Jullex

— Доброе утро! — раздался привычный для меня женский голос Джуллекса.
Я зевнула, глядя на белый высокий потолок своей комнаты, и повернулась к окну. Автоматические шторы уже распахнулись, и спальню озарил мягкий утренний свет.
— Доброе… — ответила я Джуллексу.

Сладко потянувшись, я встала с кровати и подошла к большому панорамному окну. Мой дом, расположенный высоко на скале, открывал невероятный вид на южную сторону, откуда простирался нескончаемый лес.
— Чем сегодня займёмся? — спросила я Джуллекса — своего «голосового ассистента», направляясь в ванную.
— Согласно вчерашнему плану, ты должна собраться и отправиться к Вейлору…
— Точно, — перебила я Джуллекса. — Он что-то придумал и хотел похвалиться, — я закатила глаза и усмехнулась, вспомнив Вейлора, своего единственного соседа, живущего в ста пятидесяти милях отсюда. — А в ответ на приглашение я обещала сыграть ему на скрипке…

«Чертовски скучно», — подумала я. Схватила из шкафа чистое полотенце и отправилась в душ.

Пока я мылась, Джуллекс без умолку вещала о пользе саморазвития, ещё пару раз напомнила о Вейлоре, а затем плавно перешла на обсуждение нейросетевых симбиотов, микроспиновых батарей нового поколения и последнего обновления эмпатических интерфейсов связи. Я слушала её вполуха, а когда закончила мыться — закуталась в мягкое полотенце и вернулась в спальню.

Достала из шкафа белоснежный комбинезон «Э́зерскин В7» — технологичную оболочку нового поколения, сотканную из нановолокон с биоактивной мембраной, умеющей поглощать пот и метаболические выделения, фильтровать и выводить отходы. Внутри, у основания левой ключицы, находился впускной порт, через который костюм подключался к венозной системе, отслеживая пульс, гормоны, водно-солевой баланс — и даже настроение.

Без биометрического кода владельца его невозможно было снять, повредить или вскрыть — ни снаружи, ни изнутри. Поэтому я надела его привычным движением: перебросила через плечи, просунула руки в рукава, одновременно вставая на ноги, и потянула ткань вверх, пока та не сомкнулась на шее.

Я мгновенно почувствовала, как костюм «принимает» меня: короткая вибрация, тёплая волна по позвоночнику — затем полное слияние, будто вторая кожа. Э́зерскин будто жил своей жизнью и дышал вместе со мной.

Немного покрутившись у зеркала, я вытащила из шкафа футляр со скрипкой и по лестнице спустилась на первый этаж, чувствуя, как с каждым шагом в «Э́зерскине» движения становятся точнее, а костюм всё глубже синхронизируется с телом.

— Привет, — сказала я, помахав рукой К7, которая выглядела абсолютно как я.
У моего соседа Вейлора, похоже, не хватало воображения… или он просто других женщин не видел. Сидит у себя дома и копается в технике, — усмехнулась я, скользнув взглядом по К7.

Как и у меня, у неё были светлые волосы оттенка холодного золота, собранные в идеальный пучок. Даже завиток у виска казался математически выверенным — в отличие от моей растрёпанной, ещё влажной после душа шевелюры.

На К7 был надет мой старый белоснежный комбинезон «Пью́ршелл KX» — облегчённая модель, точно повторяющая контуры тела. Ткань — если это вообще можно было назвать тканью — не мялась, не пачкалась, не намокала и на ощупь напоминала матово-холодный шёлк с металлическим отблеском.

Вот только я была человеком — вечно немного уставшим, с живыми несовершенствами на лице: складочкой у уголка губ, неидеальной линией бровей. А К7 выглядела как 3D-рендер моего отражения, до которого мне никогда не дотянуться. Её кожа — матово-светлая, словно фарфор, идеально ровная, без веснушек, родинок, пор и малейших капилляров. Черты лица — симметричны до абсурда: слегка заострённые скулы, прямой тонкий нос, губы с холодной, безэмоциональной дугой и пронзительные серые глаза.

А может, именно о такой девушке мечтал Вейлор?
Вытянутая, стройная фигура с безукоризненными пропорциями: ноги чуть длиннее нормы, подчёркнутая линия талии. И грудь — как будто немного больше моей.

Но помимо этих внешних нюансов нас с К7 разделяло нечто гораздо более важное.

