Знаете, есть такие моменты в жизни, когда время словно замирает. Стоишь на краю пропасти и понимаешь — всё, что было до этого, привело тебя именно сюда. К этой крыше, к этому городу, к этому звонку в четыре утра.


Токио, 2024 год. Синдзюку спит беспокойным сном мегаполиса — неон не гаснет даже ночью, где-то внизу гудят последние поезда, а в окнах небоскрёбов мерцают одинокие огоньки. Сорок пять лет за плечами, и что у меня есть? Пустая квартира, недопитая бутылка "Никки" и рукопись, которую никто не будет читать.


Помню, в девяностых всё было по-другому. Токио тогда ещё не стал этой стеклянно-бетонной громадиной. Были дымные переулки, пачинко-салоны с жёлтым светом, девушки в мини-юбках под зонтиками... Чёрт, как же давно это было.


Телефон зазвонил именно в тот момент, когда я смотрел на огни города и думал о том, что жизнь прошла мимо. Незнакомый номер, японские цифры. Поднял трубку, не особо думая.


— Дарик-сан, — голос был вежливый, почти учтивый, но что-то в нём заставило меня выпрямиться. — Время платить старые долги.


Японский язык. Я не слышал этого тона уже много лет. Тона, которым говорят люди, привыкшие к тому, что их слушаются без вопросов.


— Кто это? — спросил я, хотя где-то в глубине души уже знал ответ.


— Ты забыл нас, Дарик-сан. Но мы не забыли тебя.


И тут меня проняло. Не просто мурашки по коже — настоящий холод пополз по позвоночнику, как будто кто-то провёл ледяным пальцем от затылка до поясницы. Я обернулся, но на крыше никого не было. Только я, бутылка виски и воспоминания, которые я годами пытался похоронить.


— Я не понимаю, о чём вы...


— Тогда позволь напомнить. Март 1996 года. Студент Дарик Танаки-Иванов. Университет Васэда. Дядя Рютаро.


При последних словах у меня подкосились ноги. Дядя Рютаро... Чёрт, сколько лет я не произносил это имя даже мысленно.


— Этого не может быть, — прошептал я. — Все они мертвы.


— Мёртвые не звонят по телефону, Дарик-сан. Но некоторые долги переживают своих кредиторов.


В трубке что-то щёлкнуло — характерный звук, который я слышал тысячи раз в молодости. Звук взводимого курка.


Последнее, что я помню — как падаю лицом на стол, а перед глазами расплываются неоновые огни Токио. А потом... потом началась история, которую я думал, что похоронил навсегда.


Но мёртвое прошлое, оказывается, умеет воскресать. И когда оно возвращается, то приносит с собой всё — любовь и ненависть, верность и предательство, кровь и слёзы того времени, когда мы все были молодыми и думали, что сможем изменить мир.


Глупцы. Мир изменил нас.


---


Проснулся я в чужом теле, в чужой комнате, в чужой жизни. За окном был всё тот же Токио, но не сверкающий мегаполис 2024-го, а грязноватый, дымный город середины девяностых. Тот самый Токио, который я помнил по молодости — с жёлтым светом фонарей, мокрым асфальтом и запахом дождя, смешанного с выхлопными газами.


Подошёл к зеркалу и чуть не свалился. Смотрел на меня двадцатилетний парень с моими глазами, но совсем другим лицом. Худощавый, с чёткими чертами, в которых угадывалась смесь славянской и азиатской крови.


На столе лежали документы: "Танаки-Иванов Дарик. Дата рождения: 15 марта 1976 года. Студент университета Васэда, факультет международных отношений."


— Ну и дерьмо, — сказал я вслух, и голос прозвучал молодо, незнакомо.


В кармане потрёпанной джинсовой куртки нашёл визитку массажного салона с адресом в Кабукитё. На обороте женским почерком: "Не забывай, кому ты обязан жизнью. М."


Вышел на улицу, и меня накрыло ностальгией, как волной. Боже, как же я скучал по этому времени! По девяностым, когда всё ещё казалось возможным, когда интернет был игрушкой для гиков, а мобильники — роскошью для богачей. Когда люди ещё разговаривали друг с другом в поездах, а не тыкали в экраны.


Дождь моросил тихо и настойчиво, как и полагается токийскому дождю в марте. Я шёл по мокрым улицам, вдыхал запах города — смесь рамена, выхлопов, сигарет и того особого аромата, который бывает только в больших городах, где миллионы людей живут, дышат, любят, страдают и умирают под одним небом.


И где-то в глубине души, несмотря на весь ужас ситуации, я понял — я дома. Я вернулся в то время, когда был молод и глуп, когда верил в справедливость и думал, что добро всегда побеждает зло.


Скоро я узнаю, как сильно ошибался.

***

Университет Васэда встретил меня серым небом и толпой студентов в одинаковых тёмных костюмах. Смотрел на них и думал — как же они похожи на будущих офисных планктонов. Все эти аккуратные причёски, вычищенные ботинки, одинаково вежливые поклоны. Армия клонов, готовящихся к пожизненному заключению в корпоративных норах.


В те времена ещё не было этого безумного ритма, когда люди работают до смерти от переутомления. Но зачатки уже виднелись — в усталых глазах первокурсников, в том, как они торопливо записывали каждое слово профессора, словно от этого зависела их жизнь.


— Танаки-кун! — окликнул меня кто-то.


Обернулся и увидел круглолицого парня в очках. Он улыбался так широко, что казалось, сейчас лицо треснет пополам.


— Ты же Танаки-кун, правда? Я Ватанабэ из группы международных отношений. Мы же вместе изучаем русский язык!


Русский язык. Ну конечно. Логично для полукровки с русской фамилией.


— Да, это я, — кивнул я, стараясь влиться в роль.


— Отлично! А то я думал, ты заболел. Вчера на семинаре профессора Ямады тебя не было.


Мы шли по университетскому коридору, а я пытался вспомнить хоть что-то из той жизни, в которую меня забросило. Память была как решето — помнил детали из 2024 года, но почти ничего из середины девяностых.


В аудитории я выбрал место у окна. Дождь продолжал моросить, превращая мир за стеклом в размытую акварель. И тут я её увидел.


Девушка в красном плаще сидела в первом ряду и читала... Достоевского. "Преступление и наказание" — на русском языке. В то время как остальные корпели над конспектами, она спокойно переворачивала страницы классики.


Красный плащ в серой толпе — как капля крови на чёрно-белой фотографии.


Профессор Ямада вошёл ровно в назначенное время. Мужчина лет пятидесяти, с лицом, которое видело слишком много. Начал лекцию о международной преступности, и я понял — это не случайность.


— Организованная преступность, — говорил он, не отрывая глаз от конспекта, — это не просто нарушение закона. Это параллельная система власти, которая существует в тени официального государства.


Девушка в красном подняла голову от книги и посмотрела прямо на меня. Глаза тёмные, почти чёрные, с тем особым блеском, который бывает у людей, слишком много думающих.


— В Японии, — продолжал профессор, — якудза существует уже несколько веков. Они как тень — всегда рядом, но попробуй её поймать.


После лекции я специально задержался, собирая вещи медленно, как черепаха. Девушка в красном тоже не спешила. Когда аудитория опустела, она подошла ко мне.


— Ты новенький? — спросила она по-русски, без акцента.


Я чуть не подавился воздухом. Русская речь в её исполнении звучала как музыка — чистая, без той искусственности, которая бывает у изучающих язык.


— Почему ты так решила? — ответил я, тоже по-русски.


— Потому что ты весь час смотрел на всех, как будто видишь впервые. И ещё потому, что у тебя глаза человека, который много пережил. А студенты не переживают ничего, кроме экзаменов.


Умная девочка. Слишком умная.


— Меня зовут Юки Сакурай, — протянула она руку. — Изучаю криминологию. Пишу диплом о психологии преступников.


Какая ирония. Девушка, изучающая преступников, знакомится с тем, кто скоро станет одним из них.


— Дарик Танаки-Иванов, — пожал её руку. Кожа мягкая, тёплая, но рукопожатие крепкое. — А почему криминология?


— Потому что меня интересует, что заставляет хорошего человека стать плохим. Где та грань, за которой начинается тьма.


Мы вышли из университета вместе. Дождь усилился, превратившись в настоящий ливень. Юки раскрыла красный зонт — яркое пятно в серой реальности Токио.


— Хочешь, подвезу? — предложила она, кивая на припаркованную рядом красную Honda Civic. — Или тебе нравится мокнуть под дождём?


— Не откажусь, — улыбнулся я.


В машине пахло её духами — что-то лёгкое, цветочное. На заднем сиденье лежали книги: Фрейд, Юнг, Ломброзо. Серьёзная девочка.


— Куда тебя отвезти? — спросила она, заводя двигатель.


Я назвал адрес из документов. Она кивнула и выехала в поток. Водила уверенно, без лишней осторожности, которая бывает у начинающих водителей.


— Ты давно в Токио? — спросил я, глядя в боковое зеркало на мокрые улицы.


— Всю жизнь. Родилась в Харадзюку, выросла в Синдзюку. А ты?


— Тоже здесь родился, — соврал я. — Но некоторое время жил в России. У деда.


— Поэтому так хорошо говоришь по-русски. А дед кто по профессии?


Хороший вопрос. Кто мог быть дедом русско-японского метиса в те времена?


— Переводчик, — сказал я первое, что пришло в голову. — Работал с разными людьми.


Она кивнула, но я заметил, как её пальцы чуть сильнее сжали руль. Что-то в моих словах её насторожило.


Остановились у моего дома — типичная токийская многоэтажка, ничем не примечательная. Я уже открыл дверь, когда Юки окликнула меня:


— Дарик.


— Да?


— Будь осторожен. В этом городе слишком много теней. И не все из них безобидны.


Странные слова от девушки, которую я знаю полчаса. Но в её глазах читалось что-то похожее на предупреждение.


— Спасибо за подвозку, — сказал я.


— Увидимся завтра на паре у Ямады. Если, конечно, захочешь.


Я захотел. Ещё как захотел.


Стоял под дождём и смотрел, как красная Honda скрывается за углом. Почему-то вспомнились слова профессора Ямады о тенях, которые всегда рядом, но их не поймаешь.


Только вот кто здесь тень — она или я?

***

Поднялся в свою квартиру — маленькую однушку на четвёртом этаже без лифта. В девяностых такое жильё считалось вполне приличным для студента. Сейчас бы это назвали клетушкой, но тогда... тогда у людей были другие представления о комфорте.


Включил телевизор — древний Sharp с выпуклым экраном. По новостям показывали какую-то политическую свару, потом прогноз погоды, потом рекламу новой модели пейджера. Боже, пейджеры! Я уже забыл, что такое существовало.


В холодильнике нашёл пиво Asahi и лапшу быстрого приготовления. Ужин холостяка образца 1996 года. Сидел на полу за низеньким столиком, хлебал лапшу и пытался понять, что со мной происходит.


Реально ли это? Или я лежу в коме где-то в больнице 2024 года, а мозг рисует мне красивые картинки? Но боль в коленях от подъёма по лестнице была слишком настоящей. И вкус дешёвого пива тоже.


Зазвонил телефон. Обычный стационарный, с кнопками и спиральным проводом. Номер высветился на маленьком дисплее — незнакомый.


— Алло?


— Дарик-кун, — мужской голос, средних лет, говорил по-японски с лёгким акцентом. — Как дела в университете?


— Простите, а кто это?


— Я думал, Масако передала тебе мою визитку. Мы встречались, когда ты был маленьким.


Масако. Наверное, та самая "М." с визитки массажного салона.


— Я не очень хорошо помню детство, — сказал я осторожно.


— Это нормально. Дети многое забывают. Но некоторые вещи забывать нельзя. Завтра после занятий зайди в салон "Сакура" в Кабукитё. Масако расскажет тебе то, что нужно знать.


— А если я не хочу знать?


В трубке повисла пауза. Потом мужчина тихо рассмеялся — звук был как шелест сухих листьев.


— В нашей семье не принято хотеть или не хотеть, Дарик-кун. Принято исполнять долг.


Семья. Это слово он произнёл особенно, с придыханием, как говорят что-то священное.


— До встречи, племянник.


Гудки. Я повесил трубку и понял — игра началась. И правила мне никто объяснять не собирается.


---


На следующий день проснулся от звонка будильника в семь утра. В девяностых студенты вставали рано — пары начинались в восемь тридцать, и опаздывать было не принято.


Оделся, позавтракал тостами с джемом и поехал в университет на электричке. Вагоны были набиты битком — час пик в токийском метро не изменился за тридцать лет. Те же мрачные лица, те же костюмы, только мобильников ещё не было, и люди читали газеты или просто смотрели в окна.


На паре у Ямады Юки сидела на том же месте в первом ряду. Сегодня на ней была чёрная водолазка и джинсы — без вчерашнего красного плаща она выглядела обычнее, но от этого не менее привлекательной.


Профессор рассказывал про историю якудзы — как они возникли в период Эдо, как пережили войну, как адаптировались к современности.


— Интересный факт, — говорил он, листая конспект. — В послевоенное время многие якудза помогали американским оккупационным войскам поддерживать порядок. Враги государства стали его защитниками. Парадокс, не правда ли?


Юки подняла руку.


— Профессор, а можно ли считать якудзу частью японской культуры? Или это всё-таки паразиты?


— Хороший вопрос, Сакурай-сан. Что вы сами думаете?


— Я думаю, они заполняют пустоты, которые оставляет официальная власть. Как грибы растут в тёмных местах, где не светит солнце.


Профессор кивнул с одобрением.


— Очень точное сравнение. Да, якудза — это тень японского общества. И как любая тень, она повторяет форму того, что её отбрасывает.


