Каменный бражник

Хотелось провалиться сквозь землю, в холодные объятия земли-матушки — чтоб утаила, защитила, скрыла от его глаз. Как это выдержать?

Сердце частит как сумасшедшее, разве бывает такой пульс у каменников?

Прошёл мимо, мазнул взглядом, на миг замер, точно и сам не ожидал увидеть её здесь, и быстро продолжил путь, будто они и не знакомы вовсе.

Она не ожидала, что безразличие ранит больнее колких слов и презрения…

Сказаться больной? Сбежать, как только представится возможность?

Стихийница усилием воли попыталась унять сердцебиение и сцепила дрожащие пальцы.

— Обсидиана! Слышишь? — младшая сестра крепко ухватила за локоть и зловещим шёпотом принялась пересказывать свежие слухи. — Я говорю, дознание теперь будет вести какой-то там… этот… по особым делам. Ещё бы, ведь кража на самом высоком уровне!

— Это воистину потрясающая новость, Аметиста, — попыталась улыбнуться Обсидиана, но губы никак не хотели слушаться.

— Так вот, он, говорят, из туманников! — торжественно объявила сплетница и замолчала в ожидании оваций и вопросов.

— Кто? — внезапно севшим голосом только и смогла вымолвить старшая сестра.

— Ну этот, который по особым делам. Он мастер мозги промывать, разносить по капельке самообладание, убивать радость и ­вымывать счастье.

— Что за чушь?

— Почему чушь? Вот примется за нас всех и выведет на чистую воду! Мы же подозреваемые! — с наигранной радостью припугнула сестра. И сама испугалась: — Да на тебе совсем лица нет! Я же ­пошутила! Принести воды? Ох, прости! Я не хотела…

Тем временем предмет их пылкого обсуждения в сопровождении начальника стражи стремительно покинул зал.

Сердце замерло и, кажется, совсем перестало стучать.

Он. Без малейших сомнений. Та же статная фигура, широкие плечи, те же синие глаза и светлые волосы. Разве что взгляд стал жёстче да стрижка короче. Князь Златник представил его как рекомендованного Княжеским Кругом дознавателя по особым ­делам, а из того, что он говорил после, Обсидиана не разобрала ни единого слова — только кровь стучала в ушах.

Бессмысленное присутствие на этом приёме, «непринуждённые» знакомства, ненавистные потенциальные женихи, необходимость делать выбор, на который рассчитывает отец… Родители уговорили уважить главу Жгучего края и принять приглашение на торжество по случаю окончания Осенней ярмарки — для них это последняя надежда удачно выдать замуж старшую дочь, непозволительно долго засидевшуюся в девках. Будь этот треклятый праздник неладен!

И он здесь, сию секунду, минуту, час. Что за насмешка судьбы?

— Сестра, ну что с тобой? Ты снова меня не слушаешь? Разве ты не находишь происходящее возмутительным? — тон Аметисты из саркастично-весёлого стал обеспокоенным.

— Прости… Да, конечно, нахожу, — рассеянно кивнула Обсидиана. — Как считаешь, если мы прямо сейчас уедем из усадьбы, князь Златник не сочтёт это оскорблением? Боюсь, головная боль не позволит мне задержаться на празднике…

— Дорогая, никто не может отсюда уехать без специального на то разрешения, пока идёт дознание. Разве ты не слышала? Об этом только что объявил господин дознаватель, — медленно, с расстановкой напомнила Аметиста, внимательно рассматривая лицо сестры.

— Странно, что его так быстро привлекли к разбирательству, — взяла в себя в руки Обсидиана.

— Как раз это объяснимо. Разве ты не видела утром за завтраком господина Гранитника? Или забыла, что он директор пансиона для одарённых юных стихийников Жгучего края? Ты же сама там училась! Ну вот, когда обнаружилась пропажа, он послал за лучшим выпускником, ныне дознавателем. Об этом самом Мороке сейчас всё здешнее благородное общество гудит, как рой каменных ос. ­Загадочный тип — весьма молод, а уже таких карьерных высот ­достиг, да ещё и почётную должность заслужил.

Как же сложно слышать о нём! И нужно ответить, но слова застревают в горле… Обсидиана только и смогла, что нервно улыбнуться. А Аметиста, не замечая её состояния, раздражённо пробормотала:

— Представь, как разозлится папа…

Она принялась кого-то высматривать среди гостей, бросила краткое: «Побудь здесь, Обсидиана, я мигом» — и с неподобающей благовоспитанной барышне прытью бросилась к стоящим у выхода на балкон девицам, судя по нарядам, из рода Медниц.

Скоро в зале стало невыносимо: духота, гул возмущённых голосов, нарастающий с каждой минутой, недюжинное нервное напряжение… Придуманная головная боль стала реальной. Девушка прижала пальцы к вискам и опустилась на софу возле открытого окна, тихонько погладила кулон — небольшую янтарную капельку в резной деревянной оправе, подарок директора пансиона. Сейчас хотелось только одного — уединения. Собраться с мыслями, принять успокоительных капель. А лучше — обратиться в стихию и вообще ни о чём не думать.

— Ох, Обсидиана, мне так не терпится всё рассказать!.. Пойдём же скорее! — оглушил голос сестры, а в руку вцепились её пальцы, вынуждая подняться.

Уже в комнате, предоставленной гостьям на время приёма, тотчас, как закрылась дверь, Аметиста дала волю эмоциям.

— Представляешь, пропал княжеский питомец — каменный бражник! — с горящим взором начала она, усаживаясь в кресло. — У него жёлтые крылышки с чёрными прожилками, а размером он с ладонь… Так мне его описала Медяна. Он летал в саду, последний раз его видели возле его любимой клумбы с медоносами. Мы вчера там с тобой гуляли. Обратила внимание, какая огромная?.. Мне только непонятно, зачем оставлять любимца без присмотра, если он так важен для князя и когда полон дом гостей? Ведь питомец — дар Праматери, о котором хозяину должно заботиться.

— Бражник? Это мотылёк такой? — Обсидиана, меланхолически обозревающая окрестности из окна, повернулась к сестре.

— Смешное название, правда? Но неспроста его дали. Когда напьётся нектара, становится тяжёленьким и летает, будто захмелел, — рассмеялась Аметиста.

— Кажется, у нас они не водятся, — припомнила Обсидиана.

— Ну да. Его князю Златнику подарил Аквамарин — князь Самоцветного края. — Младшая сестра загадочно понизила голос и подбросила очередную сплетню: — Слышала, у предков Златника всегда были сложности с питомцами.

— Какие сложности?

— С живыми существами нашего края стихийная связь у княжеской семьи никогда не возникает. Всегда только с чужеземными. И то только с подаренными.

— Видимо, поэтому в приглашении на торжество было условие оставить питомцев дома, — задумчиво пробормотала Обсидиана. — Чтобы они не навредили бражнику.

— Полагаю, да. Надеюсь, любимец князя найдётся, и мы наконец покинем усадьбу. Без женихов! — с сожалением вздохнула Аметиста. — Отец больше не отпустит нас никуда под присмотром тётушки Агаты: она совершенно не справляется с ролью свахи. Берегись, обязательно наябедничает, что ты опять наряжалась слишком мрачно.

— Неправда. Чёрный — цвет моей стихийной сути, что в этом плохого? И образ я оживила цветами в причёске. — Обсидиана поправила непослушный локон.

