Карафуто

– Эй, Айдар! – кто-то шепчет и бьет меня в спину сзади. Это был Дима.

– А? Что такое? – сказал я, обернувшись.

– Сколько до конца пар? В общежитии телефон забыл.

Незаметно от преподавателя я достал телефон, посмотрел время и снова засунул его в карман. На экране мелькнуло уведомление от новостного агрегатора, но я не стал читать.

– Тринадцать минут, брат.

– Понял, – Дима снова начал смотреть вперёд на преподавателя, пытаясь изобразить внимание.

Сейчас идёт последняя пара, математика — обязательный и ненавистный предмет для всех гуманитариев. Я, Айдар, студент 4-го курса Башкирского государственного университета, исторический факультет. Мне 21 год, живу в общаге, приехал учиться из маленького посёлка на юго-востоке региона — из Башкортостана. Родители остались там, а я… Учусь последний курс. Скоро лето, конец универа, надеюсь найти место в этом мире с достойной зарплатой. «Историк востребован, как печник на Северном полюсе», — любил повторять наш декан.

Лектор, пожилой мужчина что-то чертил на доске, его голос был монотонным гулом. За окном маячил привычный пейзаж Уфы — солнечное небо, голые ветки деревьев и слякоть. Март 2028 года. Всё было как всегда. Почти.

Звонок, резкий и спасительный, разорвал сонное царство аудитории. Все оживились, начали шумно собираться.

– Слушай, ты новости видел? – Дима на ходу натягивал куртку.

– Что там ещё? – я равнодушно сунул тетрадь в рюкзак. Ситуация в мире меня интересовала мало. Она казалась чем-то далёким, театром абсурда, который не касается моей жизни: сессия, диплом, поиск работы.

– Да узкоглазые опомнились. Им лишь бы потрепаться.

– Что случилось то?

– Сахалин требуют

Мы вышли в коридор, наполненный гомоном студентов. В последний раз про Сахалин я слышал на первых-вторых курсах, где мы проходили первую и вторую русско-японскую войну.

Вернувшись в общежитие, я уселся за реферат по истории. Темой был Карибский кризис. «Октябрь 1962 года. Мир на грани ядерной войны из-за советских ракет на Кубе», — высветилось на экране. Ирония, хоть и топорная, не ускользнула от меня: тогда тоже спорили из-за островов и сфер влияния. Я начал набирать информацию в интернете на своём ноутбуке, древнем, но верном «игровом монстре», который теперь с трудом тянул браузер с десятком вкладок. Со звуковыми картами он дружил куда лучше, чем с процессорами.

За моей спиной разворачивалась другая реальность. Мои сожители — тот самый Дима и Витя — отложили учёбу на вечер. Комната оглашалась звуками контры*: резкими криками «На Б!», сухими очередями из виртуальных автоматов и десятиэтажными матами в адрес тиммейтов.

— Айдар, иди к нам! — крикнул Дима, не отрывая взгляда от монитора.

— Потом, реферат доделаю, — буркнул я, но уголком глаза следил за вспышками на их экранах. Играть хотелось дико. Особенно вечером, когда вся команда в сборе. Это был наш ритуал, способ отключиться от сессии, от мыслей о будущем, от всего. Но сначала — реферат.

Сделав пару абзацев, я машинально переключился на новостную вкладку. Самым верхним висел всё тот же конфликт: «Япония и Россия: эскалация вокруг Сахалина». Хм, похоже на уровень Крыма в 15-м, подумалось мне. Та же истерия в медиа, та же уверенность, что «это где-то далеко и нас не касается». Я кликнул на заголовок «Конференция России, США и Японии на Аляске завершилась безрезультатно».

Если говорить обобщённо, статья была сплошь усеяна дипломатической недосказанностью: «продуктивный обмен мнениями», «остались позиции для сближения», «стороны выразили озабоченность». Но между строк читалось одно: ультиматум. США, пользуясь угрозой вовлечения НАТО, надавили на российскую делегацию. Итог, который все уже поняли, но официально не озвучили: Южный Сахалин отходит Японии. «Хм, да и похер на этот островок», — мысленно отмахнулся я. Пусть себе берут свой Карафуто. У нас своих земель хватает.

Но другие заголовки пестрили уже истерикой: «ГЛАВНЫЙ ПОЗОР РОССИИ XXI ВЕКА», «И ЭТО МЫ СТЕРПЕЛИ?», «Дипломатическая капитуляция: кто ответит?». Комментарии под статьями кипели ядом. Одни клеймили власть предателями, другие винили во всём Запад, третьи кричали, что надо «стереть Японию в порошок».

***

Июнь 2028, две недели до финальной сессии.

Вся наша общага единогласно проголосовала: первую пару пропускаем. Физра с её двумя часами бега на солнцепёке с утра пораньше это уже не оздоровление, а издевательство. Проснулись ближе к десяти, умылись, заварили чай и потянулись в универ.

Оказалось, мы не одни такие гениальные - у главного входа уже курила половина группы.

— Герои, — кивнул я, присаживаясь на бордюр.

— Спортсмены, — парировал он, хрипло кашлянув. — Лёгкие чистят. Для историков польза опосредованная, но тоже есть.