После пары я догнал Юки у выхода.


— Интересная лекция, — сказал я.


— Тебя правда интересуют преступники? — спросила она, внимательно глядя мне в глаза.


— А тебя?


— Меня — да. Я хочу понять их логику. Что заставляет человека выбирать тьму вместо света.


— А если выбора нет? Если обстоятельства сильнее тебя?


Она остановилась посреди коридора. Студенты обтекали нас с двух сторон, как вода камень.


— Выбор есть всегда, — сказала она тихо. — Даже если все варианты плохие, можно выбрать наименьшее зло.


— А если наименьшее зло тоже слишком тёмное?


— Тогда человек либо ломается, либо сам становится тьмой.


Мы вышли на улицу. День выдался солнечный — редкость для токийского марта. Юки достала из сумки солнечные очки и надела их. Теперь я не мог видеть её глаз.


— У меня есть машина, — сказала она. — Хочешь, покатаемся по городу? Покажу тебе настоящий Токио, не туристический.


Я посмотрел на часы. До вечера было ещё много времени, а в салон "Сакура" я не торопился.


— Давай.


Мы ехали по извилистым улочкам старого Токио — тем, которые чудом уцелели после войны и ещё не снесли ради небоскрёбов. Юки показывала мне храмы, спрятанные между домами, крошечные кафе, где подавали лучший рамен в городе, магазинчики, торгующие вещами, которые больше нигде не найдёшь.


— Мой отец говорил, что настоящий Токио — это не небоскрёбы Синдзюку, — рассказывала она, паркуясь возле небольшого храма. — Это вот такие места. Где время идёт медленнее.


— А кем работает твой отец?


— Работал. Он умер три года назад. Был полицейским. Детективом.


Вот оно что. Дочь копа изучает преступников. Классика жанра.


— Соболезную.


— Ничего. Он прожил достойную жизнь. Хотя в последние годы часто говорил, что не понимает, за что боролся. Что преступники становятся сильнее, а полиция — слабее.


Мы вошли в храм. Внутри было прохладно и тихо. Несколько старушек молились перед алтарём, иногда звенели колокольчики. Юки купила благовония и зажгла их.


— За что молишься? — спросил я.


— Чтобы найти правильный путь. А ты?


Я посмотрел на дымящиеся палочки и подумал о том, что через несколько часов окунусь в мир, из которого нет возврата.


— О том же.


Вернулись к машине уже под вечер. Солнце садилось за крыши домов, окрашивая небо в оранжевый цвет. В такие моменты даже огромный Токио казался уютным.


— Мне пора, — сказал я. — Встреча.


— С кем?


— С прошлым.


Юки сняла очки и посмотрела на меня серьёзно.


— Дарик, если ты попал в какую-то неприятную историю...


— Пока ещё нет. Но, кажется, скоро попаду.


— Тогда помни — выбор всегда есть. Даже когда кажется, что его нет.


Я вышел из машины у станции метро в Синдзюку. Последнее, что видел — как красная Honda скрывается в потоке машин.


Кабукитё встретил меня неоновыми огнями и толпами людей. Район красных фонарей не спал никогда — рестораны, бары, пачинко-салоны, массажные салоны работали круглосуточно. Воздух был густой от табачного дыма и запаха жареной еды.


Салон "Сакура" нашёл без труда — розовая неоновая вывеска на четвёртом этаже невзрачного здания. Поднялся по узкой лестнице, пахнущей дешёвыми духами и сигаретами.


За стойкой сидела женщина лет сорока с ярко-рыжими волосами и маникюром цвета крови. Увидев меня, она улыбнулась — улыбка была тёплой, но глаза оставались холодными.


— Дарик-кун? Я Масако. Мы встречались, когда ты был совсем маленьким.


— Не помню.


— Это нормально. Дети не запоминают боль. Идём, поговорим.


Она провела меня в маленькую комнату за стойкой. На стенах висели фотографии — японские актёры пятидесятых, гейши в кимоно, групповые снимки мужчин в тёмных костюмах.


— Садись, — Масако указала на кресло. — Хочешь чаю?


— Хочу правды.


Она засмеялась — звук был как звон разбитого стекла.


— Правда — дорогое удовольствие, мальчик. Уверен, что готов за неё платить?


— А какой у меня выбор?


— Никакого. Но хорошо, что понимаешь это сразу.


Масако налила себе чай из термоса и закурила сигарету. Дым поднимался к потолку ровными кольцами.


— Твоя мать была русской. Анна Иванова. Приехала в Японию в семьдесят втором году по студенческому обмену. Красивая девочка, умная. Изучала японскую литературу.


— А отец?


— Твой отец — Кэндзи Танаки. Был переводчиком. Работал с разными людьми, в том числе с теми, кому переводчик нужен не для туристов.


Якудза. Конечно.


— Что с ними случилось?


— Твой отец слишком много узнал. Решил, что может использовать эти знания в своих интересах. Ошибся.


— Их убили?


— Твою мать увезли обратно в Россию. Насильно. А отца... — Масако затянулась сигаретой. — Он нарушил правила. В нашем мире за это всегда одинаковое наказание.


— А я?


— Тебе было пять лет. Дядя Рютаро взял тебя под опеку. Сказал — мальчик не виноват в грехах отца.


— Дядя Рютаро — это кто?


Масако улыбнулась, но улыбка была хищной.


— Это человек, которому ты обязан жизнью. И которому теперь должен вернуть долг.


За окном замигали неоновые огни. Токио погружался в ночь, и вместе с ним во тьму погружался я.


— Когда я его увижу?


— Сейчас.


Дверь за моей спиной тихо открылась. Я обернулся и увидел мужчину лет пятидесяти в дорогом костюме. Лицо изрезанное морщинами, глаза — как два куска льда.


— Привет, племянник, — сказал он тихо. — Пора поговорить о твоём будущем.

***

Дядя Рютаро двигался как хищник — плавно, без лишних движений, но я чувствовал исходящую от него опасность каждой клеткой. Он сел напротив меня, положил руки на стол — на левой не хватало мизинца.


— Масако, оставь нас, — сказал он, не поворачивая головы.


Женщина молча вышла, прикрыв за собой дверь. Мы остались одни.


— Двадцать лет, — проговорил дядя, внимательно меня разглядывая. — Ты стал похож на отца. Это хорошо. Кэндзи был умным человеком. Жаль только, что недостаточно мудрым.


— Масако сказала, что вы его убили.


— Не я лично. Но решение принимал я. — Он говорил спокойно, как о погоде. — Твой отец думал, что может играть сразу на всех сторонах. Якудза, полиция, иностранные торговцы. Но в нашем мире можно служить только одному хозяину.


— И что вы от меня хотите?


— То же, что хотел от твоего отца. Ты изучаешь международные отношения, знаешь русский язык. У нас есть деловые интересы, которые требуют... квалифицированного перевода.


Он достал из кармана фотографию и положил передо мной. Я узнал себя — выходящего из университета, сидящего в машине Юки, идущего по улице.


— Мы следим за тобой с того дня, как ты пошёл в школу, — сказал дядя. — Твоё образование, твоя квартира, твоя стипендия — всё это оплачивал я. Считай это инвестицией.


— А если я откажусь?


Рютаро медленно улыбнулся. Улыбка была хуже любой угрозы.


— Дарик-кун, посмотри в окно.


Я повернулся. Внизу, на улице, возле красной Honda стояли двое мужчин в тёмных костюмах. Они курили и о чём-то тихо разговаривали, но я видел — их внимание сосредоточено на машине.


— Очень милая девочка, эта Юки Сакурай. Дочь детектива Сакурая, который три года назад слишком близко подобрался к нашим делам. Надеюсь, дочь не унаследовала отцовское любопытство.


Кровь стыла в жилах. Угрожать мне — одно дело. Но втягивать Юки...


— Оставьте её в покое.


— Это зависит от тебя, племянник. Будешь послушным мальчиком — девочка проживёт долгую счастливую жизнь. Начнёшь играть в героя...


Он не закончил фразу, но и так всё было ясно.


— Что мне нужно делать?


— Для начала — приди завтра вечером в ресторан "Золотой дракон" в Гинзе. Восемь часов. Будет деловая встреча, понадобится переводчик.


— И всё?


— Пока всё. Остальное узнаешь постепенно.


Рютаро встал, поправил галстук.


— Ещё одно, Дарик-кун. В нашей семье есть правило — что увидел, то забыл. Что услышал, того не было. Понял?


— Понял.


— Хорошо. Масако даст тебе деньги на такси. Езжай домой, готовься к завтрашним занятиям. Будь обычным студентом.


Он направился к двери, но на пороге обернулся.


— И ещё, племянник. Твоя мать жива. Живёт в Санкт-Петербурге, работает переводчицей. Если будешь послушным, может быть, когда-нибудь увидишься с ней.


Дверь закрылась. Я остался один в маленькой комнате с фотографиями мёртвых актёров и призраков прошлого.


---


Добрался домой только к полуночи. Голова раскалывалась, в животе крутило от напряжения. Включил телевизор — шла какая-то старая мелодрама, где красивые люди страдали от красивой любви. В девяностых по телику ещё показывали фильмы целиком, без рекламы каждые пять минут.


Лёг на футон, но сон не шёл. Крутился с боку на бок, думал о Юки, о дяде Рютаро, о матери в далёком Санкт-Петербурге. Неужели она правда жива? И знает ли, что стало с её сыном?


В четыре утра заснул и проснулся от звонка будильника с ощущением, что меня переехал грузовик. На часах было семь утра — пора в университет, играть роль обычного студента.


В метро думал о том, как рассказать Юки о вчерашнем. Вообще рассказывать ли? С одной стороны, она в опасности и должна знать. С другой — знание может сделать опасность ещё больше.


В университете Юки встретила меня обеспокоенным взглядом.


— Ты ужасно выглядишь. Что случилось?


— Не спал. Думал.


— О чём?


Мы сидели в университетском кафе, пили кофе из автомата. Вокруг болтали студенты, обсуждали экзамены, девушек, планы на выходные. Обычная студенческая жизнь, которая теперь казалась мне чужой.


— Юки, а твой отец... он занимался якудзой?


Она поперхнулась кофе.


— Откуда такой вопрос?


— Просто интересно. Ты же изучаешь криминологию.


— Да, занимался. Последние годы службы только этим и занимался. Говорил, что они становятся слишком сильными, а полиция не может ничего сделать.


— А что конкретно он расследовал?


Юки внимательно посмотрела на меня.


— Дарик, почему ты спрашиваешь? У тебя проблемы?


Хотел соврать, но в её глазах было столько искренности, что слова застряли в горле.


— Возможно.


— Какие проблемы?


— Семейные.


Она кивнула, как будто поняла больше, чем я сказал.


— Отец расследовал отмывание денег через интернет-казино. Это было что-то новое тогда, в середине девяностых. Большинство полицейских даже не понимали, что такое интернет.


Интернет-казино в 1996 году? Я усмехнулся. Если бы она знала, что я помню времена, когда каждый школьник носил в кармане компьютер мощнее, чем у NASA в эпоху высадки на Луну.


— И что он выяснил?


— Что за этим стоит очень влиятельный клан. И что у них есть покровители в правительстве. Отец собрал досье, хотел передать в прокуратуру, но...


— Но?


— Но умер. Официально — сердечный приступ. Неофициально... — Она замолчала.


— Ты думаешь, его убили?


— Знаю. На вскрытии нашли следы яда. Но дело замяли. Сказали — недостаточно доказательств.


Мы молчали. Вокруг кипела студенческая жизнь, а мы сидели в центре этого водоворота как два острова.


— У тебя есть то досье? — спросил я.


— Зачем тебе?


— Просто интересно.


— Дарик, — она накрыла мою руку своей, — если ты связался с этими людьми, беги. Сейчас же. Пока не поздно.


— А если бежать некуда?


— Тогда дерись. Но не становись одним из них.


Её рука была тёплой, а глаза — полными решимости. В тот момент я понял, что влюбился. Не в её красоту, не в ум — в её веру в то, что добро должно побеждать зло. В её уверенность, что у человека всегда есть выбор.


Жаль, что она ошибалась.


— Вечером у меня встреча, — сказал я. — Деловая.


— С кем?


— С семьёй.


Юки сжала мою руку сильнее.


— Обещай мне — что бы ни случилось, не забывай, кто ты есть на самом деле.


— А кто я?


— Хороший человек, который попал в плохую ситуацию.


Если бы она знала...


---


Ресторан "Золотой дракон" находился в подвале одного из старых зданий Гинзы. Спускался по узкой лестнице, освещённой красными фонарями, и думал — как же символично. Спуск в преисподнюю должен выглядеть именно так.


В зале было накурено и полумрачно. За низкими столиками сидели мужчины в дорогих костюмах, тихо разговаривали, пили саке. Обслуживали их девушки в традиционных кимоно — живые куклы с безупречным макияжем.


Дядя Рютаро сидел за угловым столиком в окружении троих мужчин. Увидев меня, кивнул.


— Дарик-кун, садись. Познакомься — это мои партнёры.


Партнёры выглядели как типичные якудза из фильмов — бритые головы, шрамы, отсутствующие фаланги пальцев. Один был особенно страшен — половину лица ему покрывал шрам от виска до подбородка.


— Это Ямамото-сан, Сузуки-сан и Кавасаки-сан, — представил дядя. — А это мой племянник Дарик. Он будет нашим переводчиком.


Мужчины кивнули, но глаза оставались холодными. Я понял — доверия нужно заслужить.


— Что переводить? — спросил я.


— Терпение, — усмехнулся Рютаро. — Сначала поужинаем.