— Ага, фиалки — символ скорби. С тётушкой чуть удар не случился.

— А ещё покорности и добродетели.

— Обсидиана, дорогая, ты совсем не бережёшь её нервы. К тому же убиваешь на подлёте нежные чувства молодых кавалеров. Мы все привыкли к твоей молчаливой мрачности, а они пугаются.

— Пугливость — не самое достойное качество для жениха.

— С этим трудно поспорить. Однако один из кавалеров оказался не робкого десятка. Тот, что приглашал тебя на танец.

— Карат… — поморщилась Обсидиана. — Зубы сводит от его слащавых комплиментов. Ничего, я придумаю, как и на него нагнать страху.

— Можешь напророчить ему несчастливое будущее рядом с собой, — зловещим шёпотом подсказала сестра и хихикнула: — Но не слишком усердствуй с устрашениями, а то ещё развоплотится с перепугу. Всё-таки он княжеский племянник и к тому же сим­патичный…

— Поглядим. Я всё же не теряю надежды, что тётушка Агата оставит меня в покое и примется за устройство твоего брака. И кто придумал, что младшей нельзя замуж раньше старшей?! К слову сказать, ты обещала убедить тётушку нарушить традицию…

— Ох, Обсидиана, может, зря ты так? Остаться в старых девах — такая скука!

— Отчего же? Для тебя сплошные плюсы: будешь ездить по балам, а я буду нянчить племянников и обучать их игре на арфе.

— Не ври, ты не умеешь играть на арфе. Не учили тебя в пан­сионе такому.

— Никогда не поздно начать, — невозмутимо пожала плечами Обсидиана.

— Сестрица, — проникновенно начала Аметиста, поднялась с кресла и подошла к окну. Заглянула в большие карие глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, — так похожие на её собственные, словно она смотрелась в зеркало. Приложила ладони к щекам, очерчивая контур сердечком, и укорила: — Не стоило переводить тему. Думаешь, я от безделья собирала сплетни? Разве тебе не хочется опробовать свой дар на деле и увидеть на месте случившегося то, что недоступно остальным? Ведь ты так мечтала быть полезной по возвращении из пансиона! Ну да, отец запретил тебе собственную практику. Но сейчас его здесь нет, а вернуться домой нам всё равно не позволят… Уверена, Праматерь пошлёт тебе подсказку.

Обсидиана закусила губу. Заманчиво! Да ещё как…

***

— Дамы, какая приятная встреча!.. — раздалось за спинами ­сестёр, когда те склонились над клумбой с оранжево-красными бархатцами в поисках следов.

Девушки тотчас испуганно отпрыгнули и развернулись, едва не выронив фонарь, в стеклянной колбе которого вились светлячки. Сумерки сгущались, но стихийник стремительно приближался, шурша опавшими листьями, и вскоре оказался в кругу света.

Высокий, элегантно одетый в зауженные брюки и расшитый ­золотыми позументами камзол. Кудрявый, темноволосый — как и все каменники, с щегольскими усиками над тонкими губами — очень похожий на своего дядюшку Златника в молодости, даром что племянник, а не сын.

— Обсидиана, Аметиста… Вы необычайно очаровательны, даже в такой неподобающей для приличных барышень позе…

— С каких это пор любование цветами считается неподобающим? — наконец оправилась от испуга и мигом нашлась с возражениями Аметиста.

— Любование? А мне показалось, что вы что-то обронили.

— Вам показалось. И вообще, почему вас так волнует наше времяпрепровождение? Идём, Обсидиана, — безапелляционно заявила Аметиста и подхватила под руку всё ещё пребывающую в замешательстве сестру.

— Как же так? Вас привлекли эти цветы, но неужели вам неинтересно, для кого их вырастили? Вы даже не спросите меня о бражнике? — с наигранной обидой в голосе поинтересовался Карат.

Приглашение к расспросам было страсть как заманчивым, и Обсидиана не выдержала.

— Так необычно: у каменников — и летающий питомец, — осторожно начала она издалека.

— Так летает же он в животной ипостаси. А стихийная суть его — каменная, в виде друзы жёлтых топазов, так похожих на расплавленное золото. И любимые цветы у него тоже как золото. В Самоцветном крае они довольно редки, почвы там совсем неплодородные. Зато у нас бархатцы растут хорошо, пусть и зацветают только к осени.

— Золото превыше всего? — провокационно уточнила Аметиста.

— Ну да, оно — прекрасный идеал, признак чистоты души, символ светила. И листья легендарного Древа Праматери были золотыми.

— Вот оно что. Идеал. Себя тоже, наверное, считаете идеальным? — уже откровенно насмешливо хмыкнула Аметиста.

— Никто не идеален, но каждый должен стремиться хоть чуточку стать лучше. Непростая задача, если не сказать тяжело достижимая, — с улыбкой и безо всякой заносчивости отозвался Карат.

— Да-да. Аурум — тяжёлый металл. И банкиры жалуются, что слитки неподъёмные, — съязвила Обсидиана, а Аметиста тихо прыснула в кулачок. Обе они ожидали, что княжеский племянник обидится, но тот оценил остро́ту.

— Браво, ваши познания выше всяких похвал.

Хотел было продолжить пикировку, но передумал, увидев идущего к ним по дорожке стихийника. Девушки тоже умолкли, дожидаясь, пока тот пройдёт мимо. Вот только по мере его приближения стало очевидно, что это не простой гость, а дознаватель по особым делам собственной персоной. Обсидиана словно окаменела: их присутствие на месте преступления может вызвать подозрения. Ведь как знала, что не стоит ввязываться в эту авантюру!

— Дамы… Господин Карат, если я не ошибаюсь, — холодно поприветствовал мужчина, едва поравнялся с любителями поздних прогулок. — Извольте объясниться, что вы все здесь делаете.

Он обвёл присутствующих таким взглядом, словно утопил в самом глубоком озере. Тёмно-синие глаза остановились на лице Обсидианы, и девушка не выдержала, потупилась и принялась рассматривать носки туфель, выглядывающие из-под юбки в пол.

Дознаватель Морок… Она знала его, когда тот был ещё только подающим большие надежды учеником пансиона. Благодаря острому уму, наблюдательности и логике мог расписать по минутам случившееся, выудить из пустячной беседы мотивы и тайные намерения окружающих, с лёгкостью раскрыть самое запутанное дело. Способности эти несколько пугали обывателей, что со временем породило множество странных слухов. Мол, туманник же, способен стихией просочиться в любую щель. Да и разум любого существа для него не преграда, захочет — прочтёт мысли кого угодно, как книгу. И только огневики перед его страшной силой будто бы неуязвимы — враждебная стихия, ясное дело.

— Мы всего лишь прогуливались, ведь для этого и устроен парк, — обворожительно улыбнулась Аметиста, однако это не возымело должного эффекта.

— Парк большой, а вы оказались именно здесь, — равнодушно обвинил он.

— Вы правы, — испугалась и торопливо призналась Аметиста. — Понимаете, Обсидиана ведь тоже училась в пансионе, как и вы, и довольно успешно, но обстоятельства сложились так, что получение диплома…

— Мне известно и об образовании вашей сестры, и об упомянутых обстоятельствах. В подробностях, — скупо бросил Морок, и Обсидиана закаменела от воспоминаний.

