– Неправильно. – Зорак легонько стукнул по «моим» пальцам, сложившимся в совершенно незнакомые, но отчего-то отдающие чем-то ностальгическим знаки. – Забудь об этих рунах, мальчик. Они запрещены на территории Империи.

– Но мама…

– Неважно. – Резко оборвал «меня» капеллан. – Такое колдовство запрещено. Запомни это, если хочешь выжить и стать сильным…

Я стоял чуть в стороне, подперев спиной ствол могучего дуба, и пристально следил за происходящим, медленно складывая «еретические», но кажущиеся такими родными знаки.

Ничего сложного – лишь то, что мог запомнить ребёнок. Основы. Базис наподобие элементарных магических конструктов Ордена. Не что-то злое, опасное или плохое. Просто инструмент, который когда-то давно заклеймили запретным искусством, потому что он не вписался в узкие догматы «правильной» магии.

Я понимал, зачем это делалось, ведь всё плохое неизменно рождалось из лучших побуждений, чаяний и надежд. Но мог ли я принять это? Принять добровольный отказ от силы, которой, как показала практика, никогда не бывает много? Нет.

Поэтому я наблюдал, старательно повторяя все увиденные жесты и запоминая слова, которые Зорак вытягивал из моей маленькой, очень глупой в силу возраста копии.

Так продолжалось третьи сутки.

День начинался, когда «маленький Даррик» просыпался, и заканчивался, стоило ему сомкнуть глаза. Промежутков между днями не было, но я здесь и не уставал.

Даже наоборот: разум казался невероятно острым, схватывая всё на лету… или восстанавливая давным-давно забытое.

Нельзя, запрещено, забудь – эти три слова регулярно звучали в разных вариациях, вытесняя и затмевая всё то, что капеллан считал опасным.

А опасность он видел во всём, что хоть немного походило на ересь.

Хотя сам он, судя по оговоркам Орэна, брезговал только самыми мерзкими и грязными чарами. Даже у «меня» он сначала в деталях вызнал и записал всё, что касалось семьи и способностей матери-колдуньи, прежде чем начать искусно перекрывать запретные знания чем-то новым.

Как? Уроками, объяснениями, новыми впечатлениями. Стандартная практика, о которой я лишь читал, работала именно так.

Выкорчевать или оттенить самые яркие «пятна», прежде чем накладывать на воспоминания печать – обязательный этап, без которого блок не продержится сколь-нибудь долго.

В случае с ребёнком такая печать и вовсе должна была быстро стать чем-то от разума неотделимым… но по какой-то причине этого не произошло, с чем мне ещё только предстояло разобраться.

А сейчас я лишь наблюдал, запоминал и анализировал, стараясь не думать о том, что происходило с моим телом в реальном мире.

– Зорак, заканчивай. – Орэн вышел из тени, отряхивая испачканные в грязи руки. Как и оба раза до этого, сигнальную систему он устанавливал самостоятельно. – Малец уже клюёт носом. Всё, что ты ему сейчас рассказываешь, вылетит из его головы уже к утру.

Зорак обернулся, смерив напарника осуждающим взглядом. Но сопротивляться не стал, махнув «мне» рукой:

– Ступай отдыхать. Подъём рано утром…

На этом день должен был закончиться, но «я» сохранил достаточно сил, чтобы пролежать на боку ещё с четверть часа, притворяясь спящим и вслушиваясь в тишину ночного леса…

И в разговор капелланов, которые были свято уверены в том, что их подопечный крепко спит.

«Только не засыпай, Даррик. Только не засыпай» – мысленно взмолился я, цепляясь за начавшую понемногу расплываться «нереальность» всей своей волей.

– Ну? – Бросил Зорак недовольно, сев у костра и подбросив в него ещё одно полено. Устроившись поудобнее, он сцепил обе руки в замок, наклонившись. – Что тебе не нравится сегодня, друг мой?..

– То же, что и вчера, Зорак. Этот мальчишка слишком много знает об этом колдовстве. А мы даже не можем определить, от какого культа произошла эта ветвь. – Мужчина уселся напротив, вытянув ладони к огню. Костёр словно живой потянулся к пальцам капеллана, касаясь, но не обжигая их. – Неизвестно, какая сила заключена в его знаниях, и не вскроется ли однажды этот «гнойник».

– Он достаточно усерден, чтобы перебить всё лишнее тем, что я вложу в его голову по пути в обитель. Что же до знаний… – Зорак выдохнул. – Целенаправленно его не учили, а обрывками он сможет воспользоваться лишь тогда, когда раскроется его собственная магическая сила. И к этому моменту он уже будет капелланом, не говоря уже о том, что печать, скорее всего, останется с ним навсегда.

