Капитан. Вкус 90-Х

Рыжий.

Обычный день, когда ты уже знаешь задание тренера и просто выполняешь его. Я сидел на гимнастической скамейке, перекладывал вещи в сумку. Ко мне подошёл тренер, представил новенького и попросил показать ему наш распорядок. Передо мной стоял высокий рыжий парень с голубыми глазами, выглядел-он заметно старше меня. Я объяснил ему что и зачем следует делать, провели с ним тренировочный день и на этом наше знакомство ограничилось — мы разошлись и долго не пересекались. У меня были свои поездки и планы. Готовясь к соревнованиям, мы месяцами «работали» на износ. И день, когда ты был готов на сто процентов, чтобы показать своё мастерство, всегда вдохновлял, был основным мотиватором нелегкого пути к цели. Рыжий же относился к другой возрастной группе и с нами почти не сталкивался.

Прошли годы. Мы встретились на центральном вешевом рынке — шёл 1991 год. Я продолжал карьеру спортсмена и параллельно учился на «РабФаке» местного института, надеясь поступить оттуда на «Судоводительский Факультет». Конкурс был большим, и с первого раза я не прошёл. Рыжий оказался на рынке с семьёй и заметил меня у прилавка вместе с моими приятелями — мы продавали вещи, привезённые с разных концов страны, от Прибалтики до Урала. Он предложил встретиться. Мне тоже было приятно: он помнил обо мне и улыбался широкой улыбкой.

Вечером того же дня сидели в кафе"ВостоК", пили зелёный чай с жжёным сахаром. Рыжий рассказывал, как служил в Афгане, как было страшно, как во время затишья они обменивались вещами с духами. Делился тем, что устроился на завод, работает слесарем и ждёт обещанную квартиру. А ещё вместе с друзьями-комсомольцами он строил планы: создали товарищество с ограниченной ответственностью, собрались заняться янтарными сувенирами — делать изделия и продавать их на прогулочных кораблях, например по Волге. На заводе имелись станки с ЧПУ, в которые можно было загрузить янтарное сырьё и почти без остановки получать готовую продукцию.

Он предложил и мне присоединиться, полагая, что мой опыт в организации торговли пригодится, а я мог бы заняться доставкой сырья из Янтарного Комбината.

Серьги для любовницы.

Идея мне понравилась, и я согласился. В следующие недели каждое утро я ездил на встречи с директором комбината с письмом-просьбой о продаже нам ежемесячно небольшого количества сырья. Наверное, только с четвёртой попытки я смог попасть в его кабинет и удостоился разговора с директором самого крупного в стране предприятия. Это было непросто: внутренний страх сковывал движения, голос срывался. Я положил письмо на стол прямо под его руки. Он взял его, и пока читал, я постепенно успокаивался и готовил речь. Но говорить не пришлось — прочитав, он сказал, что сырья продать не может, только отходы.

Вернувшись на встречу с участниками нашего ТОО, их было трое помимого Рыжего, и рассказав, что перспектив почти нет, а переработка мусора даёт лишь около пяти процентов янтарной крошки, всерьёз задумались, что делать дальше. Мне дали на продажу какие-то готовые изделия — бусы, даже предлагали взять золотые украшения, но я отказался. Рыжий прихватил пару серёг для любовницы. «Вот где он всё успевает?» — подумалось мне. Вроде и семья, и работа постоянно, ведь даже поговорить с ним можно было только в заводской подсобке. А тут ещё и любовница.

Через пару дней у меня созрел план. Я не думал о том, чтобы меня вводили учредителем в ТОО: отношения были доверительные, общее дело обсуждалось открыто, а готовность браться за самые трудные задачи была у всех. Говорили даже о теплицах для помидоров рядом с заводом — они стояли в упавшем состоянии. Я же предложил заняться хвойной доской: покупать и перепродавать её через объявления — садовым обществам, гаражным кооперативам, на частные стройки. Решили, что это самое реальное.