Ужин тянулся целую вечность. Подавали блюдо за блюдом — сашими, темпуру, мисо-суп. Мужчины ели молча, изредка обмениваясь короткими фразами. Я сидел как на иголках, ожидая, когда начнётся настоящее дело.


Наконец убрали посуду, принесли свежее саке. Дядя Рютаро посмотрел на часы.


— Время. Дарик-кун, наши русские друзья опаздывают. Это плохой знак.


— Русские друзья?


— Торговцы. Привозят товар из Владивостока. Нам нужен переводчик, потому что их японский... не очень.


В тот момент в зал спустились трое мужчин в кожаных куртках. Даже в полумраке было видно — это не японцы. Славянские лица, уверенная походка, взгляды, которые всё оценивают.


Старший выглядел лет на сорок, волосы зачёсаны назад, золотые зубы блестели в свете красных фонарей. Подошёл к нашему столику, кивнул.


— Рютаро-сан? — произнёс он с сильным акцентом.


— Добро пожаловать, Петров-сан, — ответил дядя по-японски.


— Можно по-русски? — Петров обвёл взглядом стол. — Где переводчик?


— Это мой племянник Дарик, — представил меня дядя. — Он переведёт всё, что нужно.


Русские сели за стол. Петров внимательно меня осмотрел.


— Говоришь по-русски?


— Говорю.


— Откуда?


— Мать русская.


— Понятно. — Он кивнул спутникам. — Тогда давайте к делу.


Переговоры касались поставок — но не обычных товаров. Говорили о "специальном оборудовании", "нестандартной продукции", использовали много намёков и недомолвок. Но я понимал — речь идёт об оружии.


Петров хотел поставлять автоматы Калашникова, гранаты, пистолеты. Дядя Рютаро интересовался ценами, сроками, гарантиями безопасности.


— Проблема в том, — говорил Петров, закуривая папиросу, — что конкуренты тоже хотят работать с вами. Ямагути-гуми предлагают лучшие условия.


Ямагути-гуми — крупнейший клан якудзы в Японии. Если они вмешались в игру, значит, ставки высоки.


— Мы ценим лояльность, — отвечал дядя через меня. — И готовы платить за неё.


— Сколько?


— Двадцать процентов сверх их предложения.


Петров переглянулся со спутниками, что-то прошептал по-русски — думал, что я не пойму. Ошибался.


— Он говорит, что согласен, — перевёл я. — Но хочет аванс наличными.


— Половину завтра, половину при получении товара, — кивнул дядя.


Сделку скрепили тостом. Русские ушли первыми, оставив нас одних.


— Хорошо работаешь, племянник, — похвалил Рютаро. — У тебя талант.


— К переводу?


— К пониманию людей. Ты уловил то, что Петров не хотел говорить напрямую.


— А именно?


— Что у него проблемы с конкурентами в России. Ему нужны не только наши деньги, но и наша защита.


Мы вышли на улицу. Гинза ночью выглядела как декорация к фильму нуар — неоновые отражения в лужах, тени в переулках, силуэты людей, торопящихся по своим тёмным делам.


— Дядя, — сказал я, когда мы дошли до его машины, — а что будет с этим оружием?


— Зачем тебе знать?


— Просто интересно.


Он усмехнулся.


— Часть продадим другим кланам. Часть оставим себе. В нашем бизнесе никогда не знаешь, когда понадобится убедительный аргумент.


— А если кто-то пострадает?


— Дарик-кун, — дядя положил руку мне на плечо, — ты не можешь сделать омлет, не разбив яиц. В большом бизнесе всегда кто-то страдает. Важно только, чтобы это были не мы.


Он сел в машину и уехал, оставив меня одного на ночной улице. Я стоял под фонарём и понимал — граница пройдена. Я больше не просто студент, изучающий международные отношения. Я соучастник торговли оружием.


И самое страшное — мне это не показалось чем-то ужасным.

***

На следующий день в университете всё казалось нереальным. Сидел на лекции по международному праву, слушал профессора, рассказывающего о конвенциях по борьбе с торговлей оружием, и думал — а если бы он знал, что в аудитории сидит человек, который вчера помогал заключать сделку на поставку автоматов Калашникова?


Юки заметила моё состояние сразу.


— Ты выглядишь так, будто всю ночь не спал, — сказала она после лекции.


— Почти так и есть.


— Встреча прошла плохо?


— Наоборот. Слишком хорошо.


Мы вышли в университетский дворик. День был серый, моросил дождик — типичная токийская весна. Студенты сидели под навесами, курили, болтали о всякой ерунде. Беззаботная молодость, которая уже казалась мне чужой.


— Дарик, — Юки остановилась возле скамейки, — расскажи мне правду. Что происходит?


Смотрел на неё и понимал — вру ей каждый день. Каждым словом, каждым взглядом, каждым молчанием. Она думает, что знает меня, а я превращаюсь в совершенно другого человека.


— Не могу.


— Почему?


— Потому что тогда ты станешь соучастницей.


— Соучастницей чего?


Не ответил. Закурил сигарету — привычка, которую приобрёл за последние дни. В девяностых курили все, и никто особо не задумывался о вреде.


— Ты помнишь, что говорила о выборе? — спросил я.


— Помню.


— А если выбор уже сделан за тебя? Если ты родился в определённой семье, в определённом месте, в определённое время?


— Я не верю в судьбу.


— А я начинаю верить.


Юки села рядом со мной на скамейку. Пахло её духами — лёгкими, весенними. Хотелось обнять её, прижать к себе, сказать, что всё будет хорошо. Но я уже знал — ничего хорошего не будет.


— В досье отца была одна интересная вещь, — сказала она вдруг.


— Какая?


— Фотография. Сделанная в 1976 году, в роддоме. Мужчина держит новорождённого ребёнка. Подпись на обороте — "Кэндзи Танаки с сыном Дариком".


Сердце ухнуло в пятки. Она знала. Всё это время знала, кто я такой.


— Зачем ты мне это говоришь?


— Потому что хочу помочь.


— Помочь кому? Сыну убитого якудзы?


— Помочь человеку, который ещё не потерял душу.


Мы сидели под дождём, и капли стекали по моему лицу, смешиваясь со слезами. Когда я в последний раз плакал? Не помнил.


— Мой отец не просто собирал досье на клан Танаки, — продолжала Юки. — Он пытался найти тебя. Думал, что сможет спасти сына Кэндзи от судьбы отца.


— И что случилось?


— Его убили раньше, чем он успел.


Дождь усилился. Студенты разбегались по зданиям, а мы сидели и мокли, как два идиота.


— Досье до сих пор у меня, — сказала Юки. — Хочешь посмотреть?


---


Квартира Юки была совсем не такой, как я представлял. Небольшая двушка в старом доме, обставленная просто, но со вкусом. Много книг, несколько картин на стенах, живые цветы на подоконнике. Дом человека, который верит в красоту.


— Родители оставили мне наследство, — объяснила она, заваривая чай. — Не богатство, но на жизнь хватает.


Досье лежало в сейфе за фальшивой книгой на полке. Толстая папка, набитая фотографиями, документами, записями от руки.


— Отец был дотошным, — сказала Юки, открывая папку. — Записывал всё.


Первая фотография — мой отец в молодости. Красивый мужчина с умными глазами и открытой улыбкой. Трудно было поверить, что этот человек станет преступником.


— Кэндзи Танаки начинал как обычный переводчик, — рассказывала Юки, листая документы. — Работал в туристическом агентстве, переводил для иностранных бизнесменов. Но постепенно его клиенты становились всё более подозрительными.


Дальше шли фотографии встреч, записи разговоров, финансовые документы. Мой отец действительно работал на якудзу — переводил переговоры, помогал заключать сделки с иностранцами.


— А вот это твоя мать.


Фотография молодой русской женщины с длинными светлыми волосами. Анна Иванова, студентка филологического факультета МГУ. Красивая, умная, влюблённая в японскую культуру.


— Они познакомились в 1975 году, — читала Юки записи отца. — Поженились через полгода. Ты родился в марте 1976-го.


— А что дальше?


— Дальше твой отец стал слишком амбициозным. Решил, что может играть на нескольких сторонах одновременно — помогать якудзе, но одновременно сливать информацию полиции.


Следующие документы были страшными. Записи прослушанных телефонных разговоров, фотографии тайных встреч, протоколы допросов.


— Рютаро Танаки узнал о предательстве в начале 1981 года, — продолжала Юки. — Твоего отца приговорили к смерти. Но у него была семья.


— И что произошло?


— Сделка. Анну с ребёнком отправляют в СССР, она никогда не возвращается в Японию. Взамен Кэндзи получает быструю смерть вместо медленной.


На последней фотографии был я — пятилетний мальчик в аэропорту Нарита, крепко держащий маму за руку. Лица не видно, но поза выражает весь ужас ребёнка, который не понимает, что происходит.


— Меня должны были вывезти вместе с матерью, — сказал я.


— Да. Но в последний момент Рютаро передумал. Сказал, что мальчик — кровь клана, и должен остаться в Японии.


— А мать?


— Её посадили в самолёт. Больше она сына не видела.


Закрыл папку. Голова кружилась от всей этой информации. Значит, где-то в Санкт-Петербурге живёт женщина, которая двадцать лет думает, что её сын мёртв.


— Зачем ты мне всё это показала? — спросил я.


— Чтобы ты понял — у тебя есть выбор. Ты можешь повторить судьбу отца, а можешь выбрать другой путь.


— Какой путь? Стать стукачом, как он?


— Стать честным человеком.


Юки подошла ко мне, взяла за руки. Её ладони были тёплыми, а глаза — полными надежды.


— Дарик, я влюбилась в тебя. Не в сына якудзы, не в наследника преступной семьи. В того парня, который сидит со мной в университетском кафе и рассуждает о справедливости.


— Этого парня больше нет.


— Ещё есть. Я вижу его в твоих глазах.


Поцеловал её. Губы были мягкими, солёными от слёз. В тот момент я понял — это последний раз, когда я ещё могу быть хорошим человеком. Завтра, послезавтра, через неделю — я стану другим. Но сейчас, в эту минуту, я ещё мог выбирать.


Провёл у неё всю ночь. Лежали в темноте, слушали дождь за окном, говорили о будущем, которого у нас не будет. Юки рассказывала о своих планах — хотела стать криминалистом, как отец, бороться с преступностью, делать мир лучше.


— А ты? — спросила она. — О чём мечтаешь?


— О том, чтобы проснуться в другой жизни.


— Эта жизнь тоже может быть хорошей. Если захотеть.


Под утро она заснула у меня на плече. Я смотрел на её спокойное лицо и понимал — она последняя светлая точка в моём мире. Всё остальное уже тонет во тьме.


Телефон зазвонил в семь утра. Номер дяди Рютаро.


— Дарик-кун, где ты?


— У друга.


— Срочно приезжай в офис. У нас проблемы.


Юки проснулась от звонка.


— Кто это?


— Работа зовёт.


— Не езди.


— Должен.


Одевался в тишине. Юки сидела на кровати, завернувшись в одеяло, и смотрела на меня так, будто видела последний раз.


— Обещай мне что-нибудь, — сказала она.


— Что?


— Что будешь помнить — выбор всегда есть.


Поцеловал её в лоб и ушёл. Не оглядывался, хотя чувствовал её взгляд в спину.


На улице было свежо и пусто. Токио просыпался медленно — в семь утра город ещё принадлежал дворникам, молочникам и тем, кого вызывают на экстренные встречи.


Ехал в метро и думал — вот оно, перепутье. Могу сейчас развернуться, вернуться к Юки, сказать дяде идти к чёрту. Но тогда что? Они убьют нас обоих, и на этом история закончится.


А могу пойти дальше по тропе, которую проложил отец. Посмотреть, куда она ведёт.


Выбрал второе. Потому что был молод и глуп, потому что верил, что смогу играть в их игру и остаться чистым. Потому что не понимал простой истины — в некоторые игры нельзя играть наполовину.


Офис клана Танаки располагался на втором этаже невзрачного здания в деловом районе. Вывеска гласила "Консалтинговая компания Восток-Запад". Прикрытие было примитивным, но эффективным.


Дядя Рютаро встретил меня в кабинете. Выглядел он неважно — мятый костюм, красные глаза, пепельница полная окурков.


— Садись, племянник. Нам нужно серьёзно поговорить.


— Что случилось?


— Русские. Петров и его люди мертвы.


Кровь застыла в жилах.


— Как?


— Их нашли сегодня утром в порту Йокогамы. Три пули в голову каждому. Профессиональная работа.


— Кто?


— Ямагути-гуми. Они не хотели, чтобы мы получили это оружие.


Дядя достал из стола фотографии. Три трупа в луже крови, глаза, смотрящие в никуда. Вчера эти люди сидели за столом, пили саке, торговались. Сегодня они мертвы.


— И что теперь?


— Теперь война, — сказал дядя спокойно. — Ямагути-гуми убили наших партнёров. Это означает объявление войны.


— А я здесь при чём?


— При том, что ты единственный, кто видел Петрова живым. Единственный, кто знает детали сделки. И единственный, кто может опознать убийц, если мы их найдём.


Он положил передо мной пистолет — чёрный Walther P38, блестящий от оружейного масла.


— Время учиться стрелять, племянник. Детство закончилось.


Смотрел на пистолет и понимал — это точка невозврата. Взял его в руки — и стал убийцей. Не взял — и стал мертвецом.


Взял.


Металл был холодным и тяжёлым. В тот момент я ещё не знал, что держу в руках собственную душу. И что очень скоро нажму на курок.