– Всё-то у тебя продумано. – Орэн фыркнул недовольно. – Но помяни моё слово, брат. Если правда однажды всё же всплывёт, неприятностей нам этот малец доставит много. Самостоятельно или через архонта – всё едино…

– Ты пессимист, Орэн. Закостенелый пессимист.

– Зато живой и на хорошем счету в обители…

Зорак засмеялся рвущим ночную тишину смехом:

– И поэтому тебя поставили присматривать за мной. Сомнительная честь, брат, очень сомнительная. Но, знаешь… – Мужчина улыбнулся. – Я рад тому, что из всех «надсмотрщиков» рядом оказался именно ты.

– О, как этому обрадуется архонт, когда поймёт, что со мной ты стал только хуже! Тогда она точно посадит тебя на цепь прямо под дверью своего кабинета, Зорак! – Всплеснул руками Орэн, лицо которого отражало сплошь недовольство.

Но недовольство не искреннее, а какое-то пресное, словно проявившееся из-за старой, бесполезной привычки.

– Это будет уникальный опыт. – Зорак усмехнулся, в то время реальность начала стремительно расплываться.

«Я» засыпал, и остановить этот процесс было невозможно.

А последним пробившимся через зыбкое марево звуком стал не голос Зорака или Орэна, а чьё-то несвязное гортанное бормотание. Спустя секунду в ноздри ударил терпкий запах каких-то трав…

И ночь резко сменилась утром.

Начался очередной «новый-старый день», который я намеревался запомнить от и до.


***


– Шор, принеси ещё немного настоя кет`саль. И возьми у Изиды щепоть дурмана, пришла пора его заменить. – Тихо и медленно, но отчётливо произнёс старый шаман, разминая на бледном теле пленника очередную охапку истлевших за ночь трав.

При малейшем движении они осыпались серым прахом, после чего старик тут же принимался смахивать сор жёсткой кисточкой, собранной из меха самого разного, но неизменно хищного зверья.

Шор не видел в этом процессе никакого смысла, ведь можно было изначально избавляться от мусора кисточкой. Но опаска перед шаманом принявшего их племени не позволяла ему просто спросить.

А старая Изида не могла ответить на этот его вопрос, потому как ничего не понимала в настолько специфичной области шаманизма.

«Смерть» – подросток сглотнул, продолжая завороженно наблюдать за монотонными действиями шамана, которого нисколько не смущало обилие костей и черепов – человеческих и звериных, в обилии расставленных вокруг лежанки имперца.

Но вот тени резко качнулись, и Шор отмер, резко вдохнув полной грудью. Всё это время он даже не дышал, и теперь нутро сильно жгло, вынуждая подростка вдыхать горьковатые, с нотками гнили ароматы, пропитавшие воздух в шатре.

– Я быстро! – Развернувшись, он вылетел наружу прежде, чем старый шаман успел открыть рот.

Не сбавляя темпа Шор побежал к убежищу шамана, наслаждаясь морозным, пробирающим до костей свежим воздухом.

Двуглавый шатёр встретил его привычной тишиной и запахом целебных трав, развешанных вдоль стен и под потолочными балками. Двое раненых, проходящих лечение, молча уставились на привычного гостя, а деловито растирающая сухие травы старуха по-доброму улыбнулась:

– На столе, Шор. Настой в глиняной баночке, дурман в мешочке. И не мешкай: дух его силён, того и гляди очнётся, болезный…

– Хорошо, бабушка. – Подросток коротко кивнул, похватал с устланной шкурами доски всё необходимое и так же споро добежал до края лагеря.

Туда, где вот уже третью декаду держали не приходящего в себя из-за дурмана имперского капеллана…

– Я принёс! – Откинув полог шатра, Шор протиснулся внутрь, поёжившись от ударивших в нос неприятных ароматов.

Не просто так работа помощника старика была тем, что с готовностью спихнули на него, «чужака», вызвавшегося чем-то помочь, чтобы отплатить за приют и доброту.

Никто не любил Смерть и Её духов, пусть этот аспект природы и был невероятно полезен. Покорялся, правда, не всем, но те, кто всё же постигал его, по важности становились вровень с вождями. За глаза такого шамана могли бояться, но никто не смел отрицать всей той пользы, которую он приносил племени.

Ведь только проводник воли духов Смерти мог вырвать из Её рук даже того, кому суждено вот-вот умереть.

«Иначе имперца бы ему не доверили, как пить дать!» – подумал подросток, с поклоном передавая старому шаману и глиняную баночку, закупоренную пробкой, и крепко, двумя узлами завязанный мешочек.

– Опять бежал и туда, и обратно, Шор? – Недовольно пробурчал старик. – Не ровен час, оступишься, уронишь добро и тогда дело будет худо! У нас и без того заканчиваются припасы…

Причмокнув и бросив хмурый взгляд на имперца, шаман откупорил баночку с настоем. Зачерпнул кончиками пальцев немного этой густой, точно подогретая смола, субстанции, и приступил к её нанесению на тело «больного».

