пожара и т. д., — можно спрятаться и дышать.

Свою колонну мы догнали уже после перевала, на спуске. Кстати, спуск гораздо опаснее подъёма. Воздух быстро кончается в тормозной системе. Сейчас тормоза на КамАЗе устроены так, что если нет воздуха, машина встаёт на тормоз, и её не сдвинешь, пока не накачаешь нужное давление, а в то время было наоборот. Тормоза были, только если есть давление, а если его нет, машина катится свободно. Неопытный водитель на спуске мог быстро израсходовать запас воздуха, и тогда — здравствуй, пропасть! Водить по серпантину тяжёлые, длинные грузовики — это искусство. Видели мы и машины, улетевшие в ущелья, особенно на крутых поворотах, и остовы сгоревших БТРов и бензовозов, валяющихся вдоль дороги. Зрелище печальное.

После перевала остановились в каком-то придорожном кишлаке. Почему-то встала вся колонна. Поговаривали, что впереди на трассе стреляют. Выставили охранение: мало ли, прицепят местные чего-нибудь к машине, потом бахнет в дороге. Ко мне в кабину влез прапорщик из впереди идущей машины. Достали банки с тушёнкой из-под капота — мы их разогревали на двигателе, — устроили перекус.

Вдруг к машине подбегает бача — подросток лет двенадцати, чумазый и грязный, конечно, но в пределах нормы. Спрашивает:

— Камандыр, что есть, что нада?

А прапор бывалый ему и говорит:

— Бача, коньки есть? Коньки надо.

Бача с криком «Ест!» уносится в ближайший дукан. Проходит минут пять или меньше, прибегает обратно и спрашивает:

— Камандыр, что такое канки?

Прапор ему объясняет:

— Ну, коньки, понимаешь, на ноги надеваешь и по льду катаешься. — И, двигая ладонями взад-вперёд, показывает, как скользят коньки по льду.

Бача с криком «Сейчас принесу!» убегает в дукан! Я ржу в полный голос, не могу удержаться. Приходит бача грустный:

— Камандыр, нэт канки! Парфюмер ест, косметык ест, нэт канки. Дай кушат! — и на рот пальцем показывает.

Я даю ему банку тушёнки, на которой изображена голова свиньи. Отличная советская тушёнка! Настоящая! Бача хватает обеими руками. Говорю ему:

— Тебе же свинину нельзя, ты мусульманин!

— А он в ответ: — Это нэ свинина, это тушёнка!

Развеселил нас ещё раз. С хорошим настроением двинулись дальше.

Вскоре, предолев еще один перевал, мы въехали в посёлок Пули-Хумри, расположенный, примерно в двухстах пятидесяти километрах от Кабула. До Термеза оставалось ещё столько же! Здесь, на горе, стоял тропосферный переприемный пункт от нашей части, и мы там заночевали.

Однако происшествие с нашим КамАЗом оказалось всего лишь цветочком! Ягодкой было то, что на подъезде к месту ночёвки застучал мотор у одной из шаланд! Ночь напролёт все водители нашей колонны ремонтировали КамАЗ, перебирали двигатель, а начальник автослужбы метался по местному гарнизону в поисках запчастей. Утром машина была в строю, и мы поехали дальше. Патрубок на моем камазе тоже заменили. Ни один водитель ночью не спал, а впереди ещё пустыня! Хорошо, что обошлось без поломок.

Интересное место эта пустыня в Афганистане! Скорее полупустыня, предгорья Гиндукуш. Песка нет. Лишь каменистая поверхность, по которой проносятся клубки перекати-поля, подгоняемые ветром, да вдоль дороги встречаются афганские кладбища с надгробиями в виде камней. Иногда попадается сожжённая советская техника, а рядом — пирамидки со звёздочками. Афганцы не трогали их.

По равнине ехать гораздо проще, чем в горах. Ровная прямая дорога. Изредка попадаются одиночные скалы высотой с девятиэтажку и выше, торчащие, как зубы великана, на голой земле. Издалека послышался гул, и два «Грача» (штурмовики Су-25) пронеслись над колонной. Возможно, они нас прикрывали, точно не скажу, но чудили знатно! Носились как угорелые между одиноких скал, закладывая виражи в нескольких десятках метров от земли! Похоже было, что лётчики так развлекались. Очень опасно это выглядело с земли!

