Каард н'фатум зуул

Первым, что подарило нам море, была деревянная бочка. Внутри неё лежали сухари, завёрнутые в плотную мешковину. Бочку я узнал по узору на крышке. Она явно покинула трюм нашей «Святой Ирмы». Лишь заступив на корабль юнгой, я перетаскал дюжину таких бочек с разнообразной снедью на борт.

Прочитав короткую молитву с благодарностью господу за то, что дал нам пищу, я открыл крышку и убедился, что бочка хорошо пережила кораблекрушение ‒ почти треть сухарей не отсырела и была пригодна для того, чтобы мы с Ивом могли перекусить. Я повертел в руках эти куски твердого неаппетитного хлеба, но не торопился вгрызться в них. Хоть я и не видел ни кусочка еды вот уже двенадцать часов с момента последнего ужина, есть мне не хотелось. Хруст сухарей в руках напомнил мне недавний ночной треск мачт и перекладин, отчего сразу вспомнились все те события, в результате которых от команды корабля остались лишь я и Ив, сидящие на окруженной водой каменной косе в полумиле от неизвестного нам берега.

Приливные волны били о камни, заглушая мои шаги, когда я подобрался поближе к Иву. Он сидел, упершись спиной в единственный здоровенный валун, способный прикрыть рослого семнадцатилетнего юношу от ветра. Места за камнем хватило лишь на одного, Ив занял его. Он занял его не по праву старшинства, хоть я был младше его почти на год. Он занял его не по праву подчинения, хоть отец и выторговал ему чин старшего матроса, а меня приняли простым юнгой. Он просто занял место за камнем, так как всегда забирал всё лучшее себе.

Ив закрыл глаза и бормотал что-то под нос. Я подумал, что он молится, и не решался прерывать его. Голова Ива была склонена, а на лицо падали длинные волосы. Меня удивляло, как ему разрешили оставить их, в то время как остальные матросы были либо бриты налысо, как я, либо коротко стрижены. Но он всё-таки не молился. В его шёпоте я разобрал ругательства, что были совсем неуместны при обращении к господу. Он на чём свет стоит ругал капитана, за то что тот не уберёг судно, ругал само судно за то, что не смогло оказать сопротивление разрушившей его силе, Ив ругал даже отца, отправившего нас в это путешествие.

Я так и замер с сухарём в руке, глядя на Ива. Я не знал, как к нему обратиться. Брат? До недавнего времени я считал его кузеном. Хоть мы и не были родными, но прожили всю жизнь под одной крышей, после того, как в младенчестве я попал на воспитание к его родителям, которые стали отцом и матерью для нас обоих. Мы уживались мирно – настолько мирно, насколько это возможно для двух братьев, живущих вместе, растущих рядом в постоянных играх, подразумевающих хоть и шуточное, но соперничество. Дядя любил нас одинаково. Тётка же… Тётка не могла удержаться от того, чтобы напомнить мне, кто я.

Я до сих пор не понимаю, почему ей так хотелось провести черту между мной и Ивом, разделить нас, показать, что я иной. У меня, как и у Ива, не было никаких других родственников. Мои родители погибли, как мне было сказано. Не было никакой возможности спихнуть меня куда-либо, не было в этом мире никого, кому ещё я мог бы оказаться нужным. Я был полезен в хозяйстве, помогал возделывать землю и собирать урожай. Я был неприхотлив, не был капризен, но, тем не менее, в семье я был лишним по мнению тётки. Одним из любимейших моих развлечений были прогулки вдоль морского побережья недалеко от дома. Я мог подолгу шагать вдоль воды, временами бросая округлые камни, которые с плеском прятались в набегающей волне. Я мог сидеть на пригорке и просто смотреть на уходящие вдаль корабли, угадывая, куда они держат курс; мог подолгу смотреть на водную гладь, задумываясь, что таят морские глубины.

Вся эта тяга к морю раздражала тётку, и однажды я подслушал её перебранку с дядей.

‒ Я не могу стерпеть этого, он снова сидит на берегу и пялится на воду! Часами! Будто ждёт чего-то… ‒ восклицала тётка.

‒ Чего тебе? Воды морской жалко? Её оттого не убудет. Пусть лучше Вик сидит рядом с домом, чем шляется, где попало, как Ив, которого мы недавно целую ночь ждали из города. До рассвета глаз не сомкнули, куда уж Вику до него…

После того, как мне довелось подслушать этот разговор, я неделю избегал того, чтобы попадаться на глаза тётке или подолгу оставаться у воды.

Но по-настоящему я удалился от своей семьи в последний вечер перед отплытием. Дядя с тёткой устроили нам торжественный ужин, мы засиделись допоздна, распив не одну бутылку хорошего вина, до того, как пошли спать. Уже ночью я лежал на кровати и думал о том, что ждёт меня дальше. Почему-то в эту ночь тихий шелест волн о прибрежный песок мешал мне заснуть намного сильнее, чем необычно-громкий и всегда неприятный храп брата. Подойдя к окну, я раскрыл его посильнее, втягивая полной грудью солёный запах моря. Зачем? Я ещё насмотрюсь на эти волны за следующий год, что проведу на корабле.

Тут я почуял в воздухе запах табака. Чтобы не разбудить тётку, когда пойду через её комнату, я мягко вылез в окно и увидел в темноте рядом с домом красный огонёк, то разгорающийся ярче, поднимаясь кверху, то затухающий и опускающийся вниз. Это дядя сидел и курил трубку. Ему, как и мне, не спалось.

Увидев меня, он поманил рукой, и я сел на скамейку рядом с ним. Он обнял меня за плечо рукой, свободной от трубки, и на минуту мы погрузились в тишину.

‒ Знаешь, Ив, уверен, тебе легче выдастся служба на флоте. Я так думаю... Прости, что не смог выбить для тебя должность полегче, для того надо быть на короткой ноге с важными людьми в компании… Да и я… Думаю, что тебе будет всё равно проще, чем брату...

Он на секунду замялся, будто не решаясь сказать следующие слова.