– Он ведь будет очень злым, когда очнётся. – Тихо бросил Шор, не отрывая взгляда от своеобразного ритуала. Мазь наносилась не абы как, а вдоль костей, там, где они были ближе всего к поверхности кожи.

А ещё сам настой не был чем-то, что использовалось так уж часто, ведь свойства у него были специфическими. Завязанными на всю ту же Смерть, если говорить точно.

– «Злым»? – Старый шаман хрипло рассмеялся. – Очнётся ли он вообще – вот настоящий вопрос, мальчик. Его дух могуч и упрям. Он рвётся назад, в бой. Вот только магия в его теле нездорова…

Старик аккуратно втёр последнюю каплю густой мази в ключицу имперца, соединив тем самым части сложного, витиеватого контура. Кожа под мазью на мгновение побледнела ещё сильнее, а после проступила сетью тончайших бордовых жил, исчезнувших так же стремительно, как и появившихся.

Прокашлявшись и взяв в руки мешочек с дурманом, шаман взял первую щепотку, поместив её в первый череп. Из глазниц тут же потянулась сизая дымка, а он продолжил говорить:

– «Петля» держит его здесь. Не даёт спалить то, что мы латаем наживую. Эти шрамы… – Старик ткнул покрытым серебрящимся порошком пальцем в грудь «пленника». Тот вздрогнул, и от сердца к конечностям протянулись тёмные линии, в точности повторяющие контуры кровеносной системы. – … оставила его собственная сила. Его не учили. Или учили, но не тому и не те. Капелланы, ха…

– Капелланы сильные. И опасные. – Буркнул Шор. На его глазах шаман «оживлял» черепа один за другим, добавляя в них дурман… и что-то ещё.

Что-то, что подростку виделось в форме искажённых, срывающихся с сухих пальцев шамана теней. Каждая из них перетекала в новое вместилище и плясало в пустых глазницах, порываясь вырваться вовне.

Но стоило Шору сосредоточить взгляд – и наваждение пропадало без следа.

– Спорить с этим всё равно, что пытаться убедить подвинуться гору. – Старик легко согласился со словами помощника, кивнув. – Только вот, юный Шор, не всегда сила – результат правильного обучения. Наши охотники могут научить тебя разить птиц стрелами, и ты спустя годы станешь «сильным». Поседеешь, станешь прославленным охотником, уважаемым членом племени, отцом и, возможно, даже старейшиной. И никогда не узнаешь о том, что с твоим телосложением путь воина позволил бы добиться высот куда больших. И обрести настоящую, а не мнимую силу. Понимаешь?

– Так его что, учили неправильно? – Шор чуть наклонился, пытаясь заглянуть в глаза шамана, начавшего отвязывать какие-то мешочки с травами, прежде сложенные у изголовья лежанки.

– Капелланов всегда так учат, мальчик. Веками учат. И это правильный подход, в каком-то смысле. – Старик сухо прокашлялся. – Только этому имперцу такое обучение пусть не повредило, но и не помогло в полной мере. Его привечают духи Смерти, тянутся к нему, как к родному, но он, видно, об этом не знал. И когда в час нужды они откликнулись на его зов, этот имперец не уважил их, не направил, не оказал должных почестей. Итог перед тобой…

Шаман указал ладонью на Даррика. Бледного и истощённого, укрытого уже начавшими увядать травами и окружённого черепами людей и животных. На его теле влажными мазками блестели узоры, начертанные «провожающим мёртвое» настоем кет`саль, а грудная клетка вздымалась при каждом вдохе рвано и прерывисто.

– А сейчас его лечат те же духи?

Старик фыркнул:

– Лечат его настои, покой и время. А Смерть удерживает душу там, где её уже не должно быть. И одновременно позволяет привыкнуть к Ней, ведь иначе этот имперец всё равно отдаст душу своему «трону», едва коснётся Потока. – Шаман убрал руки за спину, чуть выпрямив обычно сгорбленную спину. – Всё. Пойдём отсюда. Нам предстоит ещё много труда до заката светила…

– Благодарю за науку! – Шор глубоко поклонился шаману, добившись удовлетворённого хмыка. А после они вышли наружу, направившись прямиком к двуглавому шатру.

Неудержимая, вечно голодная и злобная сила гнала племена говорящих-с-духами на юг, а вождь Сирриар, укрепившись среди скал и снегов, с готовностью принимал под своё крыло немногих выживших. В итоге племя обрастало новыми ранеными быстрее, чем успевало ставить на ноги старых, а шаманы и лекари трудились, не покладая рук.

А это значило, что их всех ждало ещё много, очень много грязной, но нужной работы…

От автора

Загрузка...