***

Стрелять учили на складе в промышленном районе Токио. Место выглядело заброшенным — ржавые контейнеры, разбитые окна, сорняки, пробивающиеся сквозь асфальт. Идеальное место для того, чтобы превратить студента в убийцу.


Инструктором был Акира Симидзу — парень лет двадцати пяти с умными глазами и быстрыми руками. Говорил мало, но метко. Первый выстрел я сделал именно под его руководством.


— Дыши ровно, — говорил он, стоя за моей спиной. — Прицел, задержка дыхания, плавное нажатие. Пистолет — продолжение твоей руки.


Мишенью служил портрет какого-то политика, вырезанный из газеты. Первая пуля ушла в молоко, вторая — тоже. Третья попала в плечо бумажному дяде.


— Неплохо для первого раза, — кивнул Акира. — У тебя твёрдая рука. Это наследственное.


— Ты знал моего отца?


— Кэндзи-сан научил меня читать. И считать. Хороший был человек, жаль только, что слишком умный.


Стреляли до вечера. К концу тренировки я уже попадал в центр мишени три раза из пяти. Неплохо для дилетанта.


— Завтра продолжим, — сказал Акира, убирая оружие в кейс. — А пока запомни главное правило — стреляй только тогда, когда готов убить. Пистолет не игрушка для запугивания.


Ехал домой в метро с ощущением, что руки до сих пор пахнут порохом. Пассажиры вокруг читали газеты, дремали, слушали плееры. Обычные люди, живущие обычной жизнью. А я уже не обычный.


Дома ждал сюрприз — Юки сидела на ступеньках у подъезда.


— Привет, — сказала она, когда я подошёл. — Мы договаривались встретиться после занятий, помнишь?


Чёрт. Совсем забыл.


— Прости, у меня были дела.


— Семейные?


— Можно и так сказать.


Поднялись к нему в квартиру. Юки осмотрелась — за день ничего не изменилось, всё такой же студенческий бардак.


— Ты выглядишь усталым, — заметила она.


— Тяжёлый день.


— Хочешь рассказать?


— Нет.


Она кивнула, не настаивая. Умная девочка — понимала, когда не стоит давить.


— Я принесла ужин, — сказала она, доставая из сумки пакеты с едой. — Думала, ты голодный.


Мы ели в молчании — рис с курицей из ближайшего кафе. Юки время от времени поглядывала на меня, но вопросов не задавала.


— У тебя есть планы на выходные? — спросила она, когда мы закончили ужинать.


— Пока не знаю. А что?


— Хотела показать тебе одно место. Особенное.


— Какое?


— Сюрприз.


Легли спать вместе. Юки заснула быстро, доверчиво прижавшись к моему плечу. А я лежал в темноте и думал — сколько ещё таких ночей у нас будет? Неделя? Месяц? Год?


Чувствовал, как с каждым днём становлюсь другим человеком. Утром просыпался студентом, вечером ложился будущим убийцей. И граница между этими людьми размывалась всё больше.


---


Первое убийство случилось через неделю. Не планировал, не готовился — просто обстоятельства сложились так, что пришлось выбирать между чужой жизнью и своей.


Дядя Рютаро вызвал меня в офис поздно вечером.


— У нас информация о том, кто убил русских, — сказал он без предисловий. — Снайпер по имени Хиросэ. Работает на Ямагути-гуми.


— И что дальше?


— Дальше мы идём к нему в гости.


— Мы?


— Ты, я и Акира. Тебе нужен опыт, а мне нужен свидетель того, что справедливость восторжествовала.


Хиросэ жил в квартире на окраине Токио — район, где не задают лишних вопросов и не любят полицию. Поднимались по тёмной лестнице втроём — дядя впереди, я в середине, Акира прикрывает тыл.


Дверь открыли без звонка — Акира знал толк в замках. Квартира была пуста, хозяин спал. Разбудили его методично — дядя включил свет, Акира приставил ствол к виску.


Хиросэ оказался мужчиной лет сорока, с лицом профессионального убийцы — холодным, расчётливым, без лишних эмоций.


— Танаки-сан, — сказал он спокойно, даже не пытаясь сопротивляться. — Долго же вы добирались.


— Не такой уж долго, — ответил дядя. — Всего неделя.


— Ямагути-гуми заплатили хорошо?


— Достаточно, чтобы рискнуть.


— А теперь пришло время платить по счетам.


Дядя кивнул мне.


— Дарик-кун, твоя очередь.


Я достал пистолет. Хиросэ посмотрел на меня без страха.


— Молодой, — сказал он. — Первый раз?


— Да.


— Совет — целься в голову. В сердце можно промазать.


— Заткнись, — прошипел Акира.


Но Хиросэ продолжал смотреть на меня.


— Как звали тех русских? — спросил он вдруг.


— Что?


— Тех, кого я убил. Как их звали?


Не ответил. А он улыбнулся.


— Не знаешь, да? Петров, Иванов, Сидоров. У Иванова дома жена и двое детей. У Сидорова — старая мать. А у Петрова никого не было. Он был как ты — одинокий, без корней.


— Зачем ты мне это говоришь?


— Чтобы ты знал — убиваешь не монстра. Убиваешь человека, такого же, как ты.


Дядя сделал нетерпеливый жест.


— Хватит философии. Кончай его.


Поднял пистолет. Прицелился. Хиросэ не отводил глаз.


— Знаешь, парень, — сказал он тихо, — когда убьёшь меня, станешь таким же, как я. И всю оставшуюся жизнь будешь помнить этот момент.


— Заткнись.


— Помнить, как пули входили в тела русских. Как они падали в снег. Как снег окрашивался красным.


Палец лёг на спуск.


— Снег был красным, парень. Очень красным.


Выстрелил. Пуля попала точно в центр лба. Хиросэ откинулся назад, глаза остались открытыми — удивлённые, как будто он не ожидал, что я действительно нажму на курок.


В ушах звенело от выстрела. Пахло порохом и кровью. На стене за головой мёртвого расплылось красное пятно.


— Хорошая работа, — кивнул дядя. — Чисто и без мучений.


Акира уже обыскивал квартиру, искал улики связи с Ямагути-гуми. Нашёл пачку денег и фотографию русских — те самые, кого убил Хиросэ.


— Теперь ты семья, — сказал дядя, кладя руку мне на плечо. — По-настоящему.


Смотрел на мёртвого Хиросэ и чувствовал... ничего. Ни вины, ни раскаяния, ни ужаса. Только пустоту там, где раньше была совесть.


Это меня напугало больше, чем сам факт убийства.


---


Домой вернулся под утро. Юки спала в моей постели — приехала накануне и осталась ночевать. Лежала на боку, обнимая подушку, волосы рассыпались по плечам.


Разделся тихо, стараясь не разбудить. Но она проснулась, когда я лёг рядом.


— Ты где был? — спросила сонным голосом.


— На работе.


— Какая работа бывает в три ночи?


— Сверхурочная.


Она повернулась ко мне, и я увидел её глаза в полутьме — ясные, доверчивые. Глаза человека, который ещё не убивал.


— У тебя руки холодные, — сказала она, взяв мою ладонь в свои.


— На улице прохладно.


— И пахнут дымом.


— Курил.


— Ты не куришь.


Юки поднялась на локте, внимательно вглядываясь в моё лицо.


— Дарик, что с тобой происходит? Ты какой-то... другой.


— В каком смысле?


— Раньше, когда ты лгал, у тебя дёргался левый глаз. Сейчас не дёргается. Ты научился врать лучше.


Умная девочка. Слишком умная для своего же блага.


— Все взрослеют, — сказал я.


— Не все становятся холодными.


Обнял её, прижал к себе. Она была тёплой, живой, настоящей. В отличие от меня.


— Хочешь, завтра покажу тебе то особое место? — спросила она.


— Хочу.


— Обещаешь, что не будешь думать о работе?


— Обещаю.


Соврал. Я думал о мёртвом Хиросэ, о русских в снегу, о том, что стал убийцей. И о том, как легко это было — нажать на курок.


Заснул только к рассвету. Снился сон — иду по снегу, а под ногами хрустят не снежинки, а кости. И снег становится всё краснее с каждым шагом.


---


Особое место оказалось храмом в горах — древним, маленьким, спрятанным среди сосен. Добирались туда на поезде, потом автобом, потом полчаса пешком по горной тропе.


— Мой дед привозил меня сюда, когда я была маленькой, — рассказывала Юки, пока мы поднимались по склону. — Говорил, что здесь можно очистить душу от грязи большого города.


— А ты веришь в это?


— Верю в то, что некоторые места особенные. Они помнят молитвы тысяч людей, их боль и надежды.


Храм действительно был особенным. Деревянная постройка, почерневшая от времени, с крышей, поросшей мхом. Рядом — кладбище с покосившимися надгробиями и каменными статуями будд.


Внутри пахло благовониями и стариной. Служил старый монах — лысый, морщинистый, с глазами, видевшими слишком много.


Юки зажгла свечи, помолилась. Я стоял рядом и думал — о чём молится убийца? О прощении? О том, чтобы не стать монстром?


— О чём просил? — спросила Юки, когда мы вышли из храма.


— О понимании.


— Чего?


— Самого себя.


Мы сидели на скамейке у пруда. Вода была чёрной, как зеркало. Иногда всплывали карпы — красные пятна в тёмной воде.


— Дарик, — сказала Юки вдруг, — я знаю, что ты работаешь на дядю Рютаро.


Сердце пропустило удар.


— Откуда?


— Видела вас вместе. Вчера вечером, возле офиса в деловом районе. Ты выходил из здания с мужчиной в дорогом костюме.


— И что ты думаешь об этом?


— Думаю, что тебя заставляют. Думаю, что ты не хочешь этого делать, но у тебя нет выбора.


— А если хочу?


— Тогда ты не тот человек, в которого я влюбилась.


Взял её за руку. Пальцы были тёплыми, но я чувствовал, как холод передаётся от меня к ней.


— Что, если я уже не тот человек?


— Тогда нужно найти дорогу назад.


— А если дороги назад нет?


— Всегда есть. Вопрос только в том, готов ли ты её искать.


Вернулись в Токио вечером. Город встретил нас неоном и шумом — после тишины гор это было как удар по нервам. Юки была задумчивой всю дорогу.


У её дома остановилось такси.


— Не хочешь зайти? — предложила она.


— Лучше не стоит.


— Почему?


— Потому что я плохо влияю на хороших людей.


Юки посмотрела на меня так, будто хотела что-то сказать, но передумала.


— Позвони завтра, — попросила она.


— Позвоню.


— Обещаешь?


— Обещаю.


Она ушла, а я остался стоять на улице. Мобильник завибрировал — сообщение от Акиры: "Завтра утром тренировка. Будем учиться стрелять с движения."


Учиться убивать профессиональнее.


Посмотрел на окна квартиры Юки — там горел свет. Наверное, она заваривает чай, читает книгу, думает о будущем. О будущем, в котором нет места убийцам.


А я иду домой, чтобы чистить пистолет и готовиться к следующему заданию.


Мы живём в разных мирах. И с каждым днём расстояние между ними становится больше.

***

Через две недели после убийства Хиросэ дядя Рютаро вызвал меня на особую встречу. Не в офис, не на склад — в традиционный ресторан в подземелье Гинзы. Место, где решались судьбы и заключались сделки, которые нельзя было обсуждать при свете дня.


— Сегодня ты встретишься с главами других семей, — объяснил он по дороге. — Они должны увидеть тебя, понять, что клан Танаки имеет достойного наследника.


— Наследника? — Слово прозвучало как приговор.


— А ты думал, это игрушки? Дарик-кун, ты единственный родственник по крови. Рано или поздно клан станет твоим.


Спускались по узкой лестнице между красными фонарями. Воздух становился гуще с каждой ступенькой — табачный дым смешивался с ароматом благовоний и чем-то ещё. Запахом власти, денег и крови.


В зале было полумрачно. За низкими столиками сидели мужчины в дорогих костюмах — лица жёсткие, глаза холодные, руки с отсутствующими фалангами. Элита японского криминального мира.


— Познакомься, — дядя подвёл меня к угловому столику. — Это Огава-сан из клана Сумиёси-кай, Накамура-сан из Ямакучи-гуми, и Ито-сан — независимый оператор.


Мужчины кивнули. Изучали меня, как товар на рынке.


— Молодой, — заметил Огава, человек лет шестидесяти с лицом, изрезанным шрамами.


— Молодость — не порок, — ответил дядя. — Особенно когда за ней стоят мозги и решительность.


— Слышали, он убил Хиросэ, — сказал Накамура. — Чисто работал.


— Хиросэ был профессионалом, — добавил Ито. — Убить его с первого раза... это говорит о таланте.


Обсуждали меня в третьем лице, как будто я мебель. Но я чувствовал — это экзамен. От результата зависит, примут ли меня в свой круг или решат, что молодой Танаки слишком слаб для большой игры.


Подали саке. Церемония разлива была торжественной — каждый глоток имел значение, каждый тост означал союз или вражду.


— За память Хиросэ, — поднял чашку Огава. — Он был врагом, но умер с честью.


— За правосудие, — добавил дядя Рютаро. — И за тех, кто его вершит.


Выпили молча. Саке обжигало горло, согревало изнутри. Или это было чувство принадлежности к чему-то большему и страшному.


— У нас есть предложение, — сказал Накамура, когда убрали посуду. — Корейцы активизировались в Синдзюку. Торгуют наркотиками на нашей территории.


— И что вы предлагаете? — спросил дядя.


— Совместную операцию. Ваши люди, наши связи, общая прибыль.


— Что нужно делать?


— Зачистку. Быстро, тихо, без свидетелей.


Огава достал фотографии — азиатские лица, молодые и жёсткие. Парни, которые думали, что могут играть с большими дядями.