Страшно консервативный отец, будь его воля, вообще не отпустил бы дочь в пансион, если бы не необходимость обуздать дар. Редкий, странный, пугающий. При каждом обороте в стихию ­девушка проваливалась в моменты прошлого, настоящего, грядущего. Своего или чужого. Это было непереносимо: круговорот мыслей, эмоций, событий... В сознании всё спутывалось, сплеталось в жуткий клубок непонятных до конца видений. Обсидиана боя­лась потерять себя и сойти с ума.

Не зная, как помочь дочери, взволнованный отец поделился бедой с князем Златником, а тот посоветовал обратиться к директору пансиона, Гранитнику. Мол, у него такой же дар, знает, как с ним совладать. Вот только договориться насчёт обучения на дому не удалось и пришлось дать добро на переезд в учебное заведение.

Время шло, и Обсидиана училась принимать стихию, себя, свои умения. А вскоре перестала считать себя ненормальной. Судя по историческим хроникам, подобные видения Праматерь посылала древним ведунам, и уж они-то сумасшедшими точно не были. И пусть сейчас многое из того, что знали хранителей Древ, утрачено, да и сами Древа погибли, всё равно рождаются стихийники, которым под силу общаться с Изначальной. Тогда она поняла, что справится, сможет с этим жить.

В пансионе ведунья отвлеклась от невзгод, нашла друзей, понимание, заботу. А затем — когда и вовсе не ждала — любовь. Вот только отец не позволил доучиться, как только стало известно о романтической привязанности к Мороку… И зачем только рассказала?.. Думала, что семья за неё порадуется. Ошиблась — разразился грандиозный скандал.

Водник! Да ещё из семьи невысокого статуса! Туман — стихия изворотливая, вездесущая. Наверняка желает обманом просочиться в богатую семью, а потом растворить стихийную суть супруги, ­погубить или подчинить себе…

Только обсидиан — не соль. Его не растворить… Хотелось тогда возразить родителям, доказать, что Морок не такой, как они думают. Но она не посмела сказать этого вслух.

Что он может дать ей, привыкшей к комфорту и безбедной жизни? Мотаться с ним из края в край, обживать каждый медвежий угол по долгу его службы? А что, если её снова начнут мучить хаотичные видения? Справится ли, не оставит ли жену в трудный час?

И Обсидиана не выдержала. Сдалась.

Сначала сослалась на отцовскую угрозу отлучить от семьи. А когда Морок уговаривал сбежать из Жгучего края и пожениться тайком, трусливо солгала, что никогда не любила и не желает его больше видеть.

Отвратила от себя на веки вечные.

Теперь вот он перед ней, молод, по-прежнему хорош собой, добился успеха, признания, получил хорошую должность за без­укоризненную службу Княжескому Кругу.

— И когда вы только успели это выяснить?.. — Аметиста запнулась на полуслове и перевела недоумённый взгляд на сестру, когда та сильно сжала её ладонь. И беззвучно ахнула, прикрыв рот ладош­кой, — сложила, по всей видимости, два и два.

Дознаватель — выпускник того же пансиона, осведомлённый о ­личной жизни её старшей сестры. К тому же туманник...

Да, тот самый.

— Господин Карат? — Морок тем временем повернулся к кня­жескому племяннику.

— Вы уверены, что я должен докладываться о передвижениях в собственном доме? — проникновенно поинтересовался в ответ тот.

— Абсолютно. Тем более что это пока ещё дом вашего дяди.

— Пока что. Также прошу избавить и дам от ваших унизительных вопросов. Они не сделали ничего, что могло бы вызвать подозрения в их причастности к исчезновению бражника. Собственно, Обсидиана вчера вечером находилась рядом со мной, — не моргнув глазом, заявил Карат и заботливо приобнял девушку за плечи.

Обсидиана раздражённо покосилась на него и безуспешно попыталась увернуться от бесцеремонной руки, которая после изгнания с плеча легла на её талию: для чего это представление? Да, тогда они провели некоторое время за беседой, танцевали один единственный танец — это далеко не весь вечер! Разве она нуждается в выдуманном алиби?

— В самом деле? Весь вечер? — приподняв брови, сухо улыбнулся Морок. Но Карат невозмутимо заявил:

— Да, за исключением пары мгновений.

— Надеюсь, вы заручились одобрением главы её семьи для подобных вольностей, — не меняя выражения лица, дознаватель перевёл взгляд на Обсидиану.

Та моментально залилась краской и одним движением окончательно избавилась от объятий Карата. Но тот не выказал недовольства и медоточиво отозвался:

— Смею заверить, наши семьи всегда найдут общий язык. Каменники сумеют договориться между собой.

— Не сомневаюсь, — процедил Морок.

С минуту мужчины буравили друг друга взглядами, и выдержка отказала Аметисте первой — она схватила Обсидиану за руку и ­прощебетала:

— Рада, что всё так чудесно разрешилось!

Улыбка, которую девушка нацепила, сияла фальшивым бриллиантом, однако различать оттенки улыбок любимой сестры — умение, доступное, пожалуй, одной Обсидиане.

— Ничего не разрешилось, госпожа Аметиста, — возразил дознаватель, продолжая держать зрительный контакт с соперником. — Господин Карат, последний раз предлагаю добровольно открыть причину вашего пребывания здесь в столь поздний час. Иначе я буду вынужден установить её сам, — проникновенно пообещал он.

Карат и Аметиста как по команде вздрогнули: вне всяких сомнений, они тоже оказались наслышаны о талантах и методах Морока.

Девушка стиснула ладошку Обсидианы и прошептала:

— Неужели он влезет в наши головы?

Вот только дознаватель её услышал и безжалостно припечатал:

— Если не оставите мне иного выбора.

— Кто вам дал такие полномочия в деле семейного характера? — неожиданно перешёл в наступление Карат.

В ответ получил ещё более пристальный пронизывающий взгляд вкупе с адски томительной паузой. Казалось, ещё чуть-чуть — и они сцепятся насмерть, как два разъярённых кота. Обсидиана вытянулась в струнку, готовая в любую секунду то ли кинуться их разнимать, то ли, схватив сестру в охапку, броситься наутёк.

— С точки зрения закона у дела нет никакого характера. Кража есть кража, — наконец промолвил Морок, и напряжение, разлитое в воздухе, немного спало.

— Я вышел на прогулку, только и всего, — не выдержал противостояния Карат и отвёл глаза.

— Вы следили за сёстрами?

Обсидиана удивилась точности вопроса. А ведь и правда, внезапное и своевременное появление Карата подозрительно. Может ли он оказаться причастен к краже? Пошёл помешать ретивым сёстрам найти улики?

— Что? Конечно же, нет! — живо возмутился тот. — Что за глупые домыслы? Дамы, — развернулся он к девушкам, — уверяю вас, я ­никоим образом…

Он не успел закончить, замер и в ужасе уставился себе под ноги: по траве стелилось белое марево. Будто живое, оно двинулось кверху по ногам и телу Карата. Аметиста тихо вскрикнула и укрылась за спиной Обсидианы. А фигура Морока, стоящего неподалёку, буквально истекала туманом. Частичная трансформация — нечастое явление, требующее либо высокой концентрации внимания, либо очень сильных эмоций. Что и говорить — мастер!

