Кантóр

Я знаю, есть кто-то где-то;

Кто-то, кто, конечно, найдёт меня скоро.

После того, как дождь пройдёт, будут радуги;

Я найду свою радугу скоро.[1]

На Кантóр было свадебное платье из нежных лепестков луна́рии, сшитых между собой тончайшей нитью паутины. В закатных лучах наряд отливал серебром. На крошечных, изящных ножках феи красовались туфельки, вырезанные из застывших полупрозрачных капель живицы[2].

Черные отросшие волосы Кантор, убранные в высокую прическу, украшала костяная тиара с паутинкой-фатой.

По открытой спине, словно нарисованные на серой коже самой тонкой кистью, едва заметно переливались полупрозрачные крылья. Ее собственные, длинные и… слабые. Она не могла поверить в это чудо и одновременно страшилась их сломать. Но возлюбленный ободрял и поддерживал Кантор. «Дай им время окрепнуть и полностью срастись с твоим позвоночником. А до тех пор не напрягай слишком часто. Это большая редкость, если фея, раз лишившись крыльев, сумела отрастить их вновь», — говорил он.

Жизнь среди людей многому ее научила, но во дворце фей ее подстерегали иные опасности.

Не таким представляется будущее с возлюбленным после церемонии, когда в любой момент тебя могут убить.

Только благодаря твердости характера принца Мóргана, его преданности и любви к Кантор, фея решилась принять предложение.

Клятва у мертвого дуба, чьи ствол и ветви побелели, напоминая замерший скелет странного существа, — место церемоний народца. Кинжал Моргана, оставивший порезы на их запястьях, кровь, которую они слизывали с ран друг друга.

Рядом с ними не было ни величественной королевы Астры, ни придворных, никого из фей. Всем отдали приказ — не сметь появляться на свадьбе принца. Да и вряд ли бы желающие нашлись. Особенно в миг, когда Эмера́льд поглотили холода и морозы. Сильные чары морской колдуньи, погрузившей королевство в зиму, загнали фей обратно под землю. Глубоко, во мрак и тьму, ближе к корням, подземным течениям, сырости, но главное — расщелинам, через которые в земли крыс феи могли попасть.

Горный хребет, разделяющий Сорфмаран и Кёнеграйх, был расчерчен едва заметной трещиной, тянущейся вниз и уходящей глубоко под землю, позволив болоту с одной стороны соединиться с другой.

Метель накрыла изумрудный луг, усыпанный разнообразными цветами. Бутоны превратились в ледяные фигурки, чьи стебли сломались от тяжести цветка, раскрошившись на куски — все смешалось.

Спасаясь, Морган схватил Кантор за руку и, распахнув крылья, потащил за собой в сторону леса. Толстые стволы и крепкие ветви деревьев не позволяли снегу ворваться в чащу.

Ноздри принца широко раздувались. Учуяв затхлость топи, ощутив ее удушливое тепло и заслышав утробное урчание жаб. Феи спланировали в заросли кустарника, окруженного мягким темным мхом, под которым скрывалась плотная черная жижа трясины.

Оцепеневший Морган упал на колени, непроизвольно свернувшись калачиком и стуча клыками. Его бил озноб. Половину тела успел покрыть иней, сковав крылья и подбираясь к лицу. Острая боль пронзила Моргана до самых костей.

— Не засыпай, иначе ты погибнешь, — прохрипела Кантор, коснувшись ладонями чистого лица возлюбленного.

Его белесые ресницы затрепетали. Вертикальные зрачки сузились, ядовито-желтая радужка блеснула, а губы искривились. Он пытался улыбнуться ей. Утешить взглядом.

— Болото, подземелье, — с трудом проговорил он сдавленным от спазма голосом. По серой коже расплылись белые стигматы.

Фея прильнула губами к бесчувственным губам принца, пытаясь согреть. Кантор знала, что бывает с феями от сильных морозов.

Иней медленно растекался по телу, пока не вонзался в сердце тонкими иглами.

«Нам не спастись, если…» — Она схватила Моргана за руку и потащила по влажному мху. Между кочками у блестящей черной воды торчала макушка коричневой пупырчатой жабы. Та разинула широкую пасть, чтобы издать очередное бурчание, а затем нырнуть в воду, но не успела.

Пальцы девушки слабо засветились фиолетовым светом. Кантор подчинила себе земноводное, и то послушно раскрыло пасть, куда фея влезла и втащила за собой возлюбленного.

Вцепившись когтями в ноздрю жабы, Кантор потянула за нее и захлопнула ей рот, словно половинку ореха. Земноводное опустилось под воду, надеясь, что поймало большого мотылька, чтобы полакомиться, однако фея не позволяла жабе раскрыть пасть или тем более проглотить их обоих.

В теле этого существа было достаточно тепло. Как долго метель будет продолжаться, фея не знала.

Управляя жабой, Кантор заставила ее плыть дальше, в сторону горы. К жирным и склизким корням деревьев, кротовым тоннелям и мышиным норам, уходящим глубоко под землю.

Урчание жабы успокаивало, и Кантор погрузилась в беспокойный сон. И снова мрак накрыл ее, в этот раз став спасением, а не наказанием. Она выживет. И спасет возлюбленного.

Время от времени ее багрово-желтый глаз приоткрывался, напоминая мерцающий огонек, и вновь закрывался.

Острый слух улавливал малейшее движение и звуки.

Жаба покинула уютное тепло и привычный смрад болота и, хлюпая по илистому берегу, выбралась под одним из деревьев, на чьи корни медленно падали снежинки. Метель здесь не бушевала.

Лениво передвигая перепончатыми лапами, жаба приблизилась к скрытой засохшей осенней листвой норе и широко распахнула пасть, выкатив на землю вместе с языком вымазанных в зеленовато-желтой слизи фей.

Медленно разгибая затекшие ноги и руки, Кантор осторожно встала.

Жаба недовольно заурчала, бородавки на коричневой коже стали еще крупнее, будто выражая все негодование земноводного, что-то скопило за время пути. Но, не почувствовав над собой власти феи, жаба быстро запрыгала обратно к воде, где с наслаждением издала громкий бульк.

Зарывшись в листву когтями, Кантор расшвыряла ее в стороны. Выбрав крупные, плотные листья, фея перетащила на них Моргана и укрыла сверху коричневым кленом, подоткнув его уголки под тело возлюбленного. Взявшись за черешóк[3] и согнувшись, Кантор заползла в черный провал тоннеля, уходящего прямо в расщелину скалы. Чем дальше от Сорфмарана, тем лучше.

От сильного порыва ветра деревья закачались, а вместе с ними в воздухе закружились листья, укрыв собой разворошенный Кантор проход.

К небу поднялся потрепанный и утративший свою белизну лепесток лунарии.

[1]Автор песни Барри Манилоу. Русский перевод Хмелинская Т.

[2] Сосновая смола.

[3]Суженная часть листа, соединяющая своим основанием листовую пластинку со стеблем.