Вскоре я уже стоял на пороге кабинета директора одного леспромхоза. Он сказал: «Доски дам, но помогите нам достать пергаментную бумагу для стройки». На следующий день я грузил машину доски, а обратно на заводе мне отгрузили целую машину этой "нужной" бумаги. Женщина-кладовщица завода отнеслась ко мне с пониманием и осторожностью, всё время подсказывала, как оформлять доверенности и накладные. У меня была только печать, а опыта и знаний почти не было.

Так мы стали развивать наше ТОО. С Рыжим скидывали доску по огородам, а на заработанные деньги покупали «музыку». Нам нравился Kraftwerk. На стабильную зарплату мне не приходилось пока расчитывать. Пока хватало и этого. Молодость ,«бесконечное будушее» и вера в положительные перемены давало избыток сил.

Встретившись как-то с друзьями по спорту, работавшими в Польше, я принял от них новое интересное предложение — помочь найти деловую древесину для их польского шефа. Тогда я ещё не представлял, сколько именно и в каком объёме нужно поляку его "судовую партию". Но сама идея мне нравилась. Ребята работали у него на стройке, облагораживали территорию и получали хорошие деньги. Они видели его бизнес и уверяли, что всё будет в порядке.

Я поехал к моему директору лесхоза. Он выслушал, сразу понял, о чём речь, и заключил со мной договор на поставку семи тысяч кубометров круглой древесины. Передал этот договор друзьям, а они отвезли его «своему шефу».

Капитанская почта.

Начался новый, очень яркий и поучительный период моей жизни. Приходилось на ходу учиться всему новому, чтобы не пугаться простых слов, связанных с поставками, коносаментами, стивидорами, декларациями, расчётами плотных и складских кубических метров.

Ребята пригласили "своего шефа" в наш город . И вот к нам приехал знакомиться Томаш. К тому времени мы уже сняли первый офис — на территории компании, которая с завидным постоянством покупала у нас доску. В разговоре речь зашла о том, что мы должны собрать судовую партию древесины и отправить её на экспорт. Мы ещё не понимали, что эта сделка окажется первой в истории нашей области после распада СССР: впервые частная компания — наше ТОО — будет экспортировать древесину на Запад. Необходимо было получить много «разрешительных документов», о которых мы и незнали.

Объём был не маленький, но и не огромный, как позже сравнили в порту отправки. Порт заключил договор с поляком Томашем на перевалку древесины и предоставил 30 дней бесплатного хранения на причале. Это настораживало: по истечении месяца ставки хранения становились безумными, и груз могли попросту "отобрать".

Я начал этот путь. В разговорах с моим директором лесхоза становилось ясно: предстояло невозможное — собрать судовую партию за месяц. На складе лесхоза было около двадцати кубов, остальное числилось «на корню» в лесу. Всего значилось шесть тысяч кубометров, но их нужно было спилить, выволочь, погрузить и доставить в порт. И всё бы ничего, да только где взять лесхозу деньги на солярку и зарплаты?

Времена были тяжёлые. В магазинах постоянный дефицит, люди жили в напряжении — как содержать семью, где достать самое необходимое. Даже сахар продавали по талонам. Алкоголь — отдельная история: за ним стояли очереди, заранее записываясь в списки, чтобы при завозе в магазин оказаться «в строю» покупателей.

Директор предложил объехать все лесхозы области, заключить контракты на поставку берёзовой древесины и расплачиваться сахаром по хорошей цене.

Рыжий ушёл на своем заводе в отпуск , но продолжал работать в компании и продавал привозимую ежедневно доску. Сходили в банк и получили первый кредит на покупку древесины на новый контракт. Дали его честно, без знакомств и протекций.

Опыт давать объявления в газету уже был — с доской. Через объявление нашли сахар на складе в центре города — «склад под мостом». Было ясно: частная компания распродавала то, что должно было стоять на прилавках магазинов. Но времена уже становились рыночными, и «отжать» что-то могли те, кто имел связи — те, у кого ещё работала своя вертикаль.

Мы купили этот сахар в мешках по пятьдесят килограммов и повезли в первый лесхоз. Там каждый мешок приняли с недовесом. Я понимал, что меня обманывают, но промолчал — уж больно напористая оказалась кладовщица, такая «вашим и нашим». Развезли всем, с кем договаривались , ясно что люди были очень довольны.

