Канцелярия забытых

Сцена 1. Приёмная отдела.

— Дата смерти?

— Вторник.

— Точная?

— Кто ж в падении с балкона на часы смотрит?

Я вздохнула и поставила печать.

На жалобе №3487 жирно красовалось: «Погиб в результате падения с балкона, пытаясь достать тапок, выброшенный котом. Требую пересмотра судьбы».

Передо мной сидел лысеющий мужчина с лицом обиженного вареника. На нём был клетчатый халат, шерстяные носки, и в руках он до сих пор держал тот самый злосчастный тапок.

Сцена выглядела бы комично, если бы он не был мёртв. И если бы это не был мой 89-й посетитель за утро.

— Причину жалобы сформулируйте чётко, — сказала я, не поднимая головы.

— Я считаю, что моя смерть — это ошибка. Мой кот специально это сделал.

— У вас есть доказательства, что животное действовало с умыслом?

— Он посмотрел мне прямо в глаза, Карл! В глаза! Это был вызов!

Я поставила ещё одну печать:

«Возможна карма. Дополнительное рассмотрение.»

— Следующий!

Сцена 2: "Отдел по работе с особо наглыми душами".

Через три года жалобы на смерть научат не жить, а выживать. Особенно когда ты — живая, а вокруг мёртвые. Но всё стало хуже, когда пришёл он.

(С тук в дверь — тяжёлый, как задолженность перед банком).

— Открыто! — бросила я, не отрываясь от дела №3491: "Умер от страха, увидев квитанцию ЖКХ."

Дверь скрипнула. В помещение вошёл кто-то, кто пах жареным мясом, дорогими чернилами и высокомерием.

— Здравствуйте, — произнёс он так, как будто поздороваться — это слабость. — Демон второго класса, Мефистофель Мефодьевич. Надеюсь, вы не против, что я без очереди?

Я подняла глаза. Передо мной стоял мужчина лет… эээ… триста.

Идеальный костюм. Копыта, спрятанные в дорогие ботинки.

Глаза — как у кредитного инспектора в плохом настроении.

И улыбка. Та самая, которой улыбаются, когда выдают пожизненное.

— Зависит от цели визита, — сказала я, кладя ручку.

— Жалоба. Коллективная. От тех, кто считает, что умер слишком… буднично. Без эпика.

— Простите?

— Люди хотят умирать красиво. Желательно — с музыкой, монологом и замедленной съёмкой.

— …и вы?

— Я курирую исполнение. Помогаю улучшать пользовательский опыт смерти. Если грубо — пиар-департамент преисподней.

— ...ЧТО?

Он сел. Сам. Без разрешения. И разложил на столе папку.

"Проект: Адская эстетика. Смерть с аплодисментами."

— Итак, — произнёс он, постукивая когтем по папке. — Мы хотим работать с вами. Ваша статистика, ваши жалобы, ваш... сарказм. Всё это ценно.

— Почему я?

— Потому что вы единственная, кто не рвёт жалобы, не плачет и не пьёт спиртное из канцелярских чернил.

— Это была однажды.

— Мы всё видим.

В этот момент мне показалось, что пахнет гарью. Или это у него волосы так выжжены на висках?

Я не знала, что он от меня хочет.

Но знала точно: он не просто демон. Он менеджер. А такие страшнее любых чертей.

Сцена3: "Смерть с режиссурой".

— Это что за адский TikTok? — прошептала я, глядя на рапорт.

На столе лежала видеозапись. Чёрно-белая, с зернистостью. На ней — мужчина, наступивший на грабли, упал с террасы, приземлился на батутик, отскочил в шезлонг и… задохнулся от попкорна.

Смерть выглядела как глупый фарс, снятый на петлю времени.

Я включила следующую запись.

Женщина подскользнулась в ванной, упала, но вода резко смыла надпись на кафеле: "Почувствуй драму. С любовью, Ад."

— Это уже не смешно. Это шабаш.

В кабинет вошёл он. Мефистофель Мефодьевич сиял. У него даже галстук сегодня был в форме змеиного языка.

— Ну как? Громко? Ярко? Оценки в аду растут.

— Это не смерти, это продакшн.

— Совершенно верно. Контент.

— Мефистофель, люди умирают!

— А что им ещё делать? Они и так не живут.

Я открыла папку с жалобами.

Одна из них была в белом конверте, без даты, без имени.

«Погибла в скучной, затертой жизни, без спецэффектов.

Не поняла, когда началось, и не заметила, как закончилось.

Прошу пояснить: умерла ли я — или просто вычеркнута?»

Подпись: я сама.

Моё имя.

Мой почерк.

Моя жалоба.

Я сжала виски.

Пульс — ровный. Дыхание — ровное. А вот ощущение тела — будто тень в пальто.

— Скажите честно, — прошептала я. — Я живая?