‒ Брату... Вик, я хочу, чтобы ты знал. Не важно, что ты сейчас услышишь, главное знай, что я всегда буду для тебя добрым дядькой, а Ив братом и товарищем...

Он еще раз затянулся трубкой, выпустив облако дыма, которое тут же унес прибрежный ветер.

‒ Вик, я знаю, что море опасно. Но говорю тебе это, не потому что боюсь за тебя. Я знаю, что между тобой и морем есть тесная связь. Я должен сказать тебе кое-что. Но лишь потому, что ты, возможно, уже не вернешься к нам. Не вернешься, потому что сам не захочешь. Море зовет тебя... Я вижу это. Ты отправишься в путешествие и не захочешь возвращаться. Мне так кажется... Поэтому я должен сказать тебе.

Не могу в точности повторить его следующие слова, так как просто их не запомнил, хоть они и были настолько же важны, насколько и болезненны. Я не запомнил их, так как услышанное закрутило вихрем все мысли в моей слегка хмельной голове. Я не запомнил конкретные слова, но смысл их навсегда отпечатался в моей памяти.

В день, когда я младенцем оказался в этом доме, дядя не ездил в далекое село, где жили мои родители. Дядя вообще никуда не отходил от дома в тот вечер. Он не слышал приближающихся шагов или стука копыт. Ничего кроме ветра и плеска волн.

Он нашел меня на берегу, лежащего у кромки воды. Я не плакал, не кричал, выглядел абсолютно невозмутимым, спокойным младенцем. Сколь бы ни была безумна мысль об одиноком ребёнке, лежащем посреди пустого побережья совсем рядом с волной, способной захлестнуть его с головой; как бы ни была ужасна эта история для любого услышавшего её родителя с маленьким чадом, меня самого в тот момент ничто не беспокоило. Я даже не зашумел, когда дядя взял меня на руки и внёс в дом, чтобы через минуту повергнуть в изумление тётку.

Я слушал дядин рассказ и уносился вглубь своей памяти. В детстве я часто видел сон, где кто-то крепко держит меня в холодных руках над водой, а я наблюдаю за разрезаемой синей гладью с высоты, казавшейся мне огромной. Будто бы мой настоящий отец, высоченный, кажущийся мне великаном, хоть я и не видел его, стоит в лодке и плывет куда-то, крепко держа меня в сильных руках. Тихим и низким голосом он напевает колыбельную на непонятном мне языке, слов которого я не помню. Всё это казалось мне детской фантазией, выдумкой, может это и не снилось мне никогда, может я сам выдумал это, а потом убедил себя, в том, что это был сон. А может то действительно была память о моём настоящем отце, по какой-то неизвестной причине решившем оставить меня на берегу у чужого дома; об отце, что приплыл на лодке, мягко касаясь воды веслами, чтобы не привлечь никого плеском; об отце, что покинул меня навсегда по какой-то невиданной причине.

Остатки ночи я пытался вспомнить слова той колыбельной, что пел отец. Но не смог выловить в памяти конкретных слов, лишь вспоминал низкий утробный голос, который тихо убаюкивал меня под звук плеска волн.

Я уснул под утро, поспав совсем немного, прежде чем собираться к отъезду.

***

‒ Держи, ‒ сказал я Иву.

Язык уже не поворачивался называть его братом. Я протянул сухарь, он взял его и начал жадно жевать.

‒ Не торопись, не ешь много. Воды всё равно нет, а солёной не напьешься.

‒ Где ты взял это?

‒ Волной принесло.

Осторожно перебравшись на край мыса, я показал ему бочку.

‒ Остатки дерева мы высушим и попробуем развести огонь, чтобы согреться. У меня есть огниво, ‒ сказал я.

Скала могла послужить укрытием от ветра и позволить нам развести небольшой костер. Лишь бы найти еще немного досок, может волна вынесет оторвавшийся кусок разбитого корпуса "Святой Ирмы"...

‒ Нет. Мы оставим дерево для плота... ‒ сказал Ив голосом, не терпящим возражений.

‒ Плот? Нам даже нечем его связать. Да и нужно намного больше досок, чтобы удержать нас двоих…

Не желая спорить с несговорчивым и будто бы бредящим Ивом, я удалился на другой конец косы, сел на тот же каменный уступ в надежде высмотреть ещё какие-нибудь обломки. Волны бились о камни, сгоняя к ним пену. Эта желтоватая гуща напомнила мне о событиях вчерашнего утра. Казалось, будто прошла целая вечность.

Еще сутки назад наша на тот момент целая «Святая Ирма» наткнулась на дрейфующий корабль. Найденный нами торговый фрегат «Талия» качался на волнах, медленно двигаясь без какого-либо направления, его палуба выглядела безлюдной. Подойдя поближе, мы заметили, что корабельные снасти повреждены, некоторые реи обломаны, единственный поднятый парус имел большую прореху, будто был разорван налетевшим ураганом. Из двух других парусов один лежал на палубе, второй же отсутствовал вовсе, унесенный ветром, по-видимому.

В ответ на наши крики никто так и не показался на палубе. Было решено спустить шлюпку. Мы с Ивом и ещё десятью членами команды, включая капитана, отправились к мёртвому кораблю. На случай, если экипаж пострадал от какой-то заразной болезни, было решено первым пустить на борт одного из молодых матросов. Но не успел он ступить и нескольких шагов по палубе, как быстро подбежал обратно к краю леера и замахал руками, криком зазывая нас всех подняться.

Значит всё-таки нападение, подумалось мне. Я уже мысленно был готов ужасаться, глядя на изрезанные тела и следы крови повсюду, но то, что я увидел, поднявшись по верёвочной лестнице, выглядело совсем иначе, хотя пугало не меньше, чем страшные картины моего воображения. Тут и там лежали мёртвые тела в самых невозможных позах. Они не были залиты кровью, но выглядели искалеченными, изогнутыми, изломанными, будто смятые бумажные листы, разбросанные по комнате.

