Клуб «Посмертие» дышал. Стены, покрытые шрамами пуль и граффити в виде цифровых черепов, вздымались и опадали под ритм басов, словно рёбра гигантского механического зверя. Воздух был густ от дыма синтетических сигар и запаха перегоревшего нейроинтерфейса — сладковатого, как гниющие ягоды. Кайн провёл пальцем по стойке бара, ощутив липкую плёнку дешёвого спирта. Над головой мигала неоновая вывеска: «Здесь мёртвые платят за живых».
Он пришёл за забытьём. Но «Посмертие» не забывало.
За углом, в нише, затянутой сизым паром от охладителей, сидела Лора. Её киберрука — алая, как открытая рана — барабанила по столу, выводя шифр Морзе, который она выучила ещё до того, как ей оторвало конечность в доках Найт-Сити. Кайн знал: этот стук означал «я всё ещё боюсь».
— Твой старик снова в списках, — бросила она, не поднимая глаз. Её голос пробивался сквозь гул, как нож сквозь ржавую броню.
Кайн сгрёб со стола гильзу, крутя её в пальцах. Холодный металл напоминал о том, как три года назад он вытащил эту гильзу из стены над койкой младшей сестры. Тогда он решил, что будет стрелять первым. Всегда.
— Он не мой, — выдавил Кайн. На экране за барной стойкой мелькнуло лицо отца — глава корпоративной безопасности «Арасака». Тот же острый подбородок, те же глаза, словно присыпанные пеплом. Только теперь рядом с фото горела надпись: «Контракт: 50 000 эдди. Живым или мёртвым».
Лора засмеялась. Её смех напоминал звук разбитого стакана под сапогом.
— Ты веришь, что он сдохнет? После того, как слил данные протестующих в Милитех? — Она наклонилась ближе, и Кайн уловил запах её духов — дешёвый жасмин, как у матери. — Ты здесь, потому что хочешь успеть. Убить его самому. Прежде чем это сделают другие.
Он хотел соврать. Вместо этого достал из кармана часы — механические, с треснутым циферблатом. Отец подарил их в день, когда Кайн отказался от корпоративной стипендии. «Ты сломаешься без нас», — сказал он тогда. Часы остановились ровно в полночь.
— Он носил такие же, — пробормотал Кайн. — Пока не заменил титановым чипом.
Лора замолчала. Её киберрука сжалась в кулак, выдав вспышку боли — фантомной, как всё, что осталось от её человечности.
— Я возьму контракт, — внезапно сказал Кайн.
— Чтобы спасти его? — Лора прищурилась.
— Чтобы спросить. Почему он не сбежал.
Дождь за окнами клуба бил в стёкла, как дробь по крышке гроба. Кайн поднялся, и подошвы его ботинок прилипли к полу, будто «Посмертие» не хотело отпускать. В дверях он обернулся: Лора вылила свой коктейль — «Дэвид Мартинес», кислота и мёд — на пол. Жидкость поползла к его ногам, словно пытаясь обвить лодыжки.
— Они добавят твой коктейль в меню, если ты провалишься? — крикнула она.
— У меня уже есть название, — он толкнул дверь. Холодный ветер впился в лицо иглами. — «Синдром спасителя».
...
Отец ждал на крыше небоскрёба, где когда-то находился их старый пентхаус. Ветер рвал его плащ, обнажая киберпозвоночник — сегменты блестели, как слепые глаза.
— Ты пришёл за ответом или деньгами? — спросил он. Голос — всё тот же, записанный в память Кайна навсегда: спокойный, как сканер перед выстрелом.
Кайн поднял часы. Стрелки всё так же показывали полночь.
— Ты мог сбежать. Стереть данные. Исчезнуть.
Отец повернулся. В его зрачках мерцали голограммы — лица протестующих, которых он обрёк. Среди них была девушка с жасмином в волосах.
— Я думал, это сделает тебя сильнее, — прошептал он. — Если бы ты ненавидел меня... ты бы выжил.
Кайн сжал часы. Стекло впилось в ладонь, смешав кровь с ржавчиной. Он ждал ярости. Ждал, что выхватит пистолет. Вместо этого он бросил часы к ногам отца.
— Ты ошибался.
Он ушёл, не дожидаясь выстрела в спину. Дождь смывал кровь с руки, а где-то в «Посмертии» Лора заказывала новый коктейль — без имени, без истории. Просто кислота и мёд.
Найт-Сити не прощал. Но иногда он позволял не стать монстром. Хотя бы на одну ночь.