Приехали в Хайратон - небольшой городок у советской границы. Как пересекали границу, уже не помню, видимо, без эксцессов, иначе отложилось бы в памяти. Переезжаем мост через Амударью — и мы в СССР. Узбекистан был частью большой Великой страны! Ночевали в нашей части в десяти километрах от Термеза. Вы не представляете, как это здорово — очутиться на своей земле, где нет войны, где не стреляют и можно спокойно пойти в город, в ресторан, погулять! Но это потом, а впереди у нас была большая работа по разгрузке машин. Загружали-то их всей частью, а разгружать нам одним!

На следующий день, невзирая на чины и звания, разгружаем имущество. К вечеру, уставшие, грязные, но довольные, заканчиваем работу. Теперь в баню, а завтра в город!

Начальником колонны у нас был опытный офицер — начальник службы артхимвооружения. Он неоднократно ездил в Союз и обратно, доставляя в часть технику и вооружение. У него была одна особенность: когда волновался, начинал суетиться и размахивать руками. За это он получил прозвище «Паника».

Кроме доставки груза у него была ещё задача — сдать в ремонт несколько кондиционеров в мастерскую в Термезе. Дело это оказалось не быстрым: кондиционеры никак не хотели сдаваться в ремонт — возможно, не без помощи майора. В итоге мы зависли в Союзе на неделю с лишним.

Конечно, все были не против! Отдыхали так, что забыли отправить посылки родственникам наших сослуживцев. А их было штук пять, может, больше. Обычно многие передавали с оказией небольшой пакет, чтобы в Союзе отправили почтой их родным.

Так вот, опомнились мы, когда остался один день до отъезда, а все советские деньги кончились. Не на что посылки отправлять! Обратно же не повезёшь.

Было принято очень спорное решение: вскрыть пару самых больших посылок, взять что‑нибудь из них и продать. На вырученные деньги отправить посылки. Так и сделали: продали парфюмерный набор прямо на почте. Конечно, потом в Кабуле рассчитались с хозяином. Посылки отправили.

У нас даже осталось немного денег, и мы решили скромно отметить отъезд из СССР. Купили какие‑то пирожки, лимонад и уехали на песчаный карьер купаться.

У одного из ребят на руке были часы «Монтана — семь мелодий». Дешёвые, в общем. Из функций — только время, будильник, календарь и 7 фрагментов мелодий для звонка. Экран на этих часах не светился, ничего не показывал. Можно было, только нажав кнопки, слушать мелодии по очереди.

Купаемся, греемся на песке, а мимо пастух гонит стадо — не помню какого скота. Так вот, наш товарищ продал ему свои часы, причём за приличные деньги. Мы смогли купить спиртное и закуску и отметили отъезд.

Местные жители всё время выпрашивали у нас сигнальные ракеты, которыми подаётся сигнал химической тревоги. Взлетает такая ракета, расцветает зелёным огнём и летит к земле с характерным громким воем. Очень любили местные запускать их на свадьбах! Поговаривали, что цена доходила до 25 рублей за штуку. Но у нас таких ракет не было.

На следующий день выезжаем под вечер и, не торопясь, пересекаем границу. Как водится, везём с собой всё запрещённое: алкоголь — крепко привязанные за горлышко бутылки заботливо опущены в бензобаки.

Мой подчинённый - прапорщик вёз полную наволочку сахара, замаскированную под подушку в спальнике одного из КамАЗов. Считай, тот же алкоголь. А провозить можно было только 2 кг.

Опытный таможенник с ходу нашел наши «детские схроны». Поговорили с ним по‑свойски — парень оказался нормальным и не стал конфисковывать «запретку». Но позже в Кабуле зампотех — мой непосредственный начальник — высказал мне всё, что он думает и обо мне и о том прапоре.

С горем пополам пересекли границу. Снова через мост — и мы в Афгане, недалеко от местечка Хайратон. Едем в полевой автопарк. Там заночуем, а утром снова — в сборную колонну и в обратный путь!

Поскучнели ребята, стали серьёзными. Сразу видно, как навалилась на людей военная обстановка.