— Главарь — Пак Мин Су, — объяснял он, указывая на снимок. — Бывший солдат, воевал в Корее. Приехал в Японию два года назад, собрал банду из таких же отморозков.


— Сколько их?


— Человек пятнадцать. Вооружены, опасны, но неорганизованны. Привыкли к уличным разборкам, не ожидают профессиональной работы.


Дядя Рютаро изучал фотографии.


— А мальчик пойдёт с нами, — сказал Ито вдруг, кивая на меня. — Пусть покажет, на что способен в деле.


— Это может быть опасно, — возразил дядя.


— Опасность — лучший учитель. Либо выживет и станет сильнее, либо...


— Либо что? — спросил я.


— Либо мы узнаем, что ошиблись в тебе, — ответил Ито с холодной улыбкой.


Операцию назначили на следующую ночь. Место — склады в промышленном районе, где корейцы организовали свою базу. План был простым — окружить, зачистить, убрать следы.


Дядя проводил меня до дома, всю дорогу молчал. Только у подъезда сказал:


— Завтра ты либо станешь мужчиной, либо мертвецом. Третьего не дано.


— А если я не хочу ни того, ни другого?


— Тогда ты дурак. А дураки в нашем деле долго не живут.


---


Той ночью мне снился отец. Молодой, красивый, улыбающийся. Он сидел за столом и переводил какие-то документы.


— Почему ты выбрал этот путь? — спросил я во сне.


— Не выбирал, — ответил он, не поднимая головы. — Путь выбрал меня.


— А теперь выбирает меня?


— Теперь ты можешь выбирать сам. Вопрос только — хватит ли смелости пойти против течения.


— А если не хватит?


— Тогда станешь таким, как я. И умрёшь, как я.


Проснулся в холодном поту. За окном только-только светало, воробьи чирикали на карнизе. Обычное токийское утро, которое могло стать для меня последним.


Юки позвонила в обед.


— Как дела? — спросила она.


— Нормально.


— Ты странно говоришь. Что-то случилось?


— Нет, всё хорошо.


— Дарик, я же чувствую, когда ты врёшь. Расскажи, что происходит.


Хотел рассказать. Выложить всё — про убийство Хиросэ, про сегодняшнюю операцию, про то, что я медленно превращаюсь в монстра. Но потом представил её лицо и понял — не могу.


— Просто устал. Много учёбы.


— Хочешь, приеду? Приготовлю ужин, посмотрим фильм.


— Лучше не надо. У меня планы на вечер.


— Какие планы?


— Семейные.


В трубке повисла пауза.


— Дарик, — сказала она тихо, — обещай мне, что будешь осторожен.


— Обещаю.


— И ещё... Я люблю тебя. Какой бы ты ни был.


— И я тебя люблю.


Это была правда. Единственная правда в моей жизни, которая становилась всё более лживой с каждым днём.


---


Собрались в девять вечера на складе в Касаи. Приехали на трёх машинах — чёрная "Тойота", серый "Ниссан" и тёмно-синяя "Хонда". Машины смерти, набитые людьми, готовыми убивать.


Кроме меня было ещё восемь человек — профессиональные убийцы из разных кланов. Лица жёсткие, глаза пустые, движения экономные. Машины для убийства, отточенные годами практики.


Акира проверял оружие — автоматы, пистолеты, ножи. Всё чистое, смазанное, готовое к работе.


— Первый раз в команде? — спросил меня один из бойцов, парень лет тридцати с татуировкой дракона на шее.


— Да.


— Главное правило — стреляй первым, вопросы потом. В уличной драке победителей не судят.


— А если кто-то сдастся?


— Никто не сдаётся. Корейцы предпочитают умереть с оружием в руках.


Дядя Рютаро раздавал инструкции. План был продуман до мелочей — кто куда идёт, кто кого прикрывает, как убираем трупы.


— База корейцев — в старом автосервисе, — объяснял он, показывая схему здания. — Два входа, один выход. Окружаем, входим одновременно, зачищаем по секторам.


— А если есть заложники? — спросил кто-то.


— Заложников нет. Есть только враги и трупы.


Выехали в десять. Ехали без разговоров, каждый думал о своём. Я смотрел в окно на ночной Токио и понимал — сегодня либо убью людей, либо умру сам.


Странно, но страха не было. Только холодная пустота там, где раньше билось сердце.


Автосервис стоял в промышленной зоне, окружённый пустырями и заброшенными зданиями. Идеальное место для тайной базы — никто не увидит, никто не услышит.


Высадились в трёхстах метрах от цели. Дальше пешком, по-тихому. Акира показывал жестами — кому куда двигаться, где занимать позиции.


Я попал в группу штурма главного входа. Трое убийц, один новичок. Логично.


Дождались сигнала — три коротких вспышки фонаря. Пошли.


Дверь снесли с первого удара. Ворвались внутрь под автоматные очереди. Корейцы были готовы к нападению — заняли оборону за машинами и верстаками.


Началась мясорубка.


Первого корейца убил Акира — три пули в грудь с близкого расстояния. Второго — парень с татуировкой дракона, длинной очередью из автомата.


Мой первый корейец выскочил из-за угла с пистолетом в руках. Молодой, лет двадцати пяти, со шрамом на щеке. Увидел меня, поднял оружие.


Я выстрелил первым. Две пули в живот, одна в грудь. Он упал, корчась от боли. Глаза широко открыты, из рта идёт кровь.


— Добей, — крикнул Акира. — Не мучай человека.


Подошёл ближе, приставил ствол к виску корейца. Тот смотрел на меня, губы шевелились — наверное, молился или звал маму.


Выстрелил. Голова дёрнулась, глаза стали пустыми.


Второй корейец попытался сбежать через чёрный ход. Догнал его во дворе, между мусорными баками. Он споткнулся, упал, попытался ползти дальше.


— Пожалуйста, — говорил по-японски с акцентом. — У меня семья... дети...


— У всех есть семьи, — ответил я и выстрелил ему в затылок.


Зачистка заняла двадцать минут. Пятнадцать корейцев мертвы, наши потери — ноль. Профессиональная работа.


Обыскивали трупы, собирали деньги и наркотики. Нашли около миллиона йен наличными и килограмма три героина. Неплохая добыча.


— Хорошо работал, — похлопал меня по плечу дядя Рютаро. — Видно, что кровь не водица.


Убирали следы быстро и тщательно. Поджгли здание, уехали до приезда пожарных. К утру от автосервиса остался только обгоревший остов.


В новостях сказали — пожар на складе химикатов, жертв нет, причины выясняются. Корейцев как будто никогда не существовало.


Домой добрался в четыре утра. Принял душ, но запах пороха и крови не смывался. Он въелся в кожу, в душу, в память.


Лёг в постель и понял — больше не могу лгать самому себе. Я не студент, которого заставляют. Я убийца, которому это нравится.


И это было самым страшным открытием в моей жизни.

***

Утром после резни в автосервисе дядя Рютаро вызвал меня в офис. Выглядел довольным — сделка прошла чисто, конкуренты устранены, территория освобождена.


— У меня для тебя подарок, — сказал он, протягивая ключи. — Пачинко-салон в Синдзюку. Теперь он твой.


Ключи были тяжёлыми, с брелоком в виде золотого дракона. Символично.


— Мой?


— Управляешь, контролируешь, получаешь процент. Время учиться бизнесу, племянник.


— А что это за бизнес на самом деле?


— Отмывание денег. Пачинко — идеальная схема. Люди приносят грязную наличность, получают шарики, играют, выигрывают чистые деньги. Простая магия.


Салон "Золотой Дракон" располагался в самом сердце Синдзюку, в подвале под магазином электроники. Спускался по узкой лестнице и попадал в особый мир — мир мерцающих огней, звенящих шариков и мёртвых глаз.


Зал был огромным — сотни автоматов рядами, как солдаты на параде. За каждым сидел человек и механически дёргал рычаг. Дёрнул, проиграл, дёрнул снова. И так часами.


— Добро пожаловать в ад среднего класса, — сказал Акира, который стал моим помощником. — Видишь этих людей? Это зомби. Они думают, что играют с машинами, а машины играют с ними.


Игроки выглядели одинаково — мужчины в мятых костюмах, женщины с усталыми лицами, пенсионеры с пустыми взглядами. Все курили, все играли в одном ритме — дёрг-звон-проигрыш-дёрг.


— А что мы здесь делаем?


— Наблюдаем. Учишься понимать людей, их слабости. Видишь того мужика в синем костюме? Менеджер из банка, жена не знает, что он спускает здесь зарплату. А ту женщину в углу? Домохозяйка, играет на деньги, отложенные на обучение сына.


— И мы этим пользуемся?


— Мы даём им то, что они хотят — иллюзию победы. За небольшую плату.


В углу зала стоял особый автомат — больше остальных, с золотыми драконами по бокам. За ним никто не играл.


— А этот?


— Спецмашина. Для особых клиентов, — Акира понизил голос. — Туда загружают не обычные шарики.


— А что?


— Информацию. Номера счетов, коды доступа, секреты. В нашем мире информация дороже золота.


Первую неделю просто наблюдал. Изучал, как работает система — кто приносит деньги, кто их забирает, как происходит обмен. Постепенно понимал — пачинко-салон был только верхушкой айсберга.


Внизу, в подвале под подвалом, располагался настоящий центр операций. Компьютеры, сейфы, люди в дорогих костюмах, считающие прибыль от наркотиков, проституции, рэкета.


— Хочешь увидеть, как работает современная якудза? — спросил Акира в конце недели.


Спустились ещё на один этаж. Здесь было тихо и прохладно — кондиционер работал круглосуточно, защищая компьютеры от токийской влажности.


За мониторами сидели молодые люди — хакеры, программисты, аналитики. Новое поколение якудзы, которое воевало байтами вместо пуль.


— Это будущее, — объяснял Акира, показывая экраны с финансовыми потоками. — Скоро все деньги станут цифровыми, все преступления будут совершаться в интернете.


— А старые методы?


— Останутся для особых случаев. Иногда нужно решить вопрос лично.


На одном из экранов мелькнуло знакомое лицо — девушка с тёмными волосами, студенческое фото.


— Это кто?


— Юки Сакурай. Дочь покойного детектива Сакурая. Мы следим за ней.


Кровь застыла в жилах.


— Зачем?


— Дядя Рютаро не доверяет случайностям. Девочка слишком близко к тебе, слишком много знает о полицейских методах.


— Что вы собираетесь делать?


— Пока ничего. Просто наблюдаем. Но если она станет проблемой...


Акира сделал выразительный жест — провёл пальцем по горлу.


Вечером мчался к Юки на такси. Нужно было предупредить её, рассказать правду, помочь исчезнуть. Но как объяснить, что твой парень — убийца, а его дядя планирует её смерть?


Застал её дома, за приготовлением ужина. Стояла у плиты в домашней одежде, помешивала что-то в кастрюле. Картина домашнего уюта, которая скоро может исчезнуть навсегда.


— Привет, — сказала она, поворачиваясь. — Не ждала тебя так рано.


— Нам нужно поговорить.


— О чём? — Но по моему лицу она поняла — разговор будет серьёзным. Выключила плиту, села за стол.


— Юки, тебе нужно уехать из Токио.


— Что?


— Надолго. Может быть, навсегда.


— Дарик, ты меня пугаешь. Что случилось?


Смотрел на неё и понимал — если скажу правду, она либо не поверит, либо попытается бороться. И то, и другое убьёт её.


— За тобой следят. Люди, которые убили твоего отца.


— Откуда ты знаешь?


— Узнал случайно. На новой работе.


— Какой работе?


— Не важно. Важно то, что ты в опасности.


Юки встала, подошла к окну. Постояла молча, потом обернулась.


— Я не поеду никуда.


— Почему?


— Потому что бегство — это капитуляция. Отец не сдавался, и я не сдамся.


— Отец мёртв!


— Да, мёртв. Потому что боролся за правду. И я буду бороться.


— Юки, ты не понимаешь...


— Понимаю больше, чем ты думаешь. — Она достала из сумки фотографию. — Это снимок с камеры наблюдения возле того автосервиса, который сгорел на прошлой неделе. Узнаёшь кого-нибудь?


На фотографии был я — выходящий из чёрной "Тойоты" в ночь зачистки корейцев. Качество плохое, но лицо узнаваемое.


— Где ты это взяла?


— У меня есть друзья в полиции. Отцовские коллеги, которые помнят его. Они показали мне это фото и спросили — не знаю ли я этого человека.


— И что ты ответила?


— Что не знаю. Пока.


Мы смотрели друг на друга через стол. Между нами лежала фотография — доказательство того, что я убийца, а она это знает.


— Что ты хочешь?


— Правду. Всю правду.


— Правда убьёт тебя.


— Ложь уже убивает. Каждый день, когда я притворяюсь, что не знаю, кто ты такой.


Рассказал. Не всё, но главное — про дядю Рютаро, про первое убийство, про то, что я больше не студент, а член якудзы. Говорил и видел, как меняется её лицо — от удивления к ужасу, от ужаса к отвращению.


— Сколько людей ты убил? — спросила она, когда я закончил.


— Семерых.


— За что?


— За деньги. За власть. За то, что они мешали.


— А за меня убьёшь?


— Что?


— Если дядя Рютаро прикажет убить меня — убьёшь?


Не ответил сразу. И этого было достаточно.


— Понятно, — сказала она тихо. — Тогда у нас больше нет будущего.


— Юки...


— Уходи. Сейчас же. И больше не приходи.


— Но я люблю тебя.


— А я любила человека, которого больше нет. Того студента, который боялся своей первой лжи. А ты — ты монстр в его обличье.