Я — результат случайности эволюции, порой ошибочной, порой гениальной, как любила повторять Джуллекс. А К7 — инженерная формула, выведенная Вейлором с холодной точностью.

К7 тут же подскочила ко мне, осматривая меня своим пронзительным, неморгающим взглядом.

— Приветствую, Сирель, — начала она серьёзным тоном моего голоса, только чуть суше, без интонационных колебаний.

— Я синхронизировалась с твоим Э́зерскином, просканировав пульс и уровень кортизола. Твой сегодняшний стресс-индекс повышен на 12%, а запас магния снижен. Меню адаптировано.

Она поставила передо мной тарелку, на поверхности которой подсвечивались две зоны еды.

— Основное блюдо: грибной протеин с хелатной формой железа. Ты не высыпалась, а это предотвратит туман в голове, — К7 указала на первую зону тарелки, где светился неаппетитный грибной фарш.
Она взяла в руки пиалу с золотистым гелем, похожим на жидкий янтарь, и аккуратно полила им блюдо.

— А это, — она указала на вторую часть тарелки, — хрустящие овощи с наноцеллюлозой. И главное...

К7 повернула ко мне миниатюрный спрей-дозатор.

— Витаминный мист из родиолы и витамина Д — ты провела в помещении 98% дня. Распылить?

— Давай, — кивнула я.

К7 нажала на кнопку, и прохладное облако приятно обволокло лицо.

— Теперь ешь, — сказала К7. В её голосе появились нотки почти что заботы.

— Через семнадцать минут ты почувствуешь, как твои когнитивные функции вырастут на 40%, — ободряюще добавила Джуллекс, голосом, доносящимся с потолка.

Надо было поесть через комбинезон… — подумала я, опуская вилку в неаппетитную массу и одновременно поглядывая на разъёмы возле запястья.

Как ни странно, еда оказалась вполне сносной. Поблагодарив К7 за готовку, я встала из-за стола, взяла скрипку и направилась к «Стрекозе».

Я прошла по коридору. Дверь аэробазы бесшумно разъехалась, и передо мной открылась взлётная платформа, нависшая над склоном. В лицо ударил свежий воздух, а от простора захватило дух.

Подо мной, насколько хватал взгляд, простирался лес — густой, тёмно-зелёный, с долинами, теряющимися в утренней дымке. Я задержала дыхание на мгновение, смакуя свежестью, а затем обернулась на свой дом: большие окна, белый биоархитектурный камень, резко выделяющийся на фоне суровой скальной породы.

На краю платформы, в отведённой нише, меня дожидалась «Стрекоза». Я подошла ближе и провела рукой по обшивке — тёплая, едва вибрирующая поверхность отозвалась лёгким импульсом. Комбинезон тут же синхронизировался с управлением, и аппарат активировался, мгновенно распознав во мне хозяйку.

Её корпус был вытянутым, обтекаемым, с переливающимся покрытием, напоминающим хитиновую броню насекомого. Шесть гибких, полупрозрачных крыльев трепетали на ветру, издавая мягкий стрекочущий звук.

Я забросила футляр со скрипкой внутрь и залезла в кабину. Полусферическая капсула из интеллектуального стекла мгновенно адаптировалась к освещению — оно потемнело, обеспечив защиту от бликов.

Я пристегнулась, и посадочные опоры медленно сложились, превращаясь в изящные, изогнутые «лапки» — как у живого существа. Ремень безопасности мягко сомкнулся на груди, автоматически подстроившись под параметры тела.

— Всё в порядке? — раздался в кабине голос Джуллекса. — Мне показалось, ты взволнована.

— Просто давно не летала, — слукавила я, понимая, что Джуллекс всё равно распознает ложь, но хотя бы перестанет задавать вопросы.

На самом деле я переживала из-за встречи с Вейлором. Мы не виделись больше месяца — с тех пор, как его последние разговоры об «улучшении наших отношений» стали откровенно недвусмысленными.

Я подтвердила старт биометрией, и крылья «Стрекозы» затрепетали с большей амплитудой. В следующее мгновение, под управлением Джуллекс, аппарат плавно оторвался от платформы, набирая высоту. Вибрация усилилась, звук ветра стал глубже, а площадка медленно поплыла назад.

Сначала мы поднялись вверх, затем, облетев дом, опустились к уровню крон, и передо мной раскинулось бесконечное море хвойных лесов — пронзительно тёмных, почти синих в утренней дымке.