Ставим машины в голом поле. Это просто название — «полевой автопарк». Ничего в нём нет. Сами соорудили ограждение из проволоки, понавешали на неё пустых консервных банок, а немного подальше выставили банки с соляркой и зажгли — хоть какое‑то освещение. Часового выставили.

Я бросил свой матрас на крыше кабины. Внутри неё было душно и жарко. Но всё равно не смог уснуть: то ворочался, то смотрел на звёзды. Так и пошла ночь.

Поднялись затемно, часа в три, перекусили консервами и выстроили машины в колонну. В путь! До 16:00 нужно проехать 240 км до Пули‑Хумри — потом движение по трассе прекращалось в целях безопасности.

На обратный путь в конец колонны поставили БТР, а замыкающим — всё тот же «Урал»-«техничку». За руль БТР посадили штатного водителя — молодого солдата, который только что выписался из госпиталя в Термезе. Опыта вождения у него было мало, поэтому решили дать ему порулить, пока едем по пустыне по хорошей дороге, а в горах за руль посадить опытного водителя.

Как назло, в БТР сломалась радиостанция: включилась на передачу и не выключается. Новый БТР‑80! Полгода не прошло, как мы его получили. Видимо, заводской брак. Пришлось её отключить. Связи с БТР нет!

Построение, небольшой инструктаж перед маршем и команда «По машинам!». Неспешно колонна вытянулась по трассе. Машины пустые — весь груз оставлен в Термезе. Налегке ехать гораздо веселее! Пустые то пустые, да не совсем. Пока офицеры и прапорщики отдыхали в Термезе, да пузо грели на карьере, водители собирали по окрестностям алюминий, головки блоков двигателей и т.д. И все это привезли в Афганистан. Оказалось, что местные с удовольствием это покупали. Вот такой попутный бизнес. За время войны вокруг Термеза, со всех свалок был вывезен алюминий.

А наш путь продолжается, едем неспеша. Смотрю по сторонам: на проплывающие мимо кишлаки, домики из глины с плоскими крышами, виноградники, высокие крепкие дувалы. Экзотика в полный рост!

Навстречу нам, под громкую индийскую музыку, едут авто всех возможных и невозможных моделей! Среди наших военных они получили прозвище «барбухайки». Как правило, очень сильно потрёпанные, размалёванные и расписанные яркими красками, с нарощёнными бортами, завешанные рюшами и всякими украшениями грузовики, в которых вперемешку с овощами, фруктами, скотом, всевозможными товарами стоя и сидя едут люди! В подавляющем большинстве — мужчины.

Оказывается, был базарный день, и масса народа ехала в город на рынок. Торговля в крови каждого восточного человека, а базарный день для него — просто праздник.

Во главе нашей колонны на КамАЗе едет командир — майор «Паника». Внимательно следит в зеркала заднего вида за растянувшейся вереницей машин. На поворотах ему виден и БТР в хвосте нашей колонны.

Сейчас я уже точно не помню, но, кажется, всего в нашей колонне было восемь единиц техники.

Примерно около часа мы проехали после старта — всё было спокойно. Но тут головной КамАЗ выворачивает, встаёт поперёк дороги, перекрыв движение встречному потоку машин, и останавливается.

Майор приказывает всей нашей колонне развернуться и ехать обратно. Пропустив колонну, его КамАЗ пристраивается в хвост, освобождая трассу.

Сначала я не понял, в чём дело. Оказалось, он давно не видел БТР и решил вернуться проверить, куда он делся.

Едем обратно. Дурных мыслей совершенно не было: ну мало ли что случилось, неисправность, может, какая.

Минут через пять подъезжаем к огромному затору на дороге. Съезжаем на обочину и останавливаемся.

Оказывается, впереди авария — и виноват в ней водитель БТР. Не имея опыта вождения этой громоздкой, тяжёлой бронированной машины, в которой к тому же очень затруднён обзор, — он, не оценив ситуацию, выехал на встречную полосу и врезался во встречный УАЗик-«головастик» (модель УАЗ с кабиной и небольшим кузовом с бортами позади неё).

