Извилины

- Ты прочел «Повести Белкина»? – строго спросил Лев Николаевич.

- Я прочел их уже трижды, – отвечал Фома, без дерзости.

- Прочти еще раз! – прогудел косматый гений, и, стуча посохом в твердь отечества, исчез в лесу, следуя на звук товарного поезда.

Проснувшись, Фома задумался о местах, где их дорожки могли, незримо, пересечься. «Севастополь», – подумал Фома, – «Ну и Москва, разумеется, он в своем 19-м, а я в 21-ом».

У лукоморья дуб зеленый…

Фома уже подходил к мастерской Маэстро, когда, обогнав его, блестящий микроавтобус остановился у дверей студии. Возле высокой витрины ателье столпились журналисты, краеведы и зеваки. Сам Маэстро, то и дело, поглядывал на наручный хронометр – знаменитый гость опаздывал.

Половина борта автобуса отъехала в сторону, и, из салона, в окружении охраны, появился «Захар» Николаевич.

Писатель обнял Маэстро и нырнул в святилище, за ним втиснулась толпа.

Фома сбавил свой ход до полной остановки и, в нерешительности, сделал вид, что изучает прейскурант услуг парикмахерской на углу. Ему было стыдно, что он прочитал лишь ту часть «Обители», которая, в интернете, была бесплатной, а книга «Семь жизней», которую он нес для автографа, была дешевого издания.

Успокоившись, Фома подивился дороговизне мелирования и продолжил путь.

«Захар» Николаевич великодушно не обратил внимания на мягкую обложку «Жизней» и черкнул: «Фоме, за веру!».

У лукоморья кот зеленый…

- Вы бывали в Ялте? – спросил Антон Павлович, припоминая лицо Фомы.

- Да, однажды, летом я приехал туда с одной очаровательной дамой, в ее быстром автомобиле.

- Расскажите.

- Мы выехали из Севастополя ранним утром,в багажнике нашего «Фольксвагена» лежал мех с десятью литрами охлажденного десертного вина. По пути, мы сворачивали в укромные места, глушили мотор и любовались друг другом. Утомленные, мы прибыли в Ялту уже вечером, с опустевшим багажником. Мне запомнились: фуникулер с кабинками на двоих, из фильма «АССА», крокодиловая ферма, окрошка на минеральной воде и ласки милой у лукоморья.

Как-то раз, Фому угостили в одном томском ресторане, где однажды обедал Антон Павлович, а век спустя, забронзовел у крыльца этой харчевни. А еще Ялта, и Москва, разумеется.

У лукоморья дуб зеленый…

Возмутительный недостаток общественных уборных в Томске, при наличии пивоваренного завода, вынудил Фому составить атлас мест в центре города, где переполненный томич или гость столицы области мог бы, с относительным комфортом, справить естественную нужду. Тестируя очередную подворотню на соответствие статусу заявленной среды, Фома стал свидетелем того, как, не касаясь томской земли, милые ангелы проволокли по небу зачарованного Бахусом Венедикта Васильевича.

В очередной раз, стремясь покорить Москву, Фома остановился у друзей, в Орехово-Зуево. К своему стыду, тогда он еще не знал, что в местном педагогическом институте учился легендарный автор «Москвы-Петушков», и не поклонился святому месту.

У лукоморья кот зеленый…

В подворотне Хошимина, высоко и молодо ведя струей по стене, Фома наткнулся на поблекшую надпись: «HunterS. Thompson1975». Он аккуратно обвел струей древнее граффити, не уронив ни капли на уважаемое имя.

Фома досадовал, что мастер, написавший «Поколение свиней», никогда не ходил по Москве, он наверняка оценил бы безупречный овал кремля.

У лукоморья дуб зеленый.

Обложка К. Фомин