— А вам самой как кажется? — сказал демон, улыбаясь. — Вы каждый день общаетесь с мёртвыми, пьёте кофе с тишиной и спите рядом с отложенными делами. И давно ли вы чувствовали… жизнь?

СЦЕНА 4. Папка «Жалобы из будущего».

Долго я молчала.

Слишком долго, по меркам отдела. Здесь если молчишь больше восьми минут — система автоматически вызывает тревогу. Мол, не перегорела ли очередная душа.

Я сидела в полумраке. Руки дрожали, но не от страха.

От бессмысленности.

На столе — моя жалоба, написанная, судя по всему, мной.

Но я не помнила, как.

Почерк был мой. Слова — тоже. Особенно то, как я поставила точку — чётко, гневно, почти с вызовом. Я так делаю, когда пишу что-то, от чего больше не хочу прятаться.

В дверь постучали.

— Входите, — голос сорвался.

И почему-то стало прохладнее.

Вошёл Мефистофель. Не как обычно — не играя в демона из рекламы. А как… настоящий. С пустыми глазами. Без улыбки.

В костюме без пылинки.

И с папкой в руках, на которой было написано: "Жалобы из будущего. Открывать только при истечении срока."

— Срок истёк, — сказал он спокойно.

— Мой?

— Не только.

Мир качнулся.

Стены приёмной начали… отслаиваться. Словно краска, трескающаяся по реальности.

Из шкафа с делами начала сыпаться чёрная бумага. На полу выросло что-то похожее на корни — они были из печатных строк.

И воздух заполнился запахом сгоревшего архива.

— Что ты сделал? — прошептала я.

— Я? Ничего. Это всё жалобы. Их стало слишком много. Мир не справляется с количеством смертей без смысла. Понимаешь, люди больше не умирают — они истираются. И в конце остаётся только отчёт.

— И я? Я — кто?

— Ты?

— Я умерла?

Он посмотрел на меня. Впервые — по-человечески.

— Ты просто слишком долго молчала. И однажды судьба решила, что ты больше не хочешь быть. Так тебя и вычеркнули.

Сцена 5. Появление Фабиана Пальцевича.

Локация: Архив несортированных жалоб.

Состояние героини: измотана, подозревает, что демон водит её за нос.

Свет мигает. Пыль шепчет. Всё тихо... пока не началось.

(Треск. Скрип. Глухой хлопок, будто выронили шкаф с воспоминаниями.)

Я обернулась.

Шкаф с жалобами шевельнулся.

Буквально. Шевельнулся.

И… распахнулся с грохотом.

Оттуда вывалился мужчина в яркой жилетке, бейсболке с надписью «МЕНЯ НЕ БЫЛО» и чемоданом, который сам закрылся, кашлянул и замолчал.

— Ух. Пардон, — сказал он, стряхивая с себя этикетки с надписями «ОЖИДАНИЕ», «СТЫД» и одну с именем «Галина». — Шкаф как всегда не в настроении.

Я уставилась.Он осмотрелся, кивнул мне, как старой знакомой, хотя мы определённо никогда не встречались.

— Ты, случаем, не видела тут парня? Хвост, сарказм, низкая эмпатия, вечно при костюме?

— Ты про Мефистофеля?

— А! Так он ещё не развоплотился? Обидно. Я ставил на это душу… чужую, но всё равно.

Он подошёл ближе, заглянул в мои глаза — и моргнул:

— Ого. Ты интересный экземпляр. Дева без памяти.

— Что?

— Память стерта. Ты сама себя не помнишь. Тебя больше нет. Как личности, есть только функция. Слышишь эхо?

Я не знала, кто он.

Но в отличие от остальных — он не чувствовался мёртвым. И не чувствовался живым.

Он чувствовался… вовлечённым в какой-то безумный квест, и мне казалось, я — одна из его наград.

— Ты кто такой вообще?

— Курьер. Душ. Контрабандой. Иногда. По праздникам. Зови меня Фабиан. Или как захочешь, я всё равно забуду. А ты, ты — не на своём месте, это ясно. Ты не должна была сидеть в этой канцелярии.

Ты должна была стать кем-то другим. Или стать совсем. Или не стать. Но тебя... отложили. В закладки. И теперь демон хочет списать тебя как черновик.

Он присаживается на ящик с надписью «НЕРАЗРЕШИМЫЕ». —Так что скажешь? Сыграем в одну игру? Назовём её «Выйди из системы до того, как она запомнит, что ты внутри.»

Сцена 6. Отчёт демона. Лично. Без купюр.

Рабочее место: Канцелярия Стертых Событий.

Автор: Мефистофель Мефодьевич, чин V ранга, эстет, а также единственный, кто не сходит с ума от симфонии из жалоб.

Я не люблю сквозняки.

Они придают вечности ветреность.

Но сегодня в коридорах дует.

Значит, кто-то опять неверно приклеил реальность к восприятию. Скорее всего, она. Моя подопечная. Моя тень. Мой… интерес. Она беспокойна.

Ходит между отделами, вглядывается в бумаги, будто видит в них отражения.Но себя не помнит.

Пока.А ведь изначально всё шло по плану.

— Душа нестабильная.

— Пригодна для наблюдения.

— Готова к расщеплению.

Я дал ей должность. Бумажную.

Я дал ей жалобы — вкусные, прожжённые тоской. И даже шанс выговориться, если будет особенно скучно.

Она не должна была задавать вопросы. Но всегда есть сбой.

Какой-нибудь идиот курьер с бейсболкой. И вот — уже колышется ткань канцелярии.

Моя идеальная структура скрипит.

Она ищет истину.

Она не верит в роль.

Она не принимает статус.

И это… прекрасно.

Пусть ищет.

Пусть копается.

Пусть даже находит улику. Одну, вторую.

Это тоже часть игры.

Ты же понимаешь, дорогая?

Ты не сбежала — ты просто пошла туда, куда я направляю.

Я не держу тебя в тюрьме.

Я дал тебе коридоры.

И в каждом — зеркало.

Но если ты всё же дойдёшь до центра...

Если ты вспомнишь, кем была, когда умерла...

Тогда — да.

Ты возможно станешь опасна.

И я, возможно, впервые, скажу не «поздравляю»,а «прощай».

Сцена 7. Фабиан Пальцевич. Курьер. Живой. Или почти.

Я не люблю герметичность.

В ней невозможно потеряться. А потеряться — это святое.

У меня нет должности, но есть бейджик.

На нём написано «Фабиан Пальцевич. Почти вовремя.»

Я не доставляю письма.

Я доставляю… ситуации.

Развязки.

Ошибки в маршрутах.

Я курьер по особым случаям.

И если вы меня видите — у вас особый случай.

Героиня — она... странная.

И это мой любимый сорт людей.

Странная — значит, неприспособленная к смерти.

А значит — ещё не мертва до конца.

Она думает, я помогаю ей.

Пусть думает.

Честно? Я помогаю себе.

Мне надоело быть между строк.

Хочется, наконец, поставить жирную точку. Или хотя бы запятую.

Я знаю, что делает демон.

Он пишет спектакль.

Героиня — его главная сцена.

А я? Я — тот, кто врывается в акт со

словами:

«А у нас, кстати, пожарная тревога.»

Он думает, я шут.

Но я старше его на несколько вечностей.

Он родился из закона.

А я — из ошибки.

Знаешь, чего я боюсь?

Не быть нужным.

Не быть опасным.

Стать просто рассказчиком, а не фактором.

Поэтому я таскаю чемодан.

Там — часть ответов.

Часть вранья.

И одно письмо, которое она сама себе отправила,

но забыла подписать.

Мы играем.

Демон — в планы.

Она — в память.

А я — в то, что всё это можно переписать.

Если она доберётся до финала —

мир, возможно, снова ляжет в чёткие линии.

А возможно — превратится в кашу из шепчущих бумажек и забытых судеб.

И знаешь что?

Меня устроит оба варианта.

Лишь бы скучно не было.

Сцена 8.Фрагмент памяти.

Сломанный эпизод.

Комната 317.

— Это оно? — спросила я.

Голос прозвучал тише, чем я рассчитывала.

Фабиан кивнул, поставил чемодан рядом с пыльной панелью и вытащил что-то вроде киноплёнки, замотанной шёлковой косынкой. Она дышала. Шевелилась.Словно не хотела, чтобы её раскручивали.

— Не спрашивай, где я её достал, — буркнул он.

— Спрошу.

— Тогда точно не скажу.

Он вставил ленту в потусторонний проектор, который выглядел как гибрид граммофона, мясорубки и детской игрушки.

Нажал кнопку.

Тишина.

Вспышка.

Я.

Сначала — смех.

Женский. Мой.

Я стою у окна, разговариваю по телефону.

Мама? Подруга?

Я счастлива. Это до всего.

Следующий кадр — тёмный подъезд.

Я поднимаюсь по лестнице.

Держу в руках пакет с продуктами.

На плече — синяк.

Но улыбаюсь.

Глупо. По привычке.

Дверь.

Замок.

Он уже там.

Мужчина.

Лицо размыто. Не помню. Или не хочу.

Он орёт.

Я молчу.

Он разбивает чашку.

Я всё ещё молчу.

А потом… не молчу.

Я кричу.

Я говорю: «Хватит!»

Я говорю: «Я ухожу!»

Я говорю: «Ты больше не будешь мной владеть!»

Он толкает.

Голова ударяется об косяк.

Не сильно. Не так, чтобы…

Но я падаю.

Слишком неудачно.

И тишина.

Экран гаснет.

Я стояла, не дыша.

Фабиан не смотрел на меня.

Он кормил чемодан сахаром.

— Это было случайно? — прошептала я.

— Возможно.

— Он не хотел убивать?

— А ты хотела умереть?

Тишина. И вдруг — вспышка боли. И ясность.

Я не умерла в тот момент. Я выпала из реальности.

Как будто мир сказал: «Этой слишком много.Она не вписывается.Уберём аккуратно.»

И демон, чёртов дирижёр,

перехватил момент,

взял меня в канцелярские лапы,

и сказал:

«Ты будешь служить здесь.

Пока не вспомнишь, кто ты.

И почему тебя нельзя было спасти.»

Я повернулась к Фабиану.

— Я помню.

— Вот и отлично, — сказал он. — А теперь беги.

— Что?

— Он идёт. Он почувствовал, что ты стала цельной. А цельных он боится.

Сцена 9. Дверь без таблички.

Там, где должно быть забвение.

Мы шли молча. Фабиан впереди, я — следом, чуть задевая стены, будто прощалась.

Тут всё было слишком тихо.

Даже часы больше не тикали.

Словно сама система решила: «Раз ушла — пусть уходит. Только пусть тихо.»

— Ты уверен, что дверь вообще существует? — прошептала я.

Фабиан не обернулся.

— Я уверен в том, что её нет.

— ?

— А всё, чего нет, — работает лучше всего.

Он остановился.

Поставил свой чемодан у старого шкафа, в котором, как я знала, хранились жалобы, которые никто не читал.

Поколениями.

И поколениями.

Каждый лист пах забвением.

Он провёл рукой по стене — и та дрогнула.Пропустила щель.

Как будто она сама устала держать.

— Вот она, — сказал он.

— Дверь?

— Не совсем. Место. Где ты можешь уйти.Оно открывается только тем, кто вспомнил, что они — это они.

Я сделала шаг.

Стена чуть дрогнула.Щель расползлась, как трещина в стекле,

и за ней — ничего.

Никакого света.

Никакого мрака.

Чистая возможность.

— А ты? — спросила я.

— Я?..Я ещё не вспомнил, кто я.

Но я рад, что ты вспомнила.

Он улыбнулся. Улыбка была… человеческая. И чуть-чуть грустная.

— Фабиан.

— Да?

— А если я выйду…Я вернусь в мир?

Он пожал плечами.

— Может быть.

Может — создашь новый.

Может — проснёшься.

А может — просто перестанешь быть чужой.

Главное — ты уйдёшь сама. А не по чьей-то воле.

Я шагнула в проём. И обернулась.

Он стоял там.Один.С чемоданом и стеной, которая уже снова была просто стеной.

И в последний момент —

он сказал: — Спасибо, что была здесь.Без тебя — всё это оставалось бы просто системой.

Финальная глава.

"Служба. День новый."

Я проснулась за столом.

Папка с жалобами лежала ровно. Чернила не высохли.

Всё вокруг казалось… как всегда.

Но внутри — тишина. И ясность.

Я помнила.

Я помнила всё.

Миг смерти.

Разговор с Фабианом.

Шаг сквозь небытие.

И даже то, как стена не впустила меня до конца.

Как будто она — знала лучше.

— Утро доброе, — прозвучал голос.

Он, конечно же. Мефистофель Мефодьевич. Опять при галстуке, опять с тенью ухмылки.

Я подняла глаза.

— Вы знали, что я вернусь.

— Не знал. Но надеялся.

Это… редкий выбор.

Я молчала.

Он наливал чай, хотя сам никогда не пил.

— Некоторые сбегают.

Некоторые стираются.

Некоторые строят иллюзии.

А вы — решили помнить. И остаться.

— Здесь больно, — сказала я.

— Везде больно, — ответил он. — Просто здесь ты понимаешь, откуда она.

— Это ад?

— Это — твоё место. Пока ты его выбираешь, а не его выбирают за тебя —это уже не ад.

Я посмотрела на стопку новых жалоб.И впервые — не испугалась.

Потому что знала, откуда приходит каждая боль.

И у кого она могла быть раньше.

Он подошёл к двери. Задержался.

— Знаешь, что самое страшное?

Что забвение иногда — подарок.

Но тебе он не нужен. Ты — одна из тех, кто умеет помнить.

Значит, ты и есть кто-то, кто помогает другим не исчезнуть.

Он ушёл.

А я осталась.

Всё та же канцелярия.

Но теперь — со мной.

Со мной, которая знает правду.

И остаётся не потому что должна.

А потому что может.

У всех свой ад. У кого-то огонь и крики, у кого-то — бесконечные бумаги и чай с демоном. Но даже в этом есть выбор. Можно исчезнуть. А можно — остаться и сделать из этого смысл.