Пробираюсь сквозь галдящую толпу местных жителей и вижу картину: на дороге наш БТР, наискосок выехавший на середину, а на его остром носу, вылезшем на встречную полосу, как на шампуре, насажен УАЗик!

Стекла на асфальте, двигатель УАЗа почти полностью вывалился в кузов, вокруг бегают овцы, козы, куры. Повсюду валяются абрикосы и другие фрукты. Лужа воды и масла под машиной, а на водительском месте — окровавленный седобородый старик‑водитель. Его ногу зажало панелью приборов — не может выбраться, стонет.

Второй старик лежит на обочине: живой, помятый немного, но без переломов. Приходит в себя. Говорят, что был ещё мальчик: он сидел посередине, на двигателе, и при ударе вылетел через лобовое стекло. С ним всё в порядке.

Часть фруктов рассыпалась на броню БТР. И эту картину я никогда не забуду: из люков БТР высовываются наши бойцы и, не обращая внимания на окружающую суету и галдёж толпы, аккуратно собирают абрикосы и прячут их под броню! Не хватало нам тогда витаминов, это точно!

Кое‑как освободили водителя — похоже, ногу ему раздавило прилично. Стащили УАЗик с корпуса БТР.

Подъехала машина комендантской службы с военными, которые отвечали за этот участок дороги. Ребята нас обрадовали, сообщив, что, если мы уедем, не договорившись с пострадавшими «духами», то машины нашей части будут постоянно обстреливать и мало ли ещё чего плохого может произойти!

Перво‑наперво нужно помочь пострадавшему. Сажаем его и пришедшего в себя второго старика в КамАЗ и всей колонной едем в ближайший город (названия не помню, возможно Мазари-Шариф), где располагался советский военный госпиталь.

Пострадавшему водителю срочно делают операцию — и, кажется, отрезают ногу. Отрезали или нет — этого я точно не знаю, но он остался в госпитале. Второго осмотрел врач и сказал, что тот в порядке.

Всё это происшествие заняло очень много времени. Когда мы выехали из госпиталя, была уже вторая половина дня, а нам ещё двести с лишним км пилить. Учитывая, что средняя скорость движения колонны около 50 км в час, а по горам и того меньше, дай бог добраться до ночи.

Напомню, что движение по трассе прекращалось в 16:00. Страна горная: солнце за горку завалится — и в 17:00 уже темнеет, а в 19:00 — практически ночь. Нам деваться некуда. Ночевать в чистом поле в Афганистане— неважная перспектива. «Была не была» — едем.

Часов в девять вечера прибыли в Пули‑Хумри к месту ночёвки. Уставшие, вымотанные, в ужасном настроении. На старшего колонны больно было смотреть.

Я не знаю, кто, как и с кем договаривался, кто переводил переговоры, но этот инцидент был урегулирован следующим образом. За ногу, за машину, скотину и урожай, оставшийся на дороге, афганцы запросили:

2 бензовоза солярки, а это 8 тонн;

несколько мешков риса, крупы, сахара и ещё чего‑то (уже не помню). Видимо ногу, все-таки отрезали, судя по списку.

И нужно было всё это отвезти к ним из нашей части, из Кабула- то есть снова проехать по горам 500 км туда и 500 обратно! Никаких бумаг и договоров с подписями — просто список и место, куда привезти.

На следующее утро мы двинулись дальше. А ещё накануне у меня начало крутить живот.

Выезжая из Термеза, я купил так называемый морс — что‑то вроде фруктового кваса. Очень вкусный освежающий напиток. Его продавали прямо из больших жёлтых бочек — в таких в СССР продавали квас на улицах.

Мы тормознули у такой бочки и купили 2 литра — как раз наполнили тот термос, с которым мой водитель бегал в пропасть к ручью, когда у нас прохудился патрубок.

И, кажется, этот морс оказался несвежим или забродившим — от чего мой живот начал выказывать признаки беспокойства.

До Хумри я доехал более‑менее и обратился к местному фельдшеру срочнику. Но видимо, того плохо учили медицинским наукам: от таблетки, которую он мне дал, я весь следующий день ехал чуть живой. Живот крутило так, как никогда в жизни.