И повсюду эта бело-желтая пена, а точнее то, что я поначалу принял за морскую пену. Казалось, что вчера корабль попал в сильный шторм с волнами, захлёстывавшими палубу. Никто не обратил внимания на эти светлые пятна, лишь старший помощник капитана Гибс, увлеченный наукой и склонный к изучению разнообразной морской живности, надолго присел на одно колено, разглядывая пенные сгустки на палубе.

Ив, напросившийся в шлюпку, чтобы первым разглядеть всё, что мы обнаружим на корабле, теперь уже жалел о своём решении. Вид мёртвых тел вызывал в нём лишь рвоту, которая и раньше нападала на Ива, до сих пор не свыкшегося с качкой.

То был один из первых моментов, когда я понял, что Ив трус. Тогда я вновь почувствовал, насколько мы с братом разные. Рассказ отца и это малодушие Ива все сильнее отдаляли меня от того, кого я считал близким человеком. Я будто бы погружался в морскую пучину и терял солнечный свет, переставая видеть в Иве то, чего в нем никогда не было ‒ храбрость, отвагу, готовность подставить плечо товарищу. Но самое сильное отвращение к нему я ощутил позже в ночь крушения «Ирмы»…

После осмотра «Талии» нам так и не удалось найти выживших. Трюмы, каюты, кубрик и камбуз были пусты, будто вся команда единодушно решила принять бой на палубе. Бой? Был ли это бой? Нам так и не удалось найти следов крови, разве что у одного из умерших была разбита голова. Выглядел он так, как если бы упал с высокой мачты, но тот человек был найден очень далеко от смотровой площадки с веревочной лестницей. Его искалеченное тело скорее говорило о том, что какой-то великан схватил его огромной ручищей и бросил через всю палубу, если бы мы, конечно, верили в морских великанов. Тела мертвых моряков лежали тут и там по всему борту, наводя на мысль о том, что противник нападал сразу со всех сторон. Будто бы сразу два корабля взяли "Талию" на абордаж с двух бортов. Мы спустились вглубь судна, Ив сразу же последовал за нами.

Осматривая внутренние помещения «Талии», я услышал тихое клокотание. За одной из дверей нашлась клетка с ослабшими голубями. Я насыпал им корма из лежащего рядом мешка. Поначалу они испуганно забились в клетке, но чувство голода победило, и птицы жадно набросились на зерно. Увидевший это Ив удивленно спросил, не собираюсь ли я забрать птиц в нашу каюту. Мне же просто хотелось, чтобы хоть одно живое существо на «Талии» пожило подольше.

Вернувшись на палубу, мы наткнулись на Гибса, который с жаром рассказывал что-то команде.

‒ ... Я вам говорю со всей уверенностью, это слизь выделяемая присосками на ногах осьминога или подобного животного. Нужно взять образец, я уже наполнил малую колбу, но неплохо бы прихватить побольше, ‒ чудаковатый Гиббс и раньше вызывал смешки у некоторых членов команды из-за своей одержимостью своеобразными идеями, большинство из которых Гиббс вычитывал в заполнивших его каюту книгах. Но теперь же его лицо с высоким гладким лбом выглядело совсем одуревшим.

‒ Чёрт тебя дери, Гибс, хочешь сказать, что корабль был атакован тысячей морских кальмаров? Ты бредишь. Мы даже рыбы не видели в недавние пару дней, – отвечал капитан.

‒ Я и не говорю, что их была тысяча. Он был всего один. Очевидно, что корабль атаковал Кра...

‒ Достаточно, – прервал его капитан. ‒ Мы не произносим это имя. Хватит болтовни, собираемся и уходим. Вик, ты знаешь, где тут камбуз, сходи и найди там кастрюлю побольше, чтобы Гибс прихватил сколько нужно своей белой пены, чтоб он ей подавился.

Я вновь спустился под палубу, на этот раз я был один и уже не боялся найти новых мертвых членов экипажа «Талии», мои мысли заняли слова, сказанные Гибсом. Дойдя до камбуза, я прислушался. Где-то рядом послышался шорох. Неужели крысы осмелели так сильно в отсутствие повара? Ещё один шорох в шкафу совсем рядом, я подошёл и взялся за ручку, но тут же по моей спине пробежал холодок. Из ящика донесся звук громкого дыхания. Открыв дверцу, я увидел, что полки в просторном шкафу были вынуты, на дне рассыпаны крупы и зёрна, а посреди всего этого, сжавшись как можно сильнее и упираясь коленями в подбородок, сидел человек, возраст которого было сложно определить. На вид ему было лет сорок, но на голове явно проступала седина…

Он неотрывно глядел куда-то вверх, будто хотел увидеть палубу сквозь толстый слой досок. Лишь на миг он взглянул мне в глаза, а затем снова уставился в потолок… Он безостановочно что-то шептал. Я наклонился поближе, пытаясь разобрать хоть какие-то знакомые слова в его несвязной речи. Он испуганно вытянул руку и попытался закрыть дверцу шкафа, чтобы вновь оказаться в своём, по-видимому, комфортном для умалишённого одиночестве. Удержав дверцу, я всё-таки понял, что он непрестанно бормочет.

‒ Кракен, Кракен, Кракен…

***

‒ Кракен... ‒ прошептал я, глядя на «Талию», дрейфующую вдалеке без единого человека на борту. Уж лучше бы я не видел её сейчас. Уж лучше бы не видеть её никогда, лучше бы мы никогда на неё не наткнулись.

‒ Кракен…

Глаза болели от монотонного вида окружавшей меня воды. Это запретное имя произвольно сорвалось с губ, и я тут же умолк, пожалев о сказанном. Такой стыд мог испытать прихожанин, громко выругавшийся во время вечерней службы. Я попытался зацепиться за воспоминание о редких походах с дядей и братом в церковь. Мне всегда нравились эти моменты. Запах благовоний, еле ощутимое пятно света над пламенем свечей. Спокойствие. Тишина нарушается лишь чтением молитв. А по дороге домой мы всегда слышали громкий звон колокола, переходящий в протяжный гул, который пробирается в самое твоё нутро. Казалось, он пробуждает нас, возвращает в реальный мир.