Дорога в университет в тот день казалась особенно неспешной. Солнце было тёплым, но не палящим, а ветерок прохладным, будто жалел нас, студентов-историков. Шелестели листья, по дорожкам бежали куда-то с мячом школьники, мамы с колясками. Повезло же им. Каникулы.

И в этой мысли, промелькнувшей как ветерок, было не столько раздражение, сколько тихая, щемящая зависть. У них всё просто. У нас — через две недели вся жизнь может пойти под откос.

Когда мы пришли в универ, сразу устремились в аудиторию на историю Азиатско-Тихоокеанского региона. Темой была Вторая мировая война на Тихом океане, под конец — бомбардировка Хиросимы и Нагасаки. В обычное время было бы интересненько: стратегия, технологии, точка невозврата. Но сейчас половина группы слыхать не хотела о Японии, вернее, слушала вполуха.

Дело в том, что наша группа — сборище задротов исторических стратегий. HOI4, EU4, Victoria 3** — наш второй универ, а иногда и первый. Я в «Хойку» играл с восьмого класса, и до сих пор не наигрался. Часто с этими же ребятами, помимо «контры», рубились в многочасовые мультиплеерные партии. Как раз на последней, совсем недавней, всё пошло как по пьяни. Я был за Советский Союз, Дима отжал Финляндию, Коля Румынию. Подключились Данил (Германия) и Булат (Британия). И понеслось.

Вторая мировая началась не в 1939 с нападения на Польшу, а в 1938 с моего советского вторжения в Румынию за нефть. Дима тут же напал на меня, воспользовавшись моментом. Коля в истерике спамил в общий чат. Данил, вместо того чтобы создавать ось, начал строить флот и десантироваться в Африку. Булат наблюдал за этим цирком и спрашивал, не сошли ли мы все с ума.

— Как вам такой поворот истории? — спросила наша лектор, Елена Викторовна, указывая указкой на слайд с грибовидным облаком. — Финальный аргумент, перечеркнувший все правила. Мир после этого уже не мог быть прежним.

Я вернулся из воспоминаний и смотрел на чёрно-белые фотографии разрушенных улиц и думал о другом. О том, что в игре «ядерку» можно применить просто, если ты хочешь поскорее закончить затянувшуюся кампанию. Клик — и анимация красивого гриба. Клик — и цифры у врага тают. Клик — и победа. Никакого пепла, никаких теней на камнях, никаких мирных жителей, доживающих свой век с лучевой болезнью. Просто механика.

— Трагедия Хиросимы, — говорила Елена Викторовна, — это не только трагедия японцев. Это трагедия всего человечества, переступившего порог. Порог, за которым война перестаёт быть инструментом политики и становится машиной тотального уничтожения.

Дима, сидевший рядом, наклонился ко мне и прошептал, кивая в сторону окна, за которым была наша Уфа:

— Представляешь, если бы сейчас в игре. Вот сидят такие же пацаны в Токио или Вашингтоне, пьют колу и тоже думают: «А давайте-ка нажмём кнопку “Объявить войну” по этому Сахалину. Посмотрим, что выйдет».

— Вылезет ошибка, — мрачно пошутил я. — И начнётся не по сценарию.

— Как у нас с Румынией, — хмыкнул он.

Но шутка не казалась смешной. На слайде сменилась фотография. Уже не разрушенный город, а карта. Карта Сахалина и Курильских островов, 1945 год. Красная стрела советского наступления.

— Итогом войны стало изменение границ в регионе, — голос лектора прозвучал зловеще актуально. — Южный Сахалин и Курилы отошли к СССР. Этот территориальный итог Япония официально не оспаривала до конца Холодной войны, но и не забывала о нём. Это — незаживающая рана.

В аудитории повисла тишина, уже не сонная, а напряжённая. Все понимали, что «до конца Холодной войны» — это в прошлом. А сейчас — совсем другие времена. И «незаживающая рана» внезапно стала гноящейся и открытой.

Кто-то с задней парты громко, на всю аудиторию, сказал:

— Так может, им тогда и Хиросиму с Нагасаки вернуть? В качестве компенсации за моральный ущерб? Чтобы два раза не вставать.

Несколько человек нервно засмеялись. Елена Викторовна сняла очки и устало протёрла переносицу.

— История, господа студенты, — сказала она тихо, но так, что стало слышно каждое слово, — это не игра. Здесь нет кнопки «сохраниться» перед сложным выбором. И последствия здесь наступают не виртуальные, а самые что ни на есть реальные. Для всех.

После этих слов я невольно посмотрел на экран своего ноутбука, где поверх конспекта висела иконка Hearts of Iron IV. На ней был стилизованный Макартур с трубкой в зубах и фуражкой. Раньше это казалось просто крутой картинкой. Теперь она выглядела как немой, зловещий упрёк.

Лекция закончилась. Мы выходили молча. Обычного гвалта и смеха не было. Только Булат, наш «британец», пробормотал, закуривая уже на улице:

— Бля. Надо было в той партии не флот строить, а союз с СССР делать. Стратегическая ошибка.
Но мы все уже понимали, что это не про игру. Это про нас. И что следующая партия, в которую нам, возможно, придётся сесть, окажется без правил, без перезагрузки и без победного экрана в конце.

* - Counter-Strike — многопользовательская компьютерная игра в жанре шутера от первого лица

** - Hearts of Iron IV, Europa Universalis V, Victoria 3 — компьютерные игра в жанре глобальной стратегии