КАБАН книга первая...


Внимание, осторожно! Злой мат и ненормативная лексика, ну я вас предупредил...


Не надо искать ЗОНУ из игры СТАЛКЕР, её здесь нет. Сталкеры здесь тоже не те, что их описывают в других книгах: они корыстные, жадные люди, они матерятся, пьют, также могут насиловать, а потом продать или убить девушку. Это злой мир, и это не дружная семья, ибо здесь каждый сам за себя. Ради АРТИФАКТА они пойдут на всё, как говорится: "СДОХНИ ТЫ СЕГОДНЯ, А Я ЛУЧШЕ ПОЗЖЕ". Все локации приближены к реальным с поправкой на мистику, все герои полувымышленны...


ЗОНА — не то место, где всё радужно и безоблачно. Любой твой шаг — это путь к СМЕРТИ...


За окном Киева моросил тот самый ранний осенний дождь, что пришел в мае, превратив зелень в жёлтое месиво. Воздух был теплым, но влажным, тяжёлым, пропитанным запахом мокрой листвы и выхлопных газов. С улицы доносился приглушенный гул утреннего трафика, редкие крики птиц и настойчивое гудение холодильника в квартире. Петро Приходько проснулся ровно в шесть, как по будильнику встроенному в подкорку. Звон ключей, шипение кофеварки – привычные звуки, ритуал отгона ночи. Запах свежего кофе смешивался с пылью на старых книгах. Он щелкнул мышкой, монитор осветил лицо мертвенным синим светом. На почте – письмо. Завтра к двенадцати в контору. Сегодня – выходной. (Да, опять надо идти, а охота на всё забить хуй и на море, но нет, блядь, иди на службу. Может, в Турцию на море, типа по службе? А нет, не выйдет. Ладно, что ещё надо от меня?) Петро подошел к окну. Запотевшее стекло, за которым плыли расплывчатые огни фонарей и мокрых фар. Человеку за стеклом было сорок пять. Лицо с четкими морщинами, следы усталости под глазами. Ни семьи, ни детей. Загород? Редко. Родителей – не помнил вовсе. Жизнь – интернат до семнадцати, потом общага, где пахло дешевой водкой и отчаянием, потом армия – школа цинизма и выживания. Там его и приметил генерал Седушко. Цепкий ум, память как у бухгалтера-алкоголика, помнящего каждый потраченный рубль. Так Петро и застрял в СБУ, стал Седушкиным козырем, майором, лучшим агентом, хоть и кабинетным. Полевые сгорали быстро, как спички в Зоне. Он прошел спецназ когда-то, в начале пути, но теперь был степенным дядькой с начинающим животиком. Налил кофе, достав из холодильника купленный вчера торт "Прага". Сегодня день рождения. (Боже, как же всё осточертело.) Сел, отломил кусок вилкой, потом махнул рукой и взял пальцами, как в детстве. Крем сладкий, приторный. Запил глотком горького кофе. (Три года назад… Охота под Киевом.) Вспомнилось неохотно. Генерал Седушко, его начальник и почти единственный приятель, уговорил. Всего в пятидесяти километрах – Чернобыльская Зона Отчуждения, ЧЗО. Место той самой аварии в восемьдесят шестом. Петро не выдержал и часа в лесу – духота, комары, ощущение ненужности этого убийства. Сказался больным, отсиживался два дня в охотничьем домике с потрепанным детективом. Запах плесени, скрип половиц. Уезжали. На обочине – фигура в цветастых лохмотьях. Гадалка. — О, смотри, Петро, гадалка! — просипел Седушко, разминая затекшую шею. — Давай послушаем, что скажет, а? Развлечемся. — А давай, Николай Палыч! — машина резко дернулась и остановилась, брызги грязи из-под колес. Седушко опустил стекло. Запах пыли и полыни ворвался в салон. — Эй, как тебя там! Погадай! На, — сунул в щель между дверью и косяком смятую пятидесятку. — Гадай ему, — кивнул на Петро. Старуха подошла медленно, будто ноги не слушались. Лицо в глубоких морщинах, как высохшее русло реки. Глаза, темные и невероятно старые, уставились на Петро. Смотрела долго, не мигая. Ветер шевелил её седые космы. Петро стало не по себе. Наконец, губы старухи шевельнулись, голос был сухим шелестом листьев: — МЕСТО ОТВЕТОВ БУДУТ ВОПРОСЫ… ТРИ РАЗА СЛУЧИТСЯ НОЛЬ… ИБО СМЕРТЬ СОЕДИНИТ ВМЕСТЕ… И НАЙДЁТ, ЧТО ИСКАЛ ОН… ТЕМНЫЙ АНГЕЛ СОЙДЁТ С НЕБЕС… И СТАРЫЙ ДРУГ БУДЕТ НА МОГИЛЕ… Она схватила купюру, резко развернулась и скрылась в придорожных кустах так быстро, что показалось – растворилась. — Петро, что это сейчас было? — фыркнул Седушко, резко включив передачу. — Может, шутка? Типа скрытой камеры? Фу, бред, ладно, поехали домой. Машина рванула с места. Петро молча смотрел в окно, на мелькающие сосны. (Бред, конечно. Старая психопатка.) Но слова засели где-то глубоко, как заноза. Прошло три года. Весна сменилась новой ранней осенью. Слова гадалки стерлись, как надпись на мокром песке, под грузом бумаг, отчетов, вечного киевского смога и одиночества. Весну он встретил за столом, разбирая досье на группу сталкеров-контрабандистов. Завтра – день рождения. (Куплю пару тортов. Хороший кофе. Балкон. Тишина. Никого.) Сегодня он решил взять больничный на три дня. Наступил ДР. Как и хотел: он, тишина, и два торта на столе. Один уже наполовину съеден. Он отломил кусок пальцами, крем остался на подбородке. (Да, завтра всё будет: контора, Седушко, эти ебучие отчеты. А сегодня… только я и торт.) Кофе остыл. Петро положил голову на стол рядом с тарелкой, в руке зажат последний кусок бисквита. Дождь за окном застучал сильнее. Он уснул. *** Утро. Серое, промозглое. Петро проснулся от собственного храпа, с затекшей шеей и крошками торта на щеке. Встал, потянулся. Кости скрипели. (Идти некуда. Не хочется.) Такое чувство опустошенного нежелания было в новинку. Даже в самые тяжелые похмелья он волок себя на службу. Сегодня – просто не мог. Посмотрел на часы – уже десять. (Блядь, проспал.) Лень, теплая и липкая, как паутина, окутывала. Он пнул ногой стул. (Соберись, тряпка.) Заставил себя подойти к раковине, плеснул ледяной воды в лицо. Очнулся. (Надо ехать. На работу.) На улице дождь перешел в мелкую, назойливую изморось. Петро накинул старый плащ, почувствовал, как влага тут же начала просачиваться к плечам. Вышел из подъезда. Воздух – смесь выхлопов, влаги и чего-то кислого, может, из ближайшей помойки. Под ногами хлюпало. Напротив, у заведения с вывеской "Первак", уже толпились мужики. Очередь за утренней опохмелкой. Один, в рваной телогрейке, спорил с другим, в кепке-«аэродроме»: — …Говорю тебе, Вась, там, на Рыжем, мутант новый! Собака, блядь, а размером с телку! Клыки – с палец! Сожрал Шурика, говорят, только сапоги остались! — Херня! — хрипел Васька, почесывая щетину. — Шурик сам, мудак, в гравицапу вчера нырнул, за артом! Его там и размазало! А ты – «собака»… Батя вчера с «Юпитера» вернулся, так там ваще пиздец! Электра какой-то новый, невидимый, блядь! Троих спалил! Только вонь жареного мяса и осталась… — Ну и хуй с ними, — отозвался третий, прислонившись к стене и закуривая самокрутку с дрожащих рук. — Меньше конкурентов. Главное, «Соседи» не лютуют сегодня. А то вчера на блокпосту опять стрельба была, слышал? «Долговцы» с «Солдатами Удачи» не поделили партию батареек… — Да пошли они все! — плюнул Васька. — Выпьем лучше. За упокой Шурика… и за здравие наших кошельков. Может, сегодня повезет? Слышал, на «Армейских складах» артефакт новый нашли? «Капли», говорят… Петро прошел мимо, не обращая внимания на их гнусавый сталкерский жаргон. Седушко постоянно твердил: «Петро, Зона – это гнойник. Он растет. И не только территориально. Она здесь, в городе. Эти твари…» В машине пахло сыростью и старым табаком. Он завел мотор. Радио, настроенное на волну какой-то полулегальной сталкерской «музыкальной» станции, захрипело: — …и снова в эфире «Радио Тень»! Для вас играет «Лесоповал» – «Плачь, девчонка, плачь!» Напоминаем, братва, на «Агропроме» повышенный фон, не лезьте без дозиметра! На «Тёмной долине» затишье, но «Свобода» что-то копает… И анекдот в студию! Приходит сталкер к барыге продать артефакт. Тот смотрит: «Это же «Капли»! Где взял?» Сталкер: «Да на «Рыжем», в воронке новой». Барыга: «Так там же гравицапа! Как ты выжил?» Сталкер: «А я, блядь, не прыгал! Я жопу подставил – она меня и засосало!» Ха-ха! Смешно? Держите ухо востро! Дальше – «Любэ»… Петро вырубил радио. (Идиоты. Все сплошь идиоты.) Он тронулся, колеса шлепали по мокрому асфальту. Мысли возвращались к вчерашнему дню, к торту, к тишине. К этой проклятой гадалке и её словам, которые вдруг всплыли из глубин памяти с неприятной четкостью. (Темный ангел… Старый друг на могиле… Бред сивой кобылы.) Он резко прибавил газу. Впереди маячили серые корпуса здания СБУ. Будни. Работа. Зона подождет. Или нет?...


01 Начало...


2020. Украина. Киев, Здание Разведки СБУ...


Гроза висела над Киевом с утра. Небо затянуло свинцовыми тучами, дождь хлестал по асфальту, превращая лужи в мутные реки. У подъезда массивного серого здания СБУ, похожего на бетонный бункер, резко затормозила потрепанная «Волга» цвета мокрого асфальта. Из салона вылез человек в темном, слегка мятом костюме, воротник рубашки расстегнут. Он швырнул водителю – бородатому мужику в кепке и кожанке – стогривневую купюру:

– Держи, Семеныч. Жди здесь.

– Щас, Жур, без базара.


Журналист – или Жур, как звали его свои и чужие – резко шагнул к зданию. Его лицо, покрытое небритостью, казалось вырубленным из гранита: жесткий взгляд, сжатые губы, глубокие складки у рта. Он прошел пост охраны, кивнув дежурному сержанту, чей взгляд тупо скользнул по пропуску. В холле пахло сыростью, дешевым кофе и пылью. Гул голосов из канцелярий смешивался с мерным стуком дождя по узким окнам. Лифт скрипел, поднимаясь на третий этаж. Жур вышел в длинный, слабо освещенный коридор. Под ногами скрипел линолеум, где-то далеко звенел телефон. Он знал, куда идти. Дверь в конце коридора – кабинет генерала Седушко.


Постучал трижды, резко:

– Товарищ генерал, можно?

Из-за двери донесся знакомый хрипловатый бас:

– Да, да, конечно, заходи, Петро.


Жур вошел. Кабинет был просторным, но неуютным: огромный дубовый стол, заваленный папками, карта Украины с красными метками вдоль северной границы, стойка с флагами. Генерал Седушко, грузный, с багровым лицом и седым ежиком волос, сидел за столом. Рядом, в кресле у окна, полуприкрытого жалюзи, сидел незнакомец. Человек в идеально сидящем сером костюме, с холодными глазами и гладко выбритым лицом. Руки сложены на коленях. Жур почувствовал мгновенное, глухое раздражение. (Ну вот, чинуша какой-то. Бля, опять бумажки душить?)


Генерал крякнул, поднялся:

– Петро, это товарищ… из КРУ. У него к тебе дело. А я, – он натянуто улыбнулся, – по делам на первый этаж. Полчасика вам хватит?


Незнакомец в сером костюме едва заметно кивнул, не улыбаясь:

– Да, вполне.


Седушко кивнул Журу, вышел, притворив за собой тяжелую дверь. Щелчок замка прозвучал громко.


В кабинете повисло молчание, нарушаемое только шелестом дождя по стеклу и гудением вентиляции. Жур стоял у стола, не садясь. Незнакомец изучал его бесстрастным взглядом, будто рассматривал образец биоматериала. (Ну и что тебе надо, согнал генерала из его же кабинета и молчит, как слон после операции? Бля, давай, голуба, не тяни резину).


Человек из КРУ молча протянул руку, взял с края стола тонкую, но плотную папку из черного картона. Бросил ее на стол перед Журом. Тот поймал папку, не глядя.


– Прочтите, – сказал незнакомец. Голос был ровным, без интонаций, как у синтезатора.


Жур сел в кресло напротив, откинул крышку папки. Внутри – фотографии, спутниковые снимки местности, знакомой до боли (Рыжий лес, промзона, старые фермы на границе Зоны), распечатки перехваченных переговоров, биографии. Имена, прозвища: «Борода», «Крот», «Философ». Лица – обветренные, с колючим взглядом людей, давно забывших, что такое безопасность. Сталкеры. Но не рядовые искатели артефактов. Этих он знал по сводкам. Независимые. Не встроенные ни в одну из группировок – ни «Свободу», ни «Долг», ни тем более в «Монолитовских» психов. Контрабандисты высшей лиги. Поставщики уникальных артефактов и информации в обход всех государственных и полугосударственных сетей.


Минут пятнадцать Жур молча листал материалы. Лицо его не выражало ничего, кроме привычной усталости. Наконец, он швырнул папку обратно на стол, откинулся на спинку кресла, закинув ногу на ногу:

– Ну и зачем вам это надо? Может, скажете? – Голос его был хриплым, как наждак.


Человек из КРУ сложил пальцы домиком. Его глаза сузились:

– Ладно. Хорошо. В Зоне полно… мусора. Большинство – под колпаком. У кого-то через барыг, у кого-то через «крыш» из группировок. Но есть один процент. – Он ткнул пальцем в папку. – Вот этот процент. Неуправляемый. Непредсказуемый. Как гнойник, который может лопнуть в любой момент и отравить всё вокруг. Они знают слишком много. И продают кому попало. Ваша цель: проникнуть, найти, допросить и ликвидировать. Задание понятно?


Жур потер переносицу, глядя в потолок, где мерцала люминесцентная лампа. (Проникнуть. Найти. Допрос. Пуля. Стандарт. Но в Зону? Без прикрытия? С этими шакалами?) Он хмыкнул:

– Да. Вроде да.


Незнакомец мгновенно встал, словно его оттолкнула пружина:

– Тогда не смею вас задерживать. Срок – две недели. Отсчет – с завтра.


Он прошел к двери, открыл ее и вышел, не оглядываясь. Дверь тихо прикрылась.


Жур сидел еще минуту, глядя на черную папку. Потом резко встал, тряхнул головой, как бы стряхивая назойливую муху:

– Пидорас чисотачный.


Он вышел из кабинета. В коридоре навстречу ему ковылял пожилой уборщик с мокрой тряпкой и шваброй. Из открытой двери канцелярии доносился обрывок разговора:

– …Вот честно, Сань, вчера на «Юпитере» видел – мутант, блядь! Как мешок с костями, а челюсть – как у экскаватора! Еле ноги унес!

– Да ну? А я слышал, «Солдаты Удачи» вчера с «Бандитами» на «Тёмке» подрались из-за террариума с «Искрой». Троих в аномалию «Жаркий» зашвырнуло, только пепел летал…

– Хех, дешево отделались. Помнишь, как на «Рыжем» прошлой весной? Батя рассказывал – нашли артефакт «Капли», да возле самой гравицапы. Один чувак полез – его пополам сложило, как лист бумаги. Второй стоял рядом – думал, пронесет. Так его этой половинкой, блядь, как ножом – чик! Голова с плеч! Черный юмор, да?


Жур прошел мимо, не обращая внимания. Спустился по лестнице – лифт ждать не хотелось. В холле запахло еще сильнее сыростью и дезодорантом охранника. «Волга» Семеныча все так же стояла у входа. Он плюхнулся на пассажирское сиденье:

– Домой.


Вечер в квартире Жура был таким же серым, как и день. Однокомнатная «хрущевка» на Оболони. Беспорядок: на кухонном столе – пустая бутылка водки, остывшая сковорода с засохшей яичницей, пачки сигарет. На стене – постер с видами Карпат, рядом – старая, пожелтевшая схема Зоны Отчуждения с пометками. Из окна виднелись мокрые крыши панелек и рекламный щит с надписью: «АРТЕФАКТ-СЕРВИС: Лучшие цены! Гарантия выживания!».


Жур сидел за столом, перелистывая страницы черной папки при свете настольной лампы. Рядом стоял стакан с мутной жидкостью – чифир, густой, как смола. Его лицо было сосредоточенным, глаза бегали по строчкам, фотографиям. (Так… Надо проникнуть. Через «Кордон»? Нет, там «Военные» звереют, как голодные псы. Может, через болота со стороны Беларуси? Рискованно, но «Свободовцы» там патрулируют реже… Найти. Допросить. Убить. Проще простого. Бля, как же охота и на звание капнуть, и деньжат поднять. Если все удастся… – он мысленно прикинул сумму возможной премии, – …то повышенья точно будет. Или хотя бы в Турцию смотаться, на море. Проебать все бабки. Оттянуться.)


Он допил чифир, ощущая едкую горечь на языке. Встал, потянулся, кости хрустнули. Подошел к окну. Дождь все шел. Где-то вдалеке прогромыхал гром. (Зона… Опять эта проклятая дыра. Темный ангел… Старый друг… Бред гадалки. Но работа есть работа.)


Он пнул ногой пустую бутылку, покатившуюся под стол. Выключил свет. В комнате погрузилось во тьму, нарушаемую лишь мерцанием рекламы за окном. Жур плюхнулся на неубранную кровать, лицом в подушку. (Ладно, спать пора. Завтра – начало. Опять в пизду… в самое пекло.)


Через несколько минут в комнате раздался ровный храп. За окном, в мокрой киевской ночи, сипло кричала кошка, дерущаяся с кем-то в мусорных баках. Где-то далеко, на севере, за сотни километров, в запретной Зоне, тикали счетчики Гейгера, шелестели аномалии, и чьи-то невидимые глаза следили за границами, ожидая гостей...


02 Полустанок...


Жур проснулся ровно в девять. Резкий звон будильника врезался в сознание, как нож. (Завтра. Полустанок «Заря». Главное – не забыть бабки и ствол.) За окном висела густая, молочная мгла – предрассветный туман Киева, пропитанный выхлопами и сыростью. Где-то далеко, за панельными коробками, простучал поезд, его гудок прозвучал приглушенно, тоскливо.


Он встал, кости скрипели протестом. Прошел в маленькую комнату, больше похожую на арсенал. Из глубин шкафа, заваленного ящиками с патронами, тюбиками смазки и свертками камуфляжа, он вытащил потертую наплечную кобуру из плотного брезента. В ней надежно улегся ГШ-18, холодный и тяжелый, пахнущий оружейной смазкой и… обещанием. Три коробки патронов 9х19 – тупоголовые, для гарантированного останова – шлепнулись на кровать рядом. (Три пачки. Хватит. Или мало? Бля, как всегда.)


На кухне вскипел чайник. Пока варилось крепкое, как смола, кофе в старой турке, заполняя комнату горьковатым ароматом, Жур методично снаряжал магазины. Звон латуни, лязг затвора – привычные утренние звуки. Каждый патрон ложился в обойму с глухим щелчком. (Вот так. Просто. Найди. Допрос. Пуля. В Зоне. Охуенный план.)


Выпил кофе залпом, почти не чувствуя жара. Закинул рюкзак, проверил на ощупь толстую пачку купюр во внутреннем кармане куртки, пристегнул кобуру под мышку. Куртка – неброская, темная, городская – скрывала очертания оружия. Вышел из квартиры, щелкнул тяжелым замком. (Поехали.)


Автостанция встретила его гомоном, вонью бензина и дешевой колбасы. Толпился народ: бабки с узлами, мужики в телогрейках, пара явных сталкерских «новичков» – по нервным глазам и слишком новым рюкзакам видно. Жур купил билет до Левова Села – чистый отвод глаз, никто не поверит, что такой тип едет в эту глушь просто так. Отошел к краю перрона, прислонился к прохладной, облупленной стене. Ждал.


Через десять минут к обочине, шипя тормозами, подкатила видавшая виды «Нива», цвета грязного снега. Фары мигнули разок – сигнал. Жур неспешно прошел вдоль стены, сливаясь с тенью, и в следующее мгновение был уже на пассажирском сиденье. «Нива» рванула с места, резко нырнув в поток.


За рулем сидел мужик лет пятидесяти, в потертой фуфайке, с лицом, изборожденным морщинами и нездоровой желтизной. Пахло от него махоркой, бензином и чем-то кислым.

– Привет, Жур, – хрипло бросил водила, не глядя. – Заждался?

– Нормально, – буркнул Жур, глядя в мутное стекло. Городские кварталы сменились промзонами, потом потянулись унылые поля, еще серые от недавнего дождя. Туман редел, но не уходил, цепляясь за редкие перелески.

– Как там, на «Свалке»? – спросил водила, доставая самокрутку.

– Говно. Как всегда, – отрезал Жур.

– Ага, – водила чиркнул зажигалкой, в салоне запахло едким дымом. – Слышал, «Бандиты» вчера на «Тёмке» с «Долгом» перестрелялись из-за ящика тушенки? Два трупа, блядь. За тушенку! Хе-хе, дешево ценится жизнь-то…

– Дураков везде хватает, – пробурчал Жур.


Ехали молча. За окном мелькали редкие хутора, покосившиеся заборы. Туман окончательно рассеялся, сменившись низкой хмурой облачностью. Постепенно пейзаж стал пустыннее, дорога хуже. «Нива» подпрыгивала на колдобинах. Вдалеке показались какие-то полуразрушенные склады, обнесенные ржавым забором с колючкой – бывший совхоз, теперь приграничная территория.


Полустанок «Заря» встретил их полной тишиной, нарушаемой лишь карканьем ворон где-то на крыше низкого, покосившегося здания вокзальчика и шелестом мокрой травы под холодным ветром. Утро было серым, сырым. Все вокруг спало мертвым сном. Только один человек не спал. Он стоял, прислонившись к ржавой водонапорной башне, кутаясь в тонкую ветровку. Молодой парень, лет двадцати пяти, с бледным, невыспавшимся лицом. Он нервно курил, струйка дыма тут же рвалась ветром. Видно было, что ему холодно – поджимался, переминался с ноги на ногу.


«Нива» заглохла. Жур вышел, хлопнув дверцей. Звук гулко разнесся в тишине. Парень у башни вздрогнул, бросил окурок, затушил его ботинком. Минуту они молча смотрели друг на друга. Наконец, со стороны здания показалась еще одна фигура – невысокий, коренастый мужик в застиранном комбинезоне железнодорожника и шапке-ушанке. Обходчик. Он шел не спеша, постукивая молоточком по рельсам. Проходя мимо Жура и парня, он лишь кивнул в сторону забора:

– Пошли. Нас ждут.


Они двинулись вдоль высокого, местами проржавевшего насквозь забора, за которым угадывались какие-то заросшие бурьяном пути. Обходчик шел впереди, не оглядываясь. Жур и парень – следом, молча. Ветер свистел в дырках забора. Где-то далеко, за пределами полустанка, завыла собака – одинокий, тоскливый звук. Обходчик остановился у неприметного, почти заросшего кустами участка. Ловким движением он отодвинул в сторону две доски, скрепленные ржавой проволокой – фальшивую секцию. За ней зиял проем, достаточный, чтобы пролезть человеку.

– Давай, – буркнул обходчик парню. Тот неуклюже пролез. Потом Жур, сняв рюкзак и протолкнув его вперед. Сам ловко протиснулся. Обходчик последовал за ним, вернув доски на место.


По ту сторону забора их ждал мужчина лет сорока. Невысокий, крепко сбитый, в камуфляжной куртке без знаков различия и поношенных штанах. Лицо обветренное, с умными, жесткими глазами, которые мгновенно оценили Жура. В руках – старый, но ухоженный АКСУ с примкнутым магазином. Рядом, почти сливаясь с кустами, стояла еще одна «Нива», заляпанная грязью.

– Ну как? – спросил Жур, кивнув на проводника.

– Пусто, – коротко ответил тот, голос глуховатый, низкий. – Можно ехать. – Он открыл заднюю дверь «Нивы» и полез внутрь, устроив АКСУ между колен.


