Измайловский маньяк

Она бежала по парку. Московское время — два часа ночи.

Фонари светили тускло, роняя пятна жёлтого света на асфальт. Между ними тянулись чёрные пустоты, откуда могло показаться что угодно. Влажная трава шуршала под ногами, и тишина ночи отзывалась эхом её шагов.

Она бегала быстро, не зря участвовала в спартакиадах. Спросите эту дуру, почему она вообще оказалась здесь.

Да всё просто: не успела в метро. Заработалась, как обычно. Проспала, как сурок, до шестнадцати часов.

Только звонок начальника Воробьёва выдернул её из сна. На тумбочке дрогнула её гордость — Nokia с голубоватой подсветкой экрана. Настасья относилась к телефону аккуратно: покупка серьёзная, не из дешёвых.

— Алло, Боголюбова, ты где, мать твою? Сроки горят! Забыла, что ли, какую фамилию носишь? Кто рано встаёт, тому Бог подаёт! Сидишь сегодня до поздна, чтобы завтра сдала мне статью про домашний уход. И вообще ты мне обещала всю полосу про ваши косметические штучки. Сказала же, всё испробуешь на себе!

Голос его звучал сердито, но Настасья знала — это не только злость. Когда-то он сам писал репортажи, ночевал на вокзалах, пробивался в газеты. Теперь в нём осталась лишь усталость и привычка давить на молодых, будто иначе они вообще не сдвинутся с места.

— Да-да, Артур Павлович, я уже собиралась. Бабушка приходила, вы же помните, она деменцией болеет… Еле-еле до дома отвела. Сиделка не вышла, представляете? Пока другую искала… — закусила губу обманщица.

— Ты меня за дурака держишь, Настасья? У тебя бабушка в том месяце померла. Я тебе неделю давал прийти в себя.

— Так эта… — Настасья запнулась, чувствуя, что застряла. — Ну, по отцу… другая

— Тьфу ты, — вспылил он. — Давай приходи! Фотки возьми, чтобы не забыла. Зачем я тебя держу, не пойму.

— Потому что я всё сдаю в срок. И материал — отменный.

— Ой, всё, давай бегом, — буркнул Артур.

Она положила телефон на тумбочку, в спешке натянула джинсовую юбку и майку и уже через час сидела в редакции.

Настасьина конторка находилась у станции Измайловская. Всю полосу она подготовила: написала текст, сделала фотографии прямо в офисе. Взглянула на часы: время подбиралось к двум ночи.

— Блин, блин, — тихо пробормотала она и стукнула себя по лбу.

Метро закрыто, автобусный рейс на лето отменён. Перово — тридцать три минуты пешком через Измайловский парк, холодная арифметика ночного города.

Такси? Роскошь: бомбилы ломили цены, а рядовой журналист зарабатывал слишком мало. Воробьёв обещал повышение, но начальство молчало. Государство кормило обещаниями: «Башня-2000», скорый переезд… и всё оставалось словами.

Она вздохнула. В холодильнике — пара яиц и банка дешёвого майонеза. Зарплата задерживалась. На рынке покупала одежду «с рук», лишь бы было дешевле. Такси — не каприз, а билет в минус. Она знала: ещё один такой вызов, и платить будет нечем.

Она была спортсменкой: если что — побежит. Иногда ездила на велосипеде, иногда — пешком, привычно преодолевая расстояния. Сегодня воздух стоял свежий, летний. Ночи ещё тёплые, с лёгким ароматом липы и горячего асфальта, остывающего после дня.

Она шла по главной дороге. И вдруг ей показалось: кто-то идёт сзади. Повернулась — пусто. Ускорила шаг.

И тут впереди показалась фигура — очень далеко, с оленьей головой.

Она замерла.
— Мама-а-а!.. — вырвалось у неё.

И, не раздумывая, свернула в лесополосу. Бежала так, что сердце готово было выскочить, не разбирая дороги. Тьма будто сгущалась с каждым шагом.

Странное существо — то ли человек, то ли зверь — не преследовало её. Или она просто не слышала шагов? Но всё равно оборачивалась, ожидая погони.

Не заметила, как выбежала на другую дорогу — и столкнулась с кем-то.

— Осторожно, гражданочка. От кого бежите? — резко спросил мужчина, преградив путь.

— А-а-а! — закричала она и, не раздумывая, начала бить его кулаками в грудь и плечо.

Он отшатнулся, поднял руки. Светловолосый, в рубашке, расстёгнутой на верхние пуговицы.
— Успокойтесь, — сказал он ровно, без злости. — Я не причиню вам вреда.

Он чуть кивнул в сторону.
— Вон, видите машину? Эта патрульная.

В нескольких метрах стояла тёмная «девятка» с проблесковым маяком на крыше. Фары были выключены, силуэт угадывался лишь в полутьме.

— А что вы в штатском? Как вас… — Настасья чуть успокоилась, но голос всё ещё дрожал.

— Следователь Шереметьев, — представился он, доставая из внутреннего кармана удостоверение. — Я ксиву могу показать.

Металлический отблеск корочки мелькнул в свете далёкого фонаря.

— Тут у меня работа, прикрытие. — Он смотрел прямо, спокойно, будто привык, что ему не верят. — Так что, скажите лучше: что вас так напугало?

— Вы мне не поверите, но… мне померещился человек с оленьими рогами, — выдохнула Настасья.

— Так вы выпили или что-то принимаете? — прищурился Шереметьев.

— Да правду я вам говорю! — воскликнула она.

— Может, воображение разыгралось, — ответил он ровнее.

— Да я уже сама не знаю… — Настасья закусила губу.

— Хотите, проверю? На какой дороге это было? — предложил он.

— По прямой… Подождите, товарищ следователь, пожалуйста, не оставляйте меня. Наверное, он уже ушёл, если даже был, — торопливо заговорила она.

— Поехали до участка, — сказал Шереметьев.

— Не-е-ет, я не поеду! Я трезвая, вот прям здесь давайте освидетельствуем! — замотала головой Настасья.

— Да я про камеры. Может, засняли они вашего оленя, — спокойно пояснил он.

— Он не мой! — огрызнулась она.

— Садитесь, — голос его стал твёрже. — Да и поздно одной разгуливать. Я вас не отпущу.

Настасья села в машину. Следователь показался ей красивым — даже очень. Но страх всё равно не отпускал.

Она вжималась в сиденье, ощущая, как сердце всё ещё колотится. «Надо бы просто доехать домой, забыть, закрыться изнутри…» — убеждала она себя. Но в голове тут же всплывало другое: «А вдруг это шанс? Если я расскажу — редакция впервые будет слушать меня, а не смеяться».

Страх сковывал тело, но внутри уже шевелился упрямый азарт — Настя знала, что не отпустит эту историю так просто.

Но всё же она начинала сомневаться: действительно ли что-то видела? Или это был лишь обман ночи, игра теней при тусклом свете фонаря? И всё же проверить можно было.

— Пристегнитесь, — сказал Шереметьев неожиданно заботливым тоном.

Она послушалась, скрип пряжки прозвучал слишком громко в тишине салона.