Моя голова кружилась, от усталости я будто бы услышал тот самый колокольный гул. Я обхватил голову руками, закрыв уши, и гул утих. Как же так? Мне не кажется?

– Ты слышишь? – спросил Ив, когда я опустил руки.

Я кивнул.

Он подошёл ко мне и также уставился на горизонт, будто ожидал увидеть источник этого гула. Я вслушивался в еле ощутимую дрожь воздуха, которую я принял за звук, и она казалась мне знакомой. Чем дольше я её слушал, тем больше она походила на ту колыбельную, которую во сне пел мой настоящий отец, ту что я выудил из детского воспоминания. Нет, не может быть… Это всё самообман! И в этот момент я разобрал первое слово из песни. Оно мягким шёпотом, неотличимым от звука журчащей воды, затекло мне в уши.

Саанму.

– Ты слышал это? – спросил я у Ива.

– Да, говорю же, какой-то гул.

Я удивлённо посмотрел на Ива. Не хотелось показаться сумасшедшим, рассказывая ему о голосах в голове. Мы без всяких сомнений чуть двинулись рассудком после произошедшего ночью, не хватало ещё растерять остатки разума.

– Смотри! – вдруг закричал Ив, указывая куда-то вдаль. Я опасался повернуться, так как страх, прокравшийся в моё сердце, говорил, что вслед за голосом придёт и его хозяин.

Вдалеке плыл какой-то обломок. Мы перебрались на ту часть мыса, к которой его несло волнами.

– Построим плот. Это и ещё пара таких бревен... Тогда хватит. Свяжем их кусками своей одежды.

Голос Ива звучал фанатично и уверенно. Я не хотел с ним спорить... К чему это? Помощник капитана промыли ему мозги своими россказнями. Ив не слушал никого кроме Гиббса.

Я продрог от ветра, но не видел смысла убеждать упертого Ива в том, что яркий огонь поможет нам прожить дольше, чем плавание у неизвестного побережья с непредсказуемым приливным течением. Сумасшедший еще и предлагал избавиться от рубах. К вечеру мы подхватим горячку, и тогда нас уже ничего не спасет.

– Так и сделаем, да... Через несколько часов мы уже будем на «Талии»!

– Что? Зачем? Твой Гибс мертв.

– Нет, мы найдем его. Он… сильный. Ты не понимаешь. Ему подвластно такое!.. Он не может умереть. Он поможет нам договориться с морским богом, а капитан покажет дорогу, уверен он тоже добрался до «Талии», они оба там...

В этот момент подплыло то, что мы считали бревном. Второй из даров моря оказался холодным телом нашего капитана.

Я с ужасом глядел на его мертвецки бледное лицо. Но еще страшнее становилось от голоса, продирающегося сквозь шум ветра.

Cаанму.

***

Седому выжившему обитателю шкафа засунули кляп в рот. То был единственный способ заставить его молчать. До того, как кусок рваной парусины отобрал свободу у его языка, он беспрестанно повторял одно лишь слово.

Моряки и раньше были суеверны, но на корабле полном мертвецов им еще меньше хотелось испытывать судьбу, проверяя, явится ли морское чудище на звук своего имени. Уже с кляпом во рту седой еще долго мычал, и мы отлично понимали, какое имя он так неуёмно хотел повторить вновь.

Гибс облазил каждый дюйм палубы, будто пытаясь найти что-то. Когда его об этом спросили, он заявил, что кальмар мог оставить часть своей плоти, или кожи, или чешуи. Никто не вызвался ему на помощь. Брать с собой часть проклятого богом существа никому не хотелось, кто знает, какие беды это могло навлечь? Гибс мог бы и приказать нам, но по лицу капитана он понимал, что тот сразу отменит приказ, встав на сторону суеверных матросов. Я безучастно стоял вдалеке от всех, наслаждаясь редким моментом безделья. Мой взгляд блуждал по смятой парусине, валяющейся рядом. Гибс то приближался ко мне, то удалялся, безостановочно скользя взглядом по доскам палубы.

Вдруг я заметил, что парусина встрепенулась. Какая-то птица запуталась в ткани и пытается выбраться – подумал я. Я подошел ближе, чтобы выпустить её, или облегчить мучения, если увижу, что крылья переломаны. Но вздёрнув полотнище рукой, я с ужасом отскочил на шаг назад, споткнулся и упал. Под тканью оказалось серое щупальце длиной фута три у основания, истекающего белой жидкостью; оно было толщиной с ногу не худого взрослого человека, сужаясь к здоровому концу, который изгибался во все стороны. По всей длине щупальце было покрыто серыми присосками, то раскрывающимися, то закрывающимися вновь, будто пытавшимися найти опору, за которую можно ухватиться.

Гибс увидел, как я упал, и первым подскочил к щупальцу, заворожено глядя на него. Тут же сбежалась вся команда. Гибс уже встал на колено, чтобы схватить щупальце руками в перчатках, когда на него налетело несколько матросов. Завязалась борьба, физически сильный Гибс отбросил троих, но всё-таки был обездвижен. На щупальце в этот момент не смотрел никто, кроме меня. Я же увидел, как стоящий спиной ко мне матрос выхватил из-за пояса нож, нагнулся и отрезал серый кончик щупальца, который продолжал извиваться даже будучи отделенным от основания. Матрос сунул извивающийся конец в карман, убрал нож и подбежал к толпе, окружавшей Гибса, делая вид, что сильно заинтересован его состоянием.

То был Ив, конечно. Не соверши он этого опрометчивого поступка, мы бы не оказались на безлюдной каменной косе. Забудь он в тот день нож в каюте, «Святая Ирма» не пошла бы ко дну, разломанная на мелкие части. Возможно, тогда я не перестал бы считать Ива братом.

Но всё случилось именно так.

***

– Он мёртв, – сказал я, глядя на Капитана.

– Я вижу. Но это ничего не изменит.