Жур сел на пассажирское. Машина тронулась, ныряя в узкую, разбитую колею, уходящую в чащу невысокого, но густого леса. Дорога была кошмарной – «Нива» кренилась, скрипела, цепляя ветки. Водила – Атанас, как представился он Журу – вел машину молча, сосредоточенно. Жур уставился в окно, думая о задании, о папке с лицами, о Зоне, что ждала впереди. Лес был мрачным, сырым. Капли с веток стучали по крыше.


– …так что ссы в глаза, говорю, это не вода! – Атанас закончил фразу, но Жур пропустил начало. Он вздрогнул.

– Прости, задумался, – пробормотал он.

– Так это я справил, – повторил Атанас, не отрывая глаз от колеи. Он достал пачку дешевых сигарет, стукнул ею о руль. – Куришь?

– Нет, вроде, – ответил Жур.

Атанас фыркнул, сунул сигарету в уголок рта, зажег.

– Зачем нет? Заебца курить тут. Расслабляет.

– А что так? – спросил Жур, глядя на его напряженную спину.

– Так к ПЕРИМЕТРУ едешь, боец, – Атанас выпустил струю дыма в приоткрытое окно. – ПЕРИМЕТР – это тебе не хухры-мухры, не «еби конём». Там, блядь, воздух шевелится. Закурил – и всё, твой пар – как флаг: «Вот он, пидор, стреляйте!». Разъебут тебя через минуту. И пока пишите письма, ихтиандры хуевы… – Он горько усмехнулся. – Так что ты не ссы. Атанас проведет. Знаю одну тропку… ога, вот и запахло. Чуешь? Озоном воняет. И тишина… слишком тихо. – Он прислушался. Действительно, в лесу повисла гнетущая тишина. Даже капли перестали стучать.

– О, подъезжаем, – Атанас сбросил скорость. – Готовься. Ибо я сразу до Марфы. А то пиздюлей получу, спит она пока. Ты эта… – он обернулся, посмотрел Журу прямо в глаза, – …брагу не пей у Марфы, лучше. Крепкая баба варит. Ноги отнимет. И мозги. О, вот и село. Приехали.


«Нива» выползла из леса на окраину жалкого поселения. Несколько покосившихся изб, пара сараев. Везде следы разрухи и запустения. Воздух был тяжелым, с привкусом металла и чего-то горелого. Над одной из хат вился слабый дымок. Машина остановилась у крайней избы, почти скрытой разросшимся бурьяном. Жур вышел, почувствовав, как по спине пробежали мурашки – не от холода. Атанас лишь кивнул из окна:

– Удачи. Не подохни. – «Нива» развернулась и скрылась в туманной дымке, оставив Жура одного посреди серого утра, пахнущего озоном, гнилью и Зоной. Где-то совсем близко трещал дозиметр у него на поясе, но звук казался далеким. Он поправил рюкзак, потрогал скрытую кобуру. (Ну что ж... Добро пожаловать в пиздец.) Шагнул к покосившейся двери избы. Началось...


03 Атанас...


Село Марфы встретило Жура гробовой тишиной, нарушаемой лишь скрипом ветхих ставней на ветру и далеким карканьем вороны. Десять покосившихся хат, вросших в землю, как старые могилы, стояли по обеим сторонам утоптанной грязной дороги. Окна большинства были заколочены досками, крыши провалились. Воздух пах сыростью, гнилью древесины и чем-то едким, химическим – отголоском близкой Зоны. Хата, у которой его высадили, была чуть крепче других, но тоже дышала на ладан. Рядом стоял УАЗик времен, казалось, самого Чернобыля. Ржавый, без стекол, с провалившимся капотом и спущенными колесами. Он выглядел не как транспорт, а как памятник забвению.


Дверь хаты скрипнула. На пороге появился мужик. Лет сорока пяти, но выглядел старше. Коренастый, как дубовая колода, в засаленном свитере поверх ватной телогрейки и стоптанных кирзовых сапогах. Лицо – обветренное, с сетью глубоких морщин вокруг глаз, смотревших на Жура с холодной, животной настороженностью. Это был Атанас. Почти десять лет он был тенью на границе, проводником для тех, кому нужно было в Зону или из нее. И выжил. Это было написано на его лице.


Он остановился, заслонив собой дверной проем, руки глубоко засунуты в карманы телогрейки. Голос был низким, хриплым, как скрип несмазанной двери:

– Что вам надо?

Жур почувствовал, как напряглись мышцы спины под курткой. (Хозяин?)

– Ты хозяин?

Атанас усмехнулся, обнажив желтые зубы:

– Может быть. А что хотел? Пока трактор в ремонте, если по нему. Запчасти не привезли, бляди городские.

– Я не по трактор, – Жур сделал шаг вперед, стараясь казаться спокойным. – Надо на ту сторону. Деньги есть.

Глаза Атанаса сузились, стали похожи на щелки. Он медленно огляделся вокруг, будто проверяя, не следят ли. Карканье вороны прозвучало громче, настораживающе. Затем кивнул на покосившуюся лавку у стены хаты:

– Садись.


Они сели. Лавка скрипнула жалобно под их весом. Атанас достал из кармана кисет, начал неторопливо крутить толстую, неаккуратную самокрутку. Запах дешевого табака смешался с запахом гнили.

– А почему ты думаешь, что я вожу? – спросил он, не глядя на Жура, прикуривая от спички, которую зажег, прикрыв ладонью от ветра.

– На станции «Заря» сказали, – ответил Жур. – Обходчик намекнул.

Атанас фыркнул, выпустив струю едкого дыма:

– Да ну, бля? Обходчик? Рыба это заяц, еби пока лежит, а то сбежит, да. Кто знает, кто он там сейчас. Говорят много. – Он прищурился, изучая Жура. – Так тебе оч-чень надо туда? Запредел?

– Очень, – кивнул Жур.

– Ха! – Атанас громко рассмеялся, но в смехе не было веселья. – ЕМУ ТУДА! Не еби мне мозги, городской. Куча народу «очень надо». Ладно… – Он замолчал, сделав затяжку. – В три раза дороже. Или пиздуй обратно, пока цел. Тут не такси стоит.


Жур почувствовал, как сжимаются кулаки. (Жадная сволочь. Но выбора нет.) Он выдохнул:

– Аа, черт с тобой. Согласен.

– Здесь платить? – ухмыльнулся Атанас. – Ты ебанулся, что ли? Пошли в хату. Холодно, блядь, аж яйца подтянулись.


Внутри хаты было темно, сыро и на удивление чисто, если не считать слоя пыли на единственном столе и двух табуретках. Пахло вареной картошкой, луком и тем же табаком. На печи что-то тихо потрескивало. Атанас скинул телогрейку, подошел к печи, снял чугунок.

– Садись. Поедим – в дорогу. Марфа, баба моя, спит еще, не буди, а то пиздюлей даст. Она у нас… нервная.

Они ели молча, горячую картошку с салом и луком. Жур ел автоматически, чувствуя, как напряжение не отпускает.

– А не рано? – спросил он наконец, отодвигая пустую миску. – Может, ночью лучше? Темнота.

Атанас снова усмехнулся, вытирая рот рукавом:

– Ты что? В самый раз сейчас. День знаешь какой?

– Какой?

– Девятое Мая, герой. – Он посмотрел на Жура с каким-то мрачным торжеством. – Раз так, то по всему Периметру – никого, перуют они, суки, на своих блокпостах. Водку жрут, консервы, героев вспоминают. Вот и пойдем, пока они в говно не ушли. Одна беда…

– Какая? – насторожился Жур.

– Дачки. Ёб их мать железную. Автоматические датчики, сейсмические, тепловые, хер знает какие еще. Кругом. Как кроты. Но… – он хитро подмигнул, – …их обдурить можно. Хотя и трудно. Очень.

– Проблема, – констатировал Жур.

– А хуй знает, как там, – пожал плечами Атанас. – Может, и нет. Может, их батарейки сдохли. А может, как раз сегодня калибровку проходят. Рулетка, боец. Ну что, готов?

– Да, готов, – Жур встал, поправил рюкзак.

– Отлично! – Атанас тоже вскочил, вдруг оживившись. – Тогда просрись хорошенько! Да не смейся, бля! – Он ткнул пальцем в Жура, видя его недоумение. – Серьезно! На клизму поставь, если надо! Махом всё дерьмо выйдет! Иди, я жду тут! Не стесняйся, сральник за хатой!


Жур, бормоча проклятия под нос, вышел. Холодный ветер ударил в лицо. За хатой действительно стоял покосившийся дощатый сортир. (Садист, бля. Конченый.) Он зашел, скрипя половицами. Через пять минут вернулся, чувствуя себя идиотом и ощущая неприятную тяжесть внизу живота.

– Садист, бля, – только и выдохнул он, входя в хату.

Атанас сидел за столом, чистя ножом ноготь. Он поднял голову, и на его лице расплылась широкая, довольная ухмылка:

– Ты это… поверил? Так то шутка была! Ладно, посмеялись и хватит. Проверка, боец. На стресс. В Зоне без чувства юмора – труп. Особенно сегодня. Ну что, реально готов? Собираемся и пошли. Тише воды, ниже травы.


Они шли уже два часа. Лес вокруг становился все гуще, мрачнее. Воздух пропитался странным запахом – смесью озона, как после грозы, и гниющей органики. Туман стлался по земле, цепляясь за корни и валежник. Тишина стояла гнетущая, неестественная. Ни птиц, ни зверей. Только их шаги, приглушенные влажным мхом, да редкий треск сучка под ногой. Жур чувствовал, как тяжелеют ноги, как нарастает усталость. Он попытался дышать глубже, но воздух казался тяжелым, обжигающим легкие.


– Что, устал, городской? – Атанас, шедший впереди, обернулся. Его лицо в сером свете тумана казалось каменным.

– Нет, – буркнул Жур, стараясь не сбивать дыхание.

– Нее, ты заканчивай ныть, браток, – Атанас хмыкнул. – Нам еще минут тридцать. Может, меньше. Если ноги не отвалятся. Вот так вот, придем – чтобы тихо. Тише мыши. Даже петь нельзя, хотя бы про себя.

– Почему? – не удержался Жур. – Что там такого жуткого?

Атанас остановился как вкопанный. Повернулся медленно. В его глазах светилась смесь злобы и презрения:

– Что? Что?! Ты дурак, что ли? Или как? ПЕРИМЕТР вот что! – Он плюнул в мох. – Тфу, бля! Это тебе не по телеку гавно с дерьмом смотреть! Не «Ебало в землю, атест и турма», бля! – Он передразнил чей-то голос. – Смешно просто? А здесь ВСЕ просто! Есть сигнал от дачиков – и пизда рулю! Пройдут ГРАДОМ по квадрату! А потом еще и ковровыми с напалмом пройдут! Это тебе не арест-тюрьма, где укатают за нахуй! Тут махом в жопу получишь, так что не хуй собачий даже чихнуть! Понял, герой?!


Он тяжело дышал, сжимая кулаки. Потом резко махнул рукой:

– Ладно. Тише. Почти пришли. Опускайся.


Он сам плашмя лег на сырой мох, затянутый туманом. Жур последовал его примеру. Холод и влага мгновенно просочились через куртку. Атанас снял рюкзак, начал беззвучно доставать снаряжение: что-то похожее на небольшой планшет с антенкой, бинокль с толстыми линзами, покрытыми матовой краской. Его движения были точными, выверенными, без лишнего звука. Лицо напряжено до предела, все внимание сосредоточено на том, что было впереди, за стеной тумана и колючего подлеска. Жур почувствовал, как по спине пробежал холодок, не связанный с сыростью. Он достал свой ГШ-18, проверил затвор, убрал предохранитель. Тишина вокруг сгущалась, становясь почти осязаемой, давящей. Даже ветер стих. Только где-то совсем близко, у него на поясе, дозиметр издал тихий, прерывистый писк, похожий на крик пойманной мыши. Атанас бросил на него убийственный взгляд. Жур прикрыл прибор рукой. Началось самое страшное. Ожидание...


04 Периметр...


Три километра. Три километра абсолютно голой, выжженной земли. Ни травинки, ни кустика. Только серо-бурая, потрескавшаяся глина и каменистая почва, уходящая до самого горизонта, где черной зубчатой стеной стоял лес – желанное убежище. Расстояние казалось обманчиво малым, но Жур инстинктивно съежился. (До леса рукой подать... а идти по этому пеклу – жутко. Веет смертью. Насквозь.)


Воздух над мертвой зоной дрожал от марева, хотя день был пасмурным, серым. Туман стелился по земле низко и густо, как молочное озеро, скрывая детали, но не скрывая ужаса места. По всей длине Периметра, через равные промежутки, торчали невысокие, но зловещие столбики из темного металла. Они были лишь верхушкой айсберга – каждый уходил вглубь на добрых тридцать метров, опутанный сенсорами и проводами. Система. Бездушная, беспощадная.


Атанас, его лицо серое и напряженное до предела, почти слился с землей. Он резко дернул Жура за рукав, заставляя его плашмя упасть в холодную, мокрую глину.

– Лежи! Не шевелись! – Его шепот был хриплым, как скрежет по камню. – Смотри. – Он ткнул пальцем в свою грудь, потом медленно, очень медленно, начал шевелить раскрытой ладонью параллельно земле – сигнал ползти. Потом жестко показал средний палец в сторону едва различимого в тумане бетонного БЛОКА – наблюдательной вышки. (Цирк начинается. Цирк на выживание.)


Они поползли. Не вставая на колени, не приподнимая корпуса. Как змеи, извиваясь, используя малейшую неровность почвы, каждую промоину. Глина липла к одежде, к рукам, забивалась под ногти. Холод проникал сквозь ткань. Через несколько минут оба были мокрыми от пота и грязи, дыхание свистело в горле. (Если смотреть на монитор в том БЛОКЕ... видны две гадюки по своим делам. Ползут к лесу. Почти выбрались...)


Жур, прижимаясь щекой к холодной земле, полз следом за Атанасом, повторяя каждый его изгиб. Глаза выискивали столбики, обползая их на почтительном расстоянии. Внезапно его взгляд зацепился за один из них, чуть в стороне. На нем что-то мигнуло – крошечный красный огонек. Раздался едва слышный, но отчетливый щелчок реле. Сухой, как сломанная ветка.


– Бл... – не успел выдохнуть Атанас.


Над мертвой зоной взревела сирена. Пронзительный, леденящий душу вой, раздирающий тишину и туман. Он нарастал с каждой секундой, превращаясь в вопль гигантской раненой машины.


Атанас вскочил на ноги одним движением, как пружина. Его лицо исказилось гримасой чистого животного ужаса и ярости. Он орал, перекрывая сирену, срываясь на хрип:

– БЕЖИМ! БЕЖИМ, СУКА! КУКЛУ ДОСТАВАЙ! БЫСТРЕЙ, БЛЯЯЯЯ!


Он рванул вперед, не оглядываясь. Жур, сжав зубы, выплюнув ком глины, рванул следом, выдергивая из рюкзака тяжелый, свернутый тюк – «куклу», тепловой макет человека. Сердце колотилось так, что вот-вот выпрыгнет из груди. Ноги увязали в глине, но адреналин гнал вперед. (Блядь, быстрей, давай, ЖМИ!)


– БЛЯДЬ, ЖМИ! – орал Атанас, уже на десяток метров впереди. – ВИДИШЬ? ТИХО! ПЬЮТ, СУКИ, В БЛОКЕ! КУКЛУ БРОСАЙ! КНОПКУ НАЖМИ, БЛЯДЬ! НЕ ЗАБУДЬ! БЫСТРЕЕ!


Жур, бежавший согнувшись, швырнул «куклу» влево, нажал на боку тюка скрытую кнопку. Маленький индикатор замигал зеленым – тепловая и электрическая активность имитирована. Осталось километр. Казалось, лес стал чуть ближе. Надежда, острая и пьянящая, ударила в голову.


И тут в небе раздался свист. Тонкий, шипящий, как раскаленная проволока в масле. Он нарастал с каждой долей секунды, превращаясь в оглушительный рев, заполняющий вселенную. Что-то мчалось к ним с чудовищной скоростью.


– БЛЯ! – завопил Атанас, резко сворачивая влево, подальше от мигающей «куклы». – ВЛЕВО! ОТ КУКЛЫ! БЫСТРЕЙ!


Осталось триста метров. Лесные деревья уже можно было разглядеть в деталях. Свист превратился в оглушительный грохот падающей горы.


– НАПАЛМ! НЕ УСПЕЛИ! – успел выкрикнуть Атанас, и в его голосе была ледяная уверенность обреченного.


Жур не думал. Инстинкт. Он прыгнул вперед, впился пальцами в воротник куртки Атанаса и с силой рванул его вниз и вперед, в черный зев свежей воронки, зиявшей метрах в десяти. Они падали в липкую, холодную грязь, и Жур, уже летя, успел прохрипеть:

– БАШКУ ПРИКРОЙ! ПОЖАРНЫМ!


Они ввалились на дно воронки, глухой удар выбил воздух из легких. Жур судорожно натянул на себя капюшон и рукава своей огнеупорной накидки, сбитой с ног Атанасом, который делал то же самое со своей. И тут их НАКРЫЛО.


Не взрывом. Стеной огня. Абсолютной, всепоглощающей. Воздух с грохотом вырвался из воронки, сменившись адской жарой. Огненный смерч пронесся над ними, жаром, способным расплавить камень. Накидка Жура мгновенно нагрелась докрасна. Под ней стало как в печи. Дышать было нечем – воздух горел. Земля вокруг воронки вздыбилась, зашипела, превращаясь в стекло. (Ну, хана нам, бля...)


Казалось, прошла вечность. Жар начал спадать. Воздух в воронке был раскаленным, обжигал легкие. Жур услышал хриплый голос Атанаса, пробивающийся сквозь звон в ушах:

– Не ссы! Смерч прошел! Скидывай ткань! БЕЖИМ К ЛЕСУ! ПРЯМО! ПОД НОГИ СМОТРИ, БЛЯ! МИНЫ! НЕ ШАГНУТЬ ЛИШНЕГО!


Они сбросили дымящиеся, местами оплавившиеся накидки. Атанас выскочил первым, как ошпаренный. Жур – следом. Лес был так близко! Двести метров? Сто? Ноги отказывались слушаться, глина тянула, как болото. Где-то в небе снова зашипело. Новый залп?


– А ПОЧЕМУ ТАК?! – заорал Жур, из последних сил выдирая ногу из глиняной хватки.


Атанас, бежавший впереди, оглянулся, его лицо было искажено гримасой нечеловеческого усилия:

– А Я ЕБУ, ПОЧЕМУ?! ВСЕ ВПЕРЕД! БЫСТРО! КАБЫ ОПЯТЬ НЕ ЕБАНУЛИ!


Они бежали. Из последних сил. Из предсмертного отчаяния. Каждый шаг – пытка. Каждый вдох – огонь в легких. Свист снарядов нарастал где-то сзади, но они уже не оглядывались. Только вперед. К черной стене деревьев.


Рывок. Последний. Они влетели в чащу, спотыкаясь о корни, хватая руками стволы, падая. Сбивая с себя тлеющие клочья одежды. За спиной, на мертвой зоне, с грохотом разорвался новый заряд. Горячая волна докатилась до леса, шевеля листву. Но они были внутри. Во влажной, прохладной, спасительной темноте осеннего леса. Атанас и Журналист лежали ничком на подстилке из гниющих листьев, не в силах пошевелиться, слушая, как их сердца колотятся о ребра, пытаясь вырваться наружу. Запах гари, паленого пластика и собственной мочи смешивался с запахом сырости и грибов. Они были живы. Пока...


05 В лесу...


Они ввалились в чащу леса, как подкошенные, рухнув на подстилку из гниющих листьев и влажного мха. Воздух свистел в пересохших горлах, сердце колотилось о ребра, пытаясь вырваться. Тела дрожали от адреналина и усталости, пропитанные гарью, потом и глиной Периметра. Лес стоял тихий, сырой, прохладный после пекла открытой зоны. Папоротники, огромные, неестественно ярко-зеленые, шевелились от их тяжелого дыхания. Где-то капало с веток.


– Живы... бля... – прохрипел Атанас, перекатываясь на спину и зажмуриваясь.


В этот момент что-то холодное и твердое ткнулось Журу в висок. Резко. Точено. Сталь. Потом – в затылок Атанасу. Голос, низкий и хриплый, прозвучал прямо над ухом Жура:


– Не дышать, сука. Руки за башку. Быстро.

– Вы кто, бля? Чего вам тут надо?


Жур, не поворачивая головы, краем глаза уловил движение. Их окружили. Четыре фигуры, выросшие из тумана и папоротников, как грибы после дождя. Не сталкеры. Не военные. Бандиты. Четко читалось по манере, по взгляду. Все в потрепанных джинсах, засаленных штормовках поверх свитеров. Лица – жесткие, небритые, с тупыми глазами хищников. У двоих – старые, но ухоженные двустволки, стволы смотрят прямо в них. У третьего – потрепанная «Сайга» с толстым магазином. У четвертого, самого крупного, с шрамом через лоб – АКС-74У, короткий, злой. Его Жур запомнил сразу. Лидер.


– Ну, бля, чё молчим, суки, а? – Шрам (Краз, как выяснится) пнул ногой Атанаса. – Отвечайте, пока целы!


Атанас застонал, пытаясь приподняться на локтях.

– Да мы сталкеры... с Зоны... Деру даем... – выдохнул он, глотая воздух.


Человек с «Сайгой» (Пряник) фыркнул, плюнув в сторону:

– А не пиздишь ты, конь голландский, а? Мы тут давно сидим, на болоте арты собираем. А вы, суки, прямиком сюда шли, как на парад. Бля, с Периметра, паленкой воняет. Кто вас пустил?


– Волоките их в развалины! – приказал Краз, не спуская с них взгляда АКС-74У. – Там тише. Или... – он многозначительно посмотрел на каменистый берег ручья неподалеку, – …может, здесь завалим уродов? Рыбе корм.


– Ладно, – кивнул Пряник, перекидывая «Сайгу» на ремень за спину. – Идём в развалины. Тащите уродов! Пакля, Дюпель! Двигаем!


Четвертый бандит, низкорослый и юркий (Пакля), и тот, что с двустволкой (Дюпель), грубо схватили Жура и Атанаса под мышки, выдернули на ноги. Пошли пинками, подталкивая стволами в спину. Лес казался непроходимым, но бандиты знали тропу – узкую, заваленную буреломом, петляющую между огромных, почерневших от влаги стволов. Шли молча, под вой ветра в кронах и треск сучьев. Через полчаса уперлись в полуразрушенные каменные стены – остатки какого-то старого совхозного склада или фермы. Окна зияли пустотой, крыша провалилась местами. Внутри пахло плесенью, пометом птиц и тленом.


Их втолкнули внутрь, в зал с провалившимся в нескольких местах полом. Солнечные лучи пробивались сквозь дыры в крыше, освещая клубы пыли. Бросили на грязный, истлевший деревянный настил.


– Ну что, суки? – Краз подошел вплотную, тень от его фигуры накрыла Жура. – Пизда вам пришла. БЫСТРО ГОВОРИТЕ, КТО ТАКИЕ? Кто послал? Зачем лезли?


Жур поднял голову, глядя в узкие, злые глаза лидера:

– Мы идем в Зону. На заработки. Прорвались через Периметр. Вот и все.


– Во, блядь! – заорал Краз, ударив прикладом АКС-74У по ближайшей колонне. Гулкий звук разнесся по развалинам. – А то пиздите «из ЗОНЫ, из ЗОНЫ»! Слышь, Краз? – он обратился к самому себе с издевкой, – …они ж голые! Ни артов, ни припасов! Так, может, на нас поработают? А? – Он оглядел своих. Пряник хмыкнул, Пакля тупо ухмыльнулся. Дюпель, самый молодой, смотрел на Атанаса, который корчился от боли, держась за бок.


– А нахуя? – буркнул Дюпель. – А если сбегут? Лови их потом по болотам. Не лучше замочить сейчас, блядей. Меньше мороки.


– А ну, закрой ебало! – рявкнул Краз на Дюпеля. – Решаю я! – Он повернулся к пленникам. – Так вот, бляди. Работать будете на нас. Арты таскать. Жратва будет. Кров. А сбежите – найдем и кишки на кусты. Поняли, ишаки?


Жур почувствовал, как Атанас дернул его за рукав. Тот еле слышно прошипел:

– Слушай... может, отпустите нас? Мы деньги заплатим... на выходе...