Напоминаю, что колонна не останавливается — и в туалет сходить можно, только отстав от своих. А как это сделать в машине, движущейся в колонне по горной дороге, я предлагаю додумать тебе, читатель. Не помню как, но к вечеру мы прибыли в свою часть в Кабуле и меня практически на руках перенесли из кабины в модуль на койку.

Пришёл доктор, посмотрел упаковку от таблеток и сразу понял, что фельдшер меня просто отравил.

Он сделал мне укол, дал пару таблеток — после чего я заснул. Потом дня три выздоравливал и приходил в себя, не удаляясь от туалета дальше чем на пятнадцать метров.

Друзья, если вы не были в Средней Азии, то вы ничего не знаете о поносе. Кратенько посвящу вас в эту тему.

Я сейчас не говорю о дизентерии и других серьёзных кишечных заболеваниях, которых в Афгане пруд пруди. Я о банальном расстройстве желудка! Там это бывает настолько остро, что порой человек не может себя контролировать.

Был у нас в части майор‑штабист — не помню уже, в какой должности он служил. Уважаемый человек.

Сидим мы как‑то на крыльце своего жилого модуля (который располагался выше модуля старших офицеров) и сверху наблюдаем, как этот майор неспешно идёт в сторону общего туалета на улице. Огибает по пути спортплощадку, на которой солдаты играют в футбол, заходит в туалет и выходит — всё как обычно. Возвращается обратно.

И вдруг, не дойдя до своего модуля пять метров, разворачивается и бежит в туалет! Мы уже начинаем понимать, в чём дело, и следим за развитием событий.

Добежал он до туалета, снова вышел с довольным видом и зашагал в модуль. Не пройдя двадцати метров, резко развернулся и, не разбирая дороги, сбивая футболистов, кинулся в туалет!

Вдруг, добежав до середины площадки, остановился, махнул обречённо рукой и уныло побрёл в модуль. Мы дружно улыбались. Со всяким случается.

Но вернёмся к нашим проблемам. За три дня были собраны все продукты по списку бородатого старика. Мешки с ними загрузили внутрь БТР. В составе экипажа только водитель и пулемётчик. Больше места не осталось.

Заправили соляркой бензовоз — и майор «Паника» с водителем бензовоза в сопровождении БТР двинулся в путь решать вопрос.

Как они там порешали, я знаю со слов своих солдат, которым об этом рассказал водитель бензовоза. Поэтому на все сто процентов в достоверности не ручаюсь.

По их рассказу выходило, что по прибытии в кишлак, где жил пострадавший старик, из БТР в местный дукан были выгружены все продукты, а солярку из бензовоза слили на ближайшей заправке.

После этого бензовоз ещё раз заправили в одной из частей сороковой армии и приехали в тот же кишлак.

По рассказам водителя бензовоза, к ним подошёл тот второй старик — пассажир злополучного УАЗика — и сказал старшему машины, чтобы он вылез: «Дальше я поеду один с водителем».

Как ни сопротивлялся майор, старик был непреклонен. Делать нечего — иначе вопрос не закрыть. Старик пообещал, что с водителем и машиной ничего не случится.

Представьте себе состояние майора в этой ситуации! Бензовоз с четырьмя тоннами солярки, с водителем и непонятным, неизвестным афганцем уехал в горы. Никакой гарантии, что вернётся обратно!

К слову сказать, афганцы — честный народ: если дал слово, держит. В этом мы убеждались не раз.

Но история продолжается! Водитель с дедом проехали километров пятнадцать, всё выше поднимаясь в горы, и остановились в маленьком кишлаке.

Вокруг — бородатые люди с автоматами. Ходят вокруг, скалят зубы, глядя, как наш водитель со своим автоматом пытается охранять бензовоз — опять же, чтобы не прицепили мину.

Старик переговорил с кем‑то — и содержимое цистерны бензовоза перекочевало в местную ёмкость.

Обратно добрались без происшествий. Из этой поездки майор «Паника» приехал седым, да и у двадцатилетнего водителя в волосах появилась серебряная прядь.

Вот так сложилась моя поездка в Термез и обратно. Всё это произошло всего лишь в течение двух‑трёх недель из двух лет и восьми месяцев моей службы в ДРА. Жизнь била ключом!