– Не изменит? На что ты надеешься? Теперь мы можем рассчитывать только на себя. Никому мы не нужны. Все погибли. Все…

– Мы не погибнем.

– Откуда ты…

- Не умрём! – закричал Ив. – Хватит трусить! Мы пойдём и завершим ритуал.

– Гибс тоже, скорее всего, мёртв, у нас больше нет его плоти. Мы не сможем. Не сможем… – я обессилено опустил руки. Ну как ещё убедить этого упрямца? – Да и зачем? Чего мы добьёмся? Того, чтобы он прикончил и нас с тобой?

– Ты – трусливое сухопутное животное, – расхохотался Ив. – Ты до сих пор не понял? Хотя куда тебе… Родился чёрт знает где, вдали от моря, в семье скотоводов, что никогда не видели настоящий шторм. Ты попал сюда, только потому, что мой отец сделал тебе одолжение. Это я! Я должен совершить ритуал, а не Гибс. Если Гибс и мёртв, это лишь докажет, что он ошибся. Он думал, что выбирает меня, но на самом деле он был лишь инструментом для того, чтобы я встретился с властителем моря… Я! Я завершу ритуал… Для этого мне нужен лишь корабль! И он перед нами. А ты выжил лишь потому, что ты какой-то там дальний родственник. Удалишься от меня – море заберёт на дно и тебя.

Я боялся его, ведь очевидно, что Ив сходил с ума. Переубеждать его было себе дороже. Рассказать ему, почему он выжил в ночь крушения Ирмы? Он не поверит. Я и сам не до конца верю в то, что произошло.

– Что же мне делать? – спросил я шёпотом.

Ветер поднялся, и в его завываниях я различил еле слышный ответный шёпот.

Саанму н’фатм

***

Щупальце было решено выбросить в море. Для того, чтобы оно вновь не показалось над водой, к нему цепями привязали тяжёлое пушечное ядро. Стоило ему с громким плеском скрыться в синей пучине, как связанный Гибс истошно завопил.

– Нет! Глупцы! Будьте вы прокляты! Что вы наделали? Единственный шанс из тысячи! Вы не понимаете, что вы наделали… Теперь он вас не пощадит… Только я знаю!.. Знаю, как укротить его! Сотни книг я прочёл, прежде чем выяснил! Но нет, теперь уже ничего. Он может исчезнуть на долгие годы! Вернуться в свой подводный город. Не выходить оттуда сотни дней. Сотни дней… Сотни книг… Сотни…

Капитан думал о том, чтобы сжечь мёртвый корабль, но это требовало подготовки, а команда очень не хотела оставаться там ни минуты более. Уже отплывая на шлюпке, я вспомнил, что не выпустил голубей. Их стало немного жалко, хотя вряд ли им бы хватило сил на то, чтобы долететь до ближайшей суши. Они были совсем слабы…

Также слаба была и моя воля. Я колебался. Что выбрать? Сдать Ива и рассказать всем о том, что он утащил часть щупальца? А может наплевать на все эти суеверия и забыть об увиденном? Ну что может произойти от присутствия на нашем корабле лишнего куска мяса? В конце концов, страшен ведь сам хищник, а не клок шерсти, оставленный им на острой ветке. До конца нашего возвращения к «Святой Ирме» я так и не решился.

Гибс был заперт в своей каюте. Сперва к нему в качестве часового был приставлен один из матросов, но позже это сочли ненужным. Гибс успокоился, на смену гневу пришло уныние, он сидел в полной тишине, из его каюты не слышалось ничего кроме шелеста страниц.

Ив весь вечер провёл у камбуза, будто бы специально попадаясь на глаза повару и старшим морякам. Кто-то подшучивал, что людям с такими длинными волосами точно нечего делать на кухне. Его то и дело заставляли выполнить какую-то мелкую работу, связанную с самыми неприятными обязанностями кока. Так он добивался двух целей – не давал мне возможности поговорить с ним о щупальце, так как находился у всех на виду, и одновременно искал способ проникнуть в каюту к Гибсу, чего я по первости не понимал.

После того, как все члены экипажа кроме одного были сыты, настал черёд кормить заточенного помощника капитана. Ив покинул камбуз с корзиной, в которой стоял небольшой котелок и бутылка со стаканом. Я думал, как пробраться в каюту к Гибсу и подслушать их разговор, но понял, что это невозможно. Нельзя было запускать Ива туда одного. Стоило ему приблизиться к нужной двери, как я подбежал и схватил его за руку.

– Стой!

– Не шуми! – испуганно прошептал Ив. – Какого чёрта ты тут забыл?

– Зато я знаю, зачем ты тут, – сказал я, стараясь сохранять спокойствие в голосе.

– Я еду несу, – Ив махнул корзиной, будто вспомнил, что пока не нарушил никаких правил. – Отвали.

– Я видел, что ты унёс с борта «Талии». Я знаю, что ты ему несёшь. Ты что, веришь в его сказки про властителя морей, которого можно призвать с помощью каких-то страниц из старой книги?

– Я что, дурак по-твоему, братик? – Ив покрутил пальцем у виска.

– Тогда чего ты хочешь?

– Продать рыбий хвост как можно дороже.

В этом был весь Ив. На секунду мне стало даже отвратительно говорить с ним.

– А ты чего хочешь? – спросил Ив.

– Узнать, почему он так сбрендил на этом рыбьем хвосте. Я пойду с тобой.

– Нет, исключено. Не собираюсь делиться с тобой наваром. Я сам раздобыл хвост.

– Деньги мне не нужны.

– Всё равно.

– Тогда я сейчас закричу и скажу, что ты помогаешь Гибсу бежать, а за одно расскажу про то, как ты пронёс на корабль кусок Кра…

– Тише! – взмолился ив.

– Так значит, веришь? – улыбнулся я, понимая, что вышел победителем в этом коротком споре. Он резко и недовольно пожал плечами и направился к нужной двери.

Когда она была открыта, мы оба оказались внутри. Гибс сидел за столом и писал что-то под дрожащим светом одинокой масляной лампы. Он обернулся, окинул нас мрачным взглядом и снова уставился в книгу.

