Камень на горе

Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться,

и нет ничего нового под солнцем...

Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти

у тех, которые будут после.

(Книга Екклезиаста. I, 4-11)

«Дорогая матушка! С прискорбием сообщаю вам дурные вести. Мною был подписан мирный договор, условия которого оставляют желать лучшего. В последний момент посол Гебета сумела убедить Совет, что и Мроак должен в этом участвовать: она настаивала, что следует отправить к варварам парламентёра и обещать им отмену санкций в обмен на сотрудничество. Пирания и Архипелаг выступили против и оказались в меньшинстве. Сразу после голосования госпоже Мизераклоу делегировали полномочия чрезвычайного посла, и она на своём дирижабле отбыла в Мроак. К сожалению, вместе с ней отправился и мой брат...»

В открытое окно долетали весёлые трели синиц, раззадоренных близостью весны. В этом году она пришла рано, обманув февраль, разбередив юные сердца туманными надеждами. Королева Пораскидов Матильда Вторая с тяжёлым вздохом отложила письмо.

– В день, когда я умру, королевство развалится и сгинет, – посетовала она, обращаясь к старичку в пышных брыжах и старомодном костюме из линялого бархата.

Тот всем видом выразил сожаление, что семейные неурядицы омрачили прекрасное утро государыни-матушки.

– Лучше бы господь прибрал меня вместе с мужем, чтоб не видеть этого позора, – продолжала она. – Что мне с ними делать, Василий? Разве можно доверить страну таким безмозглым детям?

Советник хранил молчание. Скандальные вести из Бирюселя достигли столицы раньше письма, но придворные делали вид, что не знают о похождениях принца. Подумаешь, влюбился и потерял голову! Править-то всё равно не ему, а старшему брату. Да и престол не скоро освободится, шептали злые языки, ведь королева-мать в свои шестьдесят ещё крепка телом и духом – не зря её называют Железной Матильдой.

– Скажи мне, милый, кто эта профурсетка, увлёкшая моего сына в бездну порока и разврата? Кто она такая?

Голос королевы звучал спокойно, но в нём проскальзывали нотки гнева. Вопрос был риторическим. «Кем бы она ни была – она заплатит за это преступление», – обещал всему миру взгляд Матильды.

– Позвольте выразить надежду, что принц Иапет вскоре осознает недопустимость своего поведения и вернётся домой, – сказал старичок, деликатно отводя глаза.

– Несомненно, – фыркнула женщина и снова потянулась к письму. – Когда эта непристойная связь прервётся, я подыщу ему жену – может, тогда наконец у меня появятся внуки. Но довольно об этом. Что ты скажешь о бирюсельском договоре?

Советник понял, что буря миновала – по крайней мере, до тех пор, пока нерадивый сын не придёт просить прощения.

– Думаю, Ваше Величество, нам следует избегать участия в подобных авантюрах.

– Мой старший сын решил по-другому. Он пошёл на поводу у Совета и всё подписал. Как говорится, нет врага опасней дурака, – едко сказала королева. – Но я планирую извлечь из этого выгоду. Если Персей дал слабину, его дочь туда и поедет. Себя покажет, на других посмотрит. Чего ты рот раскрыл, Василий? Замуж выдать – не пирог испечь. Эй, человек! Поди узнай, проснулась ли Вильгельмина.

– Принцесса с матушкой гуляют по саду, – донёс слуга.

– Тем лучше! Зови их сюда.

***

В кают-компании сладко пахло орхидеями. Вереница горшков и ваз с чёрными, белыми, розовыми цветами украшала стену салона. Внутреннее убранство комнаты не уступало императорским покоям – хозяйка дирижабля ценила роскошь и комфорт, и тем разительнее был контраст с аскетичной сдержанностью, которую она проявляла в еде.

Артемис Мизераклоу сидела за полированным столом и медленно, превозмогая отвращение, ела гречневую кашу, запивая водой из хрустального бокала с кручёной ножкой. Многие, глядя на это, сочли бы секрет её стройности раскрытым, но большинство отказывалось верить, что имея все возможности для удовлетворения самых прихотливых желаний, особа такого ранга воздерживается от излишеств. С тех пор как она возглавила дипломатическое посольство Крозла, успехи гебетской дипломатии были поразительны. Ходили слухи, что помимо обычных политических уловок посол не гнушается использовать казну императора, свою красоту и даже чёрную магию.

Артемис кушала и вспоминала недавние события.

– Господа! Прошу тишины! Сохраняйте спокойствие! – надрывался секретарь, но зал не слушал.

– Кинули факел в муравейник, а теперь удивляются панике, – вполголоса заметил темноволосый мужчина, обращаясь к немолодому соседу-рыцарю.

– Безумие обуздать невозможно, монсир, – лаконично ответил тот.

Брюнет кивнул и вновь повернулся к трибуне; его красивое лицо выражало сосредоточенность, чего нельзя было сказать о другом слушателе. С недавних пор принц Иапет, по настоянию государыни, стал присутствовать на заседаниях Совета, но попытки приобщить его к дипломатии не увенчались успехом – великовозрастный повеса не проявлял интереса к делам государства, предпочитая им охоту и увеселения.

Тем временем атмосфера в зале накалялась.

– Короли не дадут своего согласия! – кричал премьер-министр Даира. – Сделать детей заложниками мира и содержать в неподобающих условиях – что может быть ужаснее! Сама мысль об этом причиняет мне страдание!

– Поддерживаю вас, коллега, – поддакнул делегат из Пирании.

– Эти тревоги пусты, как глиняный кувшин из притчи, – возразил король Ардскулл – единственный, кто пожаловал на заседание Совета лично (обычно здесь присутствовали не монархи, а их доверенные лица). – Наследников забирают из родовых поместий, чтоб пресечь попытки мести и неповиновения. Другого способа прекратить войну нет. Мы всецело поддерживаем данную практику и надеемся, что она найдёт отклик в сердцах собрания.

