Избавитель

В круге света, за столом, сидели двое мужчин. В комнате находились ещё и другие люди, но они стояли во тьме, неясными силуэтами маячили позади. Один из мужчин — преступник: бритый наголо, в тюремной робе, руки в наручниках; другой — полицейский: с ёжиком тёмных волос на голове, в полицейской форме, руки сцеплены в замок.

Преступник нагло ухмылялся, не сводя глаз со стража порядка, в то время как взгляд слуги закона блуждал из стороны в сторону, переходя: то на сидящего напротив человека; то на пухлую папку, лежавшую на столе; то на чемодан, стоявший рядом со стулом; то на тёмные силуэты, находящиеся за пределами круга света.

Наконец глаза полицейского остановились на преступнике и замерли.

— Вас зовут Виталий Прохоров?

— С утра звали так.

— Находясь в здравом уме и твёрдой памяти, вы продолжаете утверждать, что убивали людей из благих побуждений?

— Я уже сотню, а может быть, даже и тысячу раз отвечал на данный вопрос.

— Ответьте в сто первый или тысяча первый.

— Ага. Поэтому-то журналюги и окрестили меня «Избавителем». Убивая одного человека, я избавлял от страданий — и иногда даже от смерти — множество других людей. Выбирал из двух зол меньшее.

Виталий самодовольно оскалился. Полицейский поморщился, открыл папку и достал из неё несколько листов. Взял один, бегло просмотрел.

— Вашей пятой жертвой был тринадцатилетний подросток?

— Да, Игорёк. Я его хорошо помню.

Глаза полицейского на миг сверкнули гневом, но он быстро взял себя в руки. Впрочем, Прохоров не обратил на это особого внимания, Избавитель уже весь погрузился в воспоминания.

***

Как только Виталий увидел паренька, в сознании возникла страшная картина: подросток стоял в окружении множества мёртвых женских тел; в руках мальчишка держал окровавленный выкидной нож.

Паренёк пробовал совокупиться с несколькими трупами, но у него ничего не получалось. Тогда мальчишка хватался за нож и принимался полосовать тела. Присмотревшись повнимательнее, Избавитель понял, что маленький изувер не просто уродует трупы — он «рисует»: сталью по плоти. И с каждым разом у подростка получалось всё лучше.

Паренек прошёл мимо, картина растаяла. Виталия зашатало, как пьяного, он чуть не упал. Хотя с Прохоровым подобное случалось уже не в первый раз, он всё никак не мог привыкнуть; зато он знал, что нужно делать.

Догнав подростка, Избавитель ударил его, сбив на землю. Упёр колено в спину, нащупал в кармане мальчишки нож, вытащил. Щёлкнула пружина, показалось стальное лезвие. Виталий схватил подростка за волосы, потянул назад и полоснул ножом по горлу. Потом ещё шесть ударил в шею, чтобы уж наверняка.

***

— Вы просто зарезали его?

— Да. В противном случае он бы вырос и стал тем, кого назовут «Художником». Маньяком-убийцей.

— Совсем как вы?

— Да нет. Пацан перещеголял бы не только меня, но и «Колготочника», которого вы до сих пор так и не поймали. Художник убил бы от сорока до шестидесяти девушек и женщин, точнее не скажу.

— Память подводит?

— Нет, просто противно вспоминать отдельные эпизоды. Он иногда такие мерзости вытворял с телами; хотя иной раз и «расписывал» их так, что они действительно напоминали картины.

— С ним понятно, — полицейский отложил лист в сторону, взял другой. — Но ваша следующая жертва — десятилетняя девочка — тоже стала бы какой-нибудь маньячкой?

— А, это вы, наверное, про Розочку.

***

Громкое чавканье заставило Избавителя оглянуться: сзади сидела девочка и ела мороженное. Хотя глагол «ела» был плохо применим к действию, которая она осуществляла с лакомством. Она мороженное жрала.

Перед Прохоровым словно появился фотоальбом. Кто-то раскрыл его и потряс: фотографии, сменяя друг друга, падали вниз. Вот пухлощёкая девочка. Теперь толстая девочка-подросток. Затем некрасивая и жирная молодая женщина. Её сменила слоноподобная бабища, габаритами не уступающая, а то и превосходящая, бегемота.

Были и другие фотографии.

Муж, доведённый до самоубийства. Сын и его разбитый брак. Старушка мать, сданная в приют для престарелых. Сестра, выброшенная на улицу. Многочисленные соседи, которым портили жизнь.

Неужели это будущее маленькой девочки Розы?