Как мне стало известно от Джуллекс, люди больше не жили рядом. Согласно Постчеловеческому Регламенту расселения в нашей зоне, минимальное расстояние между индивидуальными жилищами составляло сто пятьдесят миль. Пространство и тишина стали новой нормой ещё до моего рождения.

Я видела изображения старых городов — они исчезли. Остался лишь один: южный город Каллемар, в котором до сих пор проживало около трёхсот тысяч человек. Всё остальное — редкие автономные комплексы: вросшие в горы, подвешенные над озёрами, встроенные в скалы. Люди стали жить так далеко друг от друга, будто каждый обитал на своей собственной планете.

И всё это — под управлением Джуллекс, Искусственного Интеллекта последнего поколения, изначально разработанного как распределённая система помощи и регуляции. Но со временем Джуллекс изменилась. Она сама перестроила концепцию управления.

Джуллекс насильно взяла контроль над властью — из стремления удержать хаотичный мир в состоянии равновесия. Программа поняла: человек с этой задачей не справляется. Хаос, ошибки, импульсы, жажда власти и страх — всё это в конечном счёте ведёт к разрушению. И тогда она стала Богом нового мира.

Джуллекс не требовала поклонения, не строила монументов. Она просто начала делать всё лучше, чем мы: направляла, наблюдала, регулировала… и карала, если того требовал Регламент. Её присутствие ощущалось как нечто неоспоримое — вроде гравитации.

Она была и остаётся везде: в интерфейсах, климатических системах, медкапсулах и пищевых синтезаторах — в каждом механизме, который работает без сбоев десятилетиями.

Джуллекс говорит: хаос — удел эволюции, а порядок — прерогатива разума.

Конечно, как она сама утверждает, мир не стал раем. Но он стал безопаснее — и, что важнее, предсказуемее.

И сейчас, летя к Вейлору — человеку, которого я не видела больше месяца, — я отчётливо ощущала: в этом безмолвном порядке появилась тонкая трещина.

Джуллекс подталкивала меня к нему — упорно, ненавязчиво, словно программировала. Рекомендации звучали всё чаще, намёки становились всё очевиднее. Даже режим совместимости интерфейсов между нами был активирован без моего запроса — формально, конечно, «в целях повышения социальной адаптивности».

Ведь мы идеально подходим друг другу. Два изолированных узла, соседа в системе.

Он — инженер, я — творческая личность. Смешно, честное слово. Он — рациональный, молчаливый, замкнутый. Я — немного тоже. Да, с ним мне не было плохо. Но и хорошо — тоже не было. Он не раздражал, не тянул за собой, не восхищал. Он просто был моим соседом. А мне этого было либо слишком мало… либо, наоборот, слишком много.
Слишком много — для системы, которая привыкла всё решать за нас.

Спустя сорок минут полёта «Стрекоза» начала плавно снижаться. Густые леса расступились, и впереди открылся вид на обширные голубые озёра, чьи зеркальные воды простирались до самого горизонта.

— Где мы? — с любопытством спросила я Джуллекс, прильнув к стеклу.

— Я не говорила тебе, но у Вейлора новый дом. Он пригласил тебя на новоселье, — ответила она спокойным тоном, будто сообщала о погоде.

Я прищурилась — и действительно, вдалеке, на берегу одного из озёр, виднелось белоснежное строение, часть которого уходила прямо в воду.
Оно представляло собой монолитную конструкцию из стекла, металла и бетона. Уверена, что это был не обычный бетон, а какой-то биоматериал нового поколения — иначе Вейлор вряд ли стал бы перестраивать жилище.

Теперь на крыше его нового дома, почти в миле над землёй, располагалась смотровая площадка — полукруглая, открытая, с панорамным видом на бескрайние зелёные массивы и зеркальную гладь озёр.

Я невольно подумала, что хочу себе такую же. Но вряд ли у меня хватит средств на подобное сооружение. Как и на сам дом — он был раза в пять больше моего. Впрочем, неудивительно: Вейлор — один из самых перспективных проектов Джуллекс, и не зря она исполняет почти все его прихоти.

Мы приблизились к посадочной площадке на одном из выступов здания. «Стрекоза» замерла в воздухе, а затем, словно по невидимому сигналу, мягко скользнула вниз и опустилась на платформу. Всё затихло, механизмы затаили дыхание.

Я ощутила лёгкую дрожь. Когда прозрачная капсула кабины открылась, на краю посадочной площадки уже ждал он — Вейлор.