– А мы нет! От всего этого мероприятия веет обманом! Сами-то готовы пожертвовать ребёнком ради сомнительного перемирия? – прокаркал посол Архипелага.

– Каждый из нас должен возложить на алтарь мира частицу души и сердца, – пожал плечами Ардскулл. – Моя старшая дочь Ал-Лат Ашшур будет счастлива исполнить волю Аллаха. Сделаем это во имя всеобщего спокойствия, досточтимые братья.

Толпа визирей согласно закивала, а несколько мужчин в нижнем ряду громко фыркнули.

– Восточные царьки пойдут на всё ради выгоды.

– Ещё бы! Легко бросаться дочерьми, когда у тебя их пятьдесят и они не наследуют трон.

– Как ты смеешь охаивать всесильного владыку, неверный пёс! – гаркнул один из визирей, хватаясь за саблю.

– Господа, успокойтесь! Посол Гебета просит слова, – снова призвал секретарь.

Вместо этого члены Совета принялись шуметь и размахивать руками, доказывая друг другу свою правоту. Тем временем на трибуну, пряча бледное лицо в тени покрывала, вышла хрупкая женщина в чёрной одежде. При первых звуках её голоса спорщики умолкли, а принц Иапет оторвался от охотничьей брошюры, которую украдкой листал под столом.

– Я с интересом выслушала все мнения, – на разборчивом всеобщем сказала она. – У нас не так много времени, чтобы тратить его на споры о балансе сил и превентивных мерах. Вы забыли о главном: нельзя говорить о мире, пока наш общий враг не сядет за стол переговоров.

Совет загудел, как встревоженный улей.

– Этот пират?! – пиранийский посол вскочил на ноги и навис над столом. – Вы, должно быть, шутите! Он много лет пренебрегал нашими рекомендациями, и я не вижу причин позволять ему высказываться. Напомню, что Мроак лишён представительства в Совете за многократное нарушение норм международного права, и говорить с ним следует только на языке санкций!

– Применяемые Советом меры недостаточно эффективны, чтоб поставить Мроак на колени и исключить из мировой политики.

– Ну, не скажите, – самодовольно протянул один из лордов. – По последним данным, на острове начался голод. Без поставок из Китии мроаконцам давно бы пришёл конец.

– Наса стлана не имеет к этому относения, – вмешался китийский посол. – Кития стлого соблюдает все пледписания Совета и подделживает санкционный лежим. Мы доложим лепутацией в глазах милового сообсества. Любые утвелждения о нелояльности Китии являются безосновательными и будут немедленно отвелгнуты.

– Довольно болтовни, – жёлчно проскрипел лорд Лейтель, глава Всемирного банка, нетерпеливым жестом прерывая китийца. – Госпожа Мизераклоу, на прошлом собрании вы требовали ужесточить продовольственное эмбарго, а теперь призываете отказаться от санкций. По вашей милости мы терпим убытки. У меня складывается впечатление, что основная цель такой политики – вредить не Мроаку, а Совету.

Женщина повернула к нему неестественно бледное лицо.

– Есть такой вид стали, который от удара лишь становится прочнее. Нам не победить Мроак в ходе прямых военных действий. Я рассчитывала, что экономическая изоляция и ухудшение условий жизни вызовут недовольство и Хазара свергнут, но этого не произошло. Следует искать новое решение.

– Что вы предлагаете, Артемис? – спросили из первого ряда. Голос принадлежал невысокому мужчине с большой залысиной и цепким взглядом.

– Думаю, пришло время сменить кнут на пряник. Как представитель императора, я настаиваю на дипломатическом диалоге с Мроаком. Мы должны направить к Хазару посла и навязать ему мир на наших условиях.

– Было бы логичней следовать прежним курсом, – с недовольным видом буркнул пираниец.

– Да-да! Введём новые санкции! Пускай мроаконские пираты едят друг друга! – выкрикнул делегат Союза.

– Мы оказали на остров большое давление, но это только сплотило мроаконцев. Нужно оставить их без внешнего врага – тогда недовольство выльется в гражданские конфликты, и к власти придут лояльные Совету лидеры. Некоторые из них давно ждут возможности стать нашими партнёрами.

– Почему вы думаете, что ваш план сработает? Мы ничего не знаем ни о ситуации в Мроаке, ни об устройстве их общества.

– Этот метод отработан на множестве стран, и он всегда даёт хороший результат. В конце концов, ржавчина источит самый прочный панцирь. Наша цель не просто ослабить Мроак, наша цель – заставить его заплатить за свои преступления.

Артемис чуть улыбнулась, катая по тарелке гречневый шарик. Эта речь была камнем, брошенным с горы. Ещё немного усилий, и он превратится в лавину.

Внизу раздались аплодисменты и одобрительные возгласы – правда, пиранийская делегация на этот раз сдержанно молчала. Посол сошла с трибуны, придерживая платье. На её место поднялась маститая пиранийка, занимавшая пост главы Совета Безопасности, и зарокотала об «опрометчивом намерении», о тех, кто «недостоин мира и доброго отношения» и что «добропорядочные члены Совета не допустят и всячески воспрепятствуют» подобному развитию событий.

– Предлагаю вынести вопрос на голосование, – перебила Артемис. – Уважаемые участники, кто за то, чтобы вернуть Хазара в Мировой Совет?

С мест с готовностью поднялись представители Лаоса, Южного Креста, Острова Свободы и Китии. Глава СБ сбилась и замолчала на полуслове. Некоторое время её рот оставался открытым от изумления, прежде чем она выдавила:

– Возмутительно! Пирания будет против!