Девчонка дожрала мороженное, кинула упаковку на пол и вытерла руки о сиденье.

Да — это её будущее, а также будущее тех людей, которое Роза отравит.

Автобус остановился. Девочка выскочила на улицу, убийца направился следом. Избавитель проследил за Розой: зашёл за ней в подъезд, а потом и в кабину лифта. Как только двери подъёмника сомкнулись, Прохоров ударил девочку об стену. Поднявшись на самый верхний — шестнадцатый этаж — маньяк вынес обмякшее тельце на переходную лоджию и сбросил жертву вниз.

***

— Со временем Роза превратилась бы в кучу навоза. Ей была отвратительна собственная внешность, и поэтому она делала отвратительной жизнь окружающих. Я избавил и Розу, и окружающих от страданий.

Самодовольный оскал Прохорова стал шире, а полицейский уже смотрел на третий лист.

— А Наташа Орлова тоже бы отравляла жизнь окружающих в будущем?

— О, Наташенька, — Виталий мечтательно закатил глаза и облизнулся. — Она бы отравляла жизнь только себе, даже превратила бы её со временем в настоящий ад. Что же до других: то я не считаю пару десятков заражённых триппером мужиков таким уж тяжким преступлением.

— Она единственная ваша жертва, кого вы изнасиловали?

На лице Избавителя появилось обиженное выражение.

— Во-первых: не насиловал — всё было по взаимному согласию; а во-вторых: она не единственная моя жертва, с кем я занимался сексом, но раз вы хотите сделать из меня насильника, то я не буду о них ничего рассказывать. Это останется нашими с ними маленькими секретиками.

— Хорошо. Где вы познакомились с Орловой?

— Я подцепил Наташеньку в кафе. Посмотрел в синие глазки, и увидел там всю её жизнь — вплоть до смерти от передоза, когда несчастную потаскушку пялили сразу трое мужиков. Я тоже решил немного с ней развлечься — как же она стонала, похлеще любой порнозвезды — а затем задушил колготками. Вы потом ещё долго считали Наташеньку одной из жертв Колготочника. Нет, я ни в коем случае не хотел его подставлять, это был своего рода дружеский привет товарищу по цеху. Он, кстати, тоже потом один из своих трупов подписал «Избавителю» и «избавил» тело от всех конечностей, проказник.

Маньяк хохотнул.

— По-вашему выходит, что начинающую модель Наталью Орлову ждала бы жизнь проститутки?

— Не только проститутки, но ещё и наркоманки. Если бы вы только видели, в кого превратится цветущая, длинноногая, восемнадцатилетняя красавица, когда ей стукнет тридцать семь. Тысячи членов и тысячи шприцов изуродуют Наташеньку до неузнаваемости. У меня слёзы на глаза навернулись, и я решил избавить её от ужасного будущего.

Полицейский не удержался и хмыкнул. Потом он придвинул третий листок бумаги к двум другим и взял в руки четвёртый.

— А того двадцатипятилетнего парня, вы отчего избавили?

— Прежде всего, от жизни, — усмехнулся Виталий и пожал плечами. — Ну или я избавил жизнь от него. Выбираете, что вам больше нравится.

***

Прохоров ехал на машине, когда увидел компанию подвыпивших молодых людей, распевавших что-то из творчества то ли Круга, то ли Шуфутинского, то ли какого-то другого исполнителя шансона. Взгляд наткнулся на широкоплечего парня.

Внутри головы Избавителя как будто зажёгся киноэкран.

Начался фильм, который больше походил на долгоиграющий криминально-драматический сериал. Драки, изнасилования, перестрелки, пожары, убийства, взрывы — и в центре всего: тот парень, начинающий бандит — боец Вовка-Кастет. Через каких-нибудь десять лет он превратится в жестокого лидера влиятельной криминальной группировки, станет — Вованом-Тараном; и количество людей, пострадавших от его рук возрастёт многократно.

Киноэкран погас.

Каким-то чудом всё это время Виталий продолжал вести машину и ехать за группой молодых людей. Маньяк выжидал. Вот Вовка остался один, переходит улицу.

Машина убийцы резко рванулась вперёд, сбив будущего криминального авторитета: парень взмыл в воздух, прокатился по крыше автомобиля, упал на землю. Прохоров сдал назад, услышав, как колёса с хрустом проехались по телу, ломая кости. Притормозив, Избавитель нажал на газ и вывернул руль вправо: так, чтобы наехать прямо на голову Вовки. Череп треснул, словно орех под ударом молотка.