— Как вы?.. Да как вы смеете… — Карат схватился за кольцо на пальце — оберег, защиту от влияния чужих стихий, но коварный дознаватель рванулся к нему и перехватил руку.

Но у того вдруг натурально закатились глаза, тело обмякло, и он тяжело повалился в траву возле парковой дорожки.

— Чтоб мне развоплотиться, — выругался себе под нос Морок.

Присел рядом, пощупал пульс, проверил зрачки.

— Что вы наделали! — пришла в себя Аметиста, едва туман ­исчез. — Что… что с ним?.. — прошептала она, пряча лицо на плече у сестры.

— Ничего особенного, обычный обморок. Надо же, какой чувствительной особой оказался господин Карат… — проворчал дознаватель и принялся хлопать того по щекам. Княжеский племянник протяжно застонал, и Аметиста с неожиданным рвением оттолкнула его обидчика:

— Да что же вы делаете?! Ему же больно!.. Карат, сейчас… сейчас, я тебе помогу…

Аметиста принялась заполошно гладить пострадавшего по лицу, шептать ободрительные глупости…

Морок вскочил и ошарашено уставился на неё, затем недоумение его сменилось раздражением.

Обсидиана шагнула к нему и неловко схватила за запястье. Он застыл и остановил напряженный взгляд на её пальцах на его руке.

— Пожалуйста. Его нужно отнести в дом, — прошептала она.

Мужчина продолжал смотреть вниз. Даже полслова не соизволил обронить, и девушка поспешно отпустила его руку: похоже, её прикосновения оказались не слишком ему приятны.

Лишь после этого Морок, хмурясь, скинул китель, деловито закатал рукава сорочки, взвалил беспомощного Карата себе на спину на манер мешка и молча двинулся по направлению к дому.

Обсидиана подняла его китель с земли: негоже бросать форменную одежду без присмотра.

До крыльца они добрались без проблем, а вот далее возникли трудности.

— Откуда же мне знать, где его комната? — возмущённо прошептала Аметиста. Подобрав юбки, взбежала по лестнице и огляделась.

— Время позднее. Справляться об этом ночью точно не стоит, — мрачно рассудила Обсидиана, не увидев слуг.

— Так куда мне его тащить? — раздражённо поинтересовался Морок. — Если вы не поторопитесь, придётся нести уже меня.

— Между прочим, это по вашей милости… — запальчиво начала было Аметиста. Но Обсидиана прервала поток негодований и направилась к выделенной им комнате.

— Идите за мной.

Чудом, не иначе, мирно почивающую за соседней дверью тётушку Агату удалось не потревожить. Морок, свалив свою ношу на кровать, огляделся и хмыкнул, осознав, что девичья комната — не место для посторонних мужчин. Потому встал, скрестив руки на груди, и негромко приказал:

— Довольно, господин Карат. Я же вижу, что вы в порядке.

Княжеский племянник застонал, приоткрыл один глаз и страдальчески ощупал лоб и виски. Выглядело это несколько театрально, будто он только что предоставил возможность господину дознавателю продемонстрировать не только ментальные способности, но и физическую выносливость.

— Что вы на него набросились? Вы же не лекарь! — вступилась Аметиста и принялась хлопотать: принесла из соседней комнаты мокрое полотенце, положила пострадавшему на лоб. Вытащив из ридикюля нюхательную соль, сунула под нос, чтобы быстрее прояснилось сознание.

Карат явно получал удовольствие от происходящего и всячески поощрял повышенное к себе внимание. И Морок не выдержал:

— Я ухожу. Доброй ночи, дамы.

Он скрылся за дверью, выхватив китель из рук Обсидианы.

И ­девушка, посмотрев ему вслед, сердито спросила, перебив умиротворительное щебетание сестры:

— Зачем вы солгали дознавателю?

— О чём? — недоумённо вскинул брови Карат.

— О том, что вчерашний вечер провели вместе со мной.

— Это не ложь, а…

— Только отчасти правда.

— Мне показалось, он несколько враждебно настроен против вас. Нездоровое внимание с его стороны в ваш адрес: взгляды, странные вопросы. Хотел оградить от его предвзятых выводов. И потом, даю руку на отсечение, вы ведь не крали нашего питомца.

— Конечно, нет. Но вам-то откуда знать наверняка?

— Есть некоторые основания быть уверенным в этом вопросе. Кроме того, не так уж я погрешил против истины при разговоре с господином Мороком: за исключением пары моментов, во время торжества вы находились в поле моего зрения.

— Зачем же? — с подозрением прищурилась Обсидиана.

— Не мог отвести глаз. Вы обворожительны…

— Ах, оставьте эти глупые игры для впечатлительных дурочек! — раздражённо поморщилась она.

— Обсидиана, хватит допросов, — внезапно вмешалась Аметиста. — Вы говорите слишком громко. Разбу́дите тётушку Агату…

Как в воду глядела! В тот же миг в коридоре раздался шум.

Дверь отворилась, и в комнату зашла сухопарая, остроносая женщина невнятного возраста с чепчиком на голове, скрывающем волосы, и закутанная в длинный халат. Сёстры в панике переглянулись: как можно было быть такими беспечными и не закрыть дверь на ключ?! Карат же вскочил с кровати как ошпаренный, забормотал извинения и в неуместном для ситуации приступе вежливости попытался поцеловать стихийнице руку.

— Что здесь происходит? Какой позор! — возопила тётушка. Всплеснула руками и принялась заваливаться в кресло.

А потом начался водевиль пополам с фантасмагорией… Тётушка то хваталась за сердце, причитая, что не выдержит удара по репутации семьи, то разоблачала умысел господина Карата опорочить порядочных девиц, то пускалась в пространные рассуждения о свадебной моде и родстве душ каменников. Аметиста и Карат пылким дуэтом пытались возражать, объяснить всё недоразумением, но не преуспели. И княжеский племянник переменил тактику — пустил в ход всё обаяние, данное ему Изначальной: сыпал комплиментами, заверял в матримониальной решительности в случае нужды, словом, стойко выдержал истерический припадок тётушки, не сбежал и вообще повёл себя на удивление достойно. И лишь когда поклялся именем Праматери, что намерения его самые серьёзные, Агата смилостивилась и согласилась до поры сохранить произошедшее втайне.

Обсидиана прикрыла глаза рукой и обессиленно опустилась на краешек кровати. Сейчас её пугало только одно: когда тётушка известит отца о выходке Карата, особенно преподнесёт свою версию событий, случится либо свадьба, либо дуэль. И то и другое событие представлялись одинаково неприемлемыми.

Окончательно умиротворить тётушку Агату удалось лишь к полуночи. Только после этого девушки смогли лечь спать, а утром за завтраком в княжеской трапезной им объявили, что дознание пришло к некоторым промежуточным выводам, и большинству гостей разрешено покинуть усадьбу.

Обсидиану, Аметисту и их родственницу попросили остаться на правах особо важных гостей. Младшая сестра бездумно радовалась, а старшую приглашение озадачивало. Она не находила себе места: что за выводы сделал дознаватель? Почему именно их не отправили домой, а пригласили погостить дольше? Какие последствия будет иметь компрометирующая их история? А главное — как поговорить с Мороком?..