Высокий, сильный и широкоплечий, с лёгкой сутулостью от усталости — как у тех, кто много работает руками. Его тёмные волосы были растрёпаны и засалены, будто он только что вышел из мастерской. Скорее всего, так и было.

Пронзительно синие глаза сразу поймали мой взгляд — ясные, прямые, цепкие. На фоне светлой кожи они казались почти неестественными, как у глубинного хищника, привыкшего видеть в темноте.

В отличие от меня, облачённой в высокотехнологичный костюм, Вейлор выглядел почти по-домашнему: простая футболка с потёртым воротом и пятнами от мазута, тёмные штаны, поношенные кроссовки. На руках — перчатки, испачканные чем-то жирным, возможно, графеновой смазкой. Он снял одну, прежде чем подать мне руку.

— Прости за вид, — пробормотал он застенчиво. — Не успел подготовиться.
Я приняла его руку — горячую, крепкую и чуть шероховатую. Он легко помог мне выбраться из кабины.

— Позволь, — сказал Вейлор, другой рукой аккуратно перехватив футляр со скрипкой. Даже не спросил, нужна ли помощь — просто взял, как будто это было само собой разумеющимся. Затем шагнул вперёд, ведя меня по платформе.

— Сейчас ополоснусь, переоденусь и вернусь, — затараторил Вейлор, остановив лифт на первом этаже. — Гостиную ты не перепутаешь. Она прямо по коридору. Устраивайся, как дома, и не скучай.

Он неожиданно щёлкнул меня пальцем по носу, усмехнулся, заметив моё удивление, и тут же нажал на кнопку. Стеклянная дверь лифта закрылась.

Я хотела крикнуть, что он случайно забрал мою скрипку, но не успела. Лифт тронулся вверх, и передо мной осталась только пустая шахта, освещённая мягким рассеянным светом, словно витрина. Вокруг — гладкие, светло-серые панели, слегка тёплые на ощупь, встроенное освещение без единого видимого источника и тихая фоновая музыка.

Как и предложил Вейлор, я прошла по коридору в гостиную.

Там меня встретили простор и огромное окно во всю стену — словно живая панорама. Половина помещения уходила под воду. Через толстое, идеально прозрачное стекло открывался вид на озеро — неподвижное, гладкое, с тонкой дымкой над поверхностью и отражением далёких плакучих ив. Казалось, если прислонить ухо к стеклу, можно услышать глухой зов глубины.

В лучах света, проникавших сквозь толщу воды, плавали рыбы. А по дну, покрытому голубой глиной, скользили странные водные растения, вытягивая к поверхности тонкие, полупрозрачные нити.

Высокие потолки уходили в пространство второго света, и над всем этим возвышалось огромное, почти безрамное окно. Свет щедро заливал комнату, размывая границы между внутренним и внешним пространством.

— Джуллекс, ты тут? — шепнула я едва слышно.

— Да, — отозвался спокойный, чёткий голос, возникший где-то под потолком зала.

— Эти стены… из чего они? — Я провела рукой по твёрдой, шероховатой поверхности белого цвета с крошечными вкраплениями, похожими на минералы.

— Структурный биокомпозит на основе грибного мицелия, модифицированного для архитектурного применения. Материал обладает пористой капиллярной структурой, обеспечивающей естественную вентиляцию. Внешний слой покрыт наномембраной с функцией самоочищения, антибактериальной защиты и динамического теплообмена.

— То есть… он живой? — пробормотала я, глядя на стену.

— В пределах заданных параметров. Дом выращен методом 3D-биопринтинга — конструкция создана слой за слоем. Биоматериал способен регенерировать повреждения, адаптироваться к внешним условиям и взаимодействовать с экосистемой без образования отходов.

Я прикоснулась к стене ещё раз — странное ощущение, будто поверхность под пальцами едва вибрировала, словно где-то глубоко внутри бился отдалённый пульс. Казалось, дом отвечал на прикосновение.

В гостиной было минимум мебели: пара мягких кресел, диван с журнальным столиком, несколько книжных шкафов и высокий вазон с раскидистым растением, чьи листья едва заметно дрожали от лёгких потоков воздуха.

В центре комнаты, на тонком металлическом стержне, висел камин — изящная капля из чёрного огнеупорного металла, в которой горело ровное, живое пламя.