***

— Между прочим, вы мне должны спасибо сказать за то, что я избавил мир от такой твари, — заметил Виталий Прохоров.

— Спасибо. Ну, с подростком, с девочкой, с девушкой и с парнем — всё понятно, — кивнул полицейский и поочерёдно положил руку на каждый из листов. — Они все были молодые и в будущем, следуя вашей логике, действительно могли бы свернуть не на ту дорожку. Но как быть с ней? — Полицейский достал ещё один лист из папки.

— С кем, с ней?

— С Маргаритой Геннадьевной, — прочитал страж порядка имя жертвы. — Пожилая женщина, уже хорошо за восемьдесят. За что вы проломили ей голову молотком?

— В старушке Марго ещё был огонёк, так сказать, — усмехнулся Избавитель. — Не хочу вдаваться в подробности, они есть в деле: сами прочитайте, если хотите.

— Всё ясно, — снова кивнул полицейский.

Он собрал все листы, сложил в папку и закрыл её.

— Меня сейчас уведут в камеру?

— Нет.

Полицейский встал, положил папку на стул, а на её место водрузил чемодан.

— Можете подойти.

Фигуры, стоящие в темноте, вышли на свет: около десятка мужчин и женщин самых разных возрастов и внешности.

— Они — родственники убитых вами, — представил их страж порядка маньяку.

На секунду на лице Виталия Прохорова промелькнуло удивление, но почти тут же пропало.

— То-то я смотрю, что комната не похожа на стандартную комнату для допросов, — оскалился Избавитель. — Самосуд решили устроить, ну валяйте! Плакать, кричать, молить о пощаде не буду.

Слуга закона открыл чемодан.

— Разбирайте инвентарь, — скомандовал он людям.

Из чемодана появились: молоток, нож, бита и другие, на первый взгляд обычные предметы, однако здесь и сейчас они выглядели зловеще.

— У вас полчаса. Только постарайтесь не убить ублюдка, мне нужно перекинуться с ним ещё парой словечек.

Вооружённые мужчины и женщины набросились на маньяка…

Тридцать минут пролетели, как три, и вот запыхавшиеся люди отступили от избитого и изуродованного тела. Они умудрились выполнить просьбу стража порядка — убийца остался жив.

Полицейский подошёл к Виталию Прохорову. На того было больно смотреть: роба превратилась в окровавленные лохмотья, обе ноги сломаны, с правой руки срезали все пальцы, левую отрубили по локоть, из груди торчит нож; лицо — алая маска: нос сломан, один глаз вытек, половина зубов выбита. Но, несмотря ни на что, маньяк-убийца продолжал улыбаться. Вытащив пистолет из кобуры, страж порядка снял оружие с предохранителя и направил ствол на Избавителя.

— Я — отец Игорька.

— Тоже мне новость.

— А как тебе такая новость: Маргарита Геннадьевна, которой ты проломил голову, осталась жива. Старушка пролежала в коме полгода, но неделю назад её выписали из больницы. И знаешь что? Ничего не произошло! Зато в Маргарите Геннадьевне, как ты правильно и сказал, действительно есть огонёк, помогший ей выжить.

Удивление снова появилось на изуродованном лице Виталия, но оно снова почти мгновенно пропало. Из горла донеслись булькающие звуки, Прохоров смеялся.

— Идиоты! Какие же вы всё-таки тупоголовые идиоты! — слова вместе с кровью вырвались из кривящегося в ухмылке рта маньяка-убийцы.

Раздался выстрел — смех оборвался.

Мир избавили от Избавителя.

***

Маргарита Геннадьевна поставила подогреться чайник, а сама, пока вода не закипит, пошла смотреть телевизор. Началась её любимая передача. Вода быстро закипела, но старушка, поглощённая происходящим на экране, забыла обо всём на свете. Чайник шипел, плевался, но никто не слышал его возмущения и ругательств. Наконец, особо мощная струя пара приподняла крышку, и кипящая вода, хлынув на печку, затушила огонь.

Но газ продолжал идти.

Телепередача прервалась рекламой, и только тогда Маргарита Геннадьевна вспомнила про чайник.

— Уже, наверное, весь выкипел. Вот же я старая маразматичка!

Пожилая женщина направилась на кухню. К несчастью, у старушки были проблемы не только с памятью, но и с обонянием — в помещении сильно воняло газом. Поэтому вместо того, чтобы проветрить кухню, Маргарита Геннадьевна налила в чайник новой воды, поставила на плиту и чиркнула спичкой, чтобы зажечь огонь.

Многоэтажный дом содрогнулся от страшного взрыва.