Как обнимает ветер

В широком кругу узколобой семьи Миша чувствовал себя приемным. Особенно по праздникам. Особенно в Новый Год. А он их повидал целых девять вообще-то.

Друган Толик с родителями уехал на все праздники в спа-отель. Единственная поездка, которую мог себе позволить Миша – в обоссанном лифте до первого этажа и обратно.

Папа с самого утра принялся за ничегонеделание, смиренно поглядывая добрыми глазами из-под очков на мирскую суету. Суетилась мама, кромсая салаты, закуски и прочие кулинарные извращения. Папа три раза «писяхнул» для настроения до обеда, и еще трижды после. Теперь с настроением у него был полный порядок, а с координацией нелады.

Ближе к вечеру приехала веселая мамина сестра с новым сожителем. До семи лет Миша думал, что ее зовут Шлюшандра, потому что папа в разговорах с мамой называл ее исключительно так. Но когда Мишка года три назад неосмотрительно выскочил в коридор с криком «Ура! Тетя Шлюшандра приехала!», выяснилось, что Ирина Дмитриевна может быть не только веселой и доброй.

Приезжать после этого она не перестала, хотя бюджет на подарки пересмотрела. Например, сегодня пришла с пустыми руками.

- Борис! – с порога протянул большую красную ладонь актуальный сожитель тети.

- Аркадий! – зачем-то соврал Миша под одобрительное молчание папы.

- Игнат! – поддержал игру папа.

Дядя Борис вытащил из недр тулупа три бутылки отборной водки, чем вызвал истовое одобрение папы.

- Бля-я-я-я… - произнесла мама, а тетя Ира извинительно-торжествующе улыбнулась в оттопыренное ухо бурой лисьей шапки.

Когда на улице стемнело, в телевизоре напрочь переругались Женя, Надя и Ипполит, а в папе и дяде Боре градусы неистово сражались со здравым смыслом, в дверь постучали соседи, Вольдемар и Рита. Люди они были, конечно, влюбленные, но исключительно в себя, потому даже дочь назвали Вольдерита. В общем, с говнецом семейка.

Вольдерите было пять, но за короткий жизненный путь она уже успела сломать ему машинку на радиоуправлении и разорвать в клочья альбом с наклейками футболистов. Вот и сейчас мордатый Вольдемар с порога радостно объявил ему:

- Твоя лучшая подруга, малыш!

И всунул смуглое пятилетнее чудовище ему в руки.

- Мы не длузья! – заявила Вольдерита, когда они остались наедине. Дело было под столом, за которым сидели взрослые, но других мест остаться наедине в их просторной квартире не было. «Да, сорок восемь «квадратов», зато каких!» - говорил в таких случаях папа.

- И не тлогай меня! – добавила она.

- Потому что я класотка! – сообщила Вольдерита.

- А ты – стлёмный! – завершила она спич.

Нужно было только дотерпеть до полуночи в образе приличного мальчика, чтобы получить вожделенный планшет, который мама полчаса назад спрятала под елку, поэтому он проявил чудеса выдержки и дипломатии.

- Иди в жопу, дура!

- Аа-а-а-а-а! – заорала Вольдерита, вылезая из-под стола.

Миша рванул за ней – нужно было успеть донести свою правду до взрослых, но тем было все равно – они провожали старый год. Папа откинулся на диване, запрокинув голову и открыв рот, в который дядя Боря периодически подливал водку. Вот и сейчас он отточенным движением плеснул из бутылки в хоровод подставленных рюмок, причем маме прямо в шампанское.

- А не трахнуть ли нам, как говорится, – дядя Борис поднял свою рюмку и обвел сальным взглядом присутствующих, - вот её!

И показал на маму.

Наступила тишина.

- Шутка! – засмеялся в одиночестве дядя Борис. Папа не мог вступиться за мамину честь, потому что храпел пьяный.

- За такие шутки у нас в классе морду бьют! – серьезно сказал Миша. Кажется, ему выпало быть мужчиной в этой семье.

- Миша! – густо покраснела за него мама, не оценив.

- Угомони его! – вздохнула тетя Ира, - а то я его воспитаю, если ты не можешь!

Мама растерялась.

- Ирка-дырка! – зло процитировал отца Миша.

Тут уже попытался подняться дядя Борис, но грузно плюхнулся обратно на диван.

- Марш в спальню! – выпалила наконец мама. Его мама, исчадье добра, заточенная на причинение любви и ласки, вдруг стала какой-то чужой.

Миша демонстративно прошагал к двери в детскую, и только захлопнув за собой дверь, позволил себе разреветься.

В распахнутое окно ворвался морозный воздух. На подоконнике сидел пухлый мужичок в комбезе, похожий на их трудовика, только трезвый. Неужели Карлсон? Он оценивающе пялился на Мишу, и наконец произнес:

- Привет, Малыш!

- Сам ты малыш! – насупился Миша, вытирая слезы.

- Ладно, не жужжи, - парировал Карлсон, хотя жужжал сейчас именно он, - варенье есть?

- Есть, - хмуро кивнул в сторону двери Миша, - но оно у этих…

- Я так и знал, – вздохнул Карлсон. - Ладно, у меня есть. Полетели!

Малыш с сомнением смотрел на гостя.

- Ты ссышь что ли? – удивился Карлсон. – А ну, не ссы. У нас, у подводников, кто ссыт, тот гибнет.

Миша не ссал, он думал о маме. Вот она удивится, когда успокоится, зайдет в комнату, увидит, что его здесь нет, а окно распахнуто.

- В общем, как хочешь, а я полетел, - насупился Карлсон, протягивая руку. – И вообще, сейчас куранты бабахнут! Хватайся! Или ты не хочешь узнать, как обнимает ветер?

Миша очень хотел.

На ветру колыхались занавески.

За окном загремел салют.