Оставалось ждать поставки необходимой древесины уже от нескольких лесхозов . Шёл девяносто второй год. В Калининградскую область приезжали иностранцы — кто по бизнесу, кто туристом, автобусами просто посмотреть, как живут люди в бывшем СССР. Немцы, чьи семьи жили здесь до войны, приезжали смотреть на брошенные когда-то ими дома. Туристов становилось всё больше, открывались новые кафе и рестораны. В то время можно было пригласить иностранца в ресторан, усадить девять человек за стол, провести весь вечер со спиртным и уложиться в пятьдесят долларов. Томаш стал приезжать к нам всё чаще.

Древесины не было. Проблем становилось всё больше. За сахар расплачивались деньгами, потому что стоимость его выходила ниже, чем в магазине.

Призрак того времени.

По объявлению "О покупке древесины " приехала к нам женщина из Архангельской области.
— Ребята, у меня "военный лесхоз", берёзы — завались, цена хорошая. У нас сорвался контракт . Купите?

Мы даже не думали проверять, да и как ты проверишь Лесхоз в Плесецке. Да, мы звонили туда и спрашивали, как мы можем заключить договор и все такое. Она приехала в нужное время. Подписали все нужные бумаги, перевели предоплату. В порту к тому времени что-то подвезли местные, но не хватало ещё очень много.

Прошла неделя, другая. Обособленный лесхоз в Плесецке — да-да, рядом с космодромом.

Трубку не брали.
— Ну что, давай съезди, поговори там, — сказал Рыжий.

Я жил тогда один. Мне, конечно, было проше. Собаку оставил под присмотром другу Андрею, вместе с ключами. Сам отправился в Архангельскую область. Ездить было привычно по сборам, когда на соревнования. Частые пересадки, гостиницы, вокзалы меня не пугали.

Доехал до Питера поездом ещё совсем недавно, пару месяцев назад Ленинграда. Нужно было подождать несколько часов до поезда в Архангельск, там по дороге, главное не проспать, Плесецк. Раньше приходилось много ездить, в Плесецке я точно не был... На вокзале ко мне подошёл парень. Он был невысокого роста, но по возрасту старше меня. По виду — простой, разговорчивый. Одетый — если сказать «тёпленько», то самое то: костюмные брюки, клетчатая фланелевая рубашка, «турецкий свитер», какой тогда носили все. То ли ветровка, то ли спортивная кофта синего цвета с белыми и зелёными вставками на рукавах. Причудливая причёска — как будто весь свой возраст он только подстригал длину волос.

Между разговором он показал мне пистолет с глушителем и стал рассказывать, как легко живёт: на рынке, мол, торгуясь, может пальнуть в ногу для сговорчивости. Или в поезде кого-нибудь припугнуть — и всё сразу для него становилось намного дешевле.

Я, конечно, опешил. Слушал осторожно, думал, что сказать. Я выделялся — можно сказать, прям «горел» посреди перрона. Вещи на мне были другие, с другого «рынка». И ещё куртка — мандаринового или кирпичного цвета. Хотелось бы верить, что нутро подсказывало: ищет он просто компанию.

Молчать было неловко, надо было как-то реагировать. Я думал: что могло здесь, посреди перрона, на людях, произойти? Потому рассказывал ему про свою поездку — что еду по работе в командировку. Там нет оплаченного товара, надо разобраться. Вот, мол, меня как самого молодого и послали. Бизнес у нас с КГБ, там люди всё знают и созвонились. Меня ждут.

Я подумал, что эта встреча должна выглядеть как встреча двух работников — не на сменах, а в переезде с места на место. Много приукрашивать я не умел. А в таких разговорах я был частым участником и подолгу. Например, в секторе по прыжкам на чемпионате России, когда тридцать или сорок и более участников, и каждый по три попытки. Между своими попытками общаешься с уважением к соперникам — за их мастерство, силу, команду, наконец. Я старался держать инициативу, а то спросит: «чё покрепче».

Подошёл наш поезд. Парень оказался попутчиком. Я не спрашивал, конечно, его вагона — уж точно не вместе. Моё место — на боковой верхней полке, в середине поезда. Не прощаясь, я сказал, что иду в вагон, и ушёл. Разместившись и узнав всё, что требовалось, я разглядывал купленный журнал «Крокодил» и очень популярную газету «Аргументы и факты».

Через какое-то время меня нашёл этот «паренёк» снова. И пригласил:
— Пойдём в ресторан, там за парой вагонов.

Нехотя я согласился:
— Пошли, поужинаем.

Он шёл впереди, я немного сзади. Я накинул свою тёплую куртку, не застёгивая.

В обычном советском вагоне-ресторане всё одинаково: курица жареная, гречка, салат из свежих огурцов, чай. Можно выбрать и котлету, и салат столичный или оливье. Но тогда обязательно — водка. Или проблемы с желудком, а по меньшей мере — изжога. С водкой я не был готов.

«Паренёк» не напрягал — ни поведением, ни вопросами. Я вёл себя спокойно, чуть копируя Томаша — рассудительно, вдумчиво, без суеты. Денег было достаточно на дорогу, и даже мог угостить приятеля. Но он заплатил за себя сам.

Отужинав, мы вышли в тамбур покурить. Надо было уже расходиться. После недолгого молчания «паренёк» вдруг спросил:
— А не боишься ли ты остаться тут, в этом тамбуре?

Я посмотрел на него, пытаясь понять смысл вопроса. Лицо было спокойное, глаза сосредоточены на моих. Я, почему-то, задал то же вопрос в ответ:
— Ты здесь стрелять сейчас будешь?
— Да нет, у меня нож есть, — ответил он.

Внутри меня всё сразу изменилось, как по щелчку. Это были не соревнования. Но не отвечать было нельзя. Пока думаешь — время тоже идёт. Там, на той стороне, что-то приготовлено. Я выпалил строго и без дрожи:
— Давай, попробуй. Если здоровья хватит.

В этот момент открывается дверь в тамбуре, и входят трое мужчин. Двое проходят, громко беседуя. Третий приостанавливается, смотрит на меня с одной стороны, а потом на того парня. Ничего не говоря, повернувшись ко мне, показывает вверх большой палец и уходит.

«Мой попутчик» кидает мне руку: мол, я пошёл, давай, пока. И уходит за этими мужиками назад, в ресторан.

Не увидимся больше. Точно не увидимся. В Калининградскую область ему нельзя — таможни, проверки, да и бизнес у меня, к тому же, для него места нет. Я побрёл на своё место в вагоне. Не спеша и уже с каким-то внутренним зарядом, который даёт лёгкость, силы и много избыточной энергии. Меня словно «надули», и я парил, касаясь земли только затем, чтобы направить в нужную сторону своё тело.

Зима. Декабрь. В Плесецке Мороз не сильный, но сугробы непривычные. Кругом лес. В Калининграде в это время — дожди, снег редкость.

В военном лесхозе про меня знали. После вчерашней встречи я был готов говорить первым — ясно, понятно и по существу. Не было той первой боязни, как с директором Янтарного комбината. По скорым шагам в коридоре и звукам закрывающихся дверей я понимал, что слушать меня ещё не готовы, или, скорее, не решено кому. До командира не пробился. Секретарь предложила поговорить с главным лесничим. Главный — так главный. Спокойно,твёрдо объяснил: партия не поставлена, убытки уже несоразмерны стоимости леса. Просил понять и вернуть предоплату.
— Вернём, — сказал лесничий.

Сутки до поезда назад пришлось провести в маленькой гостинице при вокзале. Из головы никак не выходила та встреча с этим «каким-то призраком». Снова и снова крутились в голове мысли о том, что я ему наговорил и что могло произойти. Ведь кругом — лес. В этих краях лесники боятся выходить на свои обходы: вдруг чего увидят. Сугробы там… Да что там сугробы — пеньки после зимы торчат по полтора метра из земли. Когда снег сойдет… Когда пилили зимой, пенёк был маленький.

Ехать назад пришлось через Москву — так было быстрее, потому что поезд до Питера надо было ждать два дня.

Москву немного знал , так как очень часто бывал там на соревнованиях. До поезда в Калининград был целый день . Я поехал на рынок прикупить что-нибудь для собаки. Интересовали витамины D, а так же какие-нибудь ошейники или намордники . Удивила странность: Витамин D для собак стоил в два раза дороже, чем на "Птичьем рынке" буквально за углом. Тот же флакон и производитель, только продают для курей.

Звонить в офис было бесполезно: Рыжий уже занялся новой темой — торговая палатка у зоопарка, где его своячница продавала сигареты и жвачку. А в остальное время он развлекался с любовницей.

Вернулся без приключений. Дома — Андрей с подругой под «Пинк Флойд» пьют разливное пиво из трёхлитровых банок. Собака счастливо прыгала, показывая, как хорошо ей было.

За время поездки в лесхозах области ничего не поменялось, и древесины в порту не прибавилось. Военные, как и обещали, вернули предоплату. Снова предстояли поиски партии... Проезжая как-то мимо нашего порта, заметил огромные штабеля древесины, на которые раньше не обращал внимания, потому что не знал, что это именно то, что я ищу. Когда-то продав доску одному таможеннику, узнал у него о компании "Лесников", которая ещё при СССР занимались учетом древесины на экспорт. Отправился на следующий день в Порт знакомиться. Это был филиал когда-то очень крупной организации, которая проффессионально занималась поставками лесопродукции.

Приняли меня как старого знакомого. Сговорчивые. Сказали: лес есть, договоримся. Заключили договор, цена очень хорошая. Томаш прилетел сразу же со шведским представителем для оценки леса на причале порта.

На причале была — наша лесхозовская древесина вперемешку со старой: кое-где зелёные побеги пробились, местами — чёрный гриб, сразу видно — лежит давно. Видимо, у кого-то с хранением не сложилось... Но Томашу понравилось. Цену сбили. Нам и так все еще было выгодно.

Вскоре пришла огромная баржа. За один заход загрузили весь объём. Я занялся декларацией. Таможенник помогал с порядком бумаг. В конторе «Лесников» подсказали, как оформить коносамент, считая объём по усадке судна. В порту учили, как собрать капитанскую почту: одну — на выпуск, другую — в порт назначения.

Сутки пролетели. Капитан получил свои бумаги. Судно вышло из порта.

Вскоре мы дождались первой нашей валютной выручки.

Товарищи по спорту получили свою долю.

Томаш пригласил в Польшу на Рождество.

Впервые встретили Рождество в Польше. Это запоминающееся время. Везде светло, празднично, всё сияет огнями. Люди добрые и приветливые. Из кассет звучит музыка, поёт Фрэнк Синатра. Можно накупить много вещей со скидками — просто поговорив с продавцом. В торговом центре витает устойчивый аромат дорогого парфюма. Всё в преддверии праздника: посетители выбирают подарки. К русским относились как к добрым соседям — гостеприимно, дружелюбно.

В офисе Томаша, где проходила встреча, почти торжественное застолье (шведский стол) в честь Нового года… Человек двадцать: поляки, датчане, кореец, мы с Рыжим, шведка — представитель фирмы, что покупала у нас древесину, сотрудники Томаша. Все весело поедали еду прямо на коленях и уничтожали спиртное, будто только в этот день было разрешено.

Поговорив немного о прошедшей сделке, получив подарки и накупив свои «хотелки», мы остановились на ночлег в гостинице в Гдыне. Тёплое местечко. С Рыжим мы провели время за беседой, распивая «Сангрию» — редкий для нас напиток — и наслаждались чипсами с паприкой. Слушали Sade. Услышав ее в машине Томаша , это было словно саундтрек к поездке в Рождество. Домой я вёз диск с Depeche Mode. Сердце с предвкушением трепетало — хотелось скорее услышать чистое, почти магическое звучание этого «синти-электронного» шедевра современного музыкального искусства.

Утром не спеша отправились домой. На Рождество и до января поляки закрываются на каникулы.

Подъезжая с польской светлой стороны к нашему погранпереходу, нас встретил "солдатик". Серая застёгнутая шинель, замёрзшие руки без перчаток поднимают шлагбаум.

Вдруг на эту картину вспомнились слова моего бывшего замполита в годы моей срочной службы. Когда он видел перед собой бойца с расстёгнутой верхней пуговицей, он говорил: «Родненький… и далее ... как правило, выбор нарядов в неочереди» .

Меня охватила тоска, и нежелание принять "это увиденное...". То, что было монолитным и непобедимым, местами было вот таким... Родина. СССР. От шлагбаума до "будки" таможенников тянулась дорога — вся в кочках и выбоинах. У поляков — тротуарная плитка, освещение: ночью как днем. У нас же территория погружена во тьму: едешь только на огонёк лампочки у этой будки.

С тяжёлым чувством внутри.

Почему?

Что не так ?..

Боливар.

Начало года было очень насыщенным. Мы вернули кредит в банк. На обеде в столовой, которая находилась неподалеку от банка, мы часто встречались с теми банкирами. Они узнавали нас с Рыжим и всегда здоровались: «Ребята, здравствуйте». Было очень приятно. Мы имели свои деньги для оборота, и это давало много преимуществ. Рыжий занимался палаткой, иногда "выписывая на листочках бумаги" сумму, необходимую к выдаче мне как зарплату. Это сильно напрягало тех, кто там работал: они-то меня вообще практически не видели.

Много времени уходило на подготовку нового контракта , поездок практически небыло и мы могли заняться чем-то вокруг себя . Я попросил своего друга Андрея нарисовать хороший новый макет «Торговой палатки» вместо той, что у «Рыжего» на остановке возле зоопарка. Он хорошо рисовал. Андрей сделал проект: под общей крышей четыре тогровых кабины и место для ожидания с лавками. Одна была наша, одна — касса троллейбуса и автобуса, одна — «Союзпечать» с газетами и журналами, и ещё одна — мороженое. Раньше все эти точки были разрозненные и некрасивые что Рыжему не нравилось.

Проект понравился главе города. Оплатив изготовление каркаса с нашей лесной выручки, нам его сделали и привезли устанавливать. Устанавливали также сами , организовав всю технику для этого.

Контору лесников в порту в новом году расформировали — централизованных государственных поставок, как было в Союзе, древесины уже не существовало. Я часто заходил туда к ребятам. Получилось так, что нам дали ключи от офиса в порту и предложили работать там- вести учет экспортной древесины в быдущих своих и чужих поставках. Мне нравился этот офис на берегу реки Преголи, с прямым выходом в Балтийское море.

Вскоре Рыжий стал вести себя довольно странно: пропадал, скрытно чем-то занимался. Я продолжал вести переговоры о поставках древесины для Томаша по новому контракту. Работал с новыми поставщиками.

А через некоторое время я просто не смог попасть в наш офис: на двери был новый замок. Потом узнал, что Рыжий оформил на себя и на любовницу новое ТОО.

Он сам приехал ко мне домой. Я всегда рад встречать гостей, тем более таких. Мы слушали Kraftwerk — я хвалился собранной аппаратурой: радиотехника, колонки с хорошим сочным басом, проигрыватель винила, «Яуза» кассетник, «Вега» — CD-проигрыватель и усилитель. Ждал, чем он похвастается и что скажет.

Он пришёл не за тем, чтобы хвастаться. Начал прямо:
«Боливар двоих не увезёт. Расходимся.»

Я не думал вообще обсуждать вопросы о каких либо деньгах. Меня только интересовал момент оффициальной зарплаты , что бы не напрягать "Листочками" работников палатки.

Предложение Рыжего было таким : "Ты можешь продолжать заниматься Древесиной на экспорт в первой компании, и работать с лесхозами. А я поговорю что бы тебя, вписали в устав одним из учередителей. Я знал, что Рыжий был "Не очень кумовит" и мне было понятно, что я просто могу с ним "сильно вляпаться"- что потом не отмоешься... И как он себе представляет мои отношения с его тремя учредителями, я даже спрашивать не стал. В один момент стёрлись все планы на будушее, мечты. Всё с нуля.

В такие минуты в голове происходит удивительное. В мгновение открывается какой-то пакет «Понимания» и готового твердого решения, которое ты не намерен обсуждать — оно твое и принято после мучительно долгих раздумий. Делиться тем, что помогло его принять, ты не собираешься, потому что это — то, что ты высоко ценишь и не можешь дать шанс на его умиление, даже на оценку другими.

Это похоже на ситуацию после просмотра фильма: остаёшься на обсуждение, тебе дают слово, нужно ответить на вопросы. И ты отвечаешь так, что весь зал встречает это овациями и аплодисментами и даже встаёт. И всё это — глубоко внутри тебя, в твоём мире.

Только сейчас в голове промелькнула встреча с Филипычем. Недалеко от дома я с ним пил пиво, и он делился планами: как будет открывать своё дело, собирает команду и ждёт окончания стройки, когда построят его офис — уже почти готов.

Филипыч появился у нас с Рыжим, непонятно как. Рыжий не был против, к нам присоединился пенсионер, бывший офицер разведки или силовик — неважно. В порт с нами иногда ездил его приятель, показывая удостоверение, какое я тоже не спрашивал. Вопросов мне не задавали, я и не рассказывал ничего.

Но эта встреча с пивом меня напрягла, потому что нужно было что-то решать или «просить». Я толком и не понял, что именно. Были предложения непрямые, скорее намёки: «вот, можем заняться торговлей мясом птицы или импортной свининой». Филипыч рассказывал, что у него есть выход на такие контракты.

Что я только помню, сказал: «Нам с Рыжим есть что делать — контракт с поставками древесины на долгое время». Сейчас я понимаю, что с Рыжим тоже был разговор, и, видимо, он о чём-то договорился с Филипычем, только бы меня оставил с Томашем.

Всё это пролетело в голове одним мгновением. А между тем внутри меня была пустота, снаружи — волнами набегали слёзы. Я молчал, лишь спустя какое-то время сказал:
— Иди отсюда.

Мог бы, конечно, повторить слова, которые в такие моменты говорила его жена... Я часто бывал в его семье и приходилось присутствовать в таких сценах. Но зачем. Ведь я был в его списках как враг. Он таких записывал в свой "черный блокнот" и называл "Шавками". Это бы означало войну с ним.

Злость была на себя очень сильная — как так могло произойти?..

Я остался один, без ничего. Не думал идти к «бандитам» и сдавать его на разборки — сумма по меркам была «на несколько квартир».

Разве я мог наказать лучше, «Чем предназначено было»? Ведь ему с этим жить.

Я решил: я сам всё отработал.... и буду продолжать работать с Томашем на собственной фирме.

Капитанский бал.

Собралась неплохая моя новая компания. Мы покупали и отправляли дуб в Данию, Польшу, Германию — машинами и морскими судами.

В области много дубовых и ясеневых насаждений ещё от пруссов. Возраст «спелых» дубов — деловой древесины, готовой к промышленной рубке — составлял двести, а местами и более лет. Так как в основном область заболочена, лесники высаживали такие долгорастущие деревья, которые сохраняли основной земельный покров, включая дороги.

Все старые дороги в области по обеим сторонам были высажены деревьями: дуб, липа, ясень. В зависимости от богатства почвы и её плодородности можно встретить дубы по метру в диаметре.

А так как с начала перестройки проходили постоянные реорганизации — леспромхозы превращались в лесхозы — работники с ваучерами начинали разбирать в собственность производственные цеха с импортным оборудованием, производящим паркет, например. Переработки в этом тотальном развале не было. Много древесины просто оставалось невостребованной и её не пилили.

Это очень плохо сказалось на лес в целом. Если не пилить спелую древесину, она через какое-то время заболевает: в ней поселяются вредители, и начинается тотальное «пожирание» леса на корню. Древесина теряет деловую ценность — сначала идёт на дрова, а потом и вовсе становится неликвидом.

Вокруг не делаются и не ремонтируются дороги и канавы, лес заболачивается и погибает то, что раньше содержалось и давало работу тысячам работников — от Пожарной АвиаЛесохраны до Лесхозмелиорации. Всё было растащено по огородам собственниками ваучеров.

Мы зарабатывали немного, но нам хватало.

Томаш помог с компьютерами и офисной мебелью. Встречали датчан в нашем аэропорту, потом провожали их, загружая пьяные тела в их маленькую «Цесну». Ездили в лес на отбор и классификацию древесины, где запоминающийся запах костра , солярки, свежих дубовых опилок и перловой каши. Участвовали в первом в нашей области аукционе по продаже леса «на корню». На базе того первого леспромхоза.

Через какое-то время, пару тройку лет, ко мне пришёл товаровед с портовой компании Рыжего и сообщил: Рыжего посадили в СИЗО — обнаружили подделку таможенных документов и контрабанду древесины на крупную сумму. Он принес документы того дела. Я читал их и вспоминал, как я с Рыжим ходил в Томаша банк, ту гостиницу в Гдыне, где он продолжал останавливаться, как он решал "дела" со шведкой.

Одного не мог понять: зачем мне это надо читать? Я и так верю... Таваровед спросил: «Не могли бы вы, возглавить нашу компанию? Мы вас знаем. Работу надо вести».

Я, конечно, удивился, но всё же поехал в порт говорить об этом. В порту: «Да, так есть, но давай подождём результата суда. Это правильно». Согласился.

Время безжалостно летело. Все больше и больше было изменений в законодательстве . Валютный контроль заставлял следить за валютной выручкой и возвращать её полностью в срок — до шести месяцев. Иначе — двести процентов штрафа от недополученной суммы. Один контракт у нас завис, и это был контракт с потомоком Полонского. Ездили по Польше, искали, уточняли сроки платежей, под пристальным физическим наблюдением польской полиции.

Вообще, работа шла не по плану. Постоянно в напряжении. Появлялось множество "контролируемых государственных органов" . В офис приходили люди с удостоверениями особого и всякого другого отдела. Задавали много различных вопросов.

Со сменой губернаторов , менялось все... По истечении губернаторского срока , могло опять вернуться старое... Постоянное "обнуление" во всех смыслах.

В это время появился давний друг, с которым часто ездили на соревнования в детстве. Душевный парень — хороший, добрый. При этом служил снайпером, был участником несколиких "горячих" военных компаний . Мы обрадовались встрече, сели за пивом. Разговорились.

И вдруг он тревожно спрашивает:
— Слушай, брат, за тебя мне деньги платят. Знаешь кто?

Я сначала подумал, что он шутит, но остановился и спросил: кто. Он сказал:
— Ты работал с ним, он спрашивал, сколько нужно заплатить, чтобы "наказать" тебя.

Я рассказал, что у нас произошло, как мы с ним и почему разошлись. Мы рассуждали, что людей меняет или откуда приходит беда. Много было у обоих что рассказать друг другу.

Наверно, около года он старался быть рядом со мной , пока не ушёл в следующую командировку. Потом так же пропал.

— Спасибо тебе, брат.

Сидим с Андреем приглашенными гостями в новом логистическом центре на банкете, недалеко от границы. Новое здание, новые грузовые машины, громадный склад. Посреди пространства Генеральный директор компании с женой танцуют вальс. Смокинг, бальное платье, осанка, выучка . Человек отработал Шкипером много времени на "капитанском мостике корабля дальнего плавания". Теперь он директор немецкой фирмы. Работа на суше. Хозяева улыбаются, довольны.

Я смотрел и думал: «Смог бы я так танцевать?»

Андрей скучает, спрашивает:
— Слушай, поехали в польское посольство. Там нас ждут. Дуб хотят купить с отсрочкой на месяц.

Я сижу, думаю: да уж, лучше к врачу наконец схожу. Анализы сдам.

— Пойдём, Андрей, к Мансуровне в гости, — говорю. — Она французa привезла, доску для коньячных бочек ищут.

14-09-2025

Павл Агеев

История написана как художественное воспоминание о 90-х. Любые намёки или совпадения с реальностью — лишь игра воображения.