Ушёл, не оглядываясь. На улице моросил дождь — мелкий, противный, как слёзы. Шёл пешком до метро и думал — она права. Я действительно монстр.


И самое страшное — мне это нравилось.


---


На следующий день Акира сообщил новости.


— Девочка подала заявление в полицию. Хочет дать показания по делу об убийствах в автосервисе.


— Что будем делать?


— Дядя Рютаро принял решение. Сегодня ночью она должна исчезнуть.


— Кто будет исполнителем?


— Ты.


Слово упало как топор. Я ждал этого, но всё равно было больно.


— Почему я?


— Потому что это проверка. Сможешь убить девушку, которую любишь — станешь настоящим якудзой. Не сможешь — умрёшь вместе с ней.


— А если я откажусь?


— Тогда мы найдём другого исполнителя. Менее аккуратного.


Получил адрес, время, инструкции. Всё как обычно, только цель была особенной.


Вечером сидел в пачинко-салоне и смотрел на игроков. Они дёргали рычаги, проигрывали деньги, надеялись на выигрыш. Как я надеялся на счастье с Юки.


В десять вечера Акира принёс оружие — тот же Walther P38, который я носил с первого убийства. Пистолет стал как родной, продолжением руки.


— Увидимся завтра, — сказал он. — Если всё пройдёт гладко.


— А если нет?


— Тогда не увидимся.


Юки жила в тихом районе, где соседи ложились спать рано, а полиция патрулировала редко. Идеальное место для тихого убийства.


Поднялся на четвёртый этаж, позвонил в дверь. Юки открыла сразу — ждала.


— Знала, что придёшь, — сказала она спокойно.


— Откуда?


— Женское сердце. Оно чувствует беду.


Прошёл в квартиру. Всё было как обычно — книги, цветы, фотографии. Жизнь, которая скоро оборвётся.


— Чай будешь? — спросила она, как будто я пришёл в гости.


— Не откажусь.


Мы сидели за кухонным столом, пили зелёный чай и молчали. За окном шумел ночной Токио — миллионы людей жили своими жизнями, не зная, что здесь, в маленькой квартире, решается чья-то судьба.


— Больно будет? — спросила Юки вдруг.


— Постараюсь, чтобы нет.


— Спасибо. — Она улыбнулась. — Странно благодарить за милосердное убийство.


— Юки, если бы я мог...


— Мог бы что? Не убивать? Тогда убьют тебя. А потом пришлют другого, который будет менее деликатен.


— Ты могла бы сбежать.


— Куда? От таких, как твой дядя, не убегают. Они найдут везде.


Она встала, подошла к окну. Постояла, глядя на огни города.


— Знаешь, о чём я думаю?


— О чём?


— О том, что могло бы быть. Если бы ты остался студентом, а я стала криминалистом. Если бы мы поженились, завели детей, жили обычной жизнью.


— Красивая мечта.


— Невозможная мечта. — Она обернулась. — В нашем мире хорошие люди умирают молодыми, а плохие живут долго.


Я достал пистолет. Юки посмотрела на него без страха.


— Последняя просьба, — сказала она.


— Какая?


— Помни меня такой, какой я была до того, как ты стал убийцей. Помни ту девушку, которая верила в справедливость.


— Помню.


— И ещё... Когда-нибудь, если представится шанс, сделай что-нибудь хорошее. Во имя моей памяти.


Поднял пистолет. Юки закрыла глаза.


— Я люблю тебя, — сказала она тихо.


— И я тебя люблю.


Выстрелил.


Пуля попала точно в сердце. Юки упала мгновенно, без мучений. Глаза остались закрытыми, на лице — покой.


Стоял над её телом и чувствовал, как во мне умирает последнее человеческое. То, что останется дальше, будет называться Дариком Танаки-Ивановым, но внутри будет пустота.


Убрал следы быстро и профессионально. К утру Юки Сакурай просто исчезла — как будто никогда не существовала.


В новостях не сказали ни слова. Студентка, дочь покойного полицейского, пропала без вести. Полиция ведёт расследование, но зацепок нет.


А я вернулся в пачинко-салон, сел за стол и стал считать прибыль. Звенели шарики, мигали огни, игроки дёргали рычаги.


И больше я никогда не плакал.

***

После убийства Юки что-то во мне сломалось окончательно. Не совесть — её не было уже давно. Сломалась способность чувствовать. Дни превратились в механическую последовательность действий: проснуться, убить, отмыть деньги, заснуть. И так по кругу.


Дядя Рютаро заметил перемены.


— Хорошо, что ты наконец повзрослел, племянник, — сказал он после очередной "деловой встречи", где я помог убедить неплательщика вернуть долг. — Сентиментальность — роскошь, которую мы не можем себе позволить.


Теперь мне доверяли серьёзные операции. Не просто переводы или сопровождение — планирование, руководство, принятие решений. В двадцать лет я стал правой рукой одного из самых влиятельных босов якудзы.


Пачинко-салон "Золотой Дракон" превратился в мою штаб-квартиру. В подвале под автоматами располагался командный центр — компьютеры, карты, досье на врагов и союзников. Отсюда я управлял сетью пунктов обмена валюты, массажных салонов и ночных клубов.


Акира стал моим заместителем. Умный парень, без лишних принципов, с талантом к организации. Если дядя Рютаро был мозгом клана, а я — его зубами, то Акира был нервной системой, передающей команды по всему организму.


— У нас новая проблема, — доложил он в конце марта. — Китайские триады активизировались в порту. Хотят отжать у нас контроль над поставками из Гонконга.


— Сколько их?


— Человек тридцать. Вооружены, организованы, имеют поддержку в Гонконге. Главарь — некто Лю Вэй Мин, бывший капитан китайской армии.


— Что предлагаешь?


— Переговоры. Разделить сферы влияния, избежать войны.


— А дядя что говорит?


— Дядя говорит — решай сам. Это твоя территория.


Моя территория. В двадцать лет у меня была своя территория в одном из крупнейших городов мира. Если бы Юки могла это видеть...


Встреча с китайцами состоялась в нейтральном месте — ресторане в Чайна-тауне. Лю Вэй Мин оказался мужчиной лет сорока, с военной выправкой и холодными глазами профессионального убийцы.


— Молодой, — первое, что он сказал, увидев меня.


— Возраст не помеха для бизнеса, — ответил я через переводчика.


— В Китае говорят: седые волосы — признак мудрости.


— А в Японии говорят: острый меч не спрашивает возраста противника.


Лю улыбнулся — улыбка была как оскал волка.


— Мне нравится твой стиль. Может быть, мы найдём общий язык.


Переговоры длились три часа. Обсуждали территории, проценты, гарантии безопасности. Лю хотел половину портовых операций, я предлагал двадцать процентов.


— Тридцать процентов — моё последнее предложение, — сказал я.


— Сорок — моё.


— Тогда будем решать по-другому.


— Как?


— Старинным способом. Поединок между представителями.


Лю поднял бровь.


— Ты вызываешь меня на бой?


— Не тебя. Твоего лучшего бойца против моего.


— А ставки?


— Победитель получает полный контроль над портом.


— А проигравший?


— Уходит из Токио. Навсегда.


Китайцы зашушукались между собой. Наконец Лю кивнул.


— Согласен. Завтра ночью, на складе в промзоне. Без оружия, до смерти.


— До смерти, — подтвердил я.


Когда китайцы ушли, Акира посмотрел на меня как на сумасшедшего.


— Ты понимаешь, что наделал? У них лучший боец — мастер кунг-фу, убивший в Гонконге дюжину человек голыми руками.


— Знаю.


— А у нас кто будет драться?


— Я.


— Дарик, ты с ума сошёл? Ты не боец, ты стрелок.


— Научусь.


На самом деле план был другой. Поединок поединком, но никто не запрещал подстраховаться. Если китайский боец окажется слишком силён, у меня будет план Б.


До поединка оставалось двадцать четыре часа. Провёл их в тренировочном зале, вспоминая основы рукопашного боя. В детстве дядя Рютаро настоял на изучении карате — сказал, что мужчина должен уметь защитить себя без оружия.


Теперь эти знания могли спасти мне жизнь.


Инструктором был старый мастер Танака — однофамилец, но не родственник. Семидесятилетний старик с руками, твёрдыми как железо.


— Ты не готов к такому бою, — сказал он прямо. — Нужны годы тренировок, чтобы сравняться с мастером кунг-фу.


— А если не годы, а часы?


— Тогда используй не силу, а ум. Китайцы привыкли к честному бою. Будь нечестным.


— Как?


— Любыми способами. Песок в глаза, удар в пах, укус. Главное — победить.


Вечером перед боем сидел в своём кабинете и думал о жизни. Двадцать лет — не так много для обычного человека. Но я прожил их так интенсивно, что казалось, мне уже сто.


Убил двенадцать человек. Заработал миллионы йен. Стал одним из самых молодых боссов в истории якудзы. И потерял единственную женщину, которую любил.


Неплохой итог для сына переводчика-предателя.


Акира принёс последние новости.


— Китайцы привезли своего бойца. Зовут Чжан Лэй, тридцать лет, мастер стилей "пьяный монах" и "железная рубашка". В Гонконге его называют "костоломом".


— Милое прозвище.


— Он убил двадцать семь человек в боях без оружия. Специализируется на переломах позвоночника.


— А что знает обо мне?


— Что ты молодой якудза, больше стрелок, чем боец.


— Пусть так думает. Это даст мне преимущество неожиданности.


— Какое преимущество? Дарик, он разорвёт тебя как бумажку!


— Посмотрим.


Склад в промзоне выбрали не случайно — подальше от посторонних глаз, рядом с портом, где можно было быстро избавиться от тела проигравшего.


Приехал в одиннадцать вечера. Китайцы уже ждали — полтора десятка мужчин в чёрных костюмах, как на похоронах. Лю Вэй Мин стоял в центре, рядом с ним — гора мышц по имени Чжан Лэй.


Боец был внушительным — метр девяносто роста, сто двадцать килограммов веса, руки толщиной с мои ноги. На голом торсе виднелись шрамы от прежних боёв.


— Вот твой противник, — сказал Лю. — Ещё не передумал?


— Нет.


— Тогда правила просты — дерутся до смерти одного из бойцов. Оружие запрещено. Победитель получает всё.


Мы встали напротив друг друга в центре импровизированного ринга. Чжан смотрел на меня с презрением — как кот на мышь.


— Сдавайся, мальчик, — сказал он по-японски с сильным акцентом. — Незачем умирать молодым.


— Согласен, — ответил я. — Незачем тебе умирать в расцвете лет.


Он засмеялся — звук был как рычание медведя.


Лю подал сигнал. Бой начался.


Чжан пошёл в атаку сразу — серия быстрых ударов руками и ногами. Я едва уклонился, почувствовав, как воздух свистит рядом с головой. Один попавший удар — и бой закончен.


Попытался контратаковать, но китаец был быстрее. Его кулак достал меня в рёбра — хрустнуло, острая боль пронзила бок. Сломано как минимум два ребра.


— Первая кровь, — усмехнулся Чжан.


Отступил, пытаясь выиграть время. Китаец наступал методично, как танк. Ещё один такой удар — и я не встану.


Тогда вспомнил совет старого мастера — будь нечестным.


Схватил горсть пыли с пола и швырнул в лицо противника. Чжан закрыл глаза, ругнулся по-китайски. Этой секунды хватило для атаки.


Ударил в солнечное сплетение, потом в пах. Китаец согнулся, но не упал. Схватил меня за горло, начал душить.


Сил хватило на последний приём — укусил его за запястье, вцепился зубами в артерию. Горячая кровь хлынула в рот.


Чжан взревел от боли, отпустил меня. Тогда ударил коленом в висок.


Китаец рухнул как подрубленное дерево. Лежал без движения, из головы текла кровь.


— Встает? — спросил я, тяжело дыша.


Лю присел к своему бойцу, проверил пульс.


— Мёртв.


Мне трудно было поверить. Чжан Лэй, "костолом", убивший двадцать семь человек, лежал мертвый от удара двадцатилетнего якудзы.


— Ты выиграл, — признал Лю. — Порт твой.


— Но драться будем честно, — добавил я, утирая кровь с губ. — В следующий раз предупреждай, что твои бойцы кусаются.


Китайцы засмеялись. Даже Лю улыбнулся.


— Ты интересный противник. Жаль, что мы враги.


— А кто сказал, что враги? Порт большой, работы хватит всем.


— Что ты предлагаешь?


— Партнёрство. Семьдесят процентов мне, тридцать тебе. За защиту от других конкурентов.


— Согласен.


Мы пожали руки над телом мёртвого бойца. Так начался мой первый международный альянс.


Домой вернулся под утром, со сломанными рёбрами и синяками по всему телу. Но живой, и с контролем над портом Токио.


Акира встретил меня с недоверием.


— Как ты это сделал?


— Оказалось, китайцы не такие крутые, как думают.


— А Чжан Лэй?


— Больше не будет никого ломать.


В зеркале увидел своё лицо — разбитое, опухшее, но с глазами победителя. Так выглядит человек, который научился побеждать любой ценой.


И понял — мне это нравится. Нравится быть сильнее, хитрее, беспощаднее других. Нравится власть над жизнью и смертью.


Юки была права — я стал монстром. Но монстром, который побеждает.


А в мире якудзы побеждают только монстры.


---


Через месяц после победы над китайцами дядя Рютаро вызвал меня на особый разговор. Встретились не в офисе, а в его частном доме — традиционном особняке в старой части Токио.


— Садись, племянник. Нам есть что обсудить.


Мы сидели в саду, пили чай и любовались карпами в пруду. Картина умиротворения, если не знать, что хозяин дома отдал приказ об убийстве сотен людей.