– Вы не можете сделать это без нашего одобрения! Мой король не потерпит! Призываю вас одуматься! – пираниец вскочил и мутным взглядом обвёл собрание.

– Инициатива Гебета угрожает обострением ситуации, – вторила ему председатель СБ. – Кто гарантирует соблюдение международных норм, если варвары обоснуются в Совете?

– К тому же придётся отменить санкции! Столько стараний и всё зря, – убивался посол Союза Дружбы.

– Между словами «отменить» и «приостановить» есть разница, – возразил лысеющий мужчина.

– Господин Фин, и вы туда же? Как вам не стыдно! – с укором произнесла дама.

Все взоры обратились на эриданского советника, но прежде чем тот успел ответить, среди гула голосов стукнул молоточек.

– Итоги открытого голосования: шесть «за», двое «против», остальные воздержались. Большинством голосов Совет выносит положительное решение: отныне представители Мроака могут присутствовать на заседаниях Совета и принимать участие в обсуждении проблем, – резюмировал председатель.

– Наше королевство заявляет протест! Пиранийская делегация покидает саммит в знак несогласия, – объявил посол Пирании и с оскорблённым видом вышел вон. За ним послушно поднялись и вышли представители Архипелага и нескольких мелких государств-сателлитов.

Артемис позволила себе торжествующую улыбку.

– Думаю, Совет не станет возражать, если я лично сообщу королю Хазару эту приятную новость.

– Ничего у вас не выйдет, госпожа Мизераклоу, – процедила глава СБ. – Вы нарушили предварительные процедуры. Этого не было в повестке заседаний. Мы будем добиваться отмены принятого решения.

– Кажется, её полномочия истекают в этом месяце? – негромко спросил брюнет с Пораскидов.

Секретарь заглянул в календарь и подтвердил, что это так. Узнав, что должность займёт представитель Эридана, принц нахмурился и погрузился в размышления. В Совете намечался раскол, чего не было уже много лет.

Неслышно ступая подошвами замшевых сапог, юноша подошёл к столу и замер, любуясь чувственным профилем гебетки. Артемис подняла голову; задумчивость на её лице сменилась отчуждением – она не любила подобные сюрпризы.

– Я просила тебя избавиться от охотничьих привычек.

– Прости, здесь ковры слишком мягкие, – он надеялся, что шутка сгладит его промах.

– В таком случае ты должен хотя бы кашлянуть.

– А ты представь, что я убийца и ты в моей власти.

– У меня нет желания играть в игры. Как видишь, я обедаю.

– Тоже мне важность, – он поискал глазами стул и, не найдя, присел на край стола.

Артемис отодвинула прибор.

– Вы находитесь в обществе посла Гебета, принц.

– Спасибо за напоминание, – молодой человек изобразил три поклона, один галантнее другого. – Простите, что нарушил этикет. В следующий раз надену белые перчатки.

– В следующий раз дверь будет закрыта, – посол прошла мимо и поправила ветки орхидей.

– Зачем носить маски, когда мы одни? Я хочу наслаждаться свободой, а ты обращаешься со мной так, словно я тебе надоел, – юноша недовольно скривился.

Его реплика осталась без ответа. Несколько минут тишины низвергли юнца с высот самодовольства в пропасть отчаяния.

– Любимая, ну что опять не так? Хватит дуться, посмотри на меня, – теперь он был готов умолять о милостивом взгляде. – Ты можешь не отворачиваться, когда я с тобой говорю? Я, знаешь ли, тоже человек! И меня бесит, когда ко мне относятся, как к пустому месту! В этом тебе нет равных – всегда делаешь из меня негодяя, который виноват во всех ссорах!

– А кто их начинает?

– Могла бы хоть раз уступить! У меня тоже есть чувства, но тебе, видимо, плевать!

Гебетка повернула голову.

– Мне надоело говорить о чувствах. Это перерождается во что-то ужасное. Ты был мил, но давай закончим, – сказала она.

– Да? А если я не хочу? Ты же знаешь, ради тебя я всё бросил – и дом, и семью! Я люблю тебя, Артемис! – он облепил её руками и поцеловал в ухо.

Посол покачала головой и отстранилась.

– В этом нет необходимости. Маленькие пикантные истории нужны для того, чтобы развеять скуку. Не относитесь к ним серьёзно.

– Что, так просто? На горизонте замаячил новый красавчик?

Она не ответила. Принц был взбешён её равнодушием.

– Вот значит как? – он фыркнул и вздёрнул голову. – Я верил в наши отношения, а ты свела всё к интрижке. Лживая гебетская шлюха! Мне говорили, что ты меня прогонишь, как только надоест со мной возиться, но я ослеп, оглох, забыл о стыде и семейной чести. Сколько раз ты так делала, тварь? Вертела мужчинами и бросала? Думаешь, со мной можно обращаться как с другими – просто выкинуть и забыть? Знай, ничего ещё не кончено. Ни-че-го!

– Я вынуждена напомнить, что вы гость на моём дирижабле. Завтра, когда «Гехаймнис» будет пролетать мимо Пораскидов, вы соберёте вещи и отправитесь домой, – Артемис направилась к двери.

Позади раздался вой раненого моржа и звон разбитой посуды.

– Похоже, расставание не будет мирным, госпожа, – за дверью стоял очень дряхлый, скрюченный, смуглый до черноты старик с очками на носу, которые он то и дело поправлял трясущимися руками.

– Придётся ускорить события. Высадите этого истеричку с дирижабля, пока он не разнёс каюту, – распорядилась посол.

Огромный детина в доспехе словно того и ждал – он и двое стражников ворвались в комнату, едва не сбив старика. Тот покачал головой.