***

Прогулка в парке с Каратом не приводила Обсидиану в восторг, в отличие от Аметисты. Та просто искрилась радостью и явно находила его общество приятным во всех отношениях. Они обменивались глупыми шутками, делились мнением о прочитанных книгах, сообща пытались вывести её из задумчивого оцепенения. Безуспешно, но крайне навязчиво.

— Обсидиана, не будь букой, — надула губы Аметиста. — Предлагаю сегодня вечер задушевных разговоров! Развеем наши печали!

Как она быстро перешла на сторону неприятеля, аж противно! А ведь обещала оградить её от подобного времяпрепровождения…

— Согласен, — весело поддержал предательницу Карат. — Пусть будет игра в секреты. Каждый раскроет страшную тайну или…

Страшные тайны желаете?.. Что ж, сам напросился!

— Как насчёт предсказания о вашем будущем? О месте и времени развоплощения? — флегматично предложила ведунья.

— Обсидиана! — возмутилась Аметиста. — Вовсе и не нужно ­такого…

— Как славно, что вы сами предложили, — неожиданно обрадовался Карат. — Не смел и просить о таком! Если хотите, можем приступить немедля. Что для этого понадобится? Готов устроить вас, дорогая Обсидиана, с наивысшим комфортом!

— Это была шутка, — раздражённо отрезала ведунья, развернулась и решительно направилась обратно к дому.

Что за балаган? Или сарказм? Изначальная, за что ей всё это?

Впрочем, побег ей ничем не помог — Аметиста и кавалер плелись следом. Пришлось отбиваться от уточняющих предложений о месте, времени и толковании предсказаний, расспросов о механизме погружения в тайны бытия и прочих раздражающе пытливых домогательств. Вот же какой настырный этот Карат! Никогда бы не подумала, что его любознательность может перейти все личные границы.

***

Ни к обеду, ни к ужину господин дознаватель не спустился. Обсидиана весь день и начало вечера пребывала в нервном напряжении: неужели он закончил расследование и отбыл по месту службы?

И как быть теперь с Каратом? Его поведение выглядело донельзя странно: возможная слежка, обморок этот сомнительный, нелепая привязчивость… Подливала масла в огонь и Аметиста, которая с совершенно глупой улыбкой не ходила, а порхала бабочкой, не замечая ничего вокруг. Влюбилась? В этого липкого княжеского племянника?

Без сестринской поддержки сделалось совсем тоскливо и одиноко: за ужином тётушка Агата и князь Златник вели задушевные беседы о семейном счастье, продолжении рода и детишках от родителей одной стихии — как великом промысле Изначальной. Карат успевал галантно ухаживать за обеими сёстрами, без устали расточая витиеватые комплименты. Обсидиана в их компании с каждой минутой всё сильнее ощущала себя лишней, а всеобщая благостная атмосфера наводила тихий ужас. Единственной радостью стало упоминание князем о дознавателе: мол, очень занят формальностями, а расследование вот-вот будет окончено. Весь остаток вечера и полночи девушка провела в раздумьях, как вызвать Морока на разговор.

Идея пригласить его на утреннюю прогулку поначалу показалась делом несложным, неспособным вызвать подозрения у окружающих. Вот только на лице горничной, которую Обсидиана попросила передать личную записку для господина дознавателя, зазмеилась понимающая улыбка. Не стоило, конечно, судить о собственной репутации по домыслам одной отдельно взятой стихийницы, но факт оказался неприятным и заставил задуматься. Особенно после ночных приключений накануне — уверенность, что их выходка осталась незамеченной, явно была большим заблуждением.

Именно поэтому идти в парк к фонтану, где была назначена встреча, было тревожно. И всё же Обсидиана пришла и сидела на скамеечке, теребя в руках платочек, кусая губы и в тысячный раз повторяя про себя фразу, придуманную для начала разговора. Однако за время ожидания смелости в ней изрядно поубавилось, отрепетированные слова стали казаться нелепыми, а само «свидание» неуместным и непристойным.

Не следовало приходить, не следовало приглашать…

За минуту до условленного времени девушка вскочила со скамейки, полная решимости на этот раз позорно сбежать.

— Госпожа Обсидиана, — раздалось за её спиной, едва она успела сделать пару шагов.

Изначальная, как же он отвратительно пунктуален!

Заготовленные слова моментально вылетели из головы, туго затянутый корсет неожиданно начал душить, а от волнения подкосились ноги. Морок молниеносно оказался рядом и подхватил под локоть.

— Тебе нехорошо? — обеспокоенно нахмурился он.

— Нет-нет, я… Всё в порядке.

— Пожалуйста, присядьте, — настоятельно проводил её к скамейке Морок, вновь перейдя на официальный тон. — Вы просили о встрече, — начал он, усаживаясь рядом. — Я весь внимание.

— Да, я хотела сообщить об увиденном на месте происшествия. Может, это окажется полезным.

— И что же?

— Это было видение, пара секунд, не поручусь за достоверность, но… Кажется, бражник не украден, а развоплотился… Я видела его лежащим среди бархатцев друзой жёлтых кристаллов. И протянутую к нему руку. Обычную. Без украшений и особых примет. Это всё.

— Спасибо, что рассказала, — кивнул Морок.

По его губам скользнула лёгкая улыбка, и девушка привычно восхитилась его наблюдательностью:

— Ты уже и так знал, да?

— Многое остаётся неясным, но в общем я догадываюсь, в чём дело. Наблюдение за княжеской семьёй оказалось полезным.

— Если так, то… — задумалась Обсидиана. — Всё равно не понимаю. Столько усилий ради поисков развоплотившегося питомца? И почему они создали видимость, что украли живого бражника?

— У князей могут быть свои тайны и интересы, они же не простые стихийники. Вся их жизнь на виду, и молва разносится быстро. Но мне нельзя покинуть усадьбу, пока я не выясню все подробности.

— Ты для этого пугал Карата. Чтобы он проговорился? — шёпотом уточнила Обсидиана.

— Ты же знаешь, это стандартная для меня практика.

— И почему же ты сделал это в парке при свидетелях? Намеренно хотел, чтобы мы с сестрой увидели его позорный обморок?

Мужчина заметно напрягся, но от ответа уходить не стал.

— Мне нужно было выяснить, зачем он следит за тобой… за вами с Аметистой. Знать точно, а не строить предположения из его многословных речей, в которых ложь перемешана с истиной.

— И зачем же он следил?

— У Карата в отношении тебя корыстный интерес. Только пока я не знаю причин, — отстранённо глядя мимо неё, сообщил Морок. — В общем, учти: он не влюблён.

Отчего-то Обсидиану задели его слова. Вовсе не потому, что ей важны чувства Карата. Потому, что произнёс эту фразу холодно и безразлично? Потому, что Мороку совсем нет дела до неё? Ни капли?

Стихия каменницы недовольно потемнела от подобных мыслей. Но девушка не позволила ей взять верх — сейчас не время для обид.

— Спасибо, что предупредил. Я обязательно приму к сведению, — натянуто улыбнулась она.

— Прости, что расстроил, — хмуро отозвался Морок через некоторое время, которое позволил себе бессовестно разглядывать выражение её лица. — Лучше узнать правду сразу, чем обманываться иллюзиями.

Обсидиана опустила взгляд: скрыть эмоции не выходило.

Как уж тут не понять намёка? Она его предала и обидела. Солгала. Себе в том числе. И прощенья просить сейчас совсем не к ­месту…

— Ясно, — не поднимая взгляда, отозвалась. — Пожалуй, мне пора.

Девушка встала со скамейки, но Морок через пару мгновений, будто решившись, поймал её за руку. И это прикосновение едва не лишило здравомыслия. Ещё и слова, сорвавшиеся с губ мужчины — взволнованного, обеспокоенного, — добавили в мысли сумбура.

— Обсидиана, знаю, ты сейчас расстроена… Но мне нужна твоя помощь. Прости, наверное, это несколько неуместно…

— Что? О чём ты? — забыв о намерении уйти, тихо выдохнула стихийница.

— О расследовании. Я хочу кое-что проверить… Поможешь?

***

— Мы что, вломимся в хозяйский кабинет? Без спросу? — в ужасе прошипела Обсидиана, озираясь по сторонам.

Да, не совсем такие следственные действия, запланированные на этот вечер, она себе воображала. Вернее, совсем не такие!

— Считаешь, если попросить, князь разрешит нам вломиться? — с долей весёлости приглушённо поинтересовался Морок.

— Зачем вламываться, если у тебя есть полномочия?

— Мои полномочия не распространяются на потерпевших, а я не уверен, что хозяин дома добровольно сознается. Вопрос слишком деликатный…

Замо́к, с которым он всё это время возился, щёлкнул, и мужчина, удовлетворённо хмыкнув, поднялся с колен. Отворил дверь и гостеприимно простёр руку:

— Дамы вперёд.

— Карата ты припугнул без лишних сантиментов, — возразила Обсидиана, шагнув в полумрак комнаты. — Разве он не потерпевший?

Морок едва заметно поморщился и тихонько закрыл дверь.

— Тебя так заботит его пострадавшее самолюбие или состояние здоровья?

— Меня заботит отсутствие логики в твоём рассуждении на этот счёт.

— Мне нужно было видеть его реакцию, и я увидел. На этом всё, — категорично заявил дознаватель.

— Прекрасно, — язвительно отозвалась Обсидиана. — Надеюсь, предмет наших незаконных поисков не является тайной следствия?

— Нет. Мы ищем маленькую друзу жёлтых топазов.

— Что? Ты считаешь князь сам?..

— Есть у меня некоторые соображения. Не просто так о пропаже заявили в день торжества, — объяснил Морок, цепким взглядом окидывая помещение. — Если бы твоя сердобольная сестра не вступилась за Карата, нашего с тобой вторжения сюда не случилось бы. Нашла кого жалеть… Передай ей, кстати, мою благодарность.

Поймал полный недоумения взгляд Обсидианы и добавил:

— Я бы его дожал, и он бы как миленький всё выложил бы. Но тогда ты не пошла бы со мной.

Вторая часть фразы понравилась девушке куда больше первой, только акцентировать на этом внимание и тешить себя иллюзиями она не стала. Коротко кивнула:

— Ясно. Тогда приступим к делу… — Сняла с шеи кулон с янтарём и предупредила: — Место я увижу, только если оно совсем рядом. Ну… ты знаешь.

— Я помню, Обсидиана, — улыбнулся Морок. — Поэтому мы здесь.

Тепло разлилось в груди от его слов. Он не забыл. И она — тоже.

Пальцы коснулись гладкой золотистой поверхности, ведунья закрыла глаза и отпустила на волю стихию. Миг — и на месте стихийницы появилась чёрная каменная глыба, едва заметно поблёскивающая в свете заходящего светила, проникающего сквозь раскрытые шторы. И вот в этой каменной внутренней сути — спокойной, уравновешенной — отразилась глубина безвременья, а в ней мелькнуло печальное лицо князя Златника, сидящего за секретером. Перед ним на столешнице лежал развоплотившийся каменный бражник. Вернее, то, что осталось от его стихийной сути — друза топазов. Князь сокрушённо вздохнул, бережно обернул её в батистовый платок с княжеским вензелем, убрал в выдвижной ящик стола и закрыл на ключ.

— Как ты? — это было первое, что услышала Обсидиана, когда вернула себе человеческий облик.

Открыла глаза — Морок держал её за плечи и обеспокоено заглядывал в лицо.

— В ящике стола, — быстро отозвалась, проигнорировав вопрос.

— Ты не ответила.

— Я в порядке, небольшая слабость, но это нормально.

Он усадил её на диван, а сам метнулся к секретеру. Какое-то время возился, подбирая отмычку, и наконец выдвинул ящик.

— Что и требовалось доказать, — удовлетворённо хмыкнул. — Теперь можно требовать объяснений от князя.

— Зачем вообще было устраивать расследование, если питомца никто не крал? — в очередной раз удивилась Обсидиана.

Вот только ответить Морок не успел — за дверью послышались шаги и звяканье ключей в замочной скважине… Дознаватель негромко выругался, огляделся, обхватил Обсидиану за талию и, зажав ей рот ладонью, проворно увлёк в альков. Прижал в боковой арке и распустил тяжёлую бархатную штору, которая теперь надёжно укрывала их от чужих глаз.

— Пожалуйста, только не волнуйся и молчи, ради Изначальной, — прошептал он в самое ухо.

Она кивнула, и Морок медленно отнял руку от её лица, продолжая по-прежнему прижимать к себе за талию, хотя небольшое пространство алькова позволяло держать бо́льшую, если не сказать целомудренную, дистанцию.

Но Обсидиане совсем не хотелось, чтобы он выпускал её из своих объятий… И руки её, покоившиеся на его груди, вовсе не отталкивали, а ощущали, как часто и неистово бьётся сердце под форменным кителем.

— Что же это, я дверь не запер? Старею, — глухо проворчал князь, тяжело ступая. Пришёл он не один, потому что тут же раздался ­второй голос.

— Дядя, я в замешательстве. Всё оказалось сложнее, чем представлялось.

Скрипнуло кресло, и князь Златник хрипло рассмеялся:

— По словам досточтимой госпожи Агаты, отец Обсидианы не станет возражать против вашего брака. Кто отправляет девиц на праздник в честь окончания Осенней ярмарки без намерения выдать их замуж? А породниться с нашей семьёй — большое везенье. Тем более ты — мой единственный наследник… Как, кстати, твои успехи в обольщении?

— Ах, не бередите душу, — недовольно буркнул Карат. — Я совершенно не возражаю против женитьбы в принципе. Да и Обсидиана — девушка красивая и неглупая. Но она совершенно не выказывает ко мне должной приязни!

— Ничего, — ободрил князь. — Во всяком случае, если откажет — отец велит, и строптивости поубавится.

— Думаете, не воспротивится, не ослушается она отцовской воли? Вот и славно! — порадовался Карат. — Ну а когда войдёт в семью, сама будет заинтересована поладить со мной. Правда, я предпочёл бы в жёны младшую из сестёр, нет в ней странной мрачности и холодности, — задумчиво прибавил он. — Но ради интересов семьи я готов смириться.

Обсидиана возмущённо дёрнулась и немного отстранилась, чтобы заглянуть Мороку в глаза, но он не удостоил её взгляда, только стиснул зубы, а его рука на её талии будто стала тяжелее.

— Это, безусловно, достойно уважения, — похвалил племянника Златник.

— Ну так решено, завтра же признаюсь в чувствах и сделаю предложение. Репутация семьи и в этом вопросе не пострадает.

— Репутация, да… — задумчиво согласился князь и неожиданно с возмущением и одновременно болью в голосе пожаловался: — Как же не вовремя расцвели эти проклятые иноземные цветы! Бражнику так нравился их нектар! Кто ж мог помыслить, что малыш не знает меры? Развоплотился от обжорства, а я отвечай. Какой ­позор для князя — не суметь позаботиться о питомце! Как такой болван может нести ответственность за подданных, раз даже за бабочкой не уследил? Брось хоть кто-то такое обвинение — и молва бы пошла, что Праматерь меня своей милости лишила, а значит, на смену династии намекает. Тем более детей у меня нет, а ты не прямой наследник. Смута бы началась.

— Удачно вы придумали всё на вора свалить. А когда меня князем после свадьбы с Обсидианой объявите, к вам такого пристального внимания уже не будет. Хорошо, что дознаватель до сути не докопался... И зачем вообще Гранитник его сюда позвал?

— Он же мне услужить хотел, сочувствовал. Только знаешь, Морок не зря на все края славится. Поди уж догадался. Я вот думаю… Может, начистоту с ним поговорить? Должен же понять старика. Да и нехорошо, если правда до Княжеского Круга дойдёт.

Он сокрушённо вздохнул и позвал:

— Хватит о худом думать, идём ужинать.

— Ну и что ты хотел этим доказать? Что я никому не интересна сама по себе? Что меня нельзя полюбить просто так? Так вот, к твоему сведению, я сама не желаю быть интересной ни ему, ни кому бы то ни было! — едва сдерживая злые слёзы, обвинила Обсидиана, когда хозяева оставили кабинет.

Морок выпустил её из своих рук и, мазнув взглядом по полыхающими от гнева и стыда щекам, опустил голову, словно разглядывая что-то под ногами.

— Нет, вовсе я не хотел ничего тебе доказать. Как, по-твоему, я мог бы предугадать, о чём они заведут разговор? — мягко возразил, но девушка сейчас была не в состоянии прислушиваться к голосу разума.

— Не знаю! Но ты привёл меня сюда, заставил слушать, что брак со мной возможен только ради выгоды. Просто… просто ты хочешь сделать мне больно! Знаю, что заслужила, и ты в своём праве. Но не старайся! В этом не преуспеешь. Я и так чувствую себя… — она отвернулась к окну и проглотила ком в горле.

— Почему? — тихо спросил Морок.

— Что — почему?

— Почему ты не желаешь быть кому бы то ни было интересной?

Обсидиана развернулась и пристально посмотрела в тёмные синие глаза. На секунду ей показалось, что он всё понял и сейчас подойдёт, прижмёт к себе, даст выплакаться в плечо, погладит по голове, утешит. Как прежде.

Страшно хотелось повернуть время вспять. Возвратить момент, когда они оба были счастливы. Тот день, час, миг, когда поняли, что их дружба — уже и не дружба вовсе.

Нет. Прошли те времена, а изменить прошлое она не в силах…

На глаза навернулись слёзы, а горло сдавило спазмом. И всё же Обсидиана пересилила себя — нельзя, чтобы он увидел её плачущей, как обиженная девчонка.

— Я устала и хочу спать. Прошу прощения, — сумела выдавить она. Шагнула к выходу и охнула, когда Морок поймал её за руку, развернул и привлёк к себе за талию.

— Обсидиана, спрошу только раз, — прошептал ей в губы. — А мне… мне ты хочешь быть интересной?

— Очень, — не задумываясь, выдохнула она, и мужчина до боли стиснул в объятьях, впился в рот требовательным поцелуем.

Волна восторга прокатилась от макушки до пяток, вкус его губ пьянил, такой знакомый и желанный…

За истерику стыдно не было.

***

В комнату Обсидиана вернулась в эйфории. Сердце порхало где-то в облаках, в мыслях впервые за последнее время воцарилась благодатная пустота…

Какое же счастье — ни о чём не тревожиться, не думать всякое...

Он любит! Всё ещё любит. Завтра, уже завтра Морок придёт за ней, и всё решится. И если он скажет бросить всё, она бросит. Ни секунды раздумывать не станет. Уедет с ним хоть на край света.

Она глупо хихикнула, прокралась на цыпочках к кровати, сняла туфли и принялась расстёгивать пуговички корсажа.

В ночной тишине неожиданно раздался всхлип. Ещё один...

— Аметиста? — испугалась Обсидиана. Подскочила и шагнула к соседней кровати. — Ты что, плачешь? Кто тебя обидел?

— Ты с ним была, да?.. — гнусавым шёпотом обвинила младшая сестра.

— С кем — с ним? — растерялась старшая.

Откуда она может знать про Морока?!

— Ох, Обсидиана, я же знаю, когда ты врёшь… Никогда не думала, что буду ненавидеть тебя. Я отвратительная, ужасная сестра!.. — взвыла Аметиста и уткнулась лицом в подушку.

— За что же ты меня ненавидишь? — Обсидиана тихонько опустилась на краешек кровати и погладила её по плечу.

— Как же больно видеть тебя такой счастливой… с ним.

— Аметиста, я не понимаю, причём здесь ты, объясни же толком!

— Как причём? Я же люблю его, а выйдешь за него ты!

— И когда ты успела влюбиться?

— Не знаю… Но мне казалось, что и он что-то чувствует ко мне. Вчера на прогулке он так смотрел… А когда я оступилась, нёс на руках до дома, думал, я ногу подвернула… И потом я надеялась, что понравилась ему больше тебя…

— Так ты о Карате?!

— Конечно! О ком же ещё?

— Неважно, — махнула рукой Обсидиана, счастливо улыбаясь. — Так вот, можешь прекратить ненавидеть меня сейчас же — Карат мне совершенно безразличен, и я не имею ни намерения, ни желания выходить за него ни при каких обстоятельствах!

— Правда? — Аметиста подняла на сестру заплаканные глаза.

— Самая что ни на есть правдивейшая правда!

— Так, подожди, а ты о ком думала? О Мороке своём? Ты с ним сейчас была? Да ты с ума сошла! — прикрыла ладошкой рот Аметиста. — Ты его любишь, да?..

— Люблю, — мечтательно вздохнула Обсидиана.

— Только не вздумай сбежать с ним — я с тоски умру без тебя! Мы обязательно что-нибудь придумаем, — Аметиста подскочила и села на постели. — Надо тётушку Агату склонить на свою сторону! И маму подключим, устроим отцу невыносимые условия, если будет возражать… Решено, завтра я пойду к тётушке, потом напишем маме…

— А я завтра сосватаю тебя Карату!

— Думаешь, стоит? — зарделась Аметиста.

— Конечно!

Не так уж он плох, раз радеет о семье, да и Аметиста ему приглянулась.

***

Аметиста, как и обещала, ни свет ни заря умчалась упрашивать тётушку. Морок ещё не посылал за Обсидианой с запиской — так они условились, и девушка решила выяснить отношения с Каратом: отговорить того делать ей предложение, обрисовать всю глубину его несчастий, на которые он обречёт себя, если станет настаивать на женитьбе, и обратить внимание на более подходящую ему невесту.

Настроение Карата в утренний час оставляло желать лучшего, но на приглашение он ответил согласием. И потому уже через полчаса они сидели на скамейке возле главного входа в усадьбу.

Обсидиана ожидала привычных ему широких жестов и исходящих патокой речей, но княжеский племянник молчал и был сам не свой. Это настораживало, потому без предисловий заговорила:

— Карат, давайте начистоту. Прошу вас, ради Изначальной, не делайте предложений, на которые получите отказ. Зачем я вам? Хотите, чтобы я вас возненавидела всей душой? Желаете соединить свою судьбу со стихийницей, которой вы противны? Вы мне жизнь разрушите, и, обещаю, я приложу все усилия, чтобы испортить вашу.

И без того несколько натянутая улыбка мигом увяла. Несомненно стихийник принял запальчивое предостережение всерьёз и даже возразил без свойственной ему экспрессии:

— Ох, милая Обсидиана, с чего вы взяли?.. И мыслей подобных не было.

Что? Мыслей не было? Куда, интересно знать, они подевались?

— Странно слышать такое, когда ваш дядюшка в тандеме с моей тётушкой посвятили свадебной теме не менее двух вечеров. И были очень убедительны в этом направлении.

— Доводы господина Морока тоже оказались весомы, — пробурчал под нос Карат.

— Что, простите? — пролепетала Обсидиана. Неужели Морок говорил с ним?

— Не буду врать, для нашей семьи такая невеста, как вы, стали бы подарком Праматери, — ушёл от ответа жених.

— В нашем крае много девушек, достойных составить вам партию, — не согласилась Обсидиана.

— Видите ли, это вопрос несколько деликатного толка… Вы, наверное, слышали о некоторых затруднениях нашей семьи, связанных с питомцами. Словно Праматерь испытывает нас, вынуждая искать их в чужих землях. Дядюшка полагает, что это связано с чистотой стихийной сути, за которую так ратовали наши предки. Она же у княжеского рода рудная, и её никогда не смешивали с другими каменными ипостасями. Скальников и осадочников считали недостаточно изысканными. А кристальников и минеральников в нашем крае никогда и не было. Вот и подумал дядя, что Изначальная гневается именно из-за этого, намекает, знаки посылает. А мы глухи к её воле. Оттого и меня попросил жениться на девушке с кристальным обликом. Вы и ваша сестра именно таким и обладаете.

— Получается, мой дед очень удачно для вас перебрался из Самоцветного края в Жгучий? — с лёгким сарказмом уточнила Обсидиана.

— Ну да, — пожал плечами Карат, не видя смысла отрицать очевидное. И добавил: — К тому же он, насколько я знаю, был двоюродным дедом нынешнего князя Самоцветного края — Аквамарина. Знатный род. Разве можно такую удачу упускать?

— Вы правильно заметили, что нас двое, — не стала обижаться на откровенность Обсидиана. Такое признание, раскрывающее слабости, достойно уважения. — И если первая вас отвергает, то второй ваши ухаживания покажутся более чем приятными. И с ­объяснением на вашем месте я бы тянуть не стала…

Карат смешался, не сразу сообразив, что она намекает на взаимность чувств.

— О! Я тотчас же пошлю за цветами! — он вскочил, рванул было к дому, но тут же вернулся и снова присел на скамейку. — Обси­диана, я, конечно, тороплю события, но очень прошу вас выйти замуж раньше, чем Аметиста. Я же будущий князь и традиции ­должен уважать.

Какой же он динамичный для каменника! С Аметистой его стихия явно поладит.

— Это не только от меня зависит, — улыбнулась Обсидиана.

Карат понимающе кивнул, благодарно припал к её рукам, снова засуетился и бросился к дверям. Обсидиана, почувствовав чей-то взгляд, подняла голову — из окна на неё смотрела, сияя почище полуденного светила, Аметиста. А в окне этажом выше мелькнула светловолосая голова.

***

Морок исчез. Не объявился ни к вечеру, ни на следующий день.

Обсидиана не находила себе места. Почему он собрался, уехал, не сказал и полслова. Что произошло?

Сначала она ждала, что любимый вернётся. Мало ли — неотложные дела, служба.

Потом пришло отчаяние. Нет, не бросают подобным образом того, кто по-настоящему дорог.

Зачем он так с ней? Отомстил? Посмеялся?

Нет, это слишком жестоко, даже для него.

Аметиста утешала сестру как могла, твердила о каком-то недоразумении, двусмысленности беседы Обсидианы и Карата, свидетелем которой стал Морок, обещала расспросить Гранитника, найти его и заставить объясниться.

Свадебные хлопоты бесконечно занимали всех домочадцев без исключения. Лишь Обсидиана часами сидела в парке или биб­лиотеке за книгой. Отстранённо смотрела вдаль, не проронив ни слезинки. Даже приезд родителей не принёс радости.

Месяц пролетел как один миг, день свадьбы настал, а Обсидиана не могла себя заставить хотя бы улыбнуться. Ходила молчаливой тенью по празднично украшенным комнатам, принимала поздравления, кивала гостям.

На секунду ей показалось, что в пёстрой толпе мелькнула фигура Морока, и сердце радостно ёкнуло, но она тут же запретила себе даже думать, что такое возможно.

— О, дорогая, — возникла словно из ниоткуда Аметиста, наряженная в платье из золотой парчи. — Приехал, наконец! Мы уж и не надеялись, упрямый ведь, ни за что не хотел с Каратом говорить… Между прочим, он пошёл к нашему отцу.

— Не могу выразить словами, как я рада, — бездумно отозвалась Обсидиана.

— Сестра, опомнись! Ты слышала, что я тебе сказала?

— Слышала. Кто-то приехал и пошёл к отцу…

— Морок твой приехал! Он ведь тогда решил, что ты за Карата выходишь. Выслушать его не пожелал, а вот приглашение на нашу свадьбу получил…

Воздух вокруг будто резко улетучился. Мысли путались, сосредоточиться не получалось, мир вокруг завертелся и сошёлся в одну точку…

Обсидиана пришла в себя от гомона голосов — муторного, раздражающего, и только руки, обхватившие её ладонь, лаская приятным теплом, не давали сойти с ума окончательно. Она открыла глаза и натолкнулась на обеспокоенный взгляд синих глаз… Морока. Значит, ей это не привиделось? Он и правда приехал? Ходил к отцу просить руки?..

— Итак, дорогие мои, — послышался звонкий голос Аметисты. — Обсидиане уже лучше, пойдёмте к гостям! Папа, ну же! Им давно пора поговорить!

Она настойчиво вытолкала всех за дверь и сама вышла, напоследок подмигнув Мороку.

— Обсидиана, я так виноват… Такая круговерть, у тебя столько родственников, оказывается. То есть… — он смутился и неуверенно поинтересовался: — Как ты себя чувствуешь?.. Прости, я что-то не то говорю, да?

— Да, — слабо улыбнулась она. — Но ты говори…

— Ты выйдешь за меня? — по-прежнему нерешительно, но наконец задал он правильный вопрос. — Если нет, то твой отец обещал по-самодурски настоять на нашем браке… А Аметиста со свету тебя сживёт, так и знай. И даже Карат внёс свою лепту, представляешь: дал адрес лучшей ювелирной лавки, чтобы я мог подобрать для тебя традиционный подарок, символ стихии жениха.

Он раскрыл ладонь, и Обсидиана ахнула, увидев серьги в виде капелек воды из голубого горного хрусталя.

— Все против меня. Словно сговорились…

— Не то слово. Придётся тебе согласиться.