– Для того, чтобы принести еду теперь нужно два матроса? На что вы вообще годитесь, бесполезные юнцы? Оставь корзину и уходи.

Мы не двинулись с места. Наоборот, Ив закрыл дверь на ключ изнутри. Услышав это, Гибс развернулся к нам лицом.

– Ты плохо слышишь? – нахмурив брови, сказал он. – Что тебе ещё надо?

– У меня есть ещё кое-что на десерт, – сказал Ив. – Но за отдельную плату.

– Дурацкие шутки? Что же у тебя есть?

– Кончик щупальца Кракена. Как тебе такое, Гибс? – сказав это, Ив вытащил из потайного кармана маленькую банку, до половины наполненную водой. Банка блеснула в свете лампы. Сквозь стекло виднелся покрытый присосками конец щупальца.

В первый момент Гибс дёрнулся, чтобы схватить банку, но потом осёкся. То ли не хотел шуметь, то ли не поверил.

– Где вы взяли его? – с недоверием спросил он.

– Под шумок отрезали от той лапы, что ты нашёл на «Талии», – Ив самодовольно улыбнулся. – Сколько ты дашь нам за него?

– Нисколько. Мне нужна целая лапа. Этот кончик бесполезен. Выкиньте его в море, – сказал Гибс, но всё же продолжал сверлить взглядом банку.

– Так и сделаю, – ответил Ив. – Пошли, Вик. Выбросим эту ненужную вещичку за борт.

Стоило нам повернуться к двери, как Гибс остановил нас.

– Подождите. Дам вам пять золотых соверенов.

– Как мы поделим пять на двоих? – спросил Ив. – Давай десять.

Недолго думая, Гибс отсчитал десять монет. Это было его ошибкой.

– А лучше пятнадцать, - сказал Ив.

Лицо Гибса исказила гримаса ярости.

– У меня есть двенадцать. Вот их ты и получишь. Больше нет. Больше ничего не могу обещать. Не могу даже обещать, что не утоплю вас обоих по возвращению в родной порт.

– Пятнадцать, не меньше.

Гибс закатил глаза к потолку, пытаясь справиться с собой.

– Я дам вам двенадцать. Но вместе с этим ещё кое-что. Позволю посмотреть на ритуал, на то, что я сделаю с его плотью. Клянусь, такого вы никогда не видели, и вряд ли когда увидите.

– Ну не знаю… – протянул Ив. В этот момент я легко ткнул его ногой, намекая на то, что пора соглашаться. Мне очень хотелось хоть раз посмотреть на настоящий тёмный ритуал. Я не верил ни в каких морских чудовищ, но Гибс был так искренен и полон рвения в своих криках на «Талии» и так яростно пытался ухватиться за этот кусок неизвестного здоровенного осьминога, что эта тайна притягивала меня, как магнит.

– Хорошо. Но начнём прямо сейчас, чтобы ты не провернул всё в наше отсутствие! – ехидно сказал Ив. – Что там тебе нужно, помимо куска Кракена?

– Всё здесь… - прошептал Гибс, взмахом руки сметая со своего стола книги и бумаги, полетевшие на пол. Гибс взял с полки кусок мела, сверяясь с каким-то листом, вынутым из толстенной книги, он тут же начал чертить таинственные знаки прямо на столе. В большом круге быстро появились какие-то завитки, похожие на птиц, линии волн, звёзды. – Вот оно… Почти готово. Теперь ещё кое-что.

Сдёрнув ткань со стоящей в углу клетки, Гибс вытащил из неё одного из двух голубей. Я сразу понял, что ничего хорошего этих птиц не ждёт, и спросил.

– А это обязательно?

– Морскому богу нужны две души. Так что если ты и твой друг позволите свернуть вам шеи, то голуби останутся в живых, – Гиббс ухмыльнулся так, что я уже не сомневался в его невменяемости. Я отвернулся, чтобы не видеть, как он лишает жизни птиц. К счастью, он убрал мёртвые тела обратно в клетку, не доводя всё до сумасшедших обрядов древних авгуров.

Гибс открыл банку и вытащил щупальце голыми руками, положив его в центр нарисованного на столе круга. Глубоко вздохнув, он заговорил.

– Царь морской, владыка глубин, охранитель дна. Покинь свой город, взойди к смертным. Яви свой облик! Царь морской, владыка глубин, охранитель дна…

Я отлично понимал каждое слово Гиббса и это меня разочаровало. Он обращался к древнему чудищу на современном человеческом языке. Это выглядело, будто выступление дешёвого шарлатана в роли спиритиста. Я ожидал, что он хотя бы достанет из незаметного тайника какую-то спрятанную ото всех книгу и заговорит на давно умершем диалекте, звучащем так страшно, что мурашки идут по коже. Не знаю, как быстро я ожидал увидеть результат, но Гиббс раз пятьдесят повторил одну и ту же короткую фразу, вызывавшую только уныние. Я переглянулся с Ивом и увидел в его глазах то же недоумение и разочарование. Мы одновременно повернулись в сторону двери, чтобы уйти, как вдруг раздался раскат грома.

Моё сердце дрогнуло. Неужели?.. Снаружи послышался шум дождя. Нет. Просто совпадение, не может такого быть, что это связано с Гибсом и его дурацким ритуалом – уверял я себя. В этих широтах часто случались грозы. И дождь всегда начинался ни с того ни с сего…

В следующий момент что-то с такой чудовищной силой ударило в левый борт корабля, что он накренился, а мы с Ивом вылетели в дверь каюты, выломав замок и ударившись о стену. Через секунду корабль настиг новый удар. С палубы послышались истошные крики. Где-то рядом загрохотали тяжелые быстрые шаги. Несколько матросов с саблями в руках, перепрыгнув через наши растянувшиеся на полу тела, пробежали навстречу неизвестной опасности.

На миг я попытался убедить себя в том, что мы просто наткнулись на мель, оттого нас так и тряхнуло, но в тот момент, как я понял, что ударов было два, мы ощутили третий. Снаружи раздался оглушающий визжащий скрип, завершившийся громким треском. Я не мог придумать ни одного подходящего объяснения, кроме того, что это сломалась наша грот-мачта.

Первым поднялся на ноги Ив. Он бросился вглубь трюма чтобы спрятаться, как видно. Не успел он скрыться в тёмном коридоре, как начал пятиться назад, оттого что ему в грудь уткнулся острый конец сабли одного из матросов. Тот медленно шёл, направив оружие прямо в сердце Ива.

– Куда это ты? – спросил матрос. – Все уже на палубе, трусы нам на корабле не нужны. Иди, сражайся или умри.

Тут же он бросил к нашим ногам ещё две острых кривых сабли. Под присмотром матроса мы вышли на палубу. Зрелище, открывшееся мне, вызвало смешанное ощущение глубочайшего ужаса и странного необъяснимого восхищения.

Левый борт корабля накренился под тяжёлой массой, став ближе к воде. Масса эта напоминала огромную серую гору, внезапно выросшую на нашем борту. Продолговатое тело гигантского кальмара толщиной тридцать футов и длиной во все сто нависало над широкой путаницей из щупалец, расходившихся во все стороны и непрестанно движущихся, каждое к своей цели. О длине их было сложно судить, но их будто бы хватало, чтобы достать до любой точки нашего тысячефутового фрегата. Одни из этих бесчисленных щупалец хватали и поднимали в воздух тела моряков лишь для того, чтобы с силой бросить их на палубу, другие ломали корабельную оснастку, разбивали рангоуты и рвали канаты, которые от натяжения всесильных конечностей ужасающей твари лопались, словно нити. Оставшиеся в живых матросы пытались рубить саблями те щупальца, что оказывались рядом с ними. Но чаще всего в то время, как моряк пытался отсечь одну дбявольскую конечность, две других оплетали его за шею безжалостным скользким узлом, душили, переламывали кости, с ужасающей силой бросали о палубу или же выкидывали за борт на огромные расстояния.

В ночной темноте, ставшей ещё гуще от сильного дождя, было сложно разглядеть всю картину последнего сражения «Святой Ирмы». Лишь редкие вспышки молнии, сопровождаемые громовыми раскатами, на миг освещали белые от страха лица моряков, до последнего сражающихся за свои жизни, и серую страшную кожу чудовища.

Я был напуган до смерти, но понимал, что единственное, на что я способен – пойти и нанести несколько ударов саблей по этой дьявольской твари. Но стоило мне рвануться к ней, как одно из щупалец схватило меня и начало обвивать, мгновенно пропитывая всю мою одежду мерзкой бело-жёлтой пеной. Казалось, что тварь не убивает меня, чтобы помучить подольше. Будто бы беспощадный морской зверь хочет, чтобы я увидел, как умирает вся команда моего корабля. Большая часть матросов уже была мертва, а те кто ещё жил, лежали на палубе искалеченные. Лишь один Ив с саблей в руках стоял на ногах, спрятавшись за толстым пеньком, оставшимся от сломанной грот-мачты. Набрав воздуха в сдавленную грудь, я выкрикнул «Помоги»!

Но Ив, будто испугавшись моего крика, бросил оружие себе под ноги и резко рванул к спуску в кубрик. Едва стоило раздаться громкому звону упавшей сабли, как чудовище дёрнулось на этот звук. Уж не знаю, где были у него уши, если вообще были – вся его огромная склизкая туша была покрыта длинными извилистыми складками.

Кракен вытянул одно из щупалец и схватил убегающего Ива за ногу, подняв высоко над палубой. Тот истошно завопил.

– Отпусти, отпусти меня! – визжал он.

– Отпусти… – вторя ему прошептал я так, что даже сам себя не услышал.

В этот момент две складки на страшном теле твари открылись, показав пару огромных глаз, напоминавших два горящих жёлтых шара, перечеркнутых чёрной полосой узкого зрачка.

В следующий момент щупальце ослабло, снова позволив мне дышать. Воспользовавшись этой возможностью, я набрал воздуха в грудь… Последнее, что я помню – как мягко опустился на деревянную палубу, слыша громкий всплеск, возвращающегося в морскую пучину чудовища.

***

Третьим даром моря была шлюпка со «Святой Ирмы». Мы заметили ее издалека, сначала приняв за очередной обломок. Всё то же течение прибило ее к острым камням нашего мыса. Она выглядела потрепанной, борта были ободраны, а внутри лежало одно сломанное наполовину весло.

– Он зовет меня! – сказал Ив. – Он хочет, чтоб я пришел!

– Что же… что он говорит тебе? – с сомнением спросил я.

– Он зовет меня, я чувствую...

Я вспоминал зловещий зов, услышанный среди завываний ветра. Но ведь Ив не разобрал этих слов... Может он просто не стал говорить мне, так как считал, что никто кроме него не слышит их? Вчера ночью... Кракен оставил нас в живых. После того, как Ив приказал ему... Неужели... Нет, не может быть. Неужели бред Ива окажется правдой? В таком случае он останется жив. Точно... Это он принес кусок плоти морского бога на корабль, где был совершен ритуал. Это он... Но что станет со мной? Пощадит ли меня чудовище? Не забудет ли меня Ив, получив власть, о которой не мог и подумать? Слишком ценна мне моя жизнь, чтоб рисковать ею ради выяснения ответа на этот вопрос.

Глядя на Ива, кладущего бочку с сухарями в лодку, я решился на последнюю попытку, хотя ни на миг не верил в её успешность.

– У нас есть лодка, давай плыть к берегу. Спасемся. Мы еще можем спастись...

Лицо Ива помрачнело, миг спустя его губ коснулась едва заметная улыбка.

– Боишься? Не трусь. Я не позволю ему разделаться с тобой, мой сухопутный братец. Мы выбросим тебя на берегу. Ну или оставайся на этом камне, или вплавь добирайся до берега. Я иду на "Талию" и забираю лодку.