– Не смотри так осуждающе, Тернва, – промолвила Артемис, в то время как крики ярости сменялись тихим поскуливанием. – Жизнь иногда жестока, но других вариантов нет. В конечном итоге он ощутит благодарность за урок, который ему преподали.

***

Эрл Ниальп, мрачный верзила, правый глаз которого закрывала кожаная повязка, был разбужен криком вахтенного и топотом ног. Чертыхаясь, он поднял тяжёлую, как пудовая гиря, голову, рыгнул и обвёл корабль осоловелым взглядом. Всюду царил разгром, кислый запах бражки щипал горло, а с разобранной палубы на головы вчерашних собутыльников сыпались мусор и труха.

Вот уже неделю на «Лебяжьей попке» беспробудно пили все до последнего квада. Когда запасы рома иссякли, в ход пошло пойло из портовых кабаков, от которого стояло жуткое похмелье. В минуты редкого прозрения эрл воскресал из небытия и тоскливо мычал при виде того, во что превратилась его некогда славная команда.

Последние месяцы дела шли неважно. Вместе с холодной зимой в Мроак пришёл голод, и воины в скводе Ниальпа проели последние запасы, ожидая, когда с севера вернутся китобойные суда. Из-за войны восточные воды опустели, пиратский промысел пришёл в упадок; квадам всё чаще приходилось выходить в море с рыбаками или наведываться в деревни. В конце концов, жалобы крестьян дошли до халдора, и эрлу было велено убираться с острова и не показываться до весны.

Нашарив топор, Ниальп с кряхтением встал на ноги, припал к неказистому бочонку, и только после того как утолил жажду затхлой, испорченной водой, начал соображать, что происходит.

Прямо по курсу виднелась гебетская джонка. Она дрейфовала по волнам, дразня пиратов ярко-красным язычком паруса. Близость судна привела его в неистовство: Ниальп оттолкнул кормчего и сам налег на весло, хриплым рёвом старого медведя возвещая о начале битвы. Засидевшиеся без дела квады с трудом разлепляли глаза; иные были не в состоянии даже поднять оружие, и чтобы привести их в чувство, два дюжих гассера окунали каждого в бочку с морской водой.

Пока воины готовили абордажные крюки, остатки пьяного тумана окончательно выветрились из головы эрла, уступив место сладостным мечтам. Когда-то он был свирепым морским волком и презирал каждого, кто сходил на берег, но годы брали своё, и он уже не раз подумывал превратить замок наместника Эйда – убогое, неуютное жилище, не знавшее ни тепла огня, ни женского смеха – в семейное гнёздышко, где можно провести остаток дней с какой-нибудь смазливой бабёнкой, которая варила бы ему мясо и скрашивала ночной досуг. Всё, что для этого требовалось – добыть деньжат в последний ненастный год плаваний.

Джонка по-прежнему не подавала признаков жизни, но как только корабли сблизились, на палубе что-то грохнуло.

– Якорь мне в печень! – один из пиратов присел от неожиданности. – Я думал, там никого.

– Смелей, заячьи души! Или вам не нужна боевая слава? – заревел Ниальп.

Столпившиеся у левого борта квады начали роптать.

– Так-то оно так, да жить тоже хочется.

– А вдруг там засада?

– А ну как взорвётся?

Эрл выругался, грозя нерадивым страшными карами, после чего «Лебяжья попка» под ветром подошла к джонке и сцепилась с ней бортами. Рассыпавшись по палубе, мроаконцы не нашли ни груза, ни запасов еды, ни каких-либо ценных вещей – ничего, кроме лежащего под навесом юнца, то ли пьяного, то ли безумного.

Одноглазый помрачнел. Дело было дрянь: вместо трофеев море снова плевало брызгами. Ему не хотелось возвращаться в Норсах с пустыми руками, так и не ограбив ни один корабль, и эрл натужно ворочал незамысловатым, притупившимся от многолетнего пьянства умишком, прикидывая, как избежать бунта в скводе.

– Снеккар справа по борту! – крикнул худой квад по кличке Звероглаз.

Пираты бросились к корме. К ним приближался маленький корабль. Он шёл на вёслах, ныряя между волн, сливаясь с блеском воды; беспечность мроаконцев, яркое солнце и закрывавший обзор парус позволили незваным гостям подобраться ближе чем на милю.

– Что ещё за чёрт? – с досадой прорычал эрл.

Звероглаз прищурился, рассматривая судно.

– Вольный, не из наших.

Вальримы. Морские мародёры, охотники за удачей, скитавшиеся по морям в поисках лёгкой добычи – не зря их прозвали пиратами среди пиратов. В душе Ниальпа шевельнулось смутное беспокойство. Он приказал абордажной команде вернуться на «Лебяжью попку». Квады спешно скидывали крючья и вытягивали канаты, а снеккар летел вперёд, не сбавляя хода, точно решил протаранить их своей змеиной головой.

– Эй вы! – грозный голос эрла разнёсся над волнами. – Катитесь к дьяволу! Это наша добыча!

Человек на носу – очевидно, кадар – ничего не ответил. Ниальп ощутил боевой зуд и нарастающую ярость.

– Ты что, не слышал, недоумок палубный, два весла тебе в рот?!

Помощник хотел что-то сказать, но выронил топор и, хрипя, схватился за горло – оттуда торчала арбалетная стрела. В последнюю минуту судно отклонилось и легло на параллельный курс. Команда была наготове, гарпуны и кошки вонзились в правый борт «Лебяжьей попки», и та оказалась зажата меж двух кораблей. Укрывшись за щитами, под рёв десяток глоток и громкий треск обшивки вальримы пошли в атаку.

– Скидывай доски! – проорал Ниальп и ринулся вперёд, бешено вращая топором.

В него тут же вонзились два болта – арбалетчики хладнокровно расстреливали тех, кто был в гуще боя. Эрл огляделся и зарычал: его бойцы умирали, проигрывая малочисленному, но более организованному противнику. Взгляд мроаконца упал на вражеского капитана, наблюдавшего за битвой, и эрл, расталкивая нападавших, перескочил на снеккар. Всё слилось в одну кроваво-мутную полосу: он не чувствовал боли, не слышал собственного рёва, не видел никого, кроме ненавистного кадара. Самодовольный вымесок даже не пытался уклониться, когда эрл размахнулся, чтоб снести ему голову, но тут что-то твёрдое с огромной силой ударило его сзади, и сознание Ниальпа медленно растворилось в хрусте костей.

– Вставай, – в него плеснули чем-то холодным.

Голос звучал приглушённо, точно под водой. Он разлепил веки и увидел над собой красивое обветренное лицо – мужчина средних лет, завернувшись в плащ, с циничным любопытством рассматривал эрла. Ещё двое стояли рядом: один держал в руках пустое ведро, другой – абордажный топор.

– Щего ты щкажал, щенок? – еле ворочая языком, выдавил Ниальп. Получилось не грозно, а жалко.

– Поднимайся, старик, – повторил чужак.

– Одноглазый в гостях у Однорукого, – хихикнули рядом.

Эрл тяжело заворочался на досках. Стекавшая с одежды вода смешивалась с кровью, спина отзывалась болью на каждое движение, но эта боль померкла, когда он увидел, что стало с его кораблём. «Лебяжья попка» вся – от форштевня до кормы – была охвачена пламенем. Ветер доносил с обречённого судна запах гари и крики умирающих. Ниальп припал к борту и заревел, словно раненый зверь: проклятья срывались с его языка, а из единственного глаза катились крупные, как горох, слёзы. Потом он обернулся, ожидая, что над ним будут смеяться, но никому не было до него дела: снеккар разворачивал парус, ловя попутный ветер, а вальримы делили трофеи, среди которых был и скатовый пояс эрла с железными накладками, и его топор, и даже старый акулий плащ, подбитый мехом.

– Надо же, как судьба пошутила, – задумчиво сказал капитан. – Помнишь меня, эрл?

– Кто ты, чёрт побери, такой? – Ниальп сделал движение вперёд и упёрся в длинный кортик кадара.

– Стой тихо, иначе помрёшь и не узнаешь.

– С каких пор отрыжка каракатицы смеет мне угрожать?! – зарычал эрл.

– Мне некогда с тобой возиться. Я хочу, чтобы ты, никчёмнейший из эрлов, передал своему халдору: мы будем охотиться за вами, пока в этом море не сгорит последний мроаконский снеккар. Пусть знает, что враги у него не только на суше, но и прямо за спиной.

Ниальп засопел. Слухи о некоем мстителе, рассекавшем море в поисках мроаконцев, всплыли со дна его памяти. Истории эти были сродни пьяным домыслам, и он никогда не придавал им значения.

– Кто ты? Один из наших? Изгой? – снова спросил он, силясь вспомнить это лицо.

Мужчина усмехнулся и вложил кортик в ножны.

– В Мроак вернёшься на джонке, – он кивнул в сторону гебетского судна. Юнец, которого никто не тронул, сидел на носу и таращился на снеккар.

Яростно чертыхаясь, Ниальп потянулся к застёжкам. Болты всё ещё торчали из ран, мешая сбросить одежду. Холод жёг истёртую, покрытую шрамами кожу, и ручейки крови превращались в вязкие потёки. Мир вокруг снова начал расплываться, но прежде чем предательская слабость пригнула его к доскам, Ниальп перевалился за борт и под улюлюканье пиратов поплыл к лодке.

***

Занавеска у входа в шатёр колыхнулась, впустив внутрь высокого человека в невзрачной чёрной одежде. Это был угрюмый мужчина лет пятидесяти на вид; судя по грузной прихрамывающей походке, годы не пощадили его и тяжким бременем легли на плечи.

Незнакомец остановился, глядя на женщину, которая качалась в гамаке. Шум волн, шелест сухих листьев и долгое ожидание убаюкали её слабое тело, голова клонилась на грудь, покрывало сползло по длинным чёрным волосам и лежало на земле. Жёлтый свет нескольких глиняных ламп слабо мерцал в холодном воздухе. Обстановка была скудна, но здесь и не жили – это уединённое место предназначалось для сделок и переговоров.

Воин постучал по столбу рукоятью большой двуручной секиры, и женщина открыла глаза. Первое мгновенье она выглядела удивлённой, но прежде чем успела что-либо сказать, в шатёр вошли ещё двое.

– Snaruzhi nikogo net. Ona deistvitel'no prishla odna, – сказал первый.

– Её приспешники слишком трусливы, чтоб встретиться с халдором, – с издёвкой произнёс другой, переходя на общий. И хотя никто из них не смотрел на чужестранку, было ясно, что последняя фраза адресована именно ей.

Женщина улыбнулась и встала. То, что мроаконцы снизошли до послания Совета, было хорошим знаком, очень хорошим. Это было признаком отчаяния, замаскированного под снисходительность. Она искоса разглядывала усталые осунувшиеся лица – очевидно, слухи о голоде были правдивы, и то, что король лично присутствовал на встрече, лишь укрепляло её догадки.

– Моё имя Артемис Мизераклоу. Я прибыла как посол мира и полномочный представитель Совета, – представилась она.

– Зачем я понадобился Совету? – хмуро спросил великан.

– В данный момент Совет заинтересован в стабильности и прекращении войны. Представители государств согласны заключить мирный договор, гарантией которого будут их дети. Наследников под охраной вывезут на один из островов Восточного Архипелага. Для большинства стран это повод продемонстрировать свою лояльность, и Совет ждёт того же самого от Мроака.

– Пусть развлекаются, – буркнул король. – С какой стати я должен в этом участвовать?

– Вы – одна из сторон конфликта. Все понимают, что без вашего участия перемирие невозможно. Конечно, члены Совета предпочли бы иметь дело с более покладистым лидером – по мнению большинства, вы поставили себя за рамки международного права, и мне стоило больших усилий убедить их пойти на переговоры.

– Я слышал другое, – в его взгляде читалась ледяная неприязнь. – О вашей «скромной» роли в разжигании вражды и призывах истребить Мроак.

Она слегка пожала плечами.

– Дело не в личном отношении. Политики вписывают свои действия в ситуацию, а она меняется. Было бы глупо не использовать все возможности для достижения моей цели. Тем более, мне даже стараться не пришлось: все помнят, какую непоправимую утрату понесла эриданская династия и кто к этому причастен.

– Домыслы и ложь, – перебил Хазар. – Причина войны не в этом.

Он не любил вспоминать ту историю. Когда-то давно Мроак посетила юная королевская особа, которая так и не вернулась домой. Никто не знал, что случилось. Мроаконцы утверждали, что она покинула остров и утонула во время шторма, но им не верили: по самому распространённому мнению, девушка была убита. Существовали и более экзотические версии, начиная с того, что она была похищена и съедена, и кончая тем, что принцесса всё ещё жива и содержится в плену у халдора.

Тягостное молчание нарушил голос Артемис.

– Вы правы. Повод и причина – разные вещи, но император продолжает винить вас. Для него это глубоко личная трагедия, выходящая за рамки политики и здравого смысла. Тем не менее, многие конфликты заканчиваются просто потому, что продолжать их нецелесообразно.

– Ишь как запела, – с усмешкой сказал один из мужчин. – Меньше пафоса, госпожа Мизераклоу, а то блевать тянет.

Артемис мельком глянула в его сторону и пожалела, что не знает ничего об окружении халдора. Кто этот дерзкий тип с взлохмаченными волосами? Её взгляд успел выхватить татуировку на шее в форме птичьего крыла.

– Должна предупредить, что в случае отказа сотрудничать последуют новые санкции. Совету известно о положении дел на острове: зачем тратить силы на войну, если проще и эффективнее блокировать поставки из Китии и уморить вас голодом.

– Замолчи, ты! – рявкнул другой, угрожающе подняв оружие. – Мы скорее умрём, чем сдадимся!

Гебетка слегка поморщилась, словно раскусила гнилую ягоду. Варваров можно было понять – гордость мешала им признать, что их загнали в угол. Слава богу, король проявлял признаки благоразумия, не то что эти двое: один размахивает топором, другой нагло ест её глазами. Впрочем, примерно так же ведёт себя большинство мужчин в Совете.

– Даже мой шестилетний племянник не выкрикивает такие глупости. Как я уже сказала, речь идёт не о сдаче, а о перемирии и участии короля в делах Совета. По инициативе ряда лиц, Мроаку возвращено право голоса, – она сделала паузу, ожидая реакции. Хазар мог развернуться и уйти, но он продолжал стоять, тяжело опираясь на топор и склонив голову.

– Вы действуете по своей воле? В чём ваш интерес?

– С формальной точки зрения, я просто информирую вас о решениях Совета. Но есть более важная причина, по которой я здесь. В ходе войны политическое влияние Пирании ощутимо возросло. Становится всё труднее держать в узде эту свору. Гебету нужен союзник, – она выдержала тяжёлый взгляд Хазара и продолжала: – Я предлагаю вам присоединиться к антипиранийской коалиции. Действуя согласованно, мы подчиним себе Совет и установим свой порядок, при этом ни капли крови не упадёт на землю – по крайней мере, вначале.

– Щедрое предложение, – процедил Хазар. – И какую цену я должен заплатить?

– Для начала – выполнить все предписания Совета. Возможно, они покажутся вам чрезмерными, но другого способа восстановить дипломатические отношения нет. Вы должны согласиться на перемирие и отправить на остров несколько заложников – тогда Совет будет вынужден снять санкции. Как только вы укрепите свои позиции в Совете, коалиция начнёт действовать.

– Где гарантии, что вместо сомнительных обещаний я не получу удар в спину?

– В игре, где каждый выбрал стратегию предательства, проигрывают все. Следовательно, в основе нашего сотрудничества должно лежать доверие, – не моргнув глазом ответила посол.

– Не пойму я этих мутных рассуждений, – перебил воин с татуировкой. – Кто позволил бабе вести переговоры? Лучше бы шлюх прислали.

– Выйди, Найтли, – резко сказал халдор.

– Зачем слушать слова, прямо противоположные делам? У простых людей это называется враньём.

– Можете мне не верить, – сказала Артемис. – Но знайте: историю напишут победители. Это ваш последний шанс спасти Мроак.

Солнце клонилось к закату, когда они вышли из шатра, спустились по откосу и, увязая в крупном белом песке и перетёртом ракушечнике, направились к лодке. Ветер притих и перестал тревожить несколько тополей, неподвижно застывших на фоне гаснущего неба. Море казалось тёмным, а у берега, на мелководье – почти прозрачным.

– Странное место вы выбрали для встречи, – произнёс Хазар. – На Кубе редко бывает спокойно.

– Я не тревожусь о своей безопасности.

Халдор промолчал. Судя по всему, он не слишком полагался на статус посла и принял кое-какие меры.

– Могу предложить другой вариант, – Артемис не мигая смотрела на солнце. – Небольшой остров рядом с Пирхасити – десять километров от берега, тепло и ни единой живой души. Я пришлю точные координаты.

– Личный остров? Гебетские послы неплохо зарабатывают... ртом, – засмеялись сзади.

Она обернулась и смерила мроаконца холодным взглядом.

– Иногда оскорбляющий позорит себя больше, чем того, кого пытается оскорбить.

Найтли заткнулся. Стоя на песчаном берегу, посол следила за тем, как воины по колено в воде отводят с мели небольшую потрёпанную лодку.

Там, где байдара прорезала носом грунт, остался след, похожий на рубец, который теперь размывала вода. Женщина молча развернулась и направилась к дирижаблю. Теперь, когда переговоры проведены и напряжение спало, можно вернуться домой. В наступавших сумерках загорались первые звёзды. Артемис остановилась и, дождавшись, когда одна из них сорвётся вниз, впервые за много лет загадала желание.

***

– Эй ты! – зубы эрла стучали так, что челюсти сводило.

Сидящий на носу юнец не реагировал – казалось, он застрял в стеклянных гранях бытия, как муха в янтаре. Прошёл не один час, с тех пор как мроаконец вскарабкался на высокий борт джонки и скатился на палубу – раны жгло огнём, мокрые штаны успели подстыть и превратиться в железо. Этак и окочуриться недолго, подумал Ниальп и огляделся.

Маленькая изящная джонка была предназначена не для боя, а для морских прогулок. Когда-то судно принадлежало состоятельному хозяину и содержалось в чистоте, но сейчас здесь царил беспорядок. Под бамбуковым навесом валялись несколько циновок, пол был усеян черепками посуды и обломками дерева – нападавшим не терпелось разграбить трюм. Часть такелажа и провианта перекочевала на «Лебяжью попку», а затем на снеккар вальримов. Ниальп приметил несколько дерюг, которые можно было накинуть на плечи и обмотать вокруг ног. Теперь следовало заняться ранами. В ящичке на носу нашлось огниво с трутницей и немного отсыревшего пороха. Выдернув стрелы, мроаконец прижёг раны. Запах палёной кожи и затейливая брань не тревожили его попутчика: тот продолжал бездумно глядеть вдаль и пить. Ниальп вырвал у него из рук бутылку и оросил горло янтарным портвейном двадцатилетней выдержки.

Вино свалило эрла подобно крепкой дубине. Когда он снова пришёл в себя, забрезжило утро. Юноша сидел неподалёку, кутаясь в меховую накидку, и пристально глядел на мроаконца. Ниальпа лихорадило.

– Pit', – прохрипел он.

– Drop dead, you cutthroat pirate!1– отозвался парень.

Альбонец. Ни милосердия, ни смерти.

– Пи-ить...

Юнец игнорировал просьбы, и скоро слабеющий голос эрла затих. Лучи солнца начали меркнуть перед глазами. «Помру», – тоскливо думал Ниальп, прислушиваясь к скрипу рей. Видно, и впрямь старость подкралась, раз он пытается разжалобить врага, вместо того чтоб сломать ему шею.

Неожиданно его коченеющее тело ощутило пинок, и для убедительности ещё один. Эрл с усилием повернул голову.

– Пей, – рядом шлёпнулась фляжка. – Продли свои мучения, варвар, а я буду смотреть и наслаждаться.

Внутри была вода, холодная как лёд, с лёгким привкусом металла. Юноша вернулся на место, но тут же вскочил и принялся мерить шагами палубу.

– Хреновый из тебя мореход, – пробурчал Ниальп. – На яшке торчать – смерть привечать. Уходить надо, пока ветер есть.

– Нет смысла трепыхаться. Всё кончено: я мёртв и пуст и хочу остаться здесь.

– Слышь, мыслитель! Я помирать не собираюсь, а скулить – удел собаки. У меня ещё много дел несделанных. К примеру, найти того паскудина сына, что сжёг мой снеккар, и рассчитаться по полной. Ну, чего застыл? Подымай парус и правь на север, я на руль встану.

– Я не умею.

– Мать твоя ящерица! – выругался Ниальп, силясь подняться. – Как же ты оказался посередь моря?

– А вот так! – зло ответил юноша. – Высадили с дирижабля и сказали грести домой.

– Кто?

– Какая разница? Одна... дама.

– Эх, сопля тебя перешиби! Ну и пентюх, с бабой сладить не может, – эрл загоготал, а юнец ощетинился и пнул бутылку.

– Клянусь честью, я не заслужил, чтоб надо мной потешался какой-то мроаконец, – прошипел он. – Давно ли ты лежал тут, мокрый, жалкий, ограбленный своими же варварами? Зря меня мама воспитала таким добрым – надо было швырнуть тебя за борт.

– Хватит ныть, ядрёна вошь! Девок много, жизнь одна. Протягивай фал! Вон тот конец бери! Тяни гика-шкот! Поворот фордевинд!

Вдвоём они управились со снастями, и красный парус раскрылся, словно веер, увлекая судно на запад. Альбонец молчал, обдумываячто-то. Ниальп скорчился на корме возле руля, ворочался и ругался, пытаясь высосать из бутылки хоть каплю спиртного. Хорошая погода и ровный ход джонки немного улучшили настроение эрла; он даже пробурчал что-то про Мроак и крыс, как вдруг его сотоварищ изрёк, что они должны изменить курс и немедленно плыть к Пораскидам. Ниальп поперхнулся.

– К дьяволу! Меня там четвертуют.

– Ты это заслужил, пират, – отрезал юноша, – но я дарую тебе королевское прощение. Обещаю, тебя отпустят домой.

– Иди ты к чёрту, – прорычал мроаконец. – Чтоб я сдох, если поверю словам вармуна. Домой я и без тебя вернусь. Пусть лучше Хазар отрубит мне руку, чем надо мной потешаются враги. С одной рукой жить можно, а вот без башки трудновато.

Эрл замолчал и осоловело уставился в одну точку: он наконец вспомнил, где видел предводителя вальримов.

***

– Вильгельмина, душа моя, подойди ближе, не нужно этих поклонов, – старая королева покровительственно улыбнулась красивой черноволосой девушке в собольей шубке, и та послушно села рядом. Сопровождавшая её дама чуть заметно поморщилась, снимая перчатки. Попробуй нарушить церемониал и станешь личным врагом Её Величества – за пятнадцать лет супружества тому было достаточно свидетельств.

– И ты присядь, дорогая, в ногах правды нет, – Матильда мельком взглянула на невестку. – Услышанное может оказаться чрезмерно ошеломительным для ваших нервических натур.

– Плохие новости от папы? – воскликнула девушка.

Слишком быстро меняется в лице, с неудовольствием отметила королева, и манеры чересчур жеманные. Определённо, следует воспитывать её подальше от матери.

– С ним всё в порядке, а вот тебе, милая, пора готовиться к отъезду на остров Св. Альгеста. Будешь учиться в пансионе. И пусть тебя не расстраивает, что ты едешь как заложница королевской крови. Воспринимай это как первую дипломатическую миссию, от которой зависит не только поддержание мира, но и твои социальные перспективы – я имею в виду будущие связи и знакомства, в том числе с потенциальными женихами. Обрати внимание на следующих персон: Малин Куалон – второй принц Нопля, принц Ярб – наследник короны Лаоса, и, конечно же, принц Артур из Пирании, твой кузен. Остальные партии не столь хороши.

Холёное лицо девушки залилось краской смущения, укрепив подозрения Матильды, что любовные фантазии уже не раз посещали её юную головку.

– Вы всегда давали мне полезные наставления, бабушка. Но я не совсем понимаю, что именно я должна делать.

– Всё просто, милая: на этом острове как на витрине. Веди себя достойно, будь примером для подражания, чтоб мне не пришлось за тебя краснеть.

– Подобные напутствия излишни: моя дочь обладает безупречным воспитанием, – перебила дама. – Вильгельмина, ты не могла бы нас оставить?

– Да, милая, сходи погуляй, – разрешила королева.

– Я всё ещё надеюсь, что вы признаете затею дурной шуткой, – с высокомерной миной сказала женщина, как только они остались вдвоём. – Наследнице престола не место на краю земли среди низкородных!

– Не заносись, дорогая моя. Давно ли твой родной Архипелаг стал окраиной? К тому же Вильгельмина не наследует трон. Единственная функция принцесс – правильно выйти замуж и родить наследника, и я даю ей такую возможность.

– Не рано ли принцессе думать о подобных вещах? Она ещё ребёнок! – фыркнула мать.

– Лучше недозреть, чем перезреть. Тебе ли не знать, как трудно найти пару после двадцати, – саркастично ответила Матильда, вогнав собеседницу в краску. – Упустим время – останется старой девой, обузой на шее. Не для монастыря я свою внучку растила. Если б не война, она давно была бы представлена женихам, а государство извлекло из этого пользу. Благодарение богу, что подвернулся случай отослать её с Пораскидов. Пускай поживёт вне дома, поучится общению.

– С кем? С чернью, под охраной?

– С дворянами и принцами, а парочка сирот погоды не испортит.

– Я вижу, мама, вы уже всё решили, – женщина поднялась и уничижительно взирала на королеву. – И я знаю, как вы не любите менять свои решения, но я не позволю вам загубить будущее моей дочери. Не вам выбирать, где ей жить и за кого идти замуж. Если вы ещё раз посмеете поднять этот вопрос, мы с Персеем покинем королевский дворец!

– Да хоть сейчас, милочка! Только больше вы сюда не вернётесь. Персея отлучу от короны. Слава богу, у меня есть второй сын, ничем не хуже первого, но без вздорной жены.

– Ходят слухи, что монсеньор Иапет отбыл в романтическое путешествие, не спросив вашего согласия. Кто бы мог подумать! Вы приучили детей к покорности, но теперь каждому ясно, что ваша власть над ними имеет предел. Персей встанет на мою сторону и будет защищать нашу дочь!

– О боги! Что ты мелешь, Эвтектика! От кого защищать, от меня, своей матери? Иди в сад, голову проветри. Можешь считать меня деспотом, но на моём месте ты поступила бы так же. Всё, что я делаю, направлено на благо и процветание нашего рода и прежде всего мужчин. К сожалению, ты не сможешь этого понять, пока не родишь и не воспитаешь сыновей.

– Не было дня, чтоб вы меня не попрекнули отсутствием сына. Даже сейчас, когда речь идёт о Вильгельмине!

– Говорить тут не о чем, – железным тоном оборвала Матильда. – Выбор сделан, договор подписан. Ты очень порадуешь меня, если прекратишь истерику и начнёшь мыслить здраво. С чего ты взяла, что сидеть во дворце полезно для девочки? Ей уже пятнадцать, в её возрасте детей рожают! Хочешь, чтоб Марианна, которая на год младше, вышла замуж прежде Вильгельмины? Так она выйдет, я это устрою. Ещё и королевой станет. Чего ты губки поджала?

– Хватит меня отчитывать, мама. Перед тем как планировать жизнь своих внучек, потрудитесь узнать мнение их родителей.

– Дура ты! – разгневалась королева. – Заладила одно и то же! Мнения её не спросили! Кому оно нужно, твоё мнение! Прочь ступай!

И глядя вслед удаляющимся шелкам, бархатам и бриллиантам, проворчала:

– В монастырь тебе надо, безмозглая...

1Сдохни, проклятый головорез!