Каменная Роса

Сквозь щели крыши в мрачную клеть рвалось полуденное солнце, в тонких лучах мерно кружилась сизая пыль. Духота наваливалась на грудь, делая дыхание тяжелым и порывистым, или это волнение не давало свободно дышать. Белена пододвинула лавку, вскарабкалась на нее, пересчитала от угла доски, дошла до нужной и уперлась в нее ладонями. Доска недовольно скрипнула, выгнулась, но не поддалась. Белена отступила, потрясла кистями, скидывая напряжение, и снова надавила на упертую деревяшку:

– Ну же, давай, давай, миленькая. Чего противишься?

Время убегало, надо спешить. Белена соскочила с лавки, отошла к дальней стене, разбежалась и в прыжке ударила доску плечом.

– Ай!

Боль дернула за руку, но доска поддалась, солнце ослепило яркой вспышкой. Солнце – это хорошо, кто станет задирать голову на теремную крышу, когда так нещадно палит небесное светило. Белена скинула сапожки, судорожными движениями стянула девичью запону, размотала поневу, закрутила пшеничную косу, пряча ее под клобуком, и, по-мужицки подпоясав широкую рубаху, приторочила к поясу охотничий нож. В образовавшуюся в крыше прореху свесилась толстая веревка. Теперь можно лезть.

Какая же высота! Здесь только птахам летать. Голова невольно закружилась. Преодолевая страх, Белена внимательно осмотрела задний двор. Никого, народ либо толпился пред красным теремным крыльцом, либо нетерпеливо побежал к Златым воротам, первыми встретить княжью дружину. Напор ветра легонько толкнул в спину, как бы поторапливая – чего медлишь, действуй. Белена начала спускаться, пальцы заскользили по веревке, босые ноги прощупывали бревна стены. Вот и окошко. Узкое, получится ли втиснуться? Белена уцепилась за край, подтянулась и заглянула в горницу. После ослепительного дня вначале очи ничего не могли разглядеть, но постепенно попривыкли – заветный короб одиноко стоял посередине стола.

Белена втянула живот и полезла вперед головой. Еще немного, чуть-чуть. Тело скользнуло на пол, половицы противно заскрипели. Незваная гостья замерла, прислушиваясь, – за дверью шуршала неспешная беседа караульных.

Какая нужда была лезть средь бела дня? Да потому, что ночью слышен каждый скрип, шорох, даже вздох, а днем-то что – шумит торг, крикливо переругивается челядь, ворчливо каркают вороны, а сегодня так и вовсе люд бурлит в ожидании, а значит лучшего времени и не придумать.

Белена на цыпочках подошла к коробу, потрогала пальчиком тяжелый замок, злорадно ухмыльнулась и сняла с пояса нож. Как там учил старый Хлын? Поддеть да прокрутить. Легкий щелчок. Готово, недаром все замки в подполе исковыряла, поддалось хитрое железо девичьей руке, куда ж ему деваться.

Тяжелая крышка откинулась, Белена заглянула внутрь и невольно охнула: «Как?! Где?!» В коробе лежала только аксамитовая подушечка, а на ней-то ничего. Какое горькое разочарование! Все усилия напрасны. Куда этот упырь мог его деть? Слезы подступили к очам.

– Успокойся, – одернула себя Белена и протянула раскрытую ладонь к коробу. – Где же ты, миленький? Где же ты любезный? – зашептали губы.

Сначала кожа ничего не чувствовала, только пустоту, но постепенно кто-то словно пощекотал кончики пальцев, ладонь ощутила тепло. Он здесь! Здесь!

Белена откинула подушечку, ногтями уцепилась за дно, надавила, потайная крышка откинулась… Каменная роса лежала на дне. Да и отчего ж роса? Где такие росы бывают, с доброе куриное яйцо? Камень, истосковавшись по свету, жадно поймал солнечный луч, отразив его мягким лазоревым светом. Большая искрящаяся капля, а, может, слеза. Белена бережно взяла камень, легкий, почти невесомый.

– Ну что, дружочек, готов со мной идти?

Камень засиял сильнее. Новая хозяйка сунула добычу в болтавшийся на шее мешочек, вернула назад аксамитовую подушечку, прикрыла тяжелую крышку. Можно уходить. Подтянувшись, Белена полезла в щель окна, поймала веревку. Удача придала сил, дорога назад оказалась проще. Затянув веревку и спрятав ее под лавкой, Белена вернула назад доску, облачилась в свою одежу, надела сапожки. Теперь нужно выскользнуть из клети, пробежать по многочисленным переходам и незаметно появиться на десном[1] крыльце, смешавшись с встречающими войско девицами.

Возбуждение никак не отпускало, кровь бурлила. «Неужто я это сделала?»

– Где же ты бродишь? Все пропустишь, – суетливо всплеснула руками княжна Судислава, когда Белена, медленно протиснувшись сквозь толпу подружек, встала у правой руки дочери Великого.

– Да здесь я. К тебе и не прорваться, – выдавила улыбку Белена.

– Смотри, смотри! Уже на двор въезжают, – радостно подпрыгнула Судислава и тут же смущенно заалела что маков цвет.

Уж понятно, кого она выглядывает. Злая ревность кольнула Белену железной иглой.

Но первым, как и следовало ожидать, выступал не тот, кого жаждали лицезреть обе прелестницы – на вороном коне в распахнутые ворота въехал сын Великого князь Мстислав, тонкий юноша с рассыпавшимся по плечам облаком светлых волос.

Вот он, поравнявшись с красным крыльцом, улыбнулся, приветливо помахал шапкой во все стороны, красуясь златотканым корзенем[2] на тощих плечах. Мстислав добрый малый, но, к досаде отца, не воин. Старается, тужится, лезет на рожон, а все без толку, хватки нет, чутья ловчего, да и силенки маловато. Но то там, в поле, а здесь, на княжьем дворе – он победитель бунчаков, его будут чествовать и славословить целую седмицу.

– Ну, братец, что петушок на жердочке, – хихикнула Судислава.

– Да полно, хорош, – укоризненно покачала головой Белена.

Великий князь Подвиз сидел на вынесенном из покоев костяном престоле. Его грузная спина закрывала самоцветы, умело вставленные резчиками в костяной узор. Была бы воля Белены, она выцарапала бы и эту мелкую росу, да не добраться.

Великий поднялся и тяжелой походкой медведя-шатуна побрел к Мстиславу. Они обнялись, трижды расцеловались, как велел обычай. Отец что-то недовольно проворчал на ухо сыну, тот лишь кивнул, продолжая беспечно улыбаться. Но беспечность та была мнимой, Белена знала, Мстислав старался из последних сил не подвести отца, прослыть достойным и прочее, но выше головы нешто прыгнешь.

– Живой, живой! – нарушая все приличия, вылетела пред крыльцом молоденькая жена Мстислава Добронега, со слезами кидаясь на шею к мужу.

Мстислав неловко погладил ее по плечу.

– Вон с глаз моих, – раздраженно рявкнул на них Великий, снова усаживаясь на костяной престол.

Но семейную суету Белена наблюдала уже краем глаза, потому что на двор в окружении грозного войска въезжал Он. Воевода Буревой под крики ликующей толпы неспешно правил соловым жеребцом. Всадник был подобен молодому дубу, не меньше: высокий, крепкий, с выступающими жилами натруженных мечом рук. И не сказать, что красавец: слегка сутулый, как все высокие люди в окружении более низких сотоварищей; лицо широкое, крупный нос с мощными ноздрями, лохматые брови. Но Белена-то знала, что под совиными дугами бровей смотрели на мир синие озера очей, уж таких опасных для хрупкого девичьего сердца, а еще лицо Буревоя обрамляла мягкая на вид светло-русая курчавая бородка, и до ломоты в пальцах хотелось проверить, такая же она пуховая на ощупь, али то все обман.

Говорят, сеча была крепкой, не поранил ли ворог могучего воеводу? Не видно, держится уверенно, бодро. А щеки загорели больше обычного, волосы выцвели, стали светлее. Пожалуй, теперь кудри Буревоя одного цвета с прядями Белены – скошенной стерни с желтым зверобоем вперемешку. То ли дело шелковая березовая коса Судиславы – вот уж кого Беленой надобно было назвать – ни одной рыжей выцветшей прядки, и лежит волосок к волоску, послушно, опрятно.

«О чем я думаю! Мне до них и дела нет. Просто гордость покоя не дает – жених мой, а…» Додумывать Белена мысль не стала, зачем после такой встряски еще себя добивать.

Сейчас Буревой спешится, как велит обычай – трижды поклонится Великому, потом на три стороны, и конечно задержит взгляд на девичьем крылечке. Белена невольно начала пятиться.

– Куда это ты? – схватила ее за рукав Судислава. – Ты что же, жениха не хочешь видеть?

Княжна давно приметила, что Буревой к Белене равнодушен, и от того самозабвенно играла роль доброй подруги, подталкивающей нареченных друг к другу, – хорошая завеса для собственного сердечка.

– Не ухожу я никуда, – огрызнулась Белена.

Как же хочется домой: от жениха, который не любит, от насмешницы подруги, а самое главное – от этого опасного человека, что венчал свою крупную седую голову золотым венцом.

Подвиз знал, кто принес его войску такую важную победу, снова поднялся, проявляя высшую милость. На поклон Буревоя снисходительно похлопал того по плечу, снял с пояса тяжелый меч и протянул воеводе. Буревой приклонил колено и взял дорогой подарок. Толпа возликовала. Но вот уж судьба-насмешница, сколько бы подвигов не совершил Буревой, сколько бы земель не кинул к ногам грозного правителя, он останется не ровней для красавицы Судиславы, даже с княжной угасающего рода Беленой это неравный брак и большая честь для боярина-выскочки и, если бы не воля Великого, отец Белены не дал бы согласия на этот союз. Придет новая весна, и унесет кораблик Судиславу по синим волнам к заморскому царевичу, все уж решено. Белене бы злорадно порадоваться этому, а очи застилают глупые слезы.

Рука невольно накрыла мешочек с Каменной росой. Приятное тепло пошло по ладони, успокаивая.

Буревой поднялся с колена, поклонился на стороны, чуть задержавшись у девичьего крыльца, улыбнулся мягкой приветливой улыбкой как бы всем, но очи встретились с великой княжной. Заметил ли он Белену? Вряд ли. Слеза все же сорвалась, прочерчивая соленую дорожку. Белена ее торопливо смахнула. Стоит ли из-за такой малости убиваться.

– А вон и княжич-полонянин! – нарочито бодро воскликнула Судислава, разрумянившись еще больше.

– Какой полонянин? – не поняла Белена.

– Ну что ж ты все, нареченная, в облаках летаешь, – прищурила зеленые глазки великая княжна. – В заложники каган бунчаков своего младшего сына нам отдал, в знак того, что больше нападать на нас не будет да разные пакости батюшке творить.

Еще один заложник? Белена сделала из ладони сени над очами, чтобы лучше разглядеть полонянина.

[1] Десный – правый.

[2] Корзень (корзно) – княжеский плащ.