— Ты хорошо поработал с китайцами, — начал дядя. — Показал, что умеешь думать головой, а не только стрелять.


— Учился у лучших.


— Лесть — хорошее качество для политика. А ты, Дарик-кун, должен стать политиком.


— В каком смысле?


— В прямом. Времена меняются. Якудза больше не может существовать только в тени. Нам нужны люди во власти, в парламенте, в правительстве.


— И вы хотите, чтобы я баллотировался?


— Пока нет. Ты слишком молод для большой политики. Но можешь начать с малого — районные советы, префектурная администрация.


— А как же клан?


— Клан будет твоей базой. Деньги, люди, влияние — всё это поможет в политической карьере.


Дядя достал папку с документами.


— Я уже подготовил почву. Твоя легенда — молодой предприниматель, специалист по международным отношениям, борец с коррупцией.


— Борец с коррупцией? — Я чуть не подавился чаем.


— Самое лучшее прикрытие. Кто заподозрит в связях с якудзой человека, который борется против неё?


Просматривал документы и поражался тщательности подготовки. Фальшивые справки о доходах, рекомендации от "уважаемых граждан", программа борьбы с организованной преступностью.


— А что, если кто-то начнёт копать глубже?


— Не начнёт. У нас есть люди в полиции, в прокуратуре, в СМИ. Твоё прошлое будет чистым, как слеза младенца.


— И когда начинаем?


— Уже начали. На следующей неделе ты даёшь интервью газете о проблемах молодёжи в современном японском обществе.


Тема была выбрана не случайно. В середине девяностых молодёжь была главной проблемой Японии — безработица, наркотики, потеря традиционных ценностей. Идеальная платформа для начинающего политика.


Интервью дал в кафе в Харадзюку — районе, где тусовалась прогрессивная молодёжь. Журналистка оказалась женщиной лет тридцати, с умными глазами и острыми вопросами.


— Танаки-сан, вы очень молоды для серьёзной политики. Что даёт вам право говорить о проблемах общества?


— Именно молодость. Я принадлежу к поколению, которое столкнулось с этими проблемами лично.


— Но ваш бизнес весьма успешен. Вы не из тех, кто знает нужду.


— Деньги не защищают от социальных проблем. Наркотики, преступность, потеря смысла жизни — это касается всех слоёв общества.


— А что вы думаете о якудзе? Они ведь тоже часть японского общества.


Вопрос был провокационным. Журналистка явно что-то подозревала.


— Якудза — раковая опухоль на теле нации. Они паразитируют на слабостях людей, превращают молодёжь в наркоманов и убийц.


— Довольно жёсткие слова.


— Проблема требует жёстких решений. Я за то, чтобы полностью искоренить организованную преступность в Японии.


Интервью вышло через неделю под заголовком "Молодой крестоносец против якудзы". Моя фотография была на первой полосе — серьёзный молодой человек в дорогом костюме, борец за справедливость.


Акира принёс газету в мой кабинет.


— Читал? Очень убедительно. Сам почти поверил.


— А что, если поверю я сам?


— Что ты имеешь в виду?


— А что, если я действительно стану бороться с якудзой?


Акира засмеялся.


— Тогда начни с себя. Застрелись.


Но мысль засела в голове. А что, если попробовать жить двойной жизнью не для прикрытия, а по-настоящему? Днём — борец с преступностью, ночью — сам преступник.


Шизофрения? Возможно. Но в мире, где ложь стала нормой, шизофрения могла быть единственным способом остаться человеком.


Пусть даже наполовину.

***

К концу 1996 года я стал другим человеком. Не лучше, не хуже — просто другим. Тем, кто мог убить утром и давать интервью о морали вечером. Тем, кто превратил раздвоение личности в искусство.


Дядя Рютаро был доволен моими успехами. Политическая карьера набирала обороты — несколько выступлений на телевидении, статьи в крупных газетах, приглашения на общественные мероприятия. Молодой борец с коррупцией становился узнаваемым лицом.


— Скоро ты сможешь баллотироваться в префектурный совет, — говорил он, листая газетные вырезки. — А там недалеко и до парламента.


— И что дальше?


— Дальше мы станем неприкасаемыми. Депутат Танаки будет защищать интересы клана Танаки, и никто не посмеет возразить.


Но у меня были другие планы. Точнее, смутные идеи, которые ещё не оформились в конкретные действия.


В начале декабря клан получил особый заказ. Предстояло убрать человека, который слишком много знал о наших связях с политиками.


— Кто цель? — спросил я на планёрке.


— Ханада Кэнтаро, — ответил Акира. — Бывший секретарь министра финансов. Грозится обнародовать документы о наших взносах в избирательные кампании.


— Где он сейчас?


— В горах, в своём домике у озера Ашиноко. Думает, что там в безопасности.


— Охрана?


— Только старый садовник. Ханада не ждёт нападения.


— Когда выезжаем?


— Сегодня ночью. Ты поедешь лично?


— Да. Это слишком важно, чтобы доверять другим.


На самом деле я хотел поговорить с Ханадой перед смертью. Узнать, что именно он знает, какие ещё секреты готов выдать. Информация в нашем мире дороже жизни.


Ехали втроём — я, Акира и молодой боец по имени Исикава. Дорога в горы заняла два часа. Декабрьский воздух был холодным и чистым, совсем не похожим на смог Токио.


Домик Ханады стоял на берегу озера, в окружении сосен. Идиллическое место для последних дней жизни. Подъехали без фар, оставили машину в километре от цели.


— Исикава остаётся у машины, — распорядился я. — Мы с Акирой идём в дом.


— А если Ханада попытается сбежать?


— Некуда ему бежать. Озеро с трёх сторон, горы с четвёртой.


Пробрались к дому под покровом тьмы. В окнах горел свет — хозяин не спал. Через щели в шторах видел силуэт пожилого мужчины, читающего книгу у камина.


Дверь оказалась не заперта. Японская провинция всё ещё жила старыми традициями доверия. Вошли тихо, как тени.


Ханада поднял голову от книги, увидел нас и не удивился. Словно ждал.


— Наконец-то, — сказал он спокойно. — А я думал, вы никогда не придёте.


— Мы здесь не для беседы, — предупредил Акира.


— Знаю. Но может быть, молодой человек захочет узнать правду, прежде чем убивать?


Он смотрел прямо на меня. В глазах читалась усталость человека, который слишком много видел.


— Какую правду? — спросил я.


— О том, кто ты такой на самом деле. О том, что случилось с твоими родителями. О том, почему дядя Рютаро держит тебя при себе.


— Я знаю свою историю.


— Знаешь то, что тебе рассказали. А я знаю то, что было на самом деле.


Ханада медленно встал, подошёл к камину. Достал из внутреннего кармана папку.


— Твой отец не был предателем, — сказал он тихо. — Он был нашим агентом.


— Чьим агентом?


— Спецслужб. Внедрённым в клан Танаки по заданию правительства.


Слова ударили как пощёчина. Акира шагнул вперёд, но я остановил его жестом.


— Продолжай.


— Кэндзи Танаки получил задание собрать компромат на якудзу, их связи с политиками и бизнесменами. Он делал это три года, пока не влюбился в русскую студентку.


— В мою мать.


— Да. Любовь сделала его уязвимым. Рютаро понял, что Кэндзи может выйти из игры, и решил устранить проблему.


— Как?


— Убил твою мать, подставил отца, заставил его работать на клан по-настоящему. А тебя оставил как гарантию покорности.


— Моя мать мертва? — Голос прозвучал чужим.


— Убита в 1981 году, через неделю после вашего отъезда в аэропорт. Рютаро сказал отцу, что она в безопасности в России, но это была ложь.


Документы в папке подтверждали слова Ханады. Фотографии, справки, переписка между спецслужбами. Моя мать была убита якудзой по приказу дяди Рютаро.


— Зачем ты мне это говоришь? — спросил я.


— Потому что имеешь право знать правду. И потому что надеюсь — ты не такой монстр, как твой дядя.


— А если я такой же?


— Тогда убей меня и живи дальше с этим знанием.


Посмотрел на Акиру. Он стоял с пистолетом в руке, ждал команды. Один мой кивок — и Ханада мёртв, а секреты умрут вместе с ним.


— Акира, выйди из дома.


— Что?


— Выйди. Подожди у машины.


— Дарик, это может быть...


— Это приказ.


Акира неохотно спрятал пистолет и вышел. Мы остались вдвоём — я и человек, который разрушил мою картину мира.


— Что ещё ты знаешь? — спросил я.


— Много чего. Например, что дядя Рютаро планирует избавиться от тебя, как только ты станешь депутатом.


— Почему?


— Потому что ты знаешь слишком много. И потому что он не доверяет никому, даже племяннику.


— А ты? Что тебе нужно?


— Справедливость. Твой дядя убил сотни людей, подкупил половину правительства, превратил якудзу в государство в государстве.


— И ты думаешь, я помогу тебе его остановить?


— Думаю, у тебя есть выбор. Стать таким же, как он, или попытаться всё изменить.


Ханада достал ещё одну папку.


— Здесь всё, что нужно для уничтожения клана Танаки. Банковские счета, коррупционные схемы, списки убийств. Досье на двадцать лет преступной деятельности.


— В обмен на что?


— Ни на что. Я умру сегодня, знаю это. Но ты можешь выбрать — умру ли я зря, или моя смерть будет иметь смысл.


Взял папку, перелистал документы. Действительно было всё — каждое преступление, каждая взятка, каждое убийство. Досье, которое могло разрушить империю дяди Рютаро.


— А если я просто убью тебя и сожгу документы?


— Тогда ты окончательно станешь монстром. И через несколько лет твой дядя убьёт тебя так же, как убил твоих родителей.


— А если воспользуюсь документами?


— Тогда, возможно, у Японии появится шанс избавиться от якудзы. И у тебя появится шанс стать человеком.


Мы сидели у камина, и огонь отбрасывал длинные тени на стены. За окном шумел ветер в соснах, плескалась вода озера. Мирная ночь в горах, где решалась судьба страны.


— Последний вопрос, — сказал я. — Ты боишься смерти?


— Боюсь. Но больше боюсь жить в мире, где правят такие, как твой дядя.


Достал пистолет. Ханада закрыл глаза.


— Спасибо за правду, — сказал я.


— Не благодари. Используй её.


Выстрелил. Пуля попала точно в сердце. Ханада умер мгновенно, с миром на лице.


Подождал несколько минут, потом поджёг дом. Пламя быстро охватило деревянные стены — к утру от домика останется только пепел.


Акира ждал у машины.


— Всё чисто? — спросил он.


— Всё чисто.


— А документы?


— Сгорели вместе с хозяином.


Соврал. Папки были у меня, в куртке. Досье на клан Танаки и правда о моих родителях. Информация, которая могла изменить всё.


Ехали обратно в молчании. Акира дремал на пассажирском сиденье, Исикава курил и смотрел в окно. А я думал о выборе, который предстояло сделать.


Остаться верным дяде Рютаро и рано или поздно умереть от его руки. Или использовать знания Ханады и попытаться изменить систему изнутри.


К рассвету решение было принято.


Я начну войну против собственной семьи. Тихую, долгую, беспощадную войну. Не потому что стал добрым — добра во мне не осталось. А потому что хочу отомстить за родителей и доказать, что я сильнее дяди Рютаро.


Месть — единственное чувство, которое ещё живо в моей душе. И я буду лелеять его, как садовник лелеет редкий цветок.


Даже если он ядовитый.


---


Первым делом нужно было создать надёжное убежище для документов Ханады. Снял банковскую ячейку на вымышленное имя, разложил копии по разным тайникам. Если со мной что-то случится, компромат автоматически попадёт в СМИ.


Вторым делом — найти союзников. В полиции, в прокуратуре, среди политиков. Людей, которые хотели бы уничтожить якудзу, но не знали, как к этому подступиться.


Третьим — продолжать играть роль преданного племянника. Дядя Рютаро не должен ничего заподозрить до самого конца.


Начал с малого. В интервью газетам стал более резко критиковать организованную преступность. Предлагал конкретные меры — усиление наказаний, конфискацию имущества, международное сотрудничество.


— Ты слишком увлёкся ролью, — заметил дядя после очередной публикации. — Не забывай, что это всего лишь маскировка.


— Понимаю. Но чем убедительнее маскировка, тем лучше она работает.


— Главное — не поверить в неё самому.


— Не поверю.


Соврал. Я уже верил. Не в справедливость — в этом мире её не существует. Но в возможность изменить правила игры. Стать не жертвой системы, а её хозяином.


Политическая карьера набирала обороты. В январе 1997 года меня пригласили выступить на телевидении в программе о проблемах молодёжи. Ведущая — известная журналистка Норико Ямада, женщина лет сорока с репутацией жёсткого интервьюера.


— Танаки-сан, вы очень молоды для таких серьёзных заявлений, — начала она. — Что даёт вам право критиковать систему, которая существует веками?


— Именно молодость. Мы — поколение, которое не обязано нести груз прошлых ошибок.


— Но якудза — часть японской культуры. Вы предлагаете отказаться от традиций?


— Я предлагаю отказаться от того, что вредит обществу. Харакири тоже было традицией, но мы же не призываем возродить её?


— Интересное сравнение. А что вы скажете о том, что якудза иногда помогает государству? Поддерживает порядок, борется с иностранными преступниками?


— Преступники не могут бороться с преступностью. Это всё равно что лечить рак другим раком.


— Но если якудза исчезнет, её место займёт что-то ещё. Природа не терпит пустоты.


— Её место должно занять государство. Сильное, справедливое, неподкупное.