Вспоминая, как вчера он бросил оружие и улепетывал от щупалец, я разозлился. И он называет меня трусом? После такого... Откуда же в нем эта самоуверенность? Нет никакой другой причины, кроме того, что брат повредился умом. Я оценил свой шанс на то, чтобы добраться до берега без лодки. Уж лучше умереть на корабле, чем так.

Последним аргументом в пользу моего выбора стал вновь донесшийся голос.

Саанму н’фатм зуул

Едва услышав его, я посмотрел в глаза брату. Ничего не поменялось в нем, ни мускул не дернулся на лице. Он настолько уверен в себе, что не боялся таинственного зова. И от этого мне стало страшно.

Вскоре я работал веслом, чтобы согреться. "Талия" приближалась к нам, нависая темной громадой. В какой-то миг меня поразила мысль, что теперь я уже не так боюсь смерти. Сейчас всё решится. Теперь морскому богу не придётся отвлекаться на остальных моряков из нашей команды. Если он и явится к нам, то убьёт за секунду. Если конечно явится… Ведь теперь у нас нет его плоти.

В последних лучах заката я с жалостью смотрел на двух голубей, чью жизнь я сохранил лишь для того, чтобы Ив забрал ее во время ритуала. Все было не так, вместо белых знаков на столе в каюте Ив по памяти рисовал их на чистом участке палубных досок чёрным углём от сгоревшей древесины. Кто-то из команды всё-таки бросил факел, пытаясь поджечь «Талию», но огонь не разошёлся далеко. Всё действительно было не так. Теперь у нас не было плоти морского бога. Даже в словах призыва, которые Ив запомнил, я сомневался. Что, если их нужно было читать определенное количество раз, которое мы не знали?

И всё же мы начали ритуал. Вместо грозы и ливня ясный ветряный вечер. Вместо учёного-книжника два оборванных матроса. Вместо мела уголь. Рисунки, начерченные им, скорее всего, неверны. А вместо таинственного щупальца у нас нет ничего.

Я искренне надеялся, что ничего не произойдёт. Быть может, тогда мы возьмём лодку и уплывём. Быть может – я позволил себе эту наглую мечту – мы вернёмся домой?

Не меньше часа я смотрел на Ива, повторяющего слова призыва. В какой-то момент он показался мне до безумия смешным и жалким. В его севшем хриплом голосе уже слышались нотки отчаяния. Взошедшая луна делала его несчастное бледное лицо ещё более белым и жалким. Когда он прерывался на кашель, буквально посреди слова, мне подумалось, что от такого неуважения морской бог точно не пришёл бы. Я уже хотел было засмеяться своим мыслям.

Но в этот момент услышал громогласный голос, будто бы звучавший со всех сторон.

Саанму н’фатм зуул

Мне стало страшно как никогда раньше. Голос будто прошёл сквозь меня, заставив всем телом трястись от ужаса, содрогнул все мои внутренности.

Ив продолжал бормотать под нос, даже не поведя бровью. Он не боится? Не боится? Откуда в нём такая храбрость. Если он смог вызвать морского бога без его плоти, то… Он сам его плоть? Неужели он? Всё, что он говорил – правда?

Но была и ещё одна возможность, которая раньше не приходила мне в голову. Ив так спокоен, потому что он совсем не слышит этот голос. Его слышу только я.

Внезапно корабль качнулся, сбив нас обоих с ног.

– Да! Да! Приди! – кричал Ив. – Приди и подчинись.

Ив распростёр руки в сторону борта, из-за которого показались длинные щупальца, покрытые присосками.

– Приди! – всё громче кричал Ив. – Приди и подчинись, морской бог!

Огромная голова кальмара показалась из-за борта и через секунду накрыла нас тенью, в то время как весь корабль был освещён бледным лунным светом. Лишь два ярких жёлтых глаза виднелись на этой тёмной чудовищной громадной голове.

Длинное щупальце обхватило Ива, чтобы поднять в воздух. Болтая ногами, словно ребенок, он приблизился к огромному жёлтому глазу и расхохотался.

– Приди! – исступлённо голосил Ив, не замечая, как щупальце его душит. – Приди и подч…

Морской бог предпочёл не подчиняться. Кракен ослабил хватку лишь в момент, когда закончились последние предсмертные судороги обезумевшего адепта. Сразу же после этого тело того, кого я когда-то считал братом, упало за борт с громким плеском и скрылось в чёрной воде.

Теперь мой черёд. Я готов умереть, никто не сможет подчинить себе морского бога. Жаль, что я не смогу никому об этом рассказать, предупредить, предостеречь.

Кракен обвил меня своим холодными влажными кольцами щупалец и поднял в воздух. Его хватка казалась мне необычайно мягкой. Может, я просто потерял чувствительность от ужаса? Скорее бы всё это закончилось.

Словно читая мысли и желая продлить мои мучения, морской бог не торопился забирать мою жизнь. Всеми своими дюжинами свободных конечностей он на мелкие куски разламывал «Талию», обхватывая корпус и сжимая его, круша реи и мачты, сбрасывая с палубы в воду человеческие тела и куски дерева. Всё это продолжалось, пока Талия не превратилась в груду обломков, ровным слоем разбросанных в воде.

Продолжая держать меня высоко над водой, Кракен поплыл в неизвестную темную даль. Я чувствовал, будто опять вижу сон, где отец, стоящий в лодке, держит меня в руках, холодных, как эти щупальца, и несёт высоко над водой… Будто… Будто…

– Саанму н’фатм зуул, – вновь заговорил со мной морской бог. Но теперь, когда своим касанием он передал мне знание древнего языка, я понял его. – Сын, возвращайся домой.

– Каард н’фатм зуул, – ответил я. – Отец, я возвращаюсь домой.

В тот же миг мы скрылись под водой, направляясь к самому дну, где тысячу лет стоял наш город. Город где жил мой отец, его братья, его народ. Город, где много веков спал морской царь, великий настолько, что ему служил даже тот, кого люди называли морским богом.