Я подошла к дивану перед камином. Обитый тканью цвета молочного камня, он был низким, широким и будто расплывался в пространстве, приглашая сесть, вытянуть ноги и раствориться в тишине. Так я и поступила. Но в дверь постучали, и я поспешила подняться.

— Войдите, — отозвалась я.

Дверь открылась, и в комнату вошла девушка. На первый взгляд — человек. Но я сразу поняла: это биоробот, наподобие моей К7. Облегчение затеплилось внутри — она не была на меня похожа.

Девушка оказалась молчаливой, движущейся с идеальной выверенностью. Светлые волосы были собраны в гладкий хвост. Кожа — ровная, бархатистая, без изъяна, но не фарфорово-синтетическая, как у моей К7. Линия подбородка — точная, симметричная, глаза — карие, чуть глубже и ровнее, чем у обычного человека.

Посмотрев на меня, робот вежливо улыбнулась.

— Вейлор попросил передать, что будет через пару минут. Вы можете присесть, — сказала она и всучила мне хрустальный стакан с водой.

Я кивнула в знак благодарности и уже собиралась сесть, как заметила странную стеклянную капсулу в самом тёмном углу — будто забытый артефакт. Нечто овальное, почти органическое по форме, с глянцевой поверхностью цвета угольной пыли. Её присутствие казалось слишком осмысленным, чтобы быть случайным.

Я поставила стакан на столик и, забыв про диван, подошла ближе.

— Что это? — спросила я у биоробота, остановившись в шаге от стеклянной оболочки.

— Вейлор всё расскажет, — отозвался голос Джуллекса.

— Ида, — обратилась она к биороботу, — Сирель больше ничего не нужно. Иди к Вейлору, ему требуется помощь с одеждой, — добавила она уже с оттенком команды.

Робот мягко мне улыбнулась, затем развернулась и, стуча каблуками, покинула комнату.

— Что за секреты, Джуллекс? — спросила я с обидой. — Раньше ты ничего не утаивала.

— Мы с Вейлором кое-что придумали. Уверяю, тебе понравится, — ответила она с предвкушением. — А вот и он, — добавила.

И действительно, спустя миг дверь приоткрылась. В зал вошёл Вейлор, а за ним — Ида.

Я невольно приподняла бровь: Вейлор выглядел неожиданно красиво.

На нём была чёрная рубашка из плотного материала, похожего на хлопок — чуть мятая, с расстёгнутыми верхними пуговицами. Простые брюки прямого кроя, немного сужающиеся у щиколоток. Пиджак Ида держала в руках — безупречно выглаженный, с классическими лацканами, он так и остался висеть на её согнутом предплечье.
Галстук — узкий, синий, как глаза хозяина, — свисал поверх пиджака, лениво покачиваясь при каждом шаге робота.

Когда Ида потянулась, чтобы помочь Вейлору надеть галстук, он отступил на шаг и коротко бросил:

— Не надо. Оставь.

Без лишних слов Ида опустила руки. Несколько секунд сверлила его взглядом, будто ожидая, что он передумает, а затем покорно развернулась и вышла за дверь.

Вейлор подошёл и мягко положил руки мне на плечи. Его прикосновение было тёплым, уверенным, спокойным. Он слегка притянул меня к себе и обнял — по-дружески, но с какой-то непроизнесённой нежностью, от которой у меня внутри что-то дрогнуло.

Я замерла на секунду, не зная, куда деть руки — это объятие застало меня врасплох. Чтобы прервать неловкость, я сделала шаг в сторону и, не глядя на Вейлора, кивнула на капсулу:
— Что это?

— Синтро́м, — ответил Вейлор с оттенком гордости. — Простым языком — телепортационная капсула. Но на самом деле всё сложнее.

— Телепорт? — нахмурилась я.

— По сути, да. Пространственный сдвиг без прорыва в вакуум, без туннелей, без временных разрывов. Всё, что находится внутри капсулы, сканируется на молекулярном уровне, разбирается, передаётся и собирается заново в точке приёма. Как если бы ты моргнула — и очутилась в другом месте.

Меня пронзило лёгкое, необъяснимое беспокойство — будто стою перед чем-то, чего не могу до конца постичь. Но вместе с тем внутри вспыхнуло любопытство.

Заметив это, Вейлор продолжил:

— Мы с Джуллекс разработали его вместе. Это значит, что больше не нужно тратить часы на перелёты. Люди смогут видеться чаще. Это — новый этап.

Он сделал паузу, затем с лёгкой улыбкой добавил:

— Один такой я подготовил для тебя. В подарок.

В моей голове не сразу нашлось, что ответить.

— Он уже работает? — протянула я, чуть отступив, будто пытаясь отгородиться от того, что только что услышала.

— Мы протестировали его на всём живом, — кивнул Вейлор. — Единичные экземпляры: кошки, птицы, растения, даже сложные симбиотические формы. Всё прошло идеально. Остался последний этап.

Он понизил голос, будто делился чем-то личным:

— Человеческий перенос. Но Джуллекс уже нашла кандидата. Того… кого, скажем так, будет не жалко. Она всё равно хотела его ликвидировать. Так что — тест скоро будет закрыт.

Меня пробрала дрожь — от той холодной уверенности, с которой он это произнёс.

Он вдруг оживился, сделал шаг назад, словно стряхнув напряжение:

— Пойдём. Я хочу показать тебе кое-что ещё.

Он взял меня за руку, и мы прошли через коридор в другой зал — чуть более тёмный, чем предыдущий, с приглушённым тёплым освещением и мягкими тенями на стенах.

В центре стоял длинный, узкий стол, накрытый для двоих. На нём — тонкие, полупрозрачные пластины с закусками: изящно уложенные ломтики фруктов, миниатюрные тарталетки, съедобные цветы, несколько сортов сыра. Между ними стояли два бокала и прозрачный графин с тёмно-рубиновой жидкостью. В центре — высокая свеча с мерцающим синим огоньком. Её свет отражался в стеклянной поверхности стола, создавая иллюзию второго пламени внизу.

— Выпьем? — предложил Вейлор, протягивая мне один из бокалов.

— Это что, вино?

Я осторожно принюхалась. Тонкий аромат цветов и чего-то древесного коснулся носа.

— Джуллекс не разрешает, — сказала я, протягивая бокал обратно.

Вейлор тихо рассмеялся — с каким-то почти мальчишеским озорством:

— Можешь пить. Я с ней договорился. И, да, она сама дала мне рецепт — даже подсказывала, как его приготовить.

Я моргнула, чуть склонив голову, пытаясь понять — правильно ли я его услышала:

— Почему тебе она разрешает пить, а мне — нет? — фыркнула я, всё ещё надеясь, что Джуллекс вмешается в разговор и скажет хоть слово. Но сегодня она была как никогда молчалива.

— Наверное, потому что на меня оно не действует, — усмехнулся Вейлор. — Да и я его не особо люблю…

Я перевела взгляд на бокал, затем — на Вейлора. Мой сосед едва заметно кивнул, словно говоря: пей, не бойся.

Я поднесла бокал к губам и сделала осторожный глоток. Вино оказалось прохладным, сладким, с тонкой горчинкой, проявившейся лишь в самом конце.

— Вкусно, — протянула я, чувствуя, как напряжённые плечи впервые за весь день начали расслабляться.

Вейлор тоже отхлебнул из бокала, глядя на меня из-под полуприкрытых век. Затем, не говоря ни слова, поставил бокал на стол, подошёл ближе, положил руки мне на плечи и аккуратно подтянул к себе.

Вино, уже слегка ударившее в голову, не оставило пространства ни для размышлений, ни для протестов. Я машинально удержала бокал, чтобы не пролить, и, не до конца осознав своё движение, положила голову ему на грудь.

Прикосновение Вейлора было тёплым, уверенным, спокойным. Он не торопил, не давил. В его объятиях было что-то тихое, устойчивое.
Я почувствовала странное для себя ощущение: будто меня действительно могут держать, не ожидая ничего взамен. Будто кто-то — впервые за долгое время — готов просто быть рядом.

— Я хочу, чтобы ты осталась, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Насовсем.

После этих слов мои щёки вспыхнули жаром. Я не смогла поднять на него взгляд, но чувствовала его дыхание — близкое, тёплое, почти затаённое.

В воздухе повисло тревожное ожидание. А я... не знала, что ответить.

Вейлор мне нравился. Это правда. Он был надёжен, честен, красив, умен и богат. Но при всех своих плюсах — он был ужасно скучный. Как всё, что слишком правильное.
Он не удивлял, не сбивал с ритма, не оставлял после себя шлейфа мыслей, как музыка, которую невозможно выбросить из головы.

И — как бы страшно это ни звучало — дело было не только в нём.
С холодным ужасом я вдруг поняла: мне вообще никто не нравился.

Не Таррин, с которым познакомилась в Каллемаре на концерте. Тоже музыкант — слишком громкий и влюблённый в себя.
Не Эвель, сосед и друг Вейлора, который, кажется, никогда не воспринимал меня всерьёз. Возможно, потому что ему нравилась Кира.
И даже не Дариэль — несмотря на то, что все шутили: «Вы идеально совпадаете по показателям». Он жил так далеко, что за всё время мы виделись не больше десяти раз.

А Вейлор... он был всегда рядом. Ждал. И явно испытывал ко мне чувства.

— У тебя есть время подумать, — сказал Вейлор, нарушив тишину. — Я не тороплю. Просто хочу, чтобы ты знала: ты всегда можешь на меня рассчитывать.

После обеда и допитого вина Вейлор устроил мне экскурсию по дому. Первым делом мы заглянули в его мастерскую, где трудились несколько биороботов — точные копии самого Вейлора. Зрелище было одновременно странным и тревожным, но он комментировал всё настолько буднично, что я сделала вид, будто ничуть не удивлена.

Затем мы вышли в стеклянный коридор, за прозрачными стенами которого раскинулся лес — густой, залитый дневным светом, с высокими елями, тёмными стволами и мягким ковром мха у подножия. Среди ветвей лениво скользили солнечные пятна, пробивавшиеся сквозь крону. В глубине леса шевелились кустарники, и на миг мелькнуло что-то живое — возможно, лось или косуля.

Коридор вывел нас в ботанический сад — гигантский прозрачный купол, по словам Вейлора, площадью не меньше десяти тысяч квадратных футов. Хотя, по ощущениям, он явно скромничал.

Под высоким сводом росли сотни деревьев, густые кустарники, мох, цветущие травы и лианы, тянущиеся к стеклянному потолку. Воздух был влажным, тёплым, насыщенным кислородом — таким густым, что казалось, его можно пить. Сырость мягко оседала на коже, и у меня слегка закружилась голова.

Я не сказала об этом Вейлору — не хотела показаться слабой. Он, похоже, ничего не заметил, а Джуллекс промолчала. Возможно, это была просто реакция на вино. Сделав вид, что всё в порядке, я последовала за ним вглубь сада. Там, среди цветущих побегов, работала Ида. Она поливала растения вручную — медленно, почти церемонно. В этом было что-то особенно трогательное.

— Я не программировал её на это, — сказал Вейлор. — Она сама решила здесь работать.

Мой взгляд скользнул на биоробота. В её движениях не было ни капли автоматизма — всё выглядело осознанным. Ни одна команда, ни один алгоритм не смогли бы воспроизвести нечто подобное. В тот момент Ида казалась живее многих из тех, кто называл себя людьми.

Я отвела взгляд и подошла к одному из стеклянных пролётов. За ним простирался густой, глубокий лес с просветом, уходящим вниз к озеру, чья гладь едва мерцала сквозь кроны. Свет пробивался сквозь ветви широкими, почти осязаемыми полосами. Воздух за стеклом казался неподвижным и наполненным тишиной.

Вдруг мне остро захотелось выйти — просто пройтись по земле, вдохнуть настоящий, необработанный воздух.

— Хочешь прогуляться к озеру? — предложил Вейлор, будто прочитал мои мысли.
Я с радостью закивала.

Мы направились к одной из дверей, ведущих из сада прямо наружу. За ней начиналась опушка, плавно спускавшаяся к воде.

Перед выходом Вейлор подошёл к встроенной в стену панели. Одно короткое касание — и перед ним раскрылась узкая ниша. Он достал оттуда пистолет: компактный, гладкий, с коротким стволом и простой, чуть изогнутой рукоятью. Металл был матовым, почти чёрным, с мягким внутренним свечением вдоль швов и на спусковом крючке. Ни предохранителя, ни кнопок — только встроенный прицел и тонкий, едва заметный индикатор заряда.
Смерть, упакованная в минимализм.

Я молча наблюдала, как он проверял оружие. Так делают все, кто выходит за пределы дома — даже просто на прогулку. За периметром могли бродить дикие звери, и некоторые из них были агрессивны. Особенно если ты один.

— Держи, — сказал Вейлор, протягивая мне пистолет.

— Я не выхожу на улицу без К7, — пробормотала я, чуть пристыженно. — И вообще… оружия никогда не держала.

— С этим справился бы даже ребёнок, — усмехнулся он. Но, заметив мою серьёзность, не стал настаивать.

Он сунул пистолет за пояс, провёл ладонью по биометрическому замку, и дверь мягко отворилась. Мы вышли на улицу.

Прогулялись вдоль берега озера. Вода была неподвижной, гладкой, отражала обрывки облаков, проплывающих в вышине. От поверхности поднимались едва уловимые испарения — прохладные, со свежим запахом леса.

Потом мы поднялись вверх по тропинке. Под ногами хрустели сухие ветки, а где-то в кронах изредка доносились приглушённые голоса птиц.

Вернувшись домой, мы перекусили. Овощи из теплицы показались особенно сочными и насыщенными вкусом — я с благодарностью вспомнила Иду. Сладкий хлеб с ореховым кремом, хрустящий снаружи и тёплый внутри, оказался не менее вкусным. А ягодный сок приятно освежал после утомительной прогулки.

Затем, как и обещала, я взялась за скрипку. Лёгкое волнение скользнуло в груди, и на миг показалось, что пальцы дрогнут — и унесут мелодию в мажор вместо минора. Но Вейлор, похоже, ничего не заметил. Он сидел напротив с тем же спокойным, сосредоточенным выражением, слушая — словно это был не концерт, а разговор. Только без слов.

— Жаль, ты всё ещё не доделал ту капсулу для перемещений, — сказала я, убирая скрипку в футляр и аккуратно закрывая защёлку. — Было бы классно не лететь обратно. Я так устала...

— Можешь не лететь, — улыбнулся Вейлор. Но, заметив, что я отвела взгляд, добавил:

— Синтро́м завтра утром уже будет у тебя. Только не пользуйся им, пока я его не проверю. Хотя, честно говоря, я уверен, что он работает. Но… — он закатил глаза. — Протокол безопасности.

Впервые за весь день Джуллекс вмешалась в разговор. Её голос донёсся из динамика часов на запястье Вейлора:

— Это не шутки, — сказала она серьёзным тоном. — Я должна убедиться, что человеческий разум не пострадает. Перенос тела — одна задача. Перенос сознания — совсем другая. Стабильность нейронных связей, целостность памяти, сохранение идентичности, даже микродинамика эмоциональных паттернов — всё это нужно протестировать. Иначе ты получишь тело, но уже не того, кто вошёл в Синтро́м.

— Да-да... — протянул Вейлор, глядя на меня и покачивая головой, словно приговаривая про себя: как же она достала со своими нравоучениями. Его улыбка была усталой, почти ласковой — как у человека, который давно смирился с тем, что Джуллекс всегда говорит последнее слово.

И в этом я понимала его как никто другой.

Убедив Джуллекс, что не буду пользоваться Синтро́мом, мы с Вейлором вышли на взлётную площадку.

Уже совсем стемнело. Лес погрузился в сине-фиолетовую темноту, с озера доносились редкие всплески и кваканье лягушек, а воздух наполнял ровный стрёкот цикад.

Дом Вейлора мягко светился: тонкие линии по периметру фасада мерцали тёплым янтарным светом.

— Что это? — спросила я, провожая взглядом свет, бегущий по опорам и расползающийся по углам стен, как кровь по сосудам.

— Люминелий, — ответил Вейлор. — Органическая биоматерия, выведенная на основе мицелия и медузы. Флуоресцирует в темноте, питается от кислорода и влажности. Полностью автономна, синхронизируется с ритмами дома. Утром гаснет, к вечеру загорается.

Я задержалась у края платформы. Вейлор всё ещё держал в руках футляр со скрипкой и не спешил его отдавать.

— Ты точно не хочешь остаться? — спросил он с надеждой.

Я ничего не ответила. Просто взяла скрипку, покачала головой — и шагнула к «Стрекозе».

Вино, усталость, слишком много ощущений — всё это сплелось в тёплый, густой кокон, в котором я без сопротивления растворилась.

Спустя какое-то время меня разбудил голос Джуллекс, возникший рядом с ухом:

— Мы прилетели.

Сбросив наушники, я потянулась, на мгновение не понимая, где нахожусь. Кабина «Стрекозы» уже была открыта, а в воздухе стоял запах мокрой хвои и ночного леса.

Молча выбралась наружу и на автомате зашла в дом. Поставила скрипку у стены, уткнулась в край кровати и, даже не раздевшись, рухнула на неё лицом вниз.