— А такое государство возможно в принципе?


— Возможно, если люди захотят его построить.


Программа имела большой резонанс. Мой рейтинг в соцопросах подскочил на пятнадцать процентов. Молодой идеалист нравился избирателям.


Но были и побочные эффекты.


— На тебя наводят справки, — сообщил Акира через неделю после эфира. — Люди из прокуратуры, журналисты, частные детективы.


— Что именно их интересует?


— Источники доходов, связи, биография. Стандартный набор.


— И что они находят?


— Пока ничего. Твоя легенда держится. Но если будут копать глубже...


— Справимся. У нас есть люди в нужных местах.


На самом деле я не был уверен. Ложь имеет свойство рассыпаться в самый неподходящий момент. Но другого выхода не было — слишком далеко зашёл, чтобы отступать.


В феврале произошло событие, которое изменило всё.


Убили молодого прокурора, который расследовал связи якудзы с политиками. Масаки Сузуки, тридцать два года, честный человек в нечестной системе. Нашли его в машине с двумя пулями в голове.


Дядя Рютаро обсуждал это убийство с удовлетворением.


— Один дурак меньше, — сказал он на семейном совете. — Сузуки лез не в свои дела.


— Кто исполнитель? — спросил я.


— Наши китайские друзья. Чисто работают, следов не оставляют.


— А если начнут расследование?


— Кого? Сузуки больше нет, дело закроют. У прокуратуры есть дела поважнее.


Но я знал — дело не закроют. У Сузуки были единомышленники, которые продолжат его работу. И одним из них мог стать я.


Той же ночью написал анонимное письмо в прокуратуру. Сообщил, что убийство Сузуки связано с его расследованием якудзы. Дал наводки, которые помогут найти исполнителей.


Не из благородства — из расчёта. Каждый удар по клану Танаки приближал меня к цели.


Письмо возымело действие. Через неделю арестовали двух китайских киллеров. Они отказались сотрудничать со следствием, но сам факт ареста стал сенсацией.


— Кто мог слить информацию? — гневался дядя на экстренном совещании.


— Может быть, у китайцев была наружка? — предположил Акира.


— Или кто-то из наших решил подставить союзников, — добавил другой участник.


— Найти предателя! — приказал дядя. — И примерно наказать.


Я сидел за столом и изображал негодование. Внутри же торжествовал — план работал. Дядя Рютаро начинал подозревать всех, кроме меня.


Параноия — лучший союзник в войне против параноика.


Пока клан искал предателей среди своих, я готовил следующий удар. Документы Ханады содержали информацию о коррупции в высших эшелонах власти. Использованные правильно, они могли разрушить политическое прикрытие якудзы.


Но торопиться было нельзя. Один неверный шаг — и я окажусь рядом с прокурором Сузуки. В могиле.


Игра только начиналась. И ставки росли с каждым днём.

***

Весна 1997 года принесла новые испытания. Университетские экзамены совпали с периодом обострения войны за территории между кланами. Днём я зубрил международное право и историю дипломатии, ночью планировал операции против конкурирующих группировок.


Раздвоение личности достигло абсурдных размеров. Утром на семинаре по правам человека рассуждал о недопустимости насилия, вечером отдавал приказы о ликвидации "проблемных" свидетелей.


— Ты плохо выглядишь, — заметил профессор Ямада после лекции о международных конвенциях. — Может быть, стоит снизить нагрузку?


— Всё нормально, профессор. Просто много работаю.


— Над чем?


— Семейный бизнес. Помогаю дяде с консалтингом.


— Понятно. Но помни — образование важнее денег. Знания останутся с тобой навсегда.


Если бы он знал, какие именно знания я приобретаю в последнее время...


Самым трудным было скрывать изменения от однокурсников. Парни, с которыми год назад обсуждал девушек и футбол, теперь казались детьми. Их проблемы — несданные зачёты, отказы на свиданиях, нехватка денег на пиво — выглядели смешными на фоне вопросов жизни и смерти.


— Танаки, ты совсем забил на друзей, — пожаловался Ватанабэ, тот самый круглолицый парень в очках. — Мы тебя месяц не видели на тусовках.


— Извини, много дел.


— Каких дел? Ты же студент, как мы.


— Подрабатываю переводчиком.


— Понятно. А мы думали, ты девушку завёл. Кстати, что с той красавицей, с которой ты ездил? Юки, кажется?


Сердце ёкнуло. О Юки я старался не думать, но иногда воспоминания прорывались, как кровь через бинты.


— Расстались.


— Жаль. Красивая была. И умная.


— Слишком умная, — пробормотал я.


Экзамен по международному праву оказался особенно циничным. Отвечал на вопросы о защите прав человека, зная, что вчера лично нарушил добрую дюжину международных конвенций.


— Танаки-кун, — спросил экзаменатор, — как вы относитесь к принципу неотвратимости наказания?


— Считаю его основой правового государства, — ответил я. — Преступление должно влечь наказание независимо от статуса преступника.


— А если преступник обладает политическим иммунитетом?


— Иммунитет не должен распространяться на тяжкие преступления. Убийство остаётся убийством, кто бы его ни совершил.


— Хорошо. А что вы знаете о презумпции невиновности?


— Каждый считается невиновным, пока его вина не доказана в суде.


— И вы согласны с этим принципом?


— Полностью. Иначе правосудие превратится в самосуд.


Получил пятёрку. Преподаватель отметил глубокое понимание материала и искреннюю веру в справедливость.


Если бы он знал...


---


Параллельно с экзаменами шла подготовка к крупной операции. Клан Инагава-кай попытался отжать у нас контроль над игорными домами в районе Синдзюку. Дядя Рютаро решил проучить конкурентов показательной поркой.


— Это будет урок для всех, — объяснял он на планёрке. — Кто посягает на наше, тот умирает. Просто и ясно.


Операцию назначили на выходные, когда в центре города меньше свидетелей. Цель — подпольное казино Инагава-кай в подвале торгового центра.


— Дарик поведёт группу, — сказал дядя. — Пора ему поучиться командовать серьёзными операциями.


— А если что-то пойдёт не так? — спросил один из ветеранов.


— Ничего не пойдёт не так. У мальчика голова на плечах.


Группа состояла из восьми человек — профессиональных убийц и молодых бойцов, жаждущих крови. Планировали зачистку по отработанной схеме: окружение, внезапная атака, ликвидация всех, кто окажется сопротивление.


— Помните, — инструктировал я накануне операции, — никого в живых не оставляем. Даже обслуживающий персонал. Свидетели нам не нужны.


— А если там будут клиенты? — спросил молодой боец.


— Клиенты подпольного казино — тоже преступники. Им не повезло оказаться в неправильном месте в неправильное время.


Слова прозвучали цинично даже для моих ушей. Но война есть война. В ней не бывает невинных.


Выехали в субботу вечером. Торговый центр к тому времени закрывался, последние покупатели разъезжались по домам. Казино работало круглосуточно — азарт не знает расписания.


Спустились в подвал через служебный вход. Охранник у двери не успел закричать — Акира перерезал ему горло одним движением ножа.


Внутри было накурено и шумно. За игорными столами сидели мужчины в дорогих костюмах, ставили деньги и проигрывали их с флегмой самураев, делающих харакири.


— Всем лежать! — крикнул я, врываясь в зал с автоматом в руках.


Реакция была предсказуемой. Часть игроков рухнула на пол, часть попыталась бежать. Несколько охранников Инагава-кай схватились за оружие.


Началась мясорубка.


Автоматные очереди прошили зал. Зеркала разлетелись осколками, карты и фишки смешались с кровью. Кто-то кричал, кто-то молился, кто-то просто хрипел, истекая кровью.


Я убил семерых человек за пять минут. Не считал специально — просто стрелял во всё, что двигалось. Среди мёртвых были охранники, крупье, игроки. Старик лет семидесяти умер, сжимая в руке выигрышную комбинацию.


— Зачистка завершена, — доложил Акира. — Живых нет.


Обыскали трупы, забрали деньги из касс. Около тридцати миллионов йен наличными — неплохая добыча за ночную работу.


— А теперь послание, — сказал я.


Достал баллончик с краской и написал на стене: "Кто трогает наше — умирает". Подпись: "Клан Танаки".


Поджигать не стали — слишком много дыма привлечёт внимание. Просто ушли, оставив двадцать три трупа в подвале торгового центра.


К утру новости облетели весь криминальный мир Токио. Клан Танаки показал, что шутки кончились. Кто не понял намёка, получит более ясное объяснение.


Дядя Рютаро был доволен.


— Хорошая работа, племянник. Жёстко, но справедливо.


— Справедливо?


— В нашем мире справедливость — это сила. Кто сильнее, тот и прав.


— А если сильнее окажется кто-то другой?


— Тогда он будет прав. До тех пор, пока не найдётся ещё более сильный.


Философия простая и циничная. Право сильного, возведённое в абсолют.


---


Через неделю после резни в казино ко мне обратился человек, который изменил весь ход событий.


Звали его Масато Кимура, он работал прокурором в токийской прокуратуре. Мужчина лет сорока, с умными глазами и усталым лицом честного человека в нечестной системе.


Встретились в маленьком кафе в Харадзюку, где студенты обсуждали музыку и моду. Нейтральная территория для опасного разговора.


— Танаки-сан, — начал он осторожно, — я читал ваши интервью. Вы действительно хотите бороться с организованной преступностью?


— Конечно. А в чём сомнения?


— В том, что слова легко говорить, а дела — делать трудно.


— Что вы имеете в виду?


Кимура достал фотографию — кадр с камеры наблюдения возле торгового центра. Я выходил из здания через час после резни в казино.


— Вы были там в ту ночь.


Сердце пропустило удар, но внешне я остался спокоен.


— Где именно?


— В торговом центре, где произошла бойня. Ваше лицо зафиксировали три камеры.


— Я покупал подарок девушке. Магазин работал допоздна.


— В подвале магазинов нет. Есть только казино клана Инагава-кай.


— Не знаю, о чём вы говорите.


— Танаки-сан, — Кимура наклонился ближе, — я не ваш враг. Наоборот, хочу помочь.


— В чём?


— Выйти из порочного круга. Стать тем, кем себя позиционируете — борцом за справедливость.


— А если я не хочу выходить?


— Тогда через год-два вы будете мертвы. Якудза не держит свидетелей слишком долго.


Кимура был прав. Дядя Рютаро действительно планировал избавиться от меня, как только политическая карьера достигнет нужного уровня. Слишком много я знал, слишком опасен был для клана.


— Что вы предлагаете?


— Сотрудничество. Вы даёте информацию о преступлениях клана Танаки, мы обеспечиваем вам защиту и новую жизнь.


— А гарантии?


— Свидетель по особо важным делам получает полную защиту государства. Новое имя, новая биография, переезд в другую страну.


Предложение было заманчивым. Но я знал — простой переезд не спасёт от мести якудзы. Они найдут везде.


— Мне нужно подумать.


— Сколько времени вам нужно?


— Месяц.


— У вас есть неделя. После этого я буду вынужден действовать через суд.


Кимура ушёл, оставив мне свою визитку. На обороте написал номер мобильного телефона и одно слово: "Надежда".


Сидел в кафе и думал о предложении прокурора. С одной стороны, это был шанс выйти из игры живым. С другой — предательство людей, которые доверяли мне.


Впрочем, они убили моих родителей. Какая может быть верность убийцам?


К вечеру решение было принято. Но не такое, какого ждал Кимура.


Я не буду сотрудничать с прокуратурой. Вместо этого воспользуюсь их интересом для решения собственных задач. Кимура станет орудием в войне против дяди Рютаро.


Позвонил ему на следующий день.


— Согласен на сотрудничество. Но у меня есть условия.


— Какие?


— Встретимся, обсудим.


Вторая встреча состоялась в том же кафе. Кимура пришёл с диктофоном и официальными бумагами.


— Я готов дать показания, — сказал я. — Но только против конкретных людей.


— Каких?


— Тех, кто убил прокурора Сузуки.


— Вы знаете исполнителей?


— Знаю заказчика. И могу предоставить доказательства.


Рассказал о роли дяди Рютаро в убийстве Сузуки. Дал копии документов, которые получил от Ханады. Кимура слушал с растущим изумлением.


— Это... это сенсация. Вы понимаете масштаб обвинений?


— Понимаю.


— А доказательства держатся?


— Как скала.


— Но почему вы решили сдать собственного дядю?


— Потому что он убил моих родителей.


Кимура кивнул, как будто всё понял.


— Месть — плохой советчик.


— Зато хороший мотиватор.


Оформили протокол дачи показаний. Я стал официальным свидетелем по делу об убийстве прокурора Сузуки. Дядя Рютаро получил повестку в суд через три дня.


— Кто мог слить информацию? — бесновался он на экстренном совещании. — Кто знал о связи с убийством Сузуки?


— Узкий круг, — ответил Акира. — Человек пять-шесть.


— Проверить всех! Найти крысу!


— А если крыса не среди наших? — предположил кто-то. — Может быть, китайцы заложили?


— Китайцы молчат. Они профессионалы.


— Тогда кто?


Дядя обвёл взглядом собравшихся. Его глаза остановились на мне.


— А что думаешь ты, племянник?


— Думаю, кто-то из окружения слишком много пил. Или слишком много говорил с женщинами.


— Возможно. Но предателя всё равно нужно найти.


— Конечно. И примерно наказать.


Играл роль до конца. Даже помогал искать того, кто сдал дядю прокуратуре. Изображал верного племянника, пока готовил последний удар.


Потому что война ещё не закончилась. Арест дяди Рютаро был только началом.


Самое интересное начнётся, когда клан останется без главы.*

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги