Каналья!

Когда все вышли и дверь закрылась, де Тревиль обернулся и оказался лицом к лицу с молодым человеком.

"Где даги, там напряги", — подумал г-н де Тревиль.

— Простите, — произнёс он с улыбкой, — я совершенно забыл о вас.

— Это потому что я с гор? — вспыхнул Д'Артаньян. — Вы хотите сказать, что совершенно не замечаете нацменов?

— Я очень любил вашего отца, — сказал де Тревиль. — Мы чуть не поженились. Чем я могу быть полезен его сыну? Говорите скорее, время у меня уже на исходе.

— Сударь, — произнес Д'Артаньян, — уезжая из Дербента в Париж, я надеялся в память той дружбы, о которой вы не забыли, просить у вас плащ мушкетёра. Но после всего виденного мною за эти два часа я понял, что эта милость была бы столь огромна, что я боюсь оказаться недостойным её.

— Что вы хотите! — не мог скрыть улыбку г-н де Тревиль. — Капитан — это тот же отец семейства, он трахает всех в хвост и в гриву, только отвечать он должен за большее, чем обыкновенный отец. Солдаты — это взрослые дети, потенциальные насильники, алкаши и убийцы, если оставить их без присмотра, не занять построением и тяжёлым, пусть бесполезным трудом. Коли вы хотите встать в строй, я тотчас же выпишу вам повестку, вы отнесёте её в военкомат, но только потом не огорчайтесь. Долгожданный ОЗК вы получите в каптёрке у старшины.

— А можно сразу на кухню? — спросил Д'Артаньян.