Краз наклонился, его лицо с шрамом оказалось в сантиметрах от лица Жура. Пахло перегаром, луком и злобой.

– Ты, сука... – он медленно, смачно плюнул Журу в лицо. – Я тебя на тот свет отпущу. Заприте этих блядей до завтра! В подвал!


Пакля и Дюпель снова схватили их. Поволокли через завалы в дальний угол развалин. Там, под грудой обломков, зиял провал в полу – вход в подземелье, заваленный ржавой жестью и досками. Отодвинули кусок шифера – открылась черная дыра, откуда пахло сыростью и крысами.


– Марш, уроды! – Пакля пнул Атанаса. Тот сдавленно застонал, скатившись в темноту. Жура столкнули следом. Сверху послышался скрест, грохот – вход завалили обратно. Полная, непроглядная тьма. Воздух спертый, тяжелый.


Они лежали на холодном, мокром камне. Руки связаны за спиной колючей проволокой. Ноги, к счастью, не трогали. Жур попытался пошевелиться, наткнулся на тело Атанаса. Тот дышал тяжело, прерывисто.


– Атанас? Ты как?

Тот простонал в ответ:

– Как? Как... хуем об косяк, как... – Голос был слабым, полным боли. – На поле ранило... видно, осколок словил, пока бегали... Адреналин... не больно было... а щас... блядь, болит...


Жур напрягся, начал судорожно двигать руками, пытаясь просунуть связанные кисти под ногами вперед. Проволока впивалась в запястья. Больно. Кровь. Но через несколько минут, скрепя зубами, он сумел протащить ноги через петлю рук. Руки теперь были спереди. Он встал на колени, ощупывая в темноте стену, потом подполз к Атанасу, нащупал его бок. Ткань куртки была липкой, теплой. (Ранен. Серьезно.)


– Держись, – прошептал Жур. Он подполз к месту, где их сбросили, начал стучать связанными кулаками по завалу сверху. – Эй! Слышите? Откройте! Раненый здесь! Помощь нужна!


Сверху послышалось шарканье, ругань:

– Ну, бля, чё надо, а? Спать мешаешь, мразь!

– Раненый! – закричал Жур. – Ему плохо! Нужен бинт, хоть что-то!


Пауза. Потом бряк железа. Кусок шифера приподнялся, в щель пробился слабый серый свет. В щели мелькнуло лицо Пряника, злое, сонное.

– Помощь? Щас поможем...


Раздался оглушительный выстрел. Грохот в замкнутом пространстве оглушил. Жур инстинктивно пригнулся. Рядом с ним Атанас дернулся всем телом, как под током, и затих. Совсем.


– Вот и помог, видишь как! – захохотал Пряник сверху. – АНУ, СУКА, ЗАТКНИСЬ, БЛЯДЬ! ИЛИ УЕБУ ТЕБЯ, ПИДОР ГНОЙНЫЙ! ТАК ЖЕ!


Щель захлопнулась. Тьма снова поглотила все. Жур сидел на коленях рядом с телом Атанаса, не двигаясь. В ушах звенело. От выстрела, от хохота Пряника. От тишины, которая теперь была окончательной. (Атанас... Проводник. Садист. Но свой. И вот... хана.)


***


Утром их вытащили. Вернее, вытащили Жура и труп Атанаса. Бандиты были мрачны, невыспавшиеся. Пинали Жура, заставляя тащить тело Атанаса за ноги к яме на окраине развалин. Потом приказали закопать. Земля была тяжелой, глинистой. Жур копал молча, чувствуя на себе их насмешливые взгляды. Потом его пинком повернули обратно к развалинам.


– Ну, чё, чувак, – Краз подошел вплотную. От него пахло вчерашней водкой. – Жрать хочешь? А заработать надо. В общем, так. – Он ткнул пальцем в сторону болота, видневшегося сквозь деревья. Туман стелился над трясиной. – Там, на кочках, бусины. «Слезинки». Знаешь? Принесёшь пару штук – поешь. Нету бус… – Краз провел пальцем по горлу. – Кровь пустим. Понял, ишак? Пошёл вперёд, сука.


Ствол двустволки Дюпеля больно уперся Журу в спину. Он пошатнулся, потом медленно пошел по указанной тропинке, уводящей в зловонную, чавкающую трясину. Болото встретило его запахом сероводорода и гниющей растительности. Воздух висел тяжело, неподвижно. Комары тучами вились над головой. Он дошел до первых камней, торчащих из воды, и остановился. (Так... что дальше? Где искать? Что за хуйня такая вообще? Что это за место? Надо было этих уродов расспросить толком...)


Он обернулся. Бандиты стояли группой у края леса, куря.

– Эй! – крикнул Жур. – Как вас там? Краз!


Тот медленно подошел ближе, щурясь:

– Ну чё, баран? Нашел уже?

– Что за место здесь? Где искать-то? Надо знать точно, что там, а то ноги отдам в трясину.

Краз плюнул в болото:

– А хуй с тобой. Ловушки там, где никто не знает. Арты там – кучу бабок стоят, если жив вынесешь. Так что пиздуй, давай, лох. Ищи сам. Интуиция – лучший друг сталкера, хе-хе. – Он повернулся к своим. – Слышь, Пряник, помнишь, как того лоха, в прошлом месяце? Нашёл «Слезинку», обрадовался, побежал... а там, блядь, «Жаркий» невидимый! Как шашлык зашипел! Ха-ха!

– Ага, – хрипло засмеялся Пряник. – Кричал: «Мама!» Блядь, смешно!


Жур отвернулся, стиснув зубы. (Бляди.) Он осторожно ступил на первую скользкую кочку. Началось.


***


Через неделю он таскал артефакты пачками. «Слезинки», «Капли», пару раз – «Поплавки». Бандиты нашли золотую жилу – участок на краю болота, где аномалии «Электра» и «Жаркий» создавали стабильную ловушку для артефактов, выбивая их из невидимых глазу «гнезд» на кочках. Жур научился видеть малейшее дрожание воздуха, слышать едва уловимый треск энергии. Он стал ценным активом. Перестали бить. Стали кормить нормально – тушенкой, галетами, даже курицей раздобыли где-то. К концу второй недели продаж накопилось артов почти на триста тысяч гривен. Рекорд для их шайки.


Стояла суббота. Серый, промозглый день. Жур сидел у потухшего ночного костра на краю развалин, доедая холодную куриную ногу. Бандиты (теперь их было трое – Краз, Пряник и Дюпель; Пакля неделю назад не вернулся с «разведки») сидели неподалеку на ящиках, уже вовсю пили дешевую водку из горла. Спорили. Пили они с самого утра, а сейчас было часа два дня. Голоса становились громче, злее.


– Слушай, Краз, – Дюпель ткнул пустой бутылкой в сторону лидера. Глаза у него были мутные. – Может, пора валить домой? Денег куча. Хватит на год. Отдохнуть надо. – Он почесал шею под грязным воротником.

Краз, краснорожий, с налитыми кровью глазами, отшвырнул пустую бутылку в сторону болота. Она звонко разбилась о камень.

– Дюпель, ты дебил? Надо больше бабла натискать! А то мало! Нам первый раз так везёт, а ты – «ДОМОЙ»! Шутник, бля! Ещё неделя – и валим как пацаны! В Турцию!

– Слушай, Краз, – встрял Пряник, пошатываясь. – Я тоже свалить хочу. Гони нашу долю сейчас. А сами ебетесь здесь, если охота. – Он потянулся за рюкзаком, где лежали деньги.

Краз вскочил, как ужаленный:

– Ты чё, сука, охуел, что ли, блядь?! Деньги – общие! По итогу!

Пряник медленно поднялся. Его лицо стало каменным. Он небрежно положил свою «Сайгу» на колени, стволом в сторону Краза.

– А ты не бурей, Краз. Не бугор, бля. Доля моя – я её заберу. Сейчас.

Дюпель, глядя на них, тоже неуверенно поднял свое ружье, держа его наизготовку. Обстановка накалялась. Воздух звенел.


– Дюпель, Пряник, Краз! – Жур попытался встрять, зная, чем это пахнет. – Завязывайте бодягу! Денег на всех хватит! Завтра еще натаскаем...

– Заткнись, урод! – рявкнул Краз, не отрывая взгляда от Пряника. – А вы... – он ткнул пальцем в Пряника и Дюпеля, – …стволы убрали! Черти! Быстро!


Пряник усмехнулся, коротким движением передернул затвор «Сайги». Звук был зловещим, металлическим.

– Ты, урод, – он говорил тихо, но четко, – ты кого чертом назвал?

– Да вас, суки! ВАС! – заорал Краз. – Чё, блядь, ТУПОЙ, ШТО ЛИ? Ты уро...

Затвор АКС-74У Краза тоже лязгнул. Дюпель вскинул двустволку. Трое мужчин, секунду назад бывших сообщниками, уставили стволы друг на друга. Взгляды – безумные, пьяные, полные ненависти. Еще миг – и начнется бойня. Жур замер, понимая, что сейчас шальная пуля может прилететь и в него.


В этот момент со стороны леса раздался пронзительный, дикий вопль. Нечеловеческий. Потом еще. И еще. Как стая обезумевших псов. Но гораздо страшнее.


– СНОРКИ! – заорал Жур, вскакивая на ноги и хватая со стола пустой котелок как щит.


Крик подействовал как удар током. Трое бандитов, чуть не начавшие убивать друг друга, резко повернули головы на звук. Со стороны болота, ломая кусты, вырывая с корнями папоротники, неслась стая. Голов двадцать, не меньше. Длинноногие, поджарые твари, похожие на помесь гиены и борзой, но размером с теленка. Морды – в оскале, желтые глаза – безумные. Шерсть – грязно-серая, слипшаяся. Снорки. Стая голодных снорков.


– БЛЯЯЯТЬ! – завопил Краз, забыв про разборки. – К КАМНЮ! СПИНОЙ К КАМНЮ! БЫСТРЕЙ!


Его крик отрезвил. Все четверо – Жур и трое бандитов – бросились к огромному валуну у входа в развалины. Сбились в кучу спинами к холодному камню. Снорки уже были в двадцати метрах, их рык и топот сотрясали воздух.


– Держимся сколько можем! – орал Краз, вскидывая АКС-74У. – Короткими! ОГОНЬ!


Грохот выстрелов слился в сплошной рев. Пули вгрызались в серую массу. Два передних снорка свалились, сбитые зарядом Дюпеля из двустволки. Еще один захрипел, сраженный очередью Краза. Но остальные не остановились. Они прыгали через трупы сородичей, несясь вперед. Еще два гада рухнули под огнем Пряника и Краза. Но стая была слишком большой. Они окружили камень, прыгая, пытаясь достать людей. Слюна летела клочьями.


На Краза насело сразу трое. Он отстреливался, отбиваясь прикладом. Один снорк удачно сбил его с ног. Краз заорал нечеловеческим голосом, пытаясь отползти за камень, но не увидел четвертого, затаившегося сзади. Молниеносный прыжок – и тварь вцепилась ему в горло. Мощный рывок головой – хруст костей. Тело Краза дернулось и затихло. Его АКС-74У, выпавший из рук, упал в грязь буквально в метре от Жура. (Близко! Блядь, так близко! Но твари... Краз сдох бы минутой позже – и автомат был бы мой... А так... хуй знает...)


И в этот момент, со стороны леса, грянули новые выстрелы. Частые, точные. Не из дробовиков или автоматов бандитов. Три ствола били короткими очередями. Снорки, потерявшие уже несколько особей, замешкались под неожиданным огнем с фланга. Часть стаи развернулась на новую угрозу.


Жур не раздумывал. Он прыгнул вперед, в грязь, впился пальцами в приклад АКС-74У Краза. Рывок на себя. Холод металла. Знакомый вес. Он вскинул автомат, не глядя, нащупал скобу спуска, лязгнул затвором, поймав в прицел ближайшего снорка, рвущегося к Прянику. Короткая очередь. Тварь взвыла и рухнула.


Твари окончательно смешались под перекрестным огнем. Четыре автомата (два у бандитов, один у Жура, три у незнакомцев) и двустволка Дюпеля доделали работу. Последние снорки с визгом бросились обратно в болото. Настала оглушительная тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием выживших и предсмертными хрипами пары раненых тварей.


Шесть человек стояли среди трупов снорков и Краза, оглядывая друг друга сквозь клубы порохового дыма. Жур, Пряник, Дюпель – потрепанные, в грязи и крови. И трое незнакомцев: двое парней помоложе, в походной экипировке сталкеров, и один постарше, с умными, усталыми глазами. Все с автоматами наготове.


Секунда недоверия. Ствол АКС-74У в руках Жура самопроизвольно качнулся в сторону Пряника и Дюпеля. Цветок огня расцвел на дуле. Два гулких хлопка. Пряник и Дюпель, еще не успевшие опомниться после боя со снорками, вздрогнули и осели на землю. Пули – точно в грудь. Дюпель дернулся и затих. Пряник успел хрипнуть: «Су...ка...» – и перестал двигаться.


– Ну что, суки, отсосали, бляди, – глухо сказал Жур, опуская автомат. Дым струйкой вился из ствола. – Атанаса жаль только... твари.


Теперь трое сталкеров смотрели на одного Жура. А он, как будто не видел их, нагнулся, начал шарить по карманам и рюкзакам мертвых бандитов. Вытащил толстую пачку денег у Краза, пару клипс с патронами у Пряника. Поднялся, набивая карманы. И только тут его взгляд скользнул по трем замершим сталкерам.


– Ну а вы кто? – спросил он хрипло, автомат висел на ремне, но рука была рядом с пистолетной рукоятью. – Пришли до дружков своих? Так вон они... дохлые. – Он кивнул на тела Пряника и Дюпеля.


Старший из сталкеров, тот, что с умными глазами (Ярый), осторожно опустил свой автомат, стволом в землю.

– Друг... ты что? – сказал он тихо, но твердо. – Мы до вас бежали! На помощь! Слышали бой, крики... И не бандиты мы. Тихо. Свои. Свои.


Ноги у Жура вдруг подкосились. Адреналин отступил, оставив пустоту и дикую усталость. Он осел на корточки, потом повалился на бок, прислонившись к валуну. Боль от забытой раны на бедре (осколок при прыжке в воронку?) пронзила его. Темнота поплыла перед глазами.


– Друг? Ты чаво? – Ярый бросился к нему. – Ох ты, да ты ранен! Тигра! Бинтов, быстро! ТаКот, костёр разводи! Воды! Быстро!


Минут через пять костер уже пылал на безопасном расстоянии от трупов. Жур лежал на расстеленном брезенте. Тигра (крепкий парень с лицом боксера) ловко перевязывал ему бедро чистыми бинтами. ТаКот (худощавый, с острым взглядом) подсунул под голову свернутый спальник. Ярый поднес к его губам походную фляжку.

– Глотни. Очищенный. Дизель. Поможет.


Жур жадно глотнул. Огонь прошел по горлу, разливаясь теплом по телу. Кашель. Потом – облегчение.


– Ожил? – спросил Ярый, когда Жур открыл глаза. – Где вас так снорки загнали? Или это бандиты?


Жур покачал головой, с трудом поднимаясь на локте.

– Нее... не загнали. Сидели мы тут... – он кивнул на развалины. – Эти суки... – махнул рукой в сторону тел бандитов, – …пили. А я... в плену у них был. Держали как раба. Как ишака. Да и... спасибо вам. За то, что спасли. – Он попытался встать, но слабость снова сбила его с ног.


– Тихо, друг, – мягко, но твердо придержал его Ярый. – Не спеши. Тебе силы копить надо. Да и нам отдых. Вот завтра и пойдем. А тебе... – он посмотрел на перевязку, – …надо к Бабе Марфе сходить. Чай ее травяной – живая вода. Заживит, силы даст. Знает она всё про Зону...


***


Пещера Бабы Марфы. Она зияла черным провалом в склоне поросшего мхом холма, затерянного в глухих лесах между болот и выжженных равнин Зоны. Воздух здесь был тихим, тяжелым, пропитанным запахом сырой земли и кореньев. Жур стоял у входа, глядя в непроглядную тьму. (А зачем я туда попрусь? Ну, бабка. Ну, куку, наверное. И что надо? На её молитве? Похоже, здесь дурдом онлайн. А пошло всё к черту...)


Голос из глубины пещеры ошеломил его. Голос старухи. Сухой, как шелест осенних листьев, но удивительно четкий и проникающий прямо в мозг:


– ЗАХОДИ, ЖУРНАЛИСТ. Я ЖДУ ТЕБЯ.


Жур оторопел. Ледяные мурашки пробежали по спине. (КАК? Как она узнала? Что это ОН? Имя...)


– Ну, долго будешь там? – голос звучал ближе, но в темноте ничего не было видно. – Заходи. Скоро дождь будет. Сильный.


Жур, преодолевая нелепый страх, шагнул внутрь. Темнота поглотила его. Через несколько шагов он различил слабый отсвет в глубине. Пещера оказалась небольшой. Полумрак. В центре – грубый деревянный стол и два таких же стула. Больше ничего. Или была еще комната за поворотом, но Жур не видел. За столом сидела старуха. Марфа. Лицо – изборожденное глубокими морщинами, как высохшее русло реки. Глаза – открытые, но мутные, белесые, невидящие. На столе перед ней спал, свернувшись клубком, абсолютно белый, пушистый кот. Даже когда Жур осторожно подвинул стул и сел напротив, кот лишь приоткрыл один зеленый, невероятно осмысленный глаз, посмотрел на него и снова заснул.


– Я давно тебя жду, – сказала Марфа. Голос был ровным, без эмоций. – Молчи. Слушай. – Она помолчала, будто собираясь с мыслями. Потом начала, и слова падали, как камни в тихий пруд:

– Ты ищешь ОТВЕТЫ... но найдёшь ВОПРОСЫ. И будет человек... что придёт извне... Три раза будет пусто... Познает смерть Кабан... и ВОЗРАДИТСЯ другим. Тёмный Ангел придёт... Ганс найдёт, что ищет...


Она замолчала. Повисла тишина, нарушаемая лишь мерным дыханием кота и каплями воды где-то в глубине пещеры. Потом Марфа поднялась, не глядя на Жура, нащупала рукой стену за столом.

– Теперь всё. Иди. Твоё время не ждёт. Прощай, Журналист.


Она медленно, как тень, скользнула в темный проход за стеной и исчезла. Жур сидел, ошеломленный. Бессмыслица? Бред? Но звучало... как приговор. На столе кот проснулся, потянулся, встал на все четыре лапы и уставился на Жура своими зелеными, горящими в полумраке глазами. (Вот животное... чё смотришь? Белый гад... чего надо? А пошло всё к черту!) Жур резко встал, стукнув стулом. Повернулся и пошел к выходу. Тусклый свет дня показался слепящим.


Отойдя от пещеры на добрый километр, он сел на мшистый валун у тропы. Голова гудела. (Так и что она сказала? Вопросы? Ответы? А при чем тут ТРИ НОЛЯ? И что за КАБАН? Кто такой Ганс? И при чем здесь тёмный ангел? Нее... бред какой-то. У бабки совсем куку поехала. Вместе с котом. Черт... а этому пушистому... что надо?)


На камне рядом с ним сидел белый кот. Тот самый. Он сидел, как статуя, и смотрел на Жура. Не моргая.


– Так ты что, забыл, где дом? – спросил Жур, чувствуя себя идиотом. – Или Марфа тебя выгнала?


Кот не ответил. Потом плавно спрыгнул на землю, потянулся и не спеша пошел по тропинке... налево. В глубь леса. Туда, куда Журу идти было не надо. Он смотрел ему вслед, пока тот не растворился в зелени и тенях.


– И ты туда же... – пробормотал Жур. Вокруг стояла тишина. Только ветер шелестел листвой. Через три дня он подходил к РОСТКУ...


06 Бар 100 Ренген...


Дорога к заводу «Росток» вилась между скелетами мертвых берез и ржавыми остовами машин. Воздух звенел от тишины, нарушаемой лишь треском дозиметра на поясе Жура и далекими хлопками – то ли выстрелы, то ли аномалии рвутся. Пыль висела столбом, смешиваясь с предгрозовой влагой. У въезда на территорию, за грудой бетонных блоков, маячили две фигуры в камуфляже-разнобое. Один курил, прислонившись к БТРу без башни, другой щелкал затвором СКС.


– Стоять! – сиплый голос курящего. – Кто такой? Откуда прешь?


Жур замедлил шаг, поднял открытые ладони:

– Да эта... я, ещё зелёный. В бар иду, «100 Рентген». Слышал, тут... тусовка.


Второй, с лицом подростка, но глазами старика, фыркнул:

– Да ну нахуй! Ты скажи ещё что серобуромалиновый в горошек, шутник бля! – Плюнул под сапог. – Ладно, слушай сюда, цыпа: на территории – оружие не пускать в ход. Ни-ког-да. Или смерть тебе, быстрая. Уяснил? Проходи.


Жур кивнул, прошел мимо них, чувствуя спиной их взгляды. За КПП открылся адский пейзаж: территория завода напоминала муравейник после артобстрела. Руины цехов, горы металлолома, палатки, костры. Воздух гудел от генераторов, лязга металла, мата и пьяных песен. Пахло горелым маслом, озоном и гнилью. Сталкеры в рванье тащили мешки, торговцы орали с импровизированных прилавков: «Батарейки! Свежие!», «Антирад! Дешево!», «Патроны 5.45! Обмен на арты!». Над одним костром жарили тушу кабана-мутанта – запах жира и чего-то химического.


Жур замер у разбитой трансформаторной будки. (Куда шас? А если к «Долгу»? Нее, не вариант. Никто не должен знать про задание... Торговцы? Слишком людно. А если в бар? И еда, и выпить, и инфу подслушать можно... И в глаза не бросишься. Во, точно. Поехали.)


Он поплыл по людскому потоку, лавируя между телегами с артефактами и пьяными сталкерами. Через сорок метров, на облупленной стене котельной, висел криво приваренный железный щит. Надпись, выведенная белой краской: «Бар 100 Ренген. Мы открыты круглые сутки! У нас вы можете найти: ЕДУ, ВЫПИВКУ, ОРУЖИЕ И ВСЁ ДРУГОЕ! Цены низкие и честные!» Стрелка вниз – в бетонный колодец с ржавой лестницей. (Аха, «честные». Так и поверили тебе, ебёшь мозги на раз. Но делать нечего.)


Спуск в подземелье. Сырость била в нос, смешиваясь с запахом перегара, жареного сала и пороха. Гул голосов нарастал. Бар ютился в бывшем бомбоубежище – бетонный короб 12х15 метров, потолок низкий, закопченный. Свет – от коптящих керосинок да гирлянды лампочек над стойкой. Г-образная стойка: в длинной части – Бармен, гора мяса в заляпанном фартуке; в короткой – Ребе, тощий еврей в очках, считающий пачки купюр за решеткой. Воздух густой, как суп – табачный дым, мат, смех. За столиками – весь сброд Зоны: новички с дикими глазами, бывалые волки со шрамами, наемники в тактичке. У стойки толпились желающие продать арты или купить патроны. В углу кто-то орал пьяную песню.


Жур прижался к стене у доски объявлений. Бумаги пестрели криками: «Куплю «Искру»! Дорого!», «Нужен проводник на «Юпитер», группа 3 чел.», «Продам АК-74, хор. сост.», «Ищу брата, пропал на «Тёмке», награда!», «ВНИМАНИЕ! На «Агропроме» – новая «жаба»! Осторожно!». Жур не читал. (Так, кому подойти? Бармену или к еврею? Бармен – туповатый бык. Ребе – хитрая бестия. Рискнём к бармену.)


Пробился к стойке. Бармен поднял заплывшие глазки:

– Ооо! Какие люди! – голос масляный, слащавый. – Первый раз в ЗОНЕ, а? По глазам видно – оленёнок Бэмби! Стволы, амуниция, патроны, антирад? Всё есть! Качество – бомба! Цены – пиздец как низкие! Чего изволите?


Жура охватило чувство наебалова. Он наклонился:

– Инфу надо. – Протянул сложенный листок с именами («Борода», «Крот», «Философ»).


Бармен взял бумажку, улыбка застыла. Читал минуту. Потом поднес к тлеющей кнопке на стойке. Бумага вспыхнула. Стряхнул пепел в ведро. Взгляд стал ледяным:

– Так, остряк. Мне похуй, зачем он тебе. Твоё дело. Но если оч-чень надо... – кивнул на Ребе. – …к нему. А потом... поговорим о деньгах за фокус. Понял, цыпа?


Жур кивнул. Бармен отвернулся. (Ну что ж. К Ребе.)


Подошел к решетке. Ребе щелкал костяшками счетов.

– Добрый день.

Ребе взглянул поверх очков. Глаза – буравчики.

– А, таки что вы хотели? Может, девушку? Чистенькие есть. Или оружие? «Бураны» пришли... Может, продать что? Артефакт?

– Увы, нет. Инфа нужна. Срочно.

Ребе снял очки:

– Ха! Информация! Все хотят! А Ребе – один! – Прищурился. – А вы... имеете деньги? Звонкие?

Жур похлопал по толстой пачке в кармане.

– Ну, таки другое дело! – оживился Ребе. – Только... есть дельце. Взаимовыгодное. Берётесь?

Жур кивнул. (Да, бля, напарить хочет. Ладно.)

– Так, вот что, – Ребе указал в дальний угол, где трое ели тушенку из котелков. – Видите тех? Поговорите. Скажите, от Ребе. Договоритесь... А там... – потер пальцы, – …и инфа ваша. Дёшево!


Жур взглянул. (Трое. Лысому под 50, лицо топором. Молодой вертлявый, глаза бегают. Бородатый спокоен, но рука под столом... Команда ушлая. Главный – лысый.)


Подошел, сел напротив лысого.

– Я от Ребе. – Повернулся к молодому: – Малец, спрячь нож. Культурные люди.

Молодой глянул на лысого. Тот кивнул. Нож исчез. (О как! Прям Гудини.)

– Я Журналист. Или Жур. А вы?

Лысый хрипло рассмеялся:

– Ха! Хуй в кожаных штанах! А ты что выспрашиваешь? Мент, что ли?

– Я ОТ РЕБЕ. ВОН ОН – СПРОСИ!

Молодой (Шустрый) юркнул к стойке. Шептался с Ребе. Вернулся. Кивнул лысому (Бегемоту).

– Вот так и надо. Я Бегемот. Это сын, Шустрый. Родственник, Мореман. – Кивнул на бородатого. – Здесь лет 5. Затянуло. А ты?

– Жур. От государства свалил. Хапуг вывел – не надо никому. Чуть не сел. Плюнул – сюда.

Бегемот жевал губами:

– Да... поёшь сладко. Белыми нитками шито. Ладно, хуй с тобой. Мы ЗДЕСЬ. Ребе сказал, задание?

– Нет.

– Ну, бля! – Шустрый стукнул кулаком. – Еврей хитрый! Сел как царь!

– Шустрый! Заткнись хером, полбу тебе! Иди, возьми пива. И рыбы.

– Батя, за что? – Шустрый встал.

– Тихо! – Бегемот наклонился к Журу. – Так... Ребе умыл руки. Ладно. Нам надо в НИИ «Заря». Груз вытащить. Старый. Ценный. Никто не идёт. Пойдёшь? Доля будет.

– Так просто? Сходить?

Бегемот усмехнулся:

– Да не, браток! Без башки останешься! Фильмы ужасов? Там в сто раз хуёво! Хорошо, что ТАМ ЕСТЬ сюда не лезет. А то...

– Так напалмом к хую! – встрял Мореман. – И конец!

Все заржали. Смех нервный.

– Выжечь? Напалм? – Бегемот плюнул. – Кому надо? Нам? Русским? Европе? Да ебись с зайцем! Они на перепродаже гребут! Правителям? На хуй не надо! Сталкерам? Иди проебись! НИ-КО-МУ ЭТО НЕ НАДО! Своя жопа ближе! И хватит болтать! Ты с нами?

Жур кивнул:

– Да. Но два дня на подготовку. Оружие, антирад...

– Идёт! – Бегемот хлопнул по столу. – Через два дня. Здесь. 10 утра. Понял?

– Да. Где закупиться?

– У Бармена, Ребе или оружейника в третьем цеху. Пока.

Жур встал, пошел к выходу. За спиной:

– Батя, а он не сыканет? – Шустрый.

– А хуй знает. Гудини конченный. Иди, скажи Ребе, счет за пиво несет. И за рыбу.


***


Через два дня у входа в подвал. Утро. Морось. Бегемот, Шустрый, Мореман – в разгрузках, рюкзаках. Бегемот досылал патрон в АК-74. Мореман чистил ствол помпового дробовика. Шустрый нервно теребил шланг... огнемета.


– Привет, – подошел Жур. – Ну как, не зассал?

– Жив, – буркнул Бегемот. – Слушай: я и ты – спереди. Стороны секём. Шустрый и Мореман – зад. – Глянул на сына и бородатого. – Придурки, чего ржёте? Не дай бог с жопы нападут – уебу, суки! Шустрый! – ткнул в огнемет. – Гудини кончённый! На тебе огнемёт! Не пизди без дела! Мореман! Ебало закрой! Бери дробовик! А мы... – хлопнул по своему АК и АКС-74У Жура. – …калаши.

Шустрый надулся:

– Батя, а может, я впереди? С огнеметом?

Бегемот фыркнул:

– А жопу кто охранять? Идиот! Два калаша – сила. Огнемет – козырь. На черный день. Всё? Пошли. Путь – не сахар.


Он шагнул в серую морось. Жур – следом. Шустрый и Мореман – позади. Фигуры растворились в ржавых руинах Ростока. Путь на «Зарю» начался...


07 Брошеная стация...


Туман, вязкий и холодный, как похоронный саван, цеплялся за болотную кочку и редкие, покореженные деревья. Воздух гудел низкочастотным гудением неизвестного происхождения – то ли где-то работал умирающий генератор, то ли сама Зона дышала. Они шли уже 5 часов, пробираясь по размокшей тропе. Бегемот и Жур впереди, Мореман и Шустрый сзади, прикрывая тыл. Влажная земля чавкала под сапогами, а где-то вдалеке прокричала невидимая птица – звук, больше похожий на скрежет металла.


- А вот Шустрый, кто он? Што твой сын знаю, кто он? Резкий как понос и ловкий как Гудини, а так кто он такой? – Жур, сплюнув в сторону, поправил рюкзак, набитый консервами и патронами. Его лицо, покрытое слоем грязи и усталости, было непроницаемо.

- Эээ, да ты допрос ведеш, што ли? – Бегемот, массивный, как его тезка, оглянулся, его камуфляжная куртка была в бурых разводах болотной жижи.

- Да шучю. Он то, разпиздяй, пошол в цирковое и бросил. Целыми днями дома сидел, всякую хуйну делал. Но вот чево не отнять – так фокусы. Мастерски творит оболдуй. Моремана уже видел? Тот из ВСУ бежал. Морду маёру набил. Та сука с коробля продавать начал все. Ну и попался Мореману как-то… и пизда. Хотели суд дать, да сбежал он сюда. Может, туповат, молодость, но стрелок он пиздец колесом. Вот в ВСУ и держали ради медалей.

- Ну а ты? – Жур прищурился, всматриваясь в туманную даль.

- Во бля, допрос што ли? Да я просто жил. Пока КЛОУН хуйню не начал. Он же сука в Европу хотел и давай под гейропу косить. Не выдержал тогда я. Забрал сына и попиздовали в ЗОНУ. Ну а подороге Мореман прибился к нам. Вот теперь втроём и ходим.


Вдруг Шустрый застыл на месте, резко подняв руку в жесте "Стоп!". Тут же все остановились, затаив дыхание. Тишину нарушал только свист ветра в ржавых каркасах каких-то древних антенн неподалеку.


- Там, метров 50, кабан, – прошептал Шустрый, его обычно подвижное лицо стало каменным. – На тропе стоит, гад. Здоровый сука. Кажесь, мы его насторожили.


Мореман медленно снял с плеча свой дробовик, стараясь не звякнуть металлом. Бегемот пригнулся, оценивая обстановку. Кабан действительно стоял, огромный, с щетиной, сливающейся с болотным мраком, его маленькие глазки сверкали в их сторону. Слышно было его тяжелое сопение.


- Грохнем? – тихо спросил Мореман, уже прицеливаясь.

- Да нет, не вариант, – покачал головой Жур. – Шум поднимем – кто знает, што еще сбежится.

- Так чё делоть то? – зашипел Бегемот.

- А я бля знаю?! – раздраженно буркнул Жур.

- Обоидем? – предложил Шустрый.

- Хуешки по морде! Он же тогда точно найдет нас по следам, – возразил Жур.

- А если я колбасы ему кину? – вдруг выдал Жур, снимая рюкзак.


Тут все трое повернулись и уставились на Жура как на дурака. Ветер донес запах гнили и чего-то химического.


- Ты эта... совсем таво, што ли? – Бегемот удивленно поднял бровь.

- А што? Этажи свинья ведь, – пожал плечами Жур, уже роясь в рюкзаке.

- А хуй это нос! Эээ... а ты кабанов видел? – Мореман недоверчиво покосился на него.

- Та где? Яж 100% городской, в Киеве жил, – ответил Жур, доставая полупустую палку копченой колбасы.

- Понятно. Ну иди, покорми свинку, – фыркнул Бегемот, снова уставившись на кабана.


Жур, как ни в чем не бывало, пошел прямо по тропе. Впереди мелькнул кабан, фыркнул, но не убежал. Все трое сжали по крепче оружие, пальцы на спусковых крючках. Жур подошел и встал метрах в пяти от зверя. Он медленно стащил рюкзак, поставил его на землю и принялся искать колбасу и хлеб. Картина была просто сумашедшей: ЧЕЛОВЕК КОРМИТ КАБАНА. Просто бред и вынос мозга. Наконец, Жур достал хлеб и колбасу и замешкался, не зная, што лучше. Кабан медленно пошел к Журу. При виде живого кабана вблизи у Жура выступила идиотская улыбка. Кабан обнюхал хлеб и колбасу и потянулся к колбасе. Жур начал отламывать от колбасы куски и бросать кабану. Тройка просто отарапела от такова вида. Где-то с болота донесся жалобный крик выблядка.


- А кабан-то меченый, – прошептал Шустрый, прищурившись. – Вон, на башке слева, у шеи – белая прядь.

- Да не белая, седая, – поправил Мореман.

- Ану, блядь, тихо! – резко прошипел Бегемот. – Или зверь нами закусит!


Все заткнулись и молча смотрели дальше. Жур заметил седую прядь. И сделал то, што не один сталкер не сделал бы никогда в жизни: просто протянув руку, он погладил кабана по шее, рядом с седым пятном. Кабан на мгновение замер, потом поднял голову и посмотрел в глаза Журу. Мурашки прошли по спине у того, но не страха, а нечто другова – странного, почти первобытного понимания. Секунда – и кабан развернулся, шумно фыркнул и исчез в зарослях, как призрак. Постояв еще немного, Жур поманил других сталкеров. Скоро все были вместе опять.


- Ну вот, а вы боялись! – усмехнулся Жур, вытирая руку о штаны. – А это просто одичалая свинья. Просто сильно голодная. Ну, пошли дальше? – Он надел рюкзак. – И Бегемот, давай колись, куда идем? Мы ж пятый час пиздуем куда-то.


Они снова пошли по тропе, которая теперь вела вверх по заросшему кустарником склону. Туман начал редеть, открывая вид на мрачную долину внизу.


- Лабораторная станция, – ответил Бегемот, с трудом переводя дыхание на подъеме. – Раньше там росли рожь, кукуруза, пшеница... ну и много чего еще. Потом домашних животных стали держать. Ну а после второго выжрыва все забросили. Не до станции было. А где-то два с половиной года назад группа сталкеров наткнулась на СТАНЦИЮ. В живых всего ДВОЕ ИЗ ДЕСЯТИ осталось, да и то умом тронутые стали малость. От них так и не узнали, где их так ебанула. А потом отряд ДОЛГА пропал. Вот когда их искали, на СТАНЦИЮ наткнулись. Правда, вернулся всего один... и пиздец всему. Сколько раз туда посылали – нихуя, обратно не возвращались. Ну а потом хуй забили на это. Судя то не лезит, ну и ебись конем это. Такие дела, бля. Нам туда надо. Там артефакты редкие есть. "Капли" говорят, и "Медузы" кристально чистые.


- Так там народу до пизды, небось? – спросил Мореман, сплевывая.

- Шутник хуев! – фыркнул Бегемот. – Да нету там народа! Они там, где спокойно, а здесь полный пиздец. Так где ты видишь толпы народу? В центре Зоны, што ли?


Они стали спускаться с холма в ту самую долину. Ветер усилился, гоняя по земле клочья тумана и сухие листья. В конце долины виднелись пара полуразрушенных домиков, похожих на зубы старого черепа.


- СТАНЦИЯ, – кивнул Бегемот. – Снаружи всего пара домиков да огороды заросшие. А вот все остальное – в холме, под землей. Зачем так – мы сами не знаем. Есть версия, што все эти огороды – просто ширма, а все самое главное в холме. Вот так-то. Подходим.


За поворотом тропы открылся жутковатый "садовый" вид: позади стояли те самые домики, их было четыре штуки, покосившиеся, с выбитыми окнами. А позади них, у самого подножия холма, зиял темный проем входа, очень похожий на вход в метро, только поменьше. Ржавые рельсы, уходящие в черноту, только подтверждали это сходство. Возле одного домика валялся скелет крупного животного, обглоданный дочиста.


- Так, внимание! – Бегемот резко остановился, его голос стал командным. – Я и Жур идем первыми. Вы два коуна берете зад. Полукруг спереди – наш. Другая ваша сторона – ваша. Вы, щеглы, слушаться МЕНЯ или ЖУРА. Штоб глаза на жопе отрастили! Если вас плохо убьют, то я сам уебу вас, долбаёбы святые! ВСЕ, ПОШЛИ!


И он пошел первым, тяжело ступая по щебню. За ним, чуть сбоку, двигался Жур, держа автомат наготове. Замыкали Мореман и Шустрый, постоянно оглядываясь на мрачную долину за спиной. Жур шел задумчиво, его взгляд скользил по мертвым окнам домиков.


(Ну и куда, блядь, идем? Што-то не верю я в их "жуть". Нажрались пси-грибов и хуйню гонят. Ладно, посмотрим, што за манду они боятся. Тупые придурки.)


Пройдя мимо домиков, они подошли к фасаду подземного входа – что-то вроде фойе. Все стекла, как ни странно, были целы, заляпанные грязью изнутри и снаружи. Вход был открыт настежь, а вот дверей не было – только ржавые петли торчали из бетона. Тихо ступая, стараясь не скрипеть подошвами, они вошли в холл. Это был большой зал, метров 20 в длину и 10 в ширину, а в высоту – метра 2.5 человеческого роста. Воздух был спертый, пахнущий пылью, плесенью и чем-то металлическим. Где-то капала вода, эхо разносило звук по пустоте. На стенах висели обрывки плакатов о технике безопасности и урожайности.


- Куда такой потолок высокий? – удивленно прошептал Шустрый, всматриваясь в темноту под потолком, где копошились тени летучих мышей.

- А хуй знает, – буркнул Жур, осматриваясь. Его фонарь выхватывал из мрака груды мусора и разбитую мебель.

- Ну, куда теперь? – спросил Мореман, нервно перекладывая дробовик.

- Погодь, – Бегемот достал свой ПДА, экран тускло засветился. – На 5 уровень надо.

- Пятый уровень? – Шустрый аж поперхнулся. – Што за хуйня?

- Представь, што Мариинский дворец закопали. Крыша – это 1 уровень, а подвал – это 5 уровень. Приблизительно. Теперь понял? Лифты не фурычат, идем пешком. Всем – полный ноль!

- Што? – не понял Мореман.

- Дебил! Полная тишина! – пояснил Жур, прислушиваясь. – С работы еще, радиотехник я был. Ни намека на генерацию, на работу приборов. Все ноль. Мертво.


Их группа пошла вдоль холла, фонари выхватывали из тьмы ржавые двери с табличками "Администрация", "Бухгалтерия". Пройдя весь холл, они подошли к началу винтовой дороги вниз – широкой бетонной рампе, уходящей в черную бездну. Постояв на краю, втягивая затхлый воздух, они пошли по рампе вниз. Не пройдя и 10 метров, Бегемот показал на левую руку. Там на предплечье был закреплен ПДА. Он ткнул пальцем во всех, вытянул руку. Тут же все вытянули свои запястья с приборами. Через пару секунд пискнул сигнал у всех. Экраны ПДА стали бледно-белыми и сразу отрисовалась схематичная карта СТАНЦИИ с обозначением уровней и основных помещений. Бегемот на строчил текст на своем ПДА, и он появился у всех троих: `Идем по карте. Слава Боху, энергия есть – значит, свет тоже должен быть, где-то.`


И пошли дальше, вниз. Гул шагов по бетону отдавался в ушах. Они прошли уже 3 уровня, отмеченные на карте (уровни были обозначены огромными выцветшими цифрами на стенах), как Бегемот резко замер. В тот же миг замерли остальные. Жур набил на ПДА вопрос: `Што, Бегемот?` Ответ пришел почти сразу: `Хуй знает, но што-то там есть. Жур – левый фланг, я – правый. Апездолы – зад и глаза на жопе у всех! Медленно пошли.`


БЕГЕМОТ (внутренний монолог, напряженный): (Так, еще 10 метров... так, еще 10... Пройдем да? Второй раз сюда я не полезу. Ребе, поц еврейский, штоб я свою жопу ради тебя... Да ебитесь все зайцем в овраге! Не, буду у Кордона ходить, лутше нихуя, чем до ХУЯ... Так, а то куда? Не, не надо... Сюда.) Он ткнул пальцем в темный проем открытых дверей слева по ходу движения. Потом пальцами тронул свои глаза, сделал жест "кругом" и махнул ладонью на дверь. И пошел первым в темноту. За ним потянулись остальные, стволы автоматов направлены в черноту проема.


* * *


**Бар "100 Рентген"...**


Густой сизый дым висел под низким потолком бара "100 Рентген". Воздух гудел от десятков голосов, перекрываемых похабной песней из колонок с трещащим звуком. За стойкой, протирая стаканы грязной тряпкой, стоял бармен Фомка, бывший шахтер с лицом, изборожденным шрамами и нездоровой желтизной. В углу, за столом, заваленным пустыми бутылками и окурками, сидели трое. Они не пили взахлеб, как другие, а попивали пиво мрачно и сосредоточенно, уже часа три. Несмотря на выпитое, были трезвы как стеклышко. Их видавшие виды робы, тяжелое оружие, прислоненное к стене, и слишком внимательные глаза сразу не понравились Фомке. Но деньги есть деньги. Он готов был терпеть их, пока они платят. Натянув дежурную улыбку-оскал, он наблюдал, ждал, чем все кончится.


Один из троих, с перебинтованной головой и холодными глазами, что-то тихо сказал другому, кивнув в сторону стойки. Тот достал из кармана смятую сотку рублей и сунул ее Фомке через стойку.


- Бармен, нужна инфа? – голос был тихим, но резал шум как нож.


Фомка медленно положил тряпку, взял деньги, не глядя сунул в карман фартука.


- Што это? – спросил он без энтузиазма.

- Деньги за инфу, – пояснил сталкер. – Про одного... доктора. Болотного.


В этот момент к стойке неспешно подошли пятеро. Громилы. Одетые в смесь армейского камуфляжа и кожаных курток, увешанные ножами и гранатами. Они расселись вокруг столика троих, явно обозначая территорию. Один, самый крупный, с лицом, напоминающим отбивную, подошел вплотную к сталкеру у бармена.


- Ти лох, куда лезешь? – его дыхание пахло самогоном и чесноком. – Это наше место. Инфу тебе? А поебаться не завернуть? И кто вы, суки, такие? – Он ткнул пальцем в грудь сталкеру.


- Эээ, друг, тихо, – попытался успокоить сталкер, но его глаза сузились.


- Какой ты хуесос мне друг, блядь! – гаркнул громила, брызгая слюной. – Пошли на хуй, суки! Еще раз в баре увидим – посадим жопой на колья и скормим псевдособакам! Пошли на хуй, пока целы!


Трио за столиком молча поднялось. Без слов, без скандала. Просто взяли оружие и вышли в дверь, растворяясь в вечерних сумерках Зоны за порогом бара. Громила повернулся к Фомке, довольный собой. Тот молча передал ему только что полученную сотку.


- Спасибо, Фомка, – хрипло проговорил громила, пряча деньги. – От них прет СБУ за версту. Доктора они искали. Надо сказать Ему. Да и передать товар надо Ему. Ладно, работать надо... – Он махнул рукой, и его компания погрузилась в шумное пьянство.


Фомка снова взял тряпку, его лицо ничего не выражало. Он терпел. Как всегда.


* * *


**Станция, 5 уровень...**


БЕГЕМОТ (внутренний монолог, полный напряжения): (Так, прошли... Блядь, как колбасит меня... да всех, небось, тоже. Блядь, а вот этого на карте нету... Как напоминает фильм "Чужие". Ладна, карта почти есть. Передадим инфу и дальше пойдем.) Он набил на ПДА сообщение: `ОТДЫХ`.


Мореман, уставший как собака, уже почти хотел присесть на какую-то странную корягу у стены. Однако ствол ГШ-18 в руках Жура заставил его замереть на месте. Жур постучал стволом по шлему Моремана и показал назад, на то место, куда тот собирался сесть. Медленно Мореман повернул голову. И только ствол Жура, упершийся ему почти в рот, не дал вскрикнуть. Прямо в том месте, куда он чуть не сел, лежали... живые корни. Хуй знает чего, но толстые, влажные, с каким-то слабым, зловещим пульсирующим свечением под тонкой кожицей. Садиться туда сразу передумалось. Жур молча вынул из кармана смятый Snickers. Бросил его прямо на корни. В мгновение ока корни ожили, обхватили шоколадный батончик. Миг – и он разлетелся на куски, будто его разорвало изнутри, исчезнув в мгновение ока. Мореман стоял бледный, как кафель в сортире. Жур постучал стволом автомата по лбу Моремана и махнул рукой: пошли. Теперь Жур шел первым, а Бегемот вторым, его ПДА постоянно сканировал окружение. Пройдя так метров 30 по узкому, заваленному хламом коридору, они уперлись в... ВОРОТА. Массивные, металлические, покрытые толстым слоем ржавчины и какой-то слизи. Похожие на шлюзовые.


ЖУР (внутренний монолог, полный недоверия): (Это што, глюки? ЗДЕСЬ ВОРОТА? На такой глубине? Зачем? Што Бегемот не говорит? Или говорит шас... или я пиздую отсюда. Хана нам.)


ПДА пикнуло. На экране появился текст от Бегемота: `Ладно, мы пришли. Нам надо туда, до конца коридора. Там есть комната с компами. Нам надо все HDD забрать. Цена за всё – 10 тысяч. Простите, што всю правду не сказал. Если што, мы притащим их – Ребе накинет еще пять. Ну што, готовы?`


Тишина. Думали минуты две. Потом на всех ПДА пришел ответ: `Да. Но больше не ври.`


Тут же пришел ответ от Бегемота: `Ладно. Заходим. Идем тихо. И всем глаза на жопе. И да... Гудини, огнемет готовь? Все, пошли.`


И поход в ад начался по-настоящему. Бегемот нажал на тяжелый рычаг. Раздался скрежет ржавых механизмов, и створки ворот с мучительным скрипом поползли в стороны. Сразу за воротами открылось... поле. Заросшее не просто травой, а каким-то буйным, почти тропическим ковром из странных, мясистых растений с толстыми стеблями и широкими листьями. Ширина этого "поля" была метра 100, и все это пространство уходило вдаль метров на 300. Высота "потолка" была около 20 метров. Это была нечто поразительное – гигантская, заброшенная подземная теплица. Какие культуры здесь росли раньше, теперь трудно было сказать – все было заглушено агрессивной, чужеродной флорой Зоны. Воздух был теплым, влажным и тяжелым, пахнущим гнилью и сладковатой пыльцой. Где-то в зарослях что-то шуршало.


Они шли по краю теплицы, по пояс в этой странной траве. Жур набил на ПДА: `Всё поросло. А раньше говорят, были ровные грядки. Круговая оборона. Ладно, вдоль стены пошли.`


Идя по пояс в траве, Жур думал: (Ладно, здесь пока ОК. А што дальше? Где Докторов искать? Опа, што это было?) Он набил всем: `Бегемот, в центре поля, видишь?` Он указал пальцем в глубь зарослей, где что-то крупное шевельнулось.


И вдруг тишину теплицы прорезал вопль Моремана:

- БЛЯДЬ!


Грохот его дробовика оглушительно грянул под сводами, заглушив все остальные звуки. Что это было, осталось загадкой – дробь из 5мм шариков просто распылила на атомы какую-то прыгнувшую на него тварь размером с большую крысу, но с слишком длинными лапами.


- Мореман, ШТО?! – заорал Бегемот, разворачиваясь.

- Я тихо иду, а тут как прыгнет! А я тово... а это – бабах! И вся! – оправдывался Мореман, перезаряжая дробовик, его руки дрожали.

- Да информативно! – язвительно крикнул Жур. – СЛЕВА! ЖУР, ОГОНЬ! БАТЯ, ЗАЙЦЫ!

- Вижу! Огонь! – крикнул Шустрый, уже разворачивая ствол огнемета.


Со всех сторон к ним скакали... зайцы. Но с одной "приставкой". Это уже не были милые зверьки. Это были грязные, все в запекшейся крови и каких-то странных, костяных наростах на спине и лапах твари размером с крупную собаку. Глаза их... да их просто не было. Там, где должны быть глаза, зияли черные дыры. Первый такой "заяц" вдруг впился клыками в ногу Моремана, пробив камуфляж. Раздалась жуткая ругань и грохот "дробача" – как ласково называл Мореман свой дробовик. Но оценить его стрельбу было некому – каждый держал свой сектор, поливая нападавших свинцом и огнем.


ЖУР (внутренний монолог, в ярости): (Блядь, этоже... А! Сука, получил в кочан! Да, блядь! Зайчи-выродки! А ты шо?! Фу, мерзость! Отпусти, сука! На еби это! Уф, как его пидануло... Только уши здесь остались. Куда ты лезешь, Мореман? Што, в рембате... А, блядь!)


- БЕГЕМОТ! – Жур схватил Бегемота за шкирку и резко дернул к стене. А в том месте, где только что стоял Жур, заклацали зубы еще одного прыгнувшего "зайца". – ШУСТРЫЙ!


И море огня затопило все перед ними. Шустрый, с лицом, искаженным гримасой безумия и концентрации, стоял, упираясь ногами, и заливал все, что мог, жидким пламенем из РИО-95. Жур увлек Бегемота и Моремана за шкирки на землю, прикрываясь от жара. Так продолжалось минуты две. Потом огнемет шелкнул – бак опустел. Все стихло. Они стояли в кругу диаметром метров 9 – голой, выжженной земли. Дальше, метров на 15 во все стороны, лежала только тлеющая труха и остатки того, что еще недавно было "зайцами". Дым стоял столбом, едкий, с запахом паленого мяса и пластика.


- Сколько эта хуерага перезаряжается? – хрипло спросил Мореман, смотря на огнемет Шустрого.

- Минут за пять, – ответил Шустрый, снимая пустой бак. – А жарит огнем минуты две. Это если до упора жать. Но может перегреться. Вон, горячий какой.

- Так ты свою хуйню заряжай и побыстрей, а то нам пиздец будет, – сказал Жур, указывая стволом автомата на края выжженного круга.


Они увидели, как "корни" – те самые, что у входа – стали оживать по краям пожарища. Они пока слабо шевелились, но это было уже страшно. Они тянулись к еще теплой земле, к останкам.


- Бегом, пока они не всиле! – скомандовал Жур. – Давай, шевели яйцами! Давай, давай!


И они рванули вперед, как пьяные медведи, ломясь через еще дымящиеся заросли. Шустрый, шедший первым, проламывал проход, но через пару минут они опять увязали в девственных, непролазных зарослях. Так они не бегали еще. Те оставшиеся 250 метров они пробежали за какие-то секунды, подгоняемые ужасом и адреналином. Вот и домик – небольшое техздание у дальней стены теплицы.


БЕГЕМОТ (задыхаясь): (Бля, дошли! Так, дверь-то открыта? А, да, всё... Никто не отстал? Фу, слава зайцам, все здесь.) Он пропускал всех внутрь, оглядываясь на шевелящиеся заросли. И тут же его втащили в домик и захлопнули дверь. Мощный удар о дверь снаружи и лязг зубов по металлу заставили всех вздрогнуть.


* * *


**Домик Мертвых Зайцев...**


Техздание оказалось двухэтажным, бревенчатым срубом внутри теплицы – странный контраст с бетоном и сталью станции. Называть его "домиком" можно было с большой натяжкой – он был основательным. На плане, висевшем у двери (заляпанном, но читаемом), было обозначено 4 комнаты на первом этаже и 4 на втором.


- Ну, как, все живы? – отдышавшись, спросил Жур, снимая рюкзак. – Мореман, помоги Шустрому перезарядиться. А мы домик проверем. Сначало первый, потом второй. И осторожно! Кто знает, што еще тут водится? Поехали.


Первый этаж проверили быстро – пусто, пыльно, следов недавнего пребывания нет. Стали подниматься на второй по скрипучей лестнице. Как только Бегемот ступил на верхнюю площадку, он резко поднял ладонь. Жур склонился к его голове.


- Там, почти у лесницы... солдат, – прошептал Бегемот.

- КАК ЗДЕСЬ?! – удивился Жур.

- Да, но труп. Давно лежит.

- Ты што, трупов боишься? – усмехнулся Жур.

- Да иди ты еби зайцев в овраге, шутник бля! – огрызнулся Бегемот. – У меня куча вопросов! И первый: какова хуя он тут валяется? И нахуя здесь творилось?!

- А тебе ни нахуй? – пожал плечами Жур. – Давай второй проверим и за дело, а? Потом будешь философствовать.

- Черт с тобой, пошли, – сдался Бегемот. – Только карманы проверь. Мало ли.


Жур ткнул труп стволом автомата в голову. Тот просто упал на бок, рассыпаясь в пыль и лохмотья формы. Порывшись в истлевших карманах, Жур нашел лишь пачку патронов. Их было 10 штук всего. Автомат АКСУ-74 рядом был грязный, ржавый и пыльный. Второй этаж тоже был пустым, не считая еще одного трупа в другой комнате – такого же древнего.


- Все чисто, – констатировал Жур, спускаясь вниз. – ШУСТРЫЙ, ДАВАЙ ИЩИ HDD! Я сам только пару месяцев назад узнал про эти диски. Што Ребе кучу денег обещал за них. 15 кусков обещал! Три раза народ ходил – и пропадал. Пока не поняли, што на СТАНЦИЮ это идти надо. И послали все Ребе зайцев ебать в овраге. А я, идиот, пошол... и вас потащил.

- Бегемот, ебало закрой! – резко оборвал его Жур. – И только одну вещь скажи: А КАК МЫ НАЗАД ПОЙДЁМ? Через ЭТИ заросли? Через ЭТИХ зайцев?


Бегемот замер. Его лицо вытянулось.

- ТОЧНО?! ЕБИ МЕНЯ ЗАЕЦ В ЛЕСУ! – вырвалось у него.

- Бать! БААТЯЯ! ДРАТЬ ТЕБЯ В ЛЕСУ! – завопил Шустрый, роясь в шкафу с убитой электроникой.

- Што, Шустрый? – спросил Жур.

- Да так... – ответил Шустрый, заглядывая в окно, затянутое грязью. – Просто тащите жопы сюда. Это видеть надо.


Там, за окном, в свете пробивающегося сквозь грязное стекло тусклого света теплицы, сидели зайцы. Много зайцев. Десятки пар черных глазниц смотрели на домик. Они не нападали. Они ждали.


- Ну вот ВСЕ, – обреченно прошептал Мореман. – Нам пиздец. Полный и...

- А ну-ка завали ебало, Мореман! – рявкнул Жур. – Или к ним на случку пойдешь? Бегемот, двери, окна – надежны?

- Да, – неуверенно ответил Бегемот, проверяя запор тяжелой двери. – Никто еще не видел зайцев с ломиками... Хотя, хуй знает. Шутка.

- Так вы военные? – спросил Шустрый, продолжая рыться в шкафу.

- Да упаси бох, нет, – ответил Жур.

- Я почти... В кабинете работал, – добавил Мореман.

- Што делать будем? – спросил Шустрый, доставая из шкафа коробку с болтами.

- Бегемот, не еби зайцев! – сказал Жур. – Думаю...

- Ладно, мы тогда дисками займемся, – предложил Мореман. – Пока они там сидят.

- Во, правильно! – поддержал Жур. – Сначало диски. Ну а потом будем думать, как отсюда выбраться. За дело!


В течение нескольких часов они искали жесткие диски. Шуршали бумагами, ломали замки с убитых серверов, рылись в стойках. Нашли. Шустрый принес последнюю стопку дисков.


- Так, Бегемот, сколько дисков? – спросил Жур, упаковывая их в защитные контейнеры из найденной коробки.

- Двадцать штук. А што?

- Дели на четверых. Кождому по пять. Теперь хоть есть за што рисковать. – Жур раздал контейнеры. – Што там, зайцы?

- Да кроме зайцев еще проблемы есть, – мрачно сказал Бегемот, выглядывая в зарешеченное окошко.

- КАКИЕ? – хором спросили остальные.

- Живые Корни... – Бегемот показал пальцем вниз, под пол. – И хуй знает што еще. Подпола тут нет, бетон, а они... лезут. Чуть-чуть, но лезут. Через трещины.

- ЗАЕБИСЬ! – саркастично воскликнул Мореман. – Этих заек мало нам было, так еще хуя КОРНИ и черт знает што!

- Бать? – позвал Шустрый Бегемота, копаясь в углу возле чего-то, похожего на старый шкаф.

- Што тебе?

- А если это кинуть в них? – В руке он держал нечто, похожее на консервную банку, но большего размера. Цвет красно-черный, полосатый. На боку надпись: "СПРГ-90".


Все подошли.

- Што это? – спросил Бегемот у Моремана.

- Не знаю, – пожал плечами Мореман. – У нас таково не было.

- ЭТО СНАРЯЖЁННО-ПАРАЛИЗУЮЩАЯ граната, – сказал Жур, осторожно беря банку в руки. – Разработка 1990 года. Прототип. Хотели вооружить армию для штурмов и зачисток без лишних жертв. Но што-то не так пошло... и все прикрыли. Говорят, она не убивает, а... делает что-то очень плохое со всем живым в радиусе. Где ты взял это?

- Да вон, в шкафу, – показал Шустрый.

- Бегемот, а это не шкаф, – Жур присмотрелся к "шкафу". На его боковой стенке, скрытой слоем грязи, угадывались контуры двери и маленькая панель. – Это лифт.


Похожий внешне на шкаф, это действительно был лифт. При первом осмотре они увидели лишь шкаф. Сейчас, присмотревшись, они поняли, что это лифтовая кабина. На полу рядом лежал открытый ящик, доверху набитый такими же красно-черными банками "СПРГ-90".


- Так, Шустрый и Мореман, берите ящик и отнесите к выходу. А мы с Бегемотом прокатимся. Похоже, он только вниз ходит. Поехали. Ствол готовь. – Жур нажал на скрытую кнопку на панели. Раздался скрежет, и дверцы "шкафа" разъехались. Они зашли в тесную кабину. Жур увидел две кнопки: «Н» и «В». Постояв и подумав, он нажал «Н». Лифт дернулся и поехал вниз с жутким скрежетом.


* * *


**Домик Мертвых Зайцев - Подвал...**


Лифт с грохотом остановился. Двери со скрипом разъехались. Они стояли посреди подвала, и глаза разбегались от этово вида. Освещение тусклое, аварийное. На одной стене висели... автоматы. Но не АК. Что-то футуристичное, угловатое, с прицельными комплексами – точь-в-точь как из фильма «Чужие». Их было четыре штуки. На другой стене был забит экранами мониторов, ныне мертвыми. Тут же в углу стоял стол, заваленный частями какого-то оружия (похожего на те висящие автоматы), бумагами и всяким инструментом. Воздух пах машинным маслом, озоном и пылью. Где-то тикал счетчик или таймер.


Жур подошел к столу и взял пачку бумаг. Листал, глаза его расширялись.


- Бегемот... – он обернулся, его голос дрожал от азарта. – А ведь это золотая жила! Знаешь, сколько это стоит? Пять миллионов! По тем деньгам! Значит, сейчас будет стоить тридцать! И это за одну штуку! А их четыре! Кроме шуток, бля! Да мы богаты! – Он похлопал по корпусу одного из висящих автоматов. – Это оружиё... для спецподразделений делалось, типа СБУ или "Альфы". Но после второй аварии на ЧАЭС, все это забылось, похоронено. Значит, кто-то ищет это... И да... Это не просто СТАНЦИЯ. Это завод. Оружия. Там, наверху – поле биооружия (эти зайцы, корни...). Здесь – просто оружия. На, почитай! – Он сунул Бегемоту бумаги. На верхнем листе горела надпись: "Проект Грань. Совершенно Секретно".


Бегемот пробежал глазами по первому абзацу: `Сельскохозяйственные посадки - поле культуры рожь-алкалоид. Конечный продукт - ЛСД-25. Возможное применение как психо-наркотик для био-роботов (солдаты). Однако в связи с высоким уровнем смерти бионосителей (свыше 92%) проект ограничить...`


- Все? – спросил Бегемот, листая. – А где другие бумаги?

- Это все, што не сгорело, – показал Жур на обгорелый угол стола. – Так... Здесь растили ЛСД-25 для "солдат", а заодно делали вот это оружие для них или против них. Где держали самих био-роботов... мы не знаем. Ладно, берем стволы и все ценное и двигаем на верх. Нам тут не место.


За раз все не увезти – оружие тяжелое, ящик с гранатами тоже. Пришлось делать две ходки на лифте. Только наверху, при детальном осмотре трофеев, стало ясно, что из четырех автоматов М41А (так называлась модель по клеймам) рабочие только два. Остальные – сплошной брак, некомплект. Пришлось опять ехать вниз и прятать бракованные стволы обратно в подвал, а сам лифт наверху забили найденным шкафом и хламом – теперь это точно стал "шкаф". Оружие у всех стало другое, футуристичное и тяжелое:

* Бегемот получил М41А, пару СПРГ-90 и пистолет АПС-95 (похожий на усовершенствованный Стечкин).

* Жур взял второй М41А, штук пять СПРГ-90, свой старый пистолет оставил, но боезапас к нему взял тройную норму.

* Шустрый взял огнемёт РИО-95 (более компактный и мощный, чем его старый) и "дробач" ДРОИД-95 – автоматический дробовик с барабанным магазином и усилителем боя. Плюс усиленный боезапас к обоим.

* Мореман долго думал и взял пистолет АПС-95, ВИНЧЕСТЕР-95 (автоматическую винтовку под тяжелый патрон, магазин на 15 патронов) и остаток гранат СПРГ-90.


Вес был на пределе. Но бросать что-то либо не стали – шанс сюда вернуться был призрачным.


- Бегемот, все, – сказал Жур, с трудом надевая перетянутый ремнями рюкзак. – Идем через 12 часов. А шас – спать. Копите силы на прорыв. Завтра будет пиздец.


Они притащили еще кресла со второго этажа, забаррикадировали дверь и окна как могли и завалились спать в самой дальней комнате первого этажа. Снаружи доносилось царапанье и тихое повизгивание.


* * *


**Тройка убийц. СВАЛКА...**


Когда их турнули из "100 Рентген", они ушли на СВАЛКУ. В заброшенном депо, среди гор ржавого металла и разбитой техники, они сделали себе стоянку. Тишину нарушал только вой ветра в проломах крыши да писк крыс. Они ждали. Они умели ждать. Их цель была конкретна: Болотный Доктор и Журналист. Эти двое знали слишком много и должны были исчезнуть. Навсегда. Лидер тройки, тот самый с перебинтованной головой (зовут его Клык), чистил длинный нож с серповидным лезвием. Его глаза светились в темноте депо холодным терпением.


* * *


**Домик Мертвых Зайцев...**


Выспались просто класс. Потом сделали себе королевский пир из найденных тушенок и галет. Нажрались до жопы и стали походить на беременных бегемотов. Што-нибудь делать не хотелось. Тогда все послали все в жопу, завалились спать снова и только через 3 часа все ожили, почувствовав себя более-менее человеками.


- Парни, бери гранаты! На крышу и кидайте! – скомандовал Жур, потягиваясь. – Потом сидим и ждем. Ну а там... поехали. Как стемнеет.


Парни (Шустрый и Мореман) ушли на второй этаж, где нашли выход на плоскую крышу домика. Жур и Бегемот пошли на первый этаж. Все рюкзаки были готовы и стояли у выхода, как мешки с цементом. Бегемот потрогал свой.


- Бег, это будет покруче чем Бегемот, – мрачно пошутил Жур. – Так же Шуст и Мор. На время прорыва – налегке. А дальше – полными. Ждём парней.


Скоро они услышали, как лифт (точнее, механизм за "шкафом") загудел, и кабина поехала вниз. Значит, парни на крыше. Минут через десять раздались приглушенные взрывы – один, второй, третий... Потом еще. Земля содрогнулась. Через время лифт поехал вверх. Двери открылись, и два "шута" вышли, запыленные, но довольные.


- Все, што можно, накрыли, – доложил Мореман. – Почти 100 метров чистое! Ну, почти... Дальше – только удача.

Шустрый кивнул головой, перезаряжая барабан огнемета.

- Все, ждем час, – сказал Жур, глядя на часы. – Надо закрыть все окна и двери наглухо. Штоб сюда не набилось, пока ждем.


Они закрыли все внутренние ставни и щиты, найденные ранее, а потом и наружную дверь забаррикадировали изнутри мебелью. Жур посмотрел на часы, кивнул. Все надели свои неподъемные рюкзаки, повесив основное оружие на шею для быстрого доступа. Жур налил всем из канистры по стопке мутноватой жидкости – того самого абсента собственного производства. Подняли стопки, чокнулись.


- За удачу! Или за упокой... – хрипло сказал Жур.


Они опрокинули жидкость в рот.


- Бладь! Што ЭТО?! – закашлялся Мореман, его голос стал сиплым. Глаза слезились.

Бегемот и Шустрый просто крякнули и кивнули, из их глаз тоже текли слёзы. Жгуче, горько, травянисто.

- Ааа, проняло! – выдохнул Жур, вытирая глаза. – Шас тепло будет и... хорошо. Вот тогда и идем. А это АБСЕНТ. По моему рецепту. Так... Я и Шустрый впереди. Бегемот и Мореман сзади. Дистанция – 3 метра. Ну, с Бохом... Пошли!


Они отодвинули баррикаду у двери. Двери плавно и без шума открылись (Бегемот смазал петли найденной смазкой). Картина, открывшаяся им, была сюрреалистичной. Сразу за дверьми, на выжженной земле, лежали зайцы. Многие. Но недвижимые. Как будто уснули или были парализованы. Их было так много, что в глазах рябило. Вдалеке виднелся край "чистой" зоны – начало зарослей. Жур набил на ПДА сообщение:


`Всем осторожно! Они в отключке. Сколико это будет – не знаю. Может, сутки – тогда спокойно уйдем. А может, минуты. Или вы думаете? ПОЛЕ пройти и свобода? Хуй там! Вот когда за километр от СТАНЦИИ будем – вот тогда все. Ладно, харе дрочить! Шустрый, пошли! Бегемот, Мореман – сзади, от нас на 3 метра. ПОШЛИ!`


Да, это был сонный ад. Кроме зайцев, на земле лежали и шевелились Корни – те самые паразитические твари. А так же изредка попадались черные, лоснящиеся пауки размером с кулак, тоже неподвижные. Мореман приметил еще каких-то тварей, которых даже определить не смог – комки слизи с костяными шипами. Они шли по еле заметной тропе, по центру выжженного коридора. Им оставалось пройти метров 170 до Ворот. Однако судьба распорядилась иначе.


Тишину разорвал... металл. Громкий, ритмичный хэви-метал. Заиграл смартфон Моремана. Этот дундук везде таскал с собой смарт из "той жизни", смотрел фильмы, слушал музыку. Да и карта Зоны у него там была, на терабайт. И вот смарт, видимо от вибрации шагов или еще чего, включил музыку на полную громкость в его рюкзаке.


Все замерли как вкопанные. Мореман бешено заерзал, пытаясь дотянуться до рюкзака. Жур молниеносно развернулся и ударом приклада своего М41А с размаху влепил по рюкзаку Моремана. Раздался хруст пластика – и настала мертвая тишина. Все опять замерли. Потом медленно, спина к спине, стали разворачиваться, образуя круг. Глаза бегали по периметру. Сонное царство начало шевелиться. Зайцы задергали лапами, корни зашевелились быстрее, пауки начали подниматься.


- Мореман... каково хуя?! – тихо, но с ледяной яростью прошипел Бегемот, не отрывая взгляда от зарослей.

- Глюкнул, чисто! – виновато прошептал Мореман.

- Жур, чисто слева? – спросил Бегемот.

- Чисто! – ответил Жур, сканируя сектор.

- Бегемот, чисто справа?

- Чисто! – Бегемот водил стволом М41А.

- Шууусстрыйй?! – позвал Жур.

- Движение! – крикнул Шустрый и тут же выстрелил из дробовика.


В двух метрах от него упал черный паук, размазанный крупной дробью. И настала гробовая тишина. Они смотрели каждый в свою сторону, замершие.


- Жур, чисто?

- Чисто!

- Мореман, чисто?

- Чисто!

- Шустрый, чисто?

- Чисто! Движения! Они просыпаются! Што делать, Жур?!


- В бок! К стене! Быстро! – скомандовал Жур.


Но пробежать смогли лишь метров 15. Прямо в трех метрах от них, перекрывая путь к стене, стоял... паук. Но размером уже со свинью. Мерзкая, лоснящаяся черная кожа была без единой шерстинки. Мутные, многофасеточные глаза смотрели на людей. Это длилось секунду. И РИО-95 в руках Шустрого рявкнул, превратив паука в пылающую индейку. Запах горелого мяса ударил в нос. Но тут же со всех сторон, очнувшись от паралича, кинулись зайцы! Десятки, сотни!


- Охты, суки! Куда прете?! – заорал Мореман, и его ВИНЧЕСТЕР-95 выстрелил очередью из 5 патронов.


Но некому было оценить стрельбу – со всех сторон велась стрельба! Круг распался под напором тварей. Всем стало невыносимо трудно сразу. Они вертелись как рыба на сковородке, отбиваясь от прыгающих, кусающих тварей. Мореман, отстреливаясь, стал отдаляться от группы. Последнее, что он видел перед тем, как на него прыгнул огромный "заяц" – это зубы, крупные и желтые, и свет фонарей померк...


Шустрый, Жур и Бегемот, отчаянно отбиваясь, пробились к небольшому куску голой земли у самой стены теплицы. Теперь хоть спина была прикрыта. Бегемот, тяжело дыша, опирался на ствол М41А.


- Блядь! У нас потери! Мореман... Черт! Черт! Черт! Как же так! – его голос дрожал.


И в этот момент быстрый, как тень, паук (поменьше, но все равно с кошку) впился клешнями в ногу Бегемота, пробив бронебойным жалом ткань. Бегемот закричал от дикой боли и неожиданности. РИО-95 Шустрого тут же рявкнул, превращая паука в жаркое. Но Бегемот затрясся в приступе боли, его лицо побелело. Сильная рука Жура вбила ему в рот пробку от фляги, чтобы он не откусил язык, и влила почти весь остаток абсента из своей фляжки в Бегемота. Кинув пустую фляжку, Жур и Шустрый приготовились умирать, спиной к стене, отстреливаясь от смыкающегося кольца тварей. Зайцы скакали, пауки ползли по стенам, корни тянулись по земле.


- Это все, што могу для тебя сделать, браток, – хрипло сказал Жур, вкладывая последнюю очередь в магазин М41А. – Ты даже не почувствуешь, как они тебя жрут. Ты – лучший друг, Шустрый... Вон они. Прощай...


Вдруг Бегемот открыл глаза. В них не было боли – только дикая, безумная ярость и пустота от абсента и шока. В двух руках он держал свой АПС-95. Первые твари были уже в семи метрах. Бегемот открыл огонь. Не целясь, просто поливая свинцом все перед собой. С боков палили М41А Жура и дробовик Шустрого. Это была бойня. Твари падали десятками, но лезли и лезли. Вот оружие Бегемота шелкнуло – магазин пуст. Пистоли выпали из его ослабевших рук. Он закатил глаза и рухнул на землю. Жур и Шустрый остались вдвоем, спиной к спине, у стены, над телом Бегемота. Кольцо сжалось. Жур достал свой старый пистолет. Шустрый – нож.


- Все, вот теперь конец, – прошептал Жур. – Я им не сдамся живым. Ты со мной?

- Да, – кивнул Шустрый, бледный, но решительный.


Два ствола пистолетов уткнулись им в виски. Пальцы напряглись на спусковых крючках...


- Ну и какова хуя вы творите?! – оглушительный рев заглушил все. – Быстро хватай принцесу и на борт! ЖИВО!


Из темноты за спиной тварей, со стороны Ворот, вырвался... РОВЕР. Не просто вездеход, а что-то похожее на небольшой бронетранспортер на массивных колесах, с тускло горящими фарами под бронестеклом. Его корпус был покрыт вмятинами и следами когтей. Он на полной скорости врезался в толпу тварей, давя и разбрасывая их. Боковая дверь распахнулась. За рулем сидел... Мореман! Его лицо было в крови, но глаза горели.


- БЫСТРО! – орал он.


Жур и Шустрый, не веря своему счастью, схватили Бегемота за руки-ноги и, спотыкаясь, потащили к открытой двери Ровера. Шустрый втащил Бегемота внутрь, Жур прыгнул следом, отстреливаясь в упор из пистолета по добравшемуся до двери "зайцу". Дверь захлопнулась. Ровер рванул с места, сминая под колесами тварей.


* * *


**Мореман... (флэшбек)**


Когда заиграл смарт и круг распался, Мореман отчаянно отступал в кусты, паля на ходу из ВИНЧЕСТЕРА-95. Шелк – осечка! И тут его сбил с ног огромный "заяц". Он понимал, что не успевает – зубы зверя были уже у его шеи. И в этот миг он сделал последнее, что пришло в голову – ткнул чем-то "зайца" прямо в пасть. Раздался хлопок, яркая вспышка ослепила его на секунду, и "заяц" отлетел, бьющийся в конвульсиях. Мореман пришел в себя, увидев в руке... ШОКЕР. Тот самый, что он нашел в домике на днях и сунул в нагрудный карман "на всякий случай". Как он успел его достать – не помнил. Еще одна вспышка – и пара ближайших "зайцев" упала. Мореман вскочил и побежал не к группе (его отрезали), а к тому самому техзданию у Ворот, которое они видели издалека – "домику". Как ни странно, возле него было пусто. Он ворвался внутрь, захлопнул тяжелую дверь и запер все замки, что нашел. Сердце бешено колотилось.


- Блядь, ебать вас мачтой! – прокричал он в пустоту и в ярости пнул по столику у двери. Столик разлетелся на куски. И среди обломков... блеснула связка ключей. – Опа! Опа! Ключи! – поднял он их. – Так... квартиры? Где пулеметы есть? А это што такое? – он увидел под разбитым столом люк в полу. Открыл его. Внизу, в небольшом подполе, стоял... РОВЕР-95. Настоящий, бронированный вездеход. – Заебись! Хана вам, зайцы! По полной доктор по ваши ушки пришел, суки ушастые! – Он динулся вниз, к машине. Ключ был на связке. Двигатель завелся с первого раза, урча мощным дизелем. Мореман вырулил из укрытия и рванул на выручку, давя по пути все, что попадалось. Увидев своих, прижатых к стене, он дал по газа...


* * *


**Экспериментальный РОВЕР-95...**


Ровер стоял посреди выжженного поля, двигатель работал на холостых, дымя выхлопом. Внутри, на импровизированных носилках из сидений, лежал Бегемот. Жур и Шустрый бились за его жизнь. Нога ниже колена была страшно изуродована, почернела, пульсировала. Виден был яд.


- Давай, не дрочь! Держи его сильней! – орал Жур Шустрому, который пытался удержать дергающегося в полубреду Бегемота. – Блядь, я сказал – СИЛЬНЕЙ! Ебать твои уши! Гудини, ёбаный, режь, давай! Это лиш нога, а не бошка! ДАВАЙ РЕЖЬ, блядь тебя ебать! РЕЖЬ!


Но Шустрый впал в прострацию, глядя на рану. Жур понял это. Он вырвал из его рук большую пилу (найденную в Ровере в аварийном наборе), отпихнул его подальше и со всей силы рубанул по ноге выше раны. Кровь хлынула фонтаном. Потом он начал пилить. Крики Бегемота сливались с ревом двигателя. Прошло два часа. Бегемот лежал без сознания, крепко привязанный ремнями к сиденьям. У него не было левой ноги ниже колена. Куски плоти и кости плавали в тазу с кровью на полу Ровера. Шустрый блевал в углу. Мореман сидел за рулем, бледный как смерть, глядя в зеркало заднего вида на кошмар позади.


- Так... Он без сознания, и это хорошо, – выдохнул Жур, вытирая окровавленные руки тряпкой. – Нам надо прорываться отсюда, пока этой гадости мало. Мореман, как мы наверх попадем? Ворота же закрыты?

- Так легко, – Мореман показал на панель приборов. Там была большая красная кнопка под защитным колпачком. – Взорвем. Заряд под днищем.

- Нихуя себе! Ты где это чудо притырил? – удивился Жур.

- Так зайцы подогнали, блядь, ушастые! – мрачно пошутил Мореман.

- ПАРНИ! ЭТО ШТО?! – закричал Шустрый, указывая на лобовое стекло.


Сквозь бронестекло они видели, как со всех сторон по нему ползли, как змеи, КОРНИ. Толстые, жирные, с мерзкими усиками на концах. Они обволакивали стекло, стекали по капоту, стремясь заблокировать машину.


- А это пизда! – прошептал Жур. – Если эти суки все оплетут – все хана. Надо ехать! СЕЙЧАС! ДЕРЖИСЬ!


Мореман втопил газ в пол. Ровер рванул с места, сминая под колесами тварей, пытавшихся оплести колеса. Корни трещали под колесами и гусеницами, но новые тут же лезли на их место. Машина медленно, но верно пробивалась к Воротам.


* * *


**ВОРОТА - ПАНДУС - МЕТРО...**


ВОРОТА стояли тут, как их поставили люди. Если б они могли думать, то возгордились бы собой. Они стерегли ценности. Но увы... ВОРОТА не думали. Мореман, подогнав Ровер вплотную к массивным створкам, сорвал защитный колпачок и ударил кулаком по красной кнопке. Ровер содрогнулся. Раздался оглушительный грохот. ВОРОТА разлетелись на куски, развороченные направленным зарядом снизу. Обломки полетели во все стороны.


- Блядь, што это было?! – проорал Жур, оглушенный.

- Аварийный выход, блядь! – крикнул Мореман, врубая первую передачу. – Простите!


РОВЕР-95 рванул вперед, подпрыгнув на куче давленых зайцев и пауков. Но вдруг... заглох. Задние колеса беспомощно забуксовали.


- Какова хуя?! – заорал Мореман, бешено дергая ключ зажигания. Двигатель чихал, но не заводился.

- Корни! – закричал Шустрый, выглядывая в смотровой люк. – Они глушитель забили! И колеса! Теперь точно все! Шустрый, ты куда?!


Но Шустрый уже передернул затвор РИО-95 (он успел его перезарядить в подвале) и открыл верхний люк.


- Море, скажи бате... што я люблю его! Тебя тоже, абалдуй! Прощайте! – и он вылез из РОВЕРА-95.


Снаружи забил РИО-95. Струя пламени вырывалась в темноту подземелья, оставляя за собой кучки пепла и верещащих тварей. Шустрый показался спереди машины, отчаянно отбиваясь от наседавших "зайцев". Он махнул рукой вперед и что-то орал, но его голос тонул в реве огнемета и визге тварей.


- Блядь, звук! – закричал Мореман и щелкнул каким-то переключателем на панели. И сразу в кабину ворвался звук – рев огнемета, крики Шустрого, вой тварей.


- ...ПЫТАЮСЬ ОЧИСТИТЬ! ЖДИ СИГНАЛА! ВПЕРЁД... ПОТОМ! – орал Шустрый, поливая огнем колеса и днище Ровера.


Это был путь из АДА. Корни горели, освобождая колеса. Мореман снова завел двигатель. Ровер рванул. Шустрый запрыгнул на подножку, продолжая жечь все вокруг. На 4 уровне погиб РИО-95 – закончилось топливо. Шустрый без жалости бросил его на пол. В дело пошел ДРОИД-95. Прошли 3 уровень. Где-то между 3 и 2 уровнем намертво заклинил ДРОИД-95 – видимо, попал песок или корень. Тут же забили АПС-95 Жура и Моремана. Вот и метро – знакомый холл первого уровня. Мореман нажал на кнопку на панели Ровера. Раздался скрежет, и часть боковой стены метро, замаскированная под панель, разъехалась в стороны, открыв выход наружу, в вечерние сумерки Зоны. Мореман хотел вдавить газ, но Жур ударом по другой кнопке открыл заднюю дверь РОВЕРА-95.


- Если ты, сука, водяной, сдреешься – лутше сам закопаться в гроб! – крикнул он Мореману. – Я скоро!


И вынырнул во тьму метро. Мореман видел в зеркало, как Жур бежит обратно по рампе туда, где остался Шустрый, отбивающийся в одиночку. Прошло минут пять самых долгих в жизни Моремана. Показался Жур. Он тащил на себе Шустрого. Тот был почти ничто, еле ноги волочил, все в крови и саже. Мореман открыл дверь, высунулся и стал палить из ВИНЧЕСТЕРА-95 по наседавшим сзади тварям. Жур впихнул Шустрого внутрь, залез сам, захлопнул дверь.


- ЖМИ НА ЯНТАРЬ! – проорал Жур, падая на пол рядом с Бегемотом. – ТАМ ФИЛИН! ОН БЫСТРО ИХ НА НОГИ ПОСТАВИТ! ГОНИ, МОРЕ, ГОНИ!


Мореман втопил газ. Ровер рванул в ночь, оставляя позади кошмар Станции.


* * *


**ЯНТАРЬ, 9 часов спустя...**


Янтарь был относительно спокойной базой сталкеров, расположенной в уцелевшем санатории у лесного озера. Утро было туманным, тихим. База на ЯНТАРЕ была трехэтажным зданием. На первом этаже была стоянка для техники, пункт приема артефактов и ларек. Основное же – лаборатории и лазарет – было под землей. Ученых было человек девять. Один всегда дежурил наверху – мера предосторожности. Охрану они не держали – зачем? Наймиты или патрули ДОЛГа всегда были рядом. Вот к этому зданию и подкатил изрешеченный, заляпанный грязью и кровью РОВЕР-95...


Бегемот и Шустрый были в боксе для заразных на втором этаже. Внизу, в подземной лаборатории, работал Филин – главный местный "костоправ" и ученый, с репутацией человека без предрассудков и с алчностью маньяка. Прошла почти неделя. Бегемот, благодаря усилиям Филина и коктейлю из антибиотиков, стимуляторов и чего-то еще, был как новенький, кроме отсутствующей ноги. Шустрый отлежался, зализывая многочисленные укусы и ожоги. Их вызвали в кабинет Филина – тесную комнату, заваленную приборами, книгами и образцами артефактов.


Филин, сухопарый мужчина в очках с толстыми линзами, сидел за столом. Перед ним лежали диски со Станции и... их М41А и АПС-95. Ровер стоял внизу, уже разгруженный. Жур и Мореман стояли рядом, мрачные.


- Нога... может не прижиться, – безразличным тоном сказал Филин, указывая на культю Бегемота. – Да и вообще... вас надо выгнать вон. Лечитесь где хотите. – Он сделал паузу, поглаживая ствол М41А. – Однако... мне нужны добровольцы. А где их взять? Сделка. Я вас лечу... а вы – добровольцы. На пару недель. Для... тестов. Ну а помрут... так и взятки гладки. – Он улыбнулся желтоватыми зубами. – Ну, так как?


Жур посмотрел на Бегемота, на Шустрого, на Моремана. Потом на Филина. В его глазах была усталость до самого дна.

- Замётано, – хрипло сказал Жур. – А кримоторий тут есть, если што?

- Да, есть, – кивнул Филин, довольный. – В подвале.


Такой разговор происходил в офисе Филина почти неделю назад. Филин устроил тихое ограбление. РОВЕР-95, диски, оружие (кроме личного, которое им оставили "для защиты") – все сгинуло в его закромах. Через пару дней их, "добровольцев", отвезли на старой "буханке" по направлению к Кордону. Не доезжая пары километров, высадили у обочины, сунув в руки по бутылке воды и мешку сухарей.


- Добро пожаловать в Зону, – хрипло сказал Жур, глядя на пыльную дорогу. – Снова...


08 Лесопилка...


Прошла почти неделя. Бегемот был как новенький – ну, нога, может, и не приживется как родная, но ходить мог. Филин, откровенно говоря, уже мыслями выгонял их вон: лечитесь, мол, где хотите, но мне нужны добровольцы на дело. А где их взять? Сделка простая: я вас лечу, а вы мне добровольцы. Ну а помрут – так и взятки гладки. Ну так как? – Замётано. А крематорий тут есть, если чё? – Да, есть. – Такой разговор происходил в прокуренном офисе Филина почти неделю назад. Сам Филин только что провернул ограбление РОВЕР-95. Оружие осталось, а всё остальное, включая сам РОВЕР-95, сгинуло в его цепких руках. Их, пострелянных и помятых, довезли почти до бара «100 Рентген» и, не доезжая сотни метров, высадили в пыльный кустарник под моросящим осенним дождем.


Бар «100 Рентген»...


Они сидели в душном, насквозь прокуренном баре и нажирались. Жура трясло мелкой дрожью – только сейчас, сквозь алкогольный туман, до него дошло, как близко подошла к нему костлявая. А может, и еще что похуже смерти притаилось в тех развалинах. Они уже допивали вторую бутылку дешевой водки, как в бар, громко хлопнув дверью, ввалился сталкер. Мужик лет под сорок, роста под два метра, веса за центнер. Окинул зал бычьим взглядом, сел за свободный столик и властно поманил пальцем Тарелку, бармена. – А кто это такой? – сипло спросил пьяный Жур, тыча пальцем в мужика. – Где? А, это Дикий Химик. Он тут лет шесть уже ковыряется. Был наймитом, потом в ДОЛГ пошёл, да на хуй всех послал. Сейчас сам по себе, волк-одиночка. Такие, брат, дела. Может, еще одну? Чтобы душу грела? – А давай. – А вы знали, что Химик один в Припять ходил? Что там было – не говорит, загадка. – Бегемот ловко вскрыл еще флакон первака и разлил по замызганным стаканам на четверых. – Ну за нас всех! – И опрокинул стопку, заев соленым огурцом. Они увидели, как Химик тяжело поднялся и направился прямо к их столику. – Здорово, тройка. Как жизнь, как дела? А это что за хуй с горы с вами? – Химик, садись, не маячь, как хер в окне. Шустрый, налей человеку. – О, вот это дело! Походил сейчас, ЛЕЙ! – И все уставились на стальной стакан литрового объема, который Шустрый поставил перед Химиком. – Ну не было меньше, чё звал, Бегемот? – Я? ТЕБЯ? Не, не было такого. – Ты мозги-то не сноси, ведь звал? – Ну, может быть, и звал... В общем, дело есть. – О, вот с этого и надо начинать! Какое дело? – Знакомься, это Жур. Вот он и поведает о деле. Не сейчас, потом. Сейчас мы пьем. Мы на СТАНЦИИ «ЗАРЯ» были, и как видишь, все живые вернулись. Так что давай с нами выпьем. Все разливай, Шустрый! Вечером, когда все, кроме Химика и Жура, ушли, завалившись спать кто куда, они остались вдвоем за последней бутылкой. Дождь забарабанил по жестяной крыше. – Ну чё надо? – Провести в одно место можешь? – Это куды? – На лесопилку. – Ебись всё зайцами! А туда-то зачем? – Надо. – Ебись зайцами! А всё же можно точней? Али хуй на руль? – Человека надо видеть. – В этот момент в бар вошел Шустрый, пошатываясь. Он прошел прямо к их столику, плюхнулся на табурет и протянул Журу грязный пакет. – Заработал. Здесь три штуки. Ребе поц кое-как одал, жмот конченый. А с вами можно? – Ебаться в кочерыжку, а зачем? – Просто с отцом поругался. Он нас, взрослых мужиков, как малолеток держит! Нет, ебись всё зайцами, я с вами. – А что за ЗАЙЦЫ такие? – Да ещё как ПРИПЯТЬ строить начали, здесь заповедник был, а зайцев – море! Брали для других заповедников, так сказать, на рассаду. Да и после аварии их до хуя стало очень быстро. Беда одна с зайцами. Сейчас хоть поубавилось. Ну так КУДА? – ЛЕСОПИЛКУ! Ебать мой ХУЙ и танки наши быстры! Ему череп жить не даёт! Это же логово СНОРКОВ и ЗОМБИ! А ему человека увидеть надо. Идиот! – Точно идиот! Не живут там. Есть пару мест, где никто не ходит. Запоминай: ЯМА, СТАНЦИЯ, ЛЕСОПИЛКА, ОЧИСТНЫЕ, ВЫКСА. Во, ибо там одна хуйня бродит. Думаешь, туда не рвались? Хуй на руль! Ещё как! Но быстро туда ходить перестали. Жизнь одна, а там её потерять на раз можно. А как ПЧ нашли – ну, Поле Чудес это, – так все сразу про этих херов забыли. Вот так. Я у бати М41А взял... Шустрый похлопал по прикладу здоровенного дробовика, торчащего у него за спиной.


Ева-Мелочь, дикая девочка...


Россия, 2015 год. Солнечный луч играл в пылинках, висящих в воздухе школьного автобуса. Ева Зайцева сидела у окна, сжимая в руках плюшевого зайца, подарок отца. Она была счастлива. Весь их класс ехал на озера Беларуси. Целая неделя почти без взрослых! Только учительница и шофер. А так – одни! Это казалось сказкой. Особенно когда они пришли к водопаду. Вода, сверкающая на солнце, песок под ногами. Хоть и лесной водопад, и невысокий, всего метров семь, но это был настоящий водопад! Ева знала из рассказов деда, что в 1979 году здесь хотели построить дом отдыха в лесу. Затеяли стройку, но потом бросили, и недострой медленно рушился. Лишь в 2013 году место расчистили от мусора, облагородили, сделав частью парка «Водопад и Озёра». Она не знала, что это последний день ТОЙ жизни... Последний день детства.


Детский АД...


Класс проснулся поздно, в 09:30 утра. Поели каши из термосов, поболтали и весело собрались к водопаду – последняя точка перед отъездом. Солнце уже припекало, птицы щебетали в кронах сосен. И вдруг... Завыла сирена. Пронзительно, жутко. Такие сирены стояли вокруг ЧЗО-Зон Украины, Белоруссии, России. И вот завыли все вокруг. Люди на водопаде замерли в недоумении, не подозревая, что ЗОНА только что рывком расширилась на двадцать километров. Водопад как раз попал в новую границу. Дети увидели, как их автобус, вместе с шофером, который вышел покурить, вдруг смялся в лепешку невидимой силой. Все, кто приехал на водопад, в ужасе кинулись кто куда. Невидимая сила ломала деревья, дробила камни, сминала всё на своем пути. Потом всё стихло... Но там, где была зона отдыха и водопад, остались только руины и дымящаяся воронка. Еве повезло. Она отошла кормить рыбок в маленьком пруду чуть в стороне. Весь её класс, стоявший на смотровой площадке, просто не повезло. Их разорвало в клочья ВОРОНКОЙ, выброшенной расширением Зоны. Через полчаса тишину разорвали вопли, крики и дикий рев. Люди метались в панике, а на них, из-под обломков, из темных углов, набрасывались КРОВОСОСЫ и СНОРКИ. Тех, кто пытался убежать в лес, разрывали на части выскочившие из кустов ПСЕВДОПСЫ. Этот АД длился почти до самого утра. Ева, оглушенная, нашла спасение под перевернутым микроавтобусом. Всю ночь она слышала крики одноклассников, стоны, хрипы умирающих и противный, влажный звук разрываемых тел. Только под утро её разум, не выдержав ужаса, вырубился, отгородившись от реальности...


Бар «100 Рентген», через два часа после разговора...


Так вот, я скажу... – начал Жур, но голос его заплетался. – Нии, братан, давай пить! Шустрый, наливай! – Щас, так... – Шустрый потянулся за бутылкой, но вдруг рука его обмякла, голова упала на стол. Он вырубился прямо за столом, храпя в засаленную скатерть. Жур и Химик переглянулись. – Потащили! – Ебать! Ну-ка на ХУЙ! – Химик громко свистнул, привлекая внимание Тарелки. Что-то сказав и ткнув пальцем в потолок, он сунул бармену пару мятых купюр. – Ебать мой ХУЙ и танки наши быстры! Пошли, братан. А эту принцессу ша притащат. – И они, тяжело опираясь друг на друга, пьяно шатаясь, пошли наверх, в общий спальный барак. Запах пота, перегара и пыли встретил их на лестнице.


Дорога к Лесопилке...


Они шли уже часов шесть. Спины ныли от рюкзаков, ноги гудели. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багрянец. Голова раскалывалась с похмелья, во рту было сухо и противно. Решили, что через минут тридцать будет привал. И вот, сидя на валунах у старой, разбитой дороги, разливая остатки водки по алюминиевым кружкам, они увидели ее. Девочка. Сидела на камне метрах в десяти, спокойно смотрела на них большими, слишком взрослыми для ее лет глазами. На ней была поношенная, не по размеру большая куртка сталкера и рваные джинсы. За спиной – маленький рюкзачок. – Так а ты кто? – хрипло спросил Шустрый, протирая глаза. – Кто, кто... Дед Пихто вот кто, – парировала девочка, не моргнув. Голосок звонкий, но с какой-то металлической ноткой. – Да как ты разгова... – А то что? – Ах ты, мелочь! Жопу надеру! – задохнулся от возмущения Жур. – Так это, чтобы жопу мне надрать, меня ещё поймать надо. А в вашем-то состоянии... – она презрительно оглядела их помятые фигуры, – ну никак. Сделка: вы мне еду и патроны. Ну а я ухожу... или весь день вам мозги крутить буду. – Три алкаша молча осознали, что день только начался, и эта мелкая стерва действительно сведет их с ума. Надо что-то решать. – Мелочь, а зачем тебе патроны? Ну еда – это да. Но патроны-то зачем? – Любопытной кошке нос оторвали, – отрезала девочка. Тут Жур хлопнул себя по лбу. – Послушай, мелкая. А почему ты одна? Где все твои? Не хочешь – не говори. Но в ДОЛГ тебя отвести надо. Тут детей – нет. – Тут Ева (а это была она) заметно напряглась. Эти пьяные дуралеи вполне могли попытаться поймать ее и отвести в этот ДОЛГ. – Ну что, сделка? – Уговорила, – проворчал Дикий Химик, кивнул остальным и принялся копаться в своем рюкзаке. Через несколько минут на расстеленной плащ-палатке образовалась небольшая куча тушенки, галет, банка сгущенки. – Ну, Мелочь, выбирай...


Детский АД, продолжение...


Она очнулась через день. Сознание возвращалось медленно, сквозь туман боли и ужаса. Ева знала, что произошло что-то страшное, необратимое, но разум отчаянно отказывался верить в масштаб катастрофы. В перевернутой машине она нашла сумку с остатками еды – бутерброды, яблоки, шоколадки. Съела все жадно, почти не жуя. Выбралась наружу. Картина, открывшаяся ей, была хуже любого кошмара. Кругом – смерть и разруха. Воздух пропитан сладковато-приторным запахом разложения и гарью. У края леса стоял домик, раздавленный пополам какой-то чудовищной силой. Решив начать осмотр оттуда, Ева поплелась туда, спотыкаясь о камни и обломки. Два человеческих тела, раздавленные и скрюченные, лежали на полу почти сломанного дома. Рядом валялись разбитые чемоданы и сумки. Ева направилась к ним, надеясь найти воду или еду. Не успела сделать и пары шагов, как застыла, обливаясь ледяным потом. В трех метрах от нее, спиной, копошилось чудище – нечто мохнатое, с длинными костлявыми конечностями. Она попятилась назад, споткнулась о оторванную руку мертвеца и с шумом шлепнулась на зад. Чудище резко обернулось, желтые глаза скользнули по ней... и прошли мимо. Не увидев? Не посчитав угрозой? Оно флегматично вернулось к поеданию разлагающегося трупа. Ева быстро поняла – оно ее не видит! Как сквозь нее смотрело! Она, затаив дыхание, пятясь, тихо-тихо ушла. Весь оставшийся день она просидела, сжавшись в комок, в своем укрытии под микроавтобусом, и уснула только под утро, когда крики стихли.


Дорога к Лесопилке, продолжение...


Быстро, ловко орудуя маленькими ручками, она перекладывала в свой потертый рюкзак ровно двенадцать банок тушенки. Из патронов выбрала лишние двадцать пачек 7.62 – явно с расчетом на что-то крупное. – Ну вот. А вы боялись. За тушонку и патроны могу вас подземкой провести куда надо, – заявила она, застегивая рюкзак. – А что за подземка такая? – нахмурился Жур. Химик и Шустрый переглянулись. – Ты не слышал о Подземке? – удивился Химик. – Это всё равно что Метро-2 в том мире. Подземка – это пять линий, а в центре депо. И все под землей, на глубине где-то метров пятьдесят. Вот только где вход – никто не знает. ТАК ТЫ, МЕЛОЧЬ, МОЖЕШЬ НАС ТУДА ПРОВЕСТИ?! – Могу. Еще банок десять тушенки и пачек 7.62 – тоже десять. – По бойся зайцев в овраге! Пять того и пять того, – парировал Жур. – Тогда пока, алкаши ихтиандры! – Ева закинула рюкзак на спину и развернулась, чтобы уйти. – Эээ, похоть да шутит он! – заторопился Шустрый. – Мы согласны! Щас закупимся по полной и пойдём. Идёт? – Ну как сказать... Ожидания и всё... – Вымогатель мелкий! Давай так: с нас по десять банок с каждого. Сделка? – По двенадцать банок. И это точка. И хватит ебать мне нервы. – Уже тринадцать? Да ты, детка, вобще! – Ага. Лады. По девять банок с рыла. Сделка... – ухмыльнулся Химик, протягивая ей пачку сигарет в качестве аванса. Ева сунула сигареты в карман, не глядя.


Детский АД, продолжение...


Она проснулась утром. Солнце светило так же ярко, птицы пели в уцелевших деревьях. Если бы не сломанные здания, не разбросанные повсюду тела и не тишина, звенящая после вчерашнего ада, можно было бы подумать, что это просто раннее утро в палаточном лагере. Но это была новая, страшная реальность. Трупы были везде. Некоторые – почти целые, застывшие в позах бегства. Другие – разорваны на куски. Кровь запеклась бурыми лужами на земле, куски плоти, внутренности... и гнетущая тишина. Ева съела найденную банку каши с мясом. Уже привыкла к виду трупов. Решила идти к водопаду – надо было набрать воды. Медленно пробираясь через руины, она на каждом шагу видела следы смерти. Дойдя до того места, где был водопад, она замерла. Вода все еще падала с уступа, но русло было завалено обломками. И прямо перед ней, на камне, сидело другое чудовище – похожее на гигантского, облезлого барсука с неестественно длинными когтями. Оно смотрело прямо на нее! Страх сжал горло ледяным кольцом. Смерть. Сейчас оно прыгнет... Но секунды шли, а чудовище не двигалось, только смотрело своими пустыми глазами. Не видело? Как и то, вчерашнее? (Значит, они правда не видят меня? Но как? Почему? Надо набрать воды и уйти, пока не увидели). Дрожащими руками она тихо наполнила свою пластиковую бутылку из ручья ниже по течению и, не сводя глаз с мутанта, пятясь, ушла прочь от водопада.


Дорога к Лесопилке, Подземелье...


Химик все ворчал себе под нос, что плата конская, что их обдирают как липку. Шустрый и Жур молчали, сосредоточенно глядя под ноги. Ева же ехидно посмеивалась, идя впереди. Наконец, махнув рукой, она показала на груду бетонных плит и торчащую арматуру, едва видневшуюся в густых сумерках. – Ну, пришли. Снаружи всё сломано в хлам. Но есть вход под землю. Только вход – в кольце аномалий. Это там, вон. – Это было когда-то здание маленького железнодорожного вокзала, метров двести площадью. Потом всё взорвали, порушили. Сейчас это были жалкие руины, окруженные мерцающим, искажающим воздух кольцом гравитационных и химических аномалий. Как туда подобраться – неясно. Скорее, просто невозможно. Почти полгода сталкерские группы пытались прорваться к этому месту, гибли, теряли снаряжение. Всё напрасно. И они забыли о нем. Но Ева нашла лаз. И лазила там не раз. Она знала, что в самой Подземке мутантов почти нет, а тех немногих, что попадались, можно было обойти или задобрить. – Ээ, погодь, – остановил ее Жур. – А что там может быть, знаешь? – А то, что это метро. Пять конечных станций: А8, B2, C4, Д6, Е3, K9. Что это за станции – я не знаю. Знаю только центральную станцию-депо. Облазила ее вдоль и поперек. – Ну-ка, детка, как говоришь? А8? – Ну да, а что? – Пиздец нахуй! – вырвалось у Химика. – Так вот как можно на станцию попасть! Да, были мы на А8... И лучше туда не ходить, поверь. Так а Лесопилка как? – Ева присела на корточки, вынула свою фляжку, отпила и вытерла рот рукавом. – Так. Нам на станцию В2 надо. А оттуда – полчаса ходу, и мы на месте. Ну, идём или как? – Идем, веди нас, девочка. Если всё пройдет хорошо, то с нас еще банки тушенки и патроны сверху, – пообещал Жур. Ева кивнула, ее глаза сверкнули в темноте. – Моё слово – закон. Скажу голыми в грязь – вы лезите голыми. Ну как вам? – Все трое постояли, переваривая ее слова. – Хорошо, – буркнул Химик. – Так ты, – Ева ткнула пальцем в Жура, – как и сказала. Строго за мной. И обвяжитесь веревкой! Про меж нас. Смотрите в оба за мной и что я делаю – то и вы должны делать. Ну, поехали! – И они пошли к смертельному кольцу аномалий. Где-то через два часа, грязные, исцарапанные, пропахшие страхом и потом, они выбрались на относительно чистую землю по ту сторону руин. Повалились на траву, задыхаясь. – Ебать мой ХУЙ и танки наши быстры! Блядь, это ад! Только так или есть другой путь? – Ева глотнула из фляги, отдышалась. – Да черт знает. Я всегда через люк спускалась. А здесь я второй раз иду... – Всех троих словно молнией ударило. Дикий Химик не выдержал: – Так какого хуя мы лезли здесь, Ебаться в кочерыжку?! Золотой пизды колпак! – Ева потупила глаза, но голос ее зазвенел сталью: – А вы не неженки, блядь? Вам кусок пизды на костре подавай, да? Вы, блядь, прошли там, где никто не прошел! Вы не только прошли, но и живые еще, блядь! И Химик, не пизди, а радуйся! Вы стали группой! А сейчас мы идем под землю, и что там будет – никто не знает. Я там давно не была, месяца так три. И хватит! Я говорю – вы делайте. Пошли! – И она повела их к полуразрушенному зданию, похожему на старую советскую котельную. Тот же красный кирпич, тот же унылый цвет. Снаружи – руина. Но внутри, в уцелевшей части, было видно что-то современное: обломки компьютеров, стулья, столы. И главное – спуск на второй этаж и бетонный колодец, уходящий вниз, в непроглядную тьму. – Значит, это и есть спуск в метро? – спросил Химик, светя фонарем в колодец. Ева покрутила головой: – Нет. Это аварийный ход. Сам спуск был там. – Она показала рукой на огромную груду бетонных плит в углу. – Там был тоннель вниз, к ж/д депо. А от него – пять линий во все стороны. Вот так-то. Пошли. – И они стали спускаться по мощной винтовой лестнице в бетонном колодце. Диаметр – метра два. Тьма внизу казалась живой. – Так. Ты идешь первым, – Ева ткнула пальцем в Жура. – Потом я. Вы – после нас. И да, лестница крепкая, мощная. Так что бояться нечего. Я раз восемнадцать уже лазила – и ничего. – Химик выругался: – Да ты, девка, смеешься что ли, а? Или ты заморыш, или мы кабаны, блядь, жирные! Где ты, а где мы? Тото! Значит так: промеж нас – метра три. Это чтобы нагрузки не было на лестницу. – Ева подумала, кивнула: – Ладно, дяди. Лезем. – И четыре фигуры стали медленно спускаться в бетонную утробу. Прошло сорок минут напряженного спуска, когда их ноги наконец ступили на твердый пол какого-то тоннеля. Путь уходил вдаль, теряясь во тьме. В другой стороне, в отблесках фонарей, угадывались очертания огромного пространства – Центрального вокзала. – Нам туда, – прошептала Ева, указывая вдаль по тоннелю. – К станции В2. И тихо-тихо. А то всякое может быть. Если мутанты... ну, пара точно есть. Так что пошли. И не стрелять зря! Только если другого выхода не будет. Пошли. – Ева шагнула в темноту тоннеля. Сталкеры переглянулись, перекрестились по-свойски и пошли следом, стараясь ступать бесшумно. Прошли метров семьсот. И вдруг Ева замерла, подняв руку. Все остановились. Впереди, в луче фонаря Жура, стоял... карлик. Ростом с ребенка, но с морщинистым, старым лицом. Одет в лохмотья. Он просто стоял и смотрел на них из темноты, не мигая. Ева обернулась, приложила палец к губам и прошептала так тихо, что стало едва слышно: – Это Вук. Карлик. Ждет меня. Я конфеты должна принести. И это... телепат. Так что мы думаем – он знает. Тише. – Она медленно сняла рюкзак, вытащила небольшой мешочек и две банки сгущенки. Пошла к карлику. Вук не двигался, только следил за ней желтыми, невидящими глазами. Ждал. Ева остановилась в пяти метрах. И вдруг мешок с конфетами и банки сгущенки... поплыли по воздуху! Плавно, словно в невесомости, они направились к Вуку. Ева сделала шаг вперед: – Привет, Вук. Не бойся. Это... друзья. Нам дальше надо. Я потом одна приду, лучше. Что тебе принести, Вук? – Карлик наклонил голову набок, словно прислушиваясь к тишине. Так они простояли минут шесть в гнетущем молчании. Потом Ева кивнула: – Хорошо. Хочешь зефир? Ладно. Принесу всё, что вам надо, дядя Гном. Мы пойдем. Пока. – Она махнула рукой вперед и пошла, не оглядываясь. И тут из темноты боковых тоннелей вышли еще пять карликов. Они остановились рядом с Вуком. Ни звука. Но стало ясно – идет тихий мыслеобмен. (Ева принесла конфеты и сгущенку. – Вук, кто они? Сталкеры? – Да, Гном. – Хорошо. Пусть идут. Ибо гости. Еве всегда рады. Другие пройдут только один раз, Вук. Пошли в логово.) Карлики развернулись и скрылись во тьме, как призраки. Четыре человека снова двинулись по тоннелю. Только лучи фонарей, как живые существа, скакали по стенам и сводам, выискивая опасность. – Так вот, – снова зашептала Ева, – как и говорила. ЗДЕСЬ ПОЧТИ ПУСТО. Карлики... да Яркая Кошка. Ну, может, кто-нибудь еще... хотя нету. Кроме нас здесь некого. Я столько раз была одна здесь. Короче, как говорю, так и есть. И не ссы! Нам еще метров семьсот, и мы на месте. – Химик тихо спросил: – Яркая Кошка? А кто это? – Ева пожала плечами: – Кто бы знал. Походит на кошку... ну, размером с теленка. Но вся... в огнях. Искрит. Во. – Химик резко остановился, лицо его побелело. – Ебать зайцев в овраге! Это же электрохимера, в рот ее ебать! Нас всего трое против этой хрени! Блядь, нам пиздец! – Я же сказала, НЕ СЫ! – резко оборвала его Ева. – Увидим консерву – дадим. Не тронет нас. – Ебать копать! Ну спасибо, мелкая, успокоила! – саркастически фыркнул Химик. – Давайте киску консервой покормим, и всё будет прекрасно! Да блядь, золотой колпак, пизды полный хуй! – ТЫ ВСЁ СКАЗАЛ! – внезапно взорвалась Ева, ее шепот стал шипящим и опасным. – АНУКА! ВСЕ ЗАТКНУЛИСЬ В ДУПЛО И МОЛЧАТЬ! И ДА ЗАМЕРЕТЬ НА МЕСТЕ! ВСЕ! Я ПОШЛА! – Все трое инстинктивно замерли, вжавшись в стену тоннеля. Только стволы их автоматов дрожали в руках. Ева достала две банки тушенки и, не колеблясь, пошла вперед, туда, где в луче фонаря Жура замерла, присев на мощных задних лапах, та самая Яркая Кошка – Электрохимера. Она готовилась к прыжку, по ее шкуре бегали синие разряды, с треском прожигая воздух. Ева просто шла, не ускоряя и не замедляя шаг. Но в трех метрах остановилась. Страх сдавил горло. Кто знает, что у этих тварей в голове? Она медленно поставила банки на рельс. – Кыся... Ты что? Это я, Ева. Я есть принесла. – Ловким движением ножа она вскрыла банки, запах мяса тут же разнесся по тоннелю. Подумав, достала еще банку сгущенки, вскрыла и поставила рядом. Медленно, не сводя глаз с химеры, попятилась назад к сталкерам. – Только тихо, – прошептала она, стоя рядом. – Походу, она на духе. Надо подождать минут десять. Если уйдет – хорошо. Ну а если нет... и пойдет на нас... тогда огонь. – Минуты тянулись мучительно долго. Химера обнюхала банки, потом принялась жадно вылизывать содержимое. Синие разряды поутихли. Съев все, она лениво потянулась, бросила на них последний взгляд и не спеша скрылась в темноте бокового тоннела. – Ну, пошли. Минут тридцать – и вы на месте. Идем. – И, правда, через полчаса они стояли у другого бетонного колодца, ведущего наверх. – Так. Я колодец буду закрывать сверху. Потом и сам вход закрою. Меня на верху не ждите. Пошли! – Сталкеры и Ева полезли вверх по новой винтовой лестнице. Скоро они стояли у тяжелого, заржавевшего люка. Ева откинула его с лязгом. Свежий, прохладный ночной воздух ударил в лицо. Над Зоной сияли звезды. – Ну все. Пришли. В километре на юг – будет Лесопилка. А мне пора. И да... Входа сюда уже нет. Люк только отсюда можно открыть. Должно быть, так и было изначально. Вам – туда. – Она указала направление. – Ну а мне... дальше. На Е3. Обитаю я там. И не надо меня искать. Сама найду вас, если что. Всё. Пока... – И прежде чем они успели что-то сказать, Ева-Мелочь юркнула в темноту, растворившись в ночи как призрак.


Лесопилка...


Стояло раннее, предрассветное утро. Холодная дымка клубилась по земле, окутывая развалины Лесопилки – огромного, мрачного комплекса заброшенных цехов и складов. Царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь редким, хриплым ворчанием. Зомби. Они стояли или сидели неподвижно, как статуи, погруженные не в сон, а в какой-то дежурный режим, подобно спящим компьютерам. Стоило громко зашуметь – и все они оживали, устремляясь на звук единой, неумолимой массой. Жур, Химик и Шустрый стояли у края поляны, заросшей бурьяном, перед въездом на территорию. Где-то там должен был быть Болотный Доктор. Но где? – Ну, братва, – прошептал Жур, снимая с плеча автомат. – Надо осмотреться. Комплекс большой. Пойдем все вместе. Начнем оттуда, – он кивнул на ближайший полуразрушенный цех, – и дойдем досюда. Пошли. – Трое, пригнувшись, бесшумно, как тени, двинулись по территории Лесопилки. Да, это был ад. Столько мутантов они не видели даже на СТАНЦИИ. Зайцы-псевдособаки метались между развалинами. Зомби стояли кучками или бродили медленными шагами. Из темных проемов выглядывали красные глаза Кенгуру. В дальнем углу копошилась огромная Плоть. А вон там, на крыше, мелькнула тень Кровососа... Ад на земле. Два небольших склада оказались пусты. Оставалось осмотреть три основных цеха. Но там крылась главная опасность – возле их входов и внутри копошилось больше всего мутантов. – Жур, а как мы пройдем туда, а? – прошипел Химик, вглядываясь в темный провал двери ближайшего цеха. – Как, как... – усмехнулся Жур беззвучно. – Да вот так. Жопой об косяк. Нежно. Тихо. Плавно. Как бабочки. Так. Я первый. Наш Гудини следующий. – Он кивнул на Шустрого. – Химик – замыкает. Главное – по сторонам смотреть! И только ножи. Оружие – только в крайнем случае. Все? Пошли. – И они, слившись с тенями, пошли. Прошли первый цех – относительно чисто. Проскочили второй – повезло, мутанты были снаружи. А в третьем... влипли по полной. Проходя мимо груды досок, Химик неловко задел ногой пустую банку. Звонкий лязг прокатился по цеху. И началось. Хорошо, что Жур успел захлопнуть тяжелую дверь на улицу, отсекая новых тварей. Но даже так, зачистить ножами все помещение, где очнулись и пошли в атаку десятка полтора зомби, было кромешным адом. Они крутились как волчки, рубились, кололи, уворачивались. Когда все кончилось, они стояли, тяжело дыша, облитые кровью и слизью, как мясники после бойни. Кровь стекала с них ручьями. – Уфф... Грязно, блядь... Ну и хуйня... И где здесь бог? Да нахуй нету, блядь, его... О, кусок в носу... Шустрый, да не, слева, во... – Однако на улице было тихо по-прежнему. Они прошли всю Лесопилку вдоль и поперек. Ни артефактов, ни следов Болотного Доктора. Лесопилка была пуста в смысле цели их визита. Болотного Доктора уже не было. Он ушёл отсюда, судя по всему, дня четыре назад. (Черт! И где его теперь искать, блядь? В «100 Рентген» лучше не соваться с вопросами, а то подозрения вызову... Да ебись всё зайцами в овраге...) Жур вдруг тихо засмеялся, нервно, срывающе. Химик и Шустрый посмотрели на него как на дундука. – Не... всё нормально. Просто... нервы. Просто нервы. – Думаю, надо уходить отсюда, пока всё тихо, – прошептал Шустрый, оглядываясь. – Ага, я тоже так думаю, – сказал Химик, вытирая платком кровь и кусочки мозга зомби со своего лица. Он упал в яму с двумя зомбями, и то, что там творилось, было тошно смотреть даже бывалым сталкерам. Химик сам был похож на ожившего мертвеца. – Ну ты даёш, братан... – покачал головой Жур. – Двух зомби зубами грызь... Ладно, пошли отсюда, пока ты ещё не погрыз зомбей. Пошли...


Они сидели у небольшого, осторожного костра в укрытии за скальным выступом, в паре километров от Лесопилки. Первые лучи солнца золотили верхушки сосен. Просто смотрели на огонь, отогреваясь. Каждый был погружен в свои мысли. Вдруг Жур достал свой ГШ-18 и стал методично чистить ствол тряпкой. Химик, глядя на пламя, сказал: – Ну, братва... Пошёл я. Мне ещё обойти надо здесь кое-что. Мелочь довела нас до точки, так что вход в метро там... – он кивнул в сторону руин вокзала, – может, и открыт теперь. Так что проверьте на всякий случай. Ну пока, братья. Бывайте. – Он сгрузил свой рюкзак, оставив только самое необходимое, пожал Журу и Шустрому руки крепким, шершавым рукопожатием и пошел прочь, что-то негромко бормоча себе под нос. Прошло часа три. Они поели холодной тушенки, запивая ее водой из фляг. Теперь, сидя у догорающего костра, Шустрый неожиданно спросил, глядя прямо на Жура: – Жур... А почему ты в ЗОНУ пришёл? Вот только байки мне не надо, а? Кто ты? – Холодный пот мгновенно выступил у Жура по спине. (Как? Как он узнал? Так... Надо понять, что он знает...) Жур подкинул в огонь сухих веток, пламя вспыхнуло ярче, осветив его каменное лицо. – Да, братан... От тебя ни хера не скроешь. Да. Я не тот, за кого себя выдаю. Я из КОНТОРЫ. – Он сделал паузу, давая словам впитаться. Шустрый не дрогнул. – Но цель у меня другая. Не арты, не слава. Болотный Доктор. Мне нужен именно он. – Вдруг Жур резко присел, устремив взгляд в лес за спиной Шустрого. – Гудини! Там, где лес! – И в мгновение ока его ГШ-18 был в руке, ствол направлен мимо Шустрого. Тот инстинктивно рванулся, разворачиваясь, его автомат пошел в сторону леса. – Жур, у меня чисто! Никого! – Холодный ствол пистолета уперся ему прямо в висок. – Так. Тише. Тише. Давай ствол сюда. Тихо и нежно... – Жур ловко выхватил автомат у ошеломленного Шустрого, отшвырнул его в сторону. – Садись на колени. – Шустрый опустился на колени, не отрывая горящего от гнева и непонимания взгляда от Жура. Тот отошел на пять метров и сел на камень, не опуская ГШ-18, направленного теперь прямо в голову Шустрого. – Кто ты, а Жур? Чем я помешал тебе? ЗАШТО? – Жур сидел неподвижно. Лицо его было маской. – Кто я – не важно. Ищу я Болотного Доктора. Мне бы насрать на тебя, Шустрый. Искренне. Но ты... ты умный. Сообразительный. Поймёшь, что к чему. А я рисковать так не могу. Не могу оставить свидетеля. Есть что отцу сказать, а? – Шустрый помотал головой, его глаза расширились от ужаса. – Нет... Жур, подожди... – Жур просто сказал, и в его голосе не было ни злобы, ни сожаления, только холодная необходимость: – Прости. – ГШ-18 тихо хлопнул в утренней тишине. Тело Шустрого осело на землю. Жур закрыл глаза, обхватив голову руками. Так и сидел, не двигаясь, пока солнце не поднялось выше деревьев и костер не превратился в кучку пепла. Утром он похоронил Шустрого в неглубокой яме под корнями поваленной сосны. Сверху набросал камней. Собрал его вещи – автомат, патроны, нож – и пошел обратно, к бару «100 Рентген». Тяжелый рюкзак давил на плечи сильнее обычного.


Бар «100 Рентген»...


Тарелка, вытирая стойку, кивнул Журу. Из-за зала поднялся Бегемот, его лицо было серым от недосыпа и тревоги. Он подошел к стойке, уставился на Жура. – Ну как?.. Как сын погиб? – Жур вздохнул, поставил рюкзак на пол. Врать так врать. Надо было закончить спектакль. – Лесопилка... – прошептал он хрипло, делая вид, что с трудом сдерживает эмоции. – Атака тварей... Он... он меня спасал. Не дал мне погибнуть... Друг... Прости, старик... – Жур протянул руку через стойку, сжимая плечо Бегемота. – Давай... Бегемот... помянем сына твоего... Давай... – Тарелка молча поставил две стопки и бутылку первака. Стаканы звякнули. Звякнули глухо, как погребальный звон...


09 Опять ноль...


Жур сидел на корточках у тлеющих углей старого костра где-то на окраине Свалки. Дождь моросил второй день подряд, превращая землю в серо-коричневое месиво, а небо затянуло плотным, низким одеялом свинцовых туч. Капли стучали по ржавому листу железа, служившему ему навесом. В кармане горело последнее письмо от "Конторы": "Доктор не обнаружен на Лесопилке. Продолжайте поиск. Крайний срок – две недели". В голове крутилась фраза той слепой гадалки из "100 Рентген", Марфы, на которую все плевали, но иногда к ней заходили: "Не будет удачи до смерти, а после будет она Гансу, пока Темный Ангел..." – Что за бред? Кто этот Ганс? Кто Темный Ангел? Поживи здесь одна и слепая, еще натворишь бреду. Но доктор... Где чертов Доктор? – (Надо снова в "Рентген". Там всегда кто-то трепется. Может, услышу что-то стоящее, новое место, слушок...)


**Часть первая...**


**Ирен-Хвост Лисы...**


Ирен было двадцать семь. До двадцати трех – спокойная жизнь в Гомеле, Беларусь. Потом – 2005-й, появление Зоны. А через три месяца – первые дешевые книжонки про сталкеров, аномалии и артефакты. Это чтиво просто снесло Ирен голову. Мечты о приключениях, свободе, деньгах... Приставку "Лисий Хвост" она получила позже, уже в Зоне. А до того? До Зоны она металась. Кружки выживания, секция ножевого боя, курсы радистов – набралась и полезного, и откровенно бесполезного багажа. Но момент настал: чемоданчик, скудные сбережения, билет до самого края "цивилизации". Как она попала *внутрь* Зоны – отдельная история, полная страха, подкупов и грязи. В итоге – ее довели до РОСТОКА, до той самой черты, за которой начиналось Неизвестное.


**Бар "100 Рентген" (Первое появление Ирен)...**


Бар встретил ее гулом голосов, запахом дешевого самогона, табака, пота и чего-то металлического. На стенах – похабные рисунки и пулевые отметины. За стойкой – Тарелка, он же Бармен, огромный, лысый, со шрамом через левый глаз, вытирал стаканы грязной тряпкой. Ирен, чувствуя себя щенком среди бойцовых псов, протиснулась к стойке.


– Чего надо? – Бармен даже бровью не повел, глядя сквозь нее. Для него она была просто очередной помехой.


– Я хочу в Зону, – прозвучало громче, чем она планировала. Пару голов за соседними столиками повернулись, оценивающе скользнув взглядом.


– Ха! – фыркнул Тарелка. – Так ты и так *в* Зоне, дуреха. Чего еще тебе хотеть? Говори, что надо? Может, ствол? – Он кивнул на висевшее за спиной ружье. – Может, броню рваную? Найду.


– Нет, спасибо. В отряд сталкеров хочу. Попасть.


Бармен отложил стакан, тяжело вздохнул, будто от непосильной ноши:


– Бесплатный совет, красавица: иди-ка ты домой. Найди мужика крепкого, нарожай кучу сопливых, живи долго и счастливо. Тут тебе не место.


– НЕТ! – Ирен ударила кулаком по стойке, зазвенели стаканы. – Я ХОЧУ В ОТРЯД!


– Вот ведь тупая! – огрызнулся Тарелка, но в его глазах мелькнуло что-то вроде усталого раздражения. – Ладно, черт с тобой. Там, наверху, – он мотнул головой в сторону лестницы на второй этаж бара, где располагалось что-то вроде общежития, – есть МЕТАЛКА. Вот у него и ковыряйся, чего ищешь. Должна будешь, поняла? Вали, не мешай работать. Народ жаждет.


Ирен, не чуя ног от смеси обиды, злости и робкой надежды, почти побежала по скрипучей лестнице наверх.


**Металка. Часть первая...**


Наверху, в прокуренной комнате с разбитым окном, заваленной пустыми бутылками и банками из-под тушенки, сидели трое. МЕТАЛКА – коренастый мужик лет сорока с лицом, изборожденным шрамами и вечной щетиной, его верный кореш ГРЕК, долговязый и угрюмый, и КНУС, помоложе, с нервным взглядом и вечно подрагивающей рукой. Четвертый день без дела, без вылазки, без заработка. Допивали вторую бутылку первака, когда в дверь протиснулась девчонка. Остановилась, оглядела развалюху и развалившихся мужиков. Прямо к ним.


– Ну что тебе, дева? – хрипло спросил МЕТАЛКА, даже не поднимая головы. В голосе – скука и раздражение.


– Я хочу к вам. В отряд.


– Что?! – МЕТАЛКА поднял на нее мутные глаза. – Ты не дура? Кто тебе сказал, что мы тут отряд клепаем, а? Пошла, дура, вон. На улице дождь – мойся.


– Мне в баре... Тарелка... сказал про вас. Мне некуда идти. Не гоните, прошу. – Голос дрогнул, но она стояла.


Тут поднял голову КНУС, изучающе оглядывая ее с ног до головы:


– А ЗАЧЕМ? Зачем тебе к нам?


– Я хочу быть СТАЛКЕРОМ. Настоящим.


Мужики переглянулись и заржали. Звук был грубым, неприятным.


– Ну так! – МЕТАЛКА встал, пошатываясь. – Сталком стать хочешь? Серьезно?


– ДА!


– Хорошо! – Он хлопнул себя по ляжкам. – На Дикой Земле (это часть РОСТОКА, завода) – артов море! Гнездо Наймитов там, продажные, как шлюхи, – кто больше даст, на того и работают. Лучше им не попадаться – не поймут. Ладно, в дыру и на место! – Он махнул рукой. – Пошли, новобранец! Покажем тебе Зону!


Сталки встали, заскрипели кровати. Ирен, сердце колотилось где-то в горле, последовала за ними в промозглый вечер.


**Дикая Земля. Гаражный комплекс...**


Они шли минут тридцать по территории заброшенного завода РОСТОК. Дикая Земля – это жутковатый конгломерат полуразрушенных цехов, заросших бурьяном дворов и завалов ржавого металла. Дождь усиливался, стекал по разбитым стеклам, капал с перекошенных ферм. Ветер выл в проломах стен. МЕТАЛКА, идя впереди, бубнил себе под нос:


– ...Наймиты, суки, как клопы. Запах денег чуют за версту. Но арты там есть, да... Гаражей пять штук вон в том ряду... – Он указал на длинное, низкое здание с полуразрушенными воротами. Из двух торчали покореженные остовы машин, похожих на "Волги", остальные ворота были полузакрыты или завалены мусором. Тишина стояла гнетущая, нарушаемая только шумом дождя да далеким воем ветра. – Там и порыщем...


**Элен-Лунный Зайчик...**


Элен наблюдала за ними уже с полчаса. Она сидела на крыше соседнего цеха, завернувшись в потертый плащ-палатку, сливаясь с тенями. Элен любила одиночество. Толпа, гам, мужские понты – все это ее угнетало. Здесь, наверху, под моросящим небом, глядя на переливы марева далеких аномалий сквозь пелену дождя, она чувствовала себя спокойно. Когда троица с девчонкой скрылись в темном провале гаражей, она тихо сползла по водосточной трубе и бесшумно последовала за ними, как призрак.


– Так, а вы куда, мои дорогие? – прошептала она в пустоту.


**Пожарная часть и Пси-аномалия...**


Двор перед гаражами, метров пятьдесят на пятьдесят, странным образом был почти чист – мало мусора, только две старые, искореженные "Волги" стояли у дальнего торца здания. Внутри гаражей царил полумрак, пахло сыростью, маслом и плесенью. МЕТАЛКА повел их вдоль стены, порыться у машин, "авось арт завалялся". Ирен шла последней, чувствуя нарастающую тревогу. Воздух здесь был каким-то... густым.


Прошли метров двадцать. И вдруг все трое мужчин схватились за головы, застонав. Ирен почувствовала легкое давление в висках, как перед головной болью, но не более. МЕТАЛКА завыл:


– Бляяя... Головааа...


Давление нарастало. Нудящий, пронизывающий ШУМ заполнил все пространство, давил на барабанные перепонки, ввинчивался в мозг. Ирен упала на колени, упершись руками в холодный бетон пола. Мужики трясли головами, корчась от невидимой боли. И вдруг... шум исчез. Резко. Давление пропало. Воцарилась звенящая тишина.


Все трое медленно, как заводные куклы, повернулись к Ирен. Их глаза были пусты, взгляд стеклянный, устремленный в никуда. Ирен замерла, ледяной страх сковал ее.


– Девка... девка... девка... девка... – затянули они монотонно, одним и тем же безжизненным голосом. Звук был жутким, бесчеловечным. Ирен не понимала, что с ними, и это пугало все сильнее. Она попятилась.


**Элен-Лунный Зайчик (Вмешательство)...**


Элен появилась на крыше гаражей как раз в тот момент, когда внизу начался кошмар. Она видела, как МЕТАЛКА с диким криком бросился на Ирен, повалил ее на бетон и начал рвать одежду. Не с похотливой яростью, а с какой-то бессмысленной, механической жестокостью. Остальные двое, все так же с пустыми глазами, приближались, чтобы прижать девушку. Ирен отбивалась, кричала, но силы были неравны. Вот ГРЕК ударил ее кулаком в живот. Ирен согнулась, потеряв воздух. МЕТАЛКА рванул ее за куртку – ткань не выдержала, порвалась. На мгновение обнажилась молодая грудь. МЕТАЛКА замер. Его пустой взгляд уперся в обнаженную кожу. В этот миг Ирен, собрав последние силы, ударила его двумя ногами в колени! МЕТАЛКА (ПЕРО, как звали его некоторые) с хрипом отлетел назад, выхватил нож... Но что-то схватило его за ноги! Он дернулся вперед, и невидимая, чудовищная сила сдавила его тело от пояса до паха! Раздался влажный хруст, как будто ломали пучок сырых прутьев. Кровь, кишки, обломки костей – все смешалось в жуткую кашу. МЕТАЛКА дико дернулся, выпучив глаза – живые, осознающие ужас глаза – и затих.


– Так, так... – прошептала Элен, спрыгивая вниз, как кошка. – Ну и что дальше?


Остался ГРЕК и КНУС. КНУС, все с тем же пустым взглядом, вдруг плавно достал из-за пояса старенький ПМ. Ствол направился на Ирен, которая лежала на спине, не в силах подняться. Она заглянула в черный круг дула – прямо в лицо вечности.


**Ирен (Выживание и Откровение)...**


Монотонный гул "Девка... девка..." вернул Ирен к реальности. ГРЕК и КНУС стояли над ней, повторяя мантру. Она попыталась отползти. ГРЕК молча, с нечеловеческой силой, швырнул ее обратно на бетон и начал рвать остатки одежды. Он не пытался ее насиловать – он просто уничтожал, бил кулаками по лицу, по телу. КНУС стоял рядом, как статуя. Сильный удар в лицо – искры в глазах. Две сильные руки впились ей в шею! ЕЁ ДУШИЛИ! Темнело в глазах. Она билась, царапалась правой рукой, пыталась вдохнуть... Рука нащупала что-то холодное, металлическое – нож! Рукоять торчала из ножен на бедре ГРЕКА! Теряя сознание, она выдернула его и ткнула вверх, в грудь нависшего над ней мужика!


Давление на шею ослабло. Воздух ворвался в легкие. ГРЕК замер, глядя на рукоять ножа, торчащую из его груди. Пустые глаза вдруг наполнились удивлением, потом страхом. Он рухнул набок.


КНУС, словно получив команду, ударил Ирен ногой в живот. Боль пронзила все тело. Она упала на спину. КНУС наклонился, схватил ее за порванную куртку. То, что он собирался сделать, было написано в его безумных глазах: сначала насилие, потом медленная смерть. Куртка порвалась окончательно. И снова – обнаженная грудь. КНУС замер, его взгляд прилип к ней. В этот миг Ирен, сквозь боль, собрала последние силы и ударила его двумя ногами в колени! Он шатнулся назад, выхватил свой нож, наклонился для прыжка...


И тут его ноги и живот словно прилипли к полу! Он дико задергался, пытаясь вырваться вперед... И вдруг его тело ниже пояса СМЯЛОСЬ! Как будто гигантский пресс опустился сверху. Хруст костей, хлюп раздавленной плоти. КНУС издал нечеловеческий вопль, выпучил глаза от невообразимой боли и рухнул, превратившись в кровавое месиво.


Выстрел прогремел неожиданно громко в гнетущей тишине гаража. Ирен вздрогнула, ожидая боли. Но боли не было. Она открыла глаза. КНУС лежал рядом, корчась, хватая ртом воздух, кровь фонтаном била из его печени. Ирен подняла взгляд.


Сверху, с крыши, плавно, как паук, спускалась фигура в плаще. Бесшумно коснулась бетона. И только теперь Ирен поняла – это женщина. Невысокая, миниатюрная, в походной, потрепанной одежде сталкера, но красивая в своей дикой, закаленной Зоной строгости.


– Ну и как трахнули они тебя? – спросила незнакомка. Голос был спокойным, но в нем слышалась сталь.


Злость, накопившаяся от унижения, страха, боли, хлынула из Ирен:


– Мы только играли, а трахаться будем потом! Без ТЕБЯ! Шла бы ты отсюда немедленно!


– А коль не пойду? – Женщина сделала шаг вперед.


– Ну ты, сука, жри! – Ирен, забыв про боль, бросилась на нее, замахнувшись кулаком.


Женщина – Элен – просто повернулась. Кулак пролетел мимо. В следующее мгновение правая рука Элен блокировала правую руку Ирен, а левая обхватила ее шею. Рывок на себя! Ирен, потеряв равновесие, рухнула на колени. Холодное лезвие ножа уперлось ей под кадык. Ирен замерла, дыхание перехватило.


– Зачем ты так? – спросила Элен все тем же спокойным, почти бесстрастным голосом. – Эти трое хотели тебя трахнуть? Вот так, сразу?


– Нет... – выдохнула Ирен, чувствуя, как адреналин отступает, оставляя пустоту и дрожь. – Не трахнуть... А убить. Просто... я в бешенстве была. Вот и кинулась... Прости...


Будто выдернули стержень. Ирен обмякла. Если бы не Элен, подхватившая ее, она рухнула бы плашмя. Кто-то открыл ей рот. Огненная жидкость обожгла горло. Ирен попыталась выплюнуть, но сильные руки не дали.


– Давай, пей. Это спирт. Тебе как раз сейчас надо. Пей. Лучше пьяной и живой, чем мертвой. Пей.


Ирен, давясь и кашляя, проглотила всю мерзкую жидкость из фляги. Тепло разлилось по телу, притупив остроту боли. Она смотрела на свою спасительницу.


– Ты кто? – прошептала она хрипло.


– Я Элен. Я давно в Зоне. Лет пять. Да вот... неудачно под выброс попала. – С этими словами она откинул челку плаща. Левая половина лица была ужасна. Кожа – сплошной бугристый шрам, сведенный и стянутый. Глаза... левого глаза не было вообще. На его месте – впадина, прикрытая грубо сшитым лоскутом кожи, из-под которого виднелось нечто черное и мертвое. Правая половина лица была красивой, с острыми скулами и пронзительным серым глазом.


– Вот так, как-то, – закончила Элен, опуская челку. – Но, как ни странно, не мешает. А ты кто? И кто эти? – Она кивнула на кровавое месиво вокруг.


Ирен колебалась. Потом решила – правда.


– Я Ирен. Хотела стать сталкером. Эти... – она мотнула головой к телам, – МЕТАЛКА, ГРЕК, КНУС... взяли меня в отряд. Пошли сюда, в гаражи, за артефактами. А там... они вдруг напали. Свели с ума что ли... Чуть не убили. Но я выжила. А они – нет. Вроде все.


Элен внимательно смотрела на нее своим единственным глазом. Потом спросила:


– А ты сама ничего не чувствовала? Там, в гараже? До того, как они напали?


Ирен нахмурилась, вспоминая:


– Да нет... Вообще ничего особенного. Легкое давление в висках, как перед мигренью. А что?


Элен задумалась, потом указала на груду мусора в углу гаража, где еще недавно стояла пожарная машина:


– Где мы сейчас?


– В гараже... и что?


– А то, что здесь аномалия. Пси-аномалия. Блуждающая. Очень сильная. Она заставляет всех в радиусе сходить с ума. Агрессия, галлюцинации... А ты ее не чувствуешь. Совсем. Это значит... ты сенс. Понимаешь, что это значит?


Ирен покачала головой:


– Нет. А что? Я что, невкусная? – попыталась пошутить, но голос дрожал.


– Да при чем тут это? – Элен даже улыбнулась уголком губ. – ТЫ МОЖЕШЬ ЧУВСТВОВАТЬ АНОМАЛИИ! Представляешь? Только подумай! Может, раньше такое было? Чувствовала что-то странное?


Ирен задумалась, перебирая воспоминания. Глаза ее вдруг расширились:


– Да! Когда пробиралась сюда, к РОСТОКУ... Пряталась от стаи псевдособак в заброшенный дом. Просидела там часа два. И... там было что-то. Плесень странная. На стене. Всех цветов радуги. И переливалась... Так красиво было. Глаз оторвать не могла. Вот.


После этих слов Элен резко схватила Ирен за подбородок и направила луч своего фонаря прямо ей в глаза. Ирен зажмурилась.


– Открой! – приказала Элен.


Ирен открыла глаза. Свет бил прямо в зрачки. Элен смотрела пристально, вглядываясь. Потом медленно опустила фонарь. Ее лицо стало серьезным, почти скорбным.


– ТЫ ПОЛНОСТЬЮ СЛЕПА... к пси-излучениям. Твои зрачки... они не реагируют на свет должным образом. Эта "красивая плесень"... это был мощный пси-эмиттер. Он тебя... "прожёг". Но не убил. А сделал невосприимчивой. Ты – редчайший сенс. Идиотка недобитая. – В ее голосе не было злобы, скорее усталое понимание. – Теперь ты лакомый кусок для всех группировок. И для мутантов. Особенно для сенсорных.


**Металка. Часть вторая (Жур ищет путь)...**


Жур сидел у слабого костра под навесом разрушенного киоска где-то между Свалкой и Болотами. Дождь наконец стих, но холодный ветер пробирал до костей. Он уже часа три тупо смотрел на огонь, перебирая в голове возможные места, где мог скрыться Болотный Доктор. Дебри Болот? Станция "Заря"? Очистные? Везде тупик. В голове снова всплыли слова Марфы: "...после смерти... Гансу... Темный Ангел..." – (Чертов бред. Но доктор... где он?)


Вдруг, тихий, почти детский голосок прошелестел у него за спиной:


– Сиди. И не оборачивайся.


Жур замер. Рука сама потянулась к ГШ-18 у пояса, но он заставил себя остаться неподвижным. Глядел в огонь.


– Ты Жур?


Жур кивнул, не отрывая взгляда от пламени.


– Что тебе надо?


Пауза. Потом голосок снова:


– Зачем тебе в ДЕТСАД?


Жур медленно протянул руку и углем из костра написал на влажной земле: "НАДО".


За его спиной снова тишина. Потом голос:


– Идет. Будь здесь же. Через три дня. В сумерках.


Жур сидел еще минут пять, глядя в огонь. Потом медленно, как бы нехотя, обернулся. За спиной – только мокрые камни, лужи и темнеющий лес. Ни души.


Через три дня, в предвечерних сумерках, Жур сидел у того же костра, который развел снова. Дождь снова начал сеять мелкой изморосью. Ветер шелестел мокрыми листьями. Вдруг – тихий свист. Жур обернулся.


Из-за деревьев вышли две фигуры. Женские. Одна – миниатюрная, в плаще с капюшоном (Элен), другая – повыше, в поношенной куртке сталкера, с осторожным взглядом (Ирен).


– Кто ты? – спросил Жур, вставая, рука невольно легла на рукоять ножа.


– Жур, – ответил он. – Вы кто?


– Элен и Ирен, – отозвалась та, что в плаще. Голос был спокойным, без эмоций. – Так. Зачем тебе в ДЕТСАД? Только правду. Нам врать бесполезно.


Жур смерил их взглядом. Две девчонки? Но что-то в них было... опасное. Особенно в той, что с капюшоном. Он решил на полуправду:


– Болотный Доктор. Надо его найти.


Элен и Ирен переглянулись.


– Лады, – сказала Элен. – Проведем. Три штуки. Зелеными или эквивалент. Идет?


– Хорошо, – кивнул Жур, доставая из внутреннего кармана пачку поношенных долларов. – Пошли.


**ДЕТСАД...**


Заброшенный детский сад стоял на отшибе, среди мокрого, темного леса. Здание было покорежено временем и Зоной: выбитые окна, облупившаяся краска с веселыми зверюшками, полуразрушенная веранда. Внутри пахло сыростью, плесенью и чем-то кислым. Игрушки, кроватки – все было перевернуто, разломано, засыпано штукатуркой. Они обыскивали комнаты уже полчаса. Никого. Опять ноль. Жур сжал кулаки от бессилия. (Где же он?!)


Вдруг Ирен резко обернулась, ее голос прозвучал как щелчок:


– Кто ты? Что ты здесь делал?


Все замерли. Жур обернулся. Ирен смотрела не на него, а в темный угол комнаты, заваленный обломками шкафа. Ее лицо было напряжено.


– Что? – спросил Жур, стараясь звучать естественно. (Что делать? Отшутиться? Или... убрать их? Здесь темно, глухо...)


– Я сталкер. Просто сталкер, – ответил он, делая шаг к Ирен, но стараясь не выглядеть угрожающе. – Он... один знакомый. Просил арт один редкий найти. Говорил, может, здесь. "Монетку счастья", помните, были такие байки? Вот. Надо ему отдать. Все. Ничего тут нет. Пошлите отсюда...


Его слова прервал протяжный, леденящий душу вой. Сначала один голос, потом второй, третий... Десятки голосов слились в жуткий хор. Волки. Где-то совсем близко.


– Волки! – резко сказала Элен, моментально оценивая обстановку. – Жур, ты – к главному входу, прикрывай! Я – на второй этаж, на лестницу! Ирен – к запасному выходу вон там, в конце коридора! Могут не пойти сюда, если тихо. Но если пойдут – выбивайте в первую очередь сенсов! Они направляют стаю! По местам!


Все бросились исполнять. Жур прижался к косяку разбитой двери, ведущей на веранду и дальше во двор. ГШ-18 в руке. Элен бесшумно скользнула вверх по полуразрушенной лестнице. Ирен замерла у узкой двери в подсобку, которая вела на задний двор, держа наготове снятый с плеча карабин.


**Засада и Предательство...**


Прошло десять минут напряженного ожидания. Вой то приближался, то удалялся. Ирен, выглядывая в выбитое окно на крыше (она выбрала позицию с обзором двора), увидела, как из стаи, мелькающей между деревьями, отделились три крупных, темных силуэта. Они шли целенаправленно к зданию садика.


– Суки твари... – тихо выругалась Ирен, прицеливаясь, но не стреляя. (Ждать команды Элен или пока не нападут).


Жур внизу, у входа, тоже видел приближающихся волков. Но его мысли были о другом. (А ведь это... удача. Волки отличное прикрытие. Надо только убрать девчонок. Быстро. Волки довершат дело. Нас вместе никто не видел. Идеально. Ну, начни с той, что наверху. Она опаснее). Он тихо, как тень, ступая по обломкам, начал подниматься по лестнице к Элен.


Элен, стоявшая в темном пролете второго этажа, почувствовала присутствие раньше, чем услышала едва уловимый скрип половицы. Что-то не так. Опасность. Она резко кувыркнулась в сторону, разворачиваясь в воздухе и нажимая на спуск своего Р99 с глушителем. ПФУФФ! Пуля ударила в стену там, где она стояла секунду назад. Но там уже никого не было. (Черт! Но я точно знаю, кто-то был! Шум... бля, волки!) Она мгновенно сориентировалась и бесшумно, как кошка, скользнула в ближайшую комнату – бывшую группу для малышей, заваленную сломанными стульчиками и куклами. Спряталась за массивным шкафом.


Через минуту в пролете показались волки. Трое. Крупные, больше овчарок, с неестественно длинными конечностями и горящими в темноте желтыми глазами. Мутанты. Помесь волка и чего-то еще. Они остановились, обнюхивая воздух. Один, поменьше, с более острыми ушами (сенс), наклонил голову, словно прислушиваясь к тишине. Стая из двадцати трех голов замерла в лесу, ждала команды. Жур, затаившись в тени на лестнице, видел Элен, прижавшуюся за шкафом. ГШ-18 был направлен на нее. Он думал: (Сука, почти попала. Так... что-то надо делать? Еще эти волки не вовремя...)


Он нащупал в кармане болт. Щелчком большого пальца бросил его через пролет в дальний угол комнаты на первом этаже. Металл звякнул о бетон.


Элен инстинктивно перевела взгляд на звук. На долю секунды отвлеклась.


Этого мгновения хватило. Жур рванулся с места, как пантера. Правая рука – блок на правую руку Элен с пистолетом. Левая рука – с ножом – вперед, прямо в шею! Элен, среагировав молниеносно, ударила коленом в пах! Жур скривился от дикой боли, согнулся... но инерция и ярость довели удар ножа до цели! Лезвие скользнуло по ребрам, вонзившись в живот!


Элен вскрикнула, но не отпустила руку Жура, удерживая его и пытаясь удержать нож. Ее лицо исказилось от нечеловеческого напряжения. (Держать... Держать их... мысленно... пока могу...). Она была телепатом средней силы, как и Ирен – "подарок" Зоны за увечье. Она пыталась удерживать в сознании образы волков, сбивая их с толку, не давая атаковать.


Сенс на лестнице наклонил голову, его уши навострились. Он почуял слабину. Уловил всплеск боли и паники Элен. Его желтый глаз нашел ее за шкафом. Он не зарычал. Просто оскалился.


Жур, сквозь боль, дернулся назад, вырвался и скрылся в темноте коридора, растворяясь в лабиринте комнат.


Элен осталась одна. С ножом в животе. Кровь текла по пальцам, сжимавшим рану. Связь с волками оборвалась.


Сенс издал короткий, хриплый звук.


Весь лес взорвался движением. Три волка в пролете бросились на Элен первыми. За ними, выбивая рассыпающиеся рамы окон, с воем и рыком ринулась вся остальная стая. Крики Элен, смешанные с рычанием и лязгом зубов, долго стояли над мокрым, темным лесом вокруг Детского Сада...


КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ...

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги