Карго

В его жизни все начиналось с охоты на диких свиней. Всякий день, всякий разговор, всякое совокупление. Женщины любят охотников, это все знают. И вождей. Вождей больше, но Т’Аку приходилось довольствоваться меньшим.

До того, как свиньи привели его к Лодке Богов.

Т’Ак преследовал стадо до самого края леса. Там, где сквозь деревья зорко смотрит глаз Сестры-Старого-Тукана, люди племени старались появляться только ночью. Тогда Сестра закрывает свой глаз, и хотя иногда его свет пробивается даже сквозь веко, он не так ярок, и в это время можно снарядить рыбацкую лодку или добыть вылезшую на песок черепаху.

Вэтот раз Т’Ак выбежал на берег вслед за перепуганным кабанчиком, отбившимся от стада. Шипя от боли, вызванной раскалившимся от гневного взора Сестры песком, охотник догнал жертву, вонзил ей в спину копье и рывком повалил на бок.

И только расправившись с кабаном, он заметил Лодку Богов.

Люди племени видели их иногда. Они плавали за краем мира, издавали странные звуки, источали страшный дым. Но ни одна из Лодок Богов не подходила к берегам земли людей. Эта же лежала, выставив напоказ черную дыру в боку, а волны ласкали ее мертвое тело.

В том, что Лодка Богов умерла, сомнений не было. Забыв про жгучий песок и желанную добычу, Т’Ак подошел к ней. Постучал копьем по твердому серо-красному телу, изукрашенному татуировками из палочек, кружков и крючков. Попробовал дотронуться ладонью, но Лодка оказалась горячее, чем угли в потухшем костре. Тогда охотник заглянул в пробоину. Внутри было темно, пахло смертью и еще чем-то неведомым Т’Аку. Судя по всему, дух, обитавший в Лодке, уже оставил ее и не гневался за вторжение. Осмелев, охотник втиснул в дыру руку, пошарил в темноте, и его пальцы сомкнулись вокруг чего-то продолговатого и теплого. Он потянул находку на себя, и та с небольшим трудом подалась. Протащить сквозь отверстие ее удалось, но при этом она сломалась, и на песок посыпались маленькие предметы необычной формы.

Спустя несколько ударов сердца Т’Ак уже сидел в тени Лодки Богов и изучал их. Размером они были с ладонь и не походили ни на одно из животных или растений из тех, что жили на земле людей. Сделаны они были не из камня и не из дерева, но прочностью не уступали наконечникам стрел и рубилам. Больше всего охотника заинтересовало то, что часть каждого предмета двигалась, если потянуть за палочку с круглой головкой. Это напомнило ему идолы духов плодородия с торчащими фаллосами. Возможно, те духи, которым принадлежала Лодка Богов, тоже знают и поклоняются им? Или, может, это одни и те же духи, и они сделали эти странные фигурки в свою честь?

Т’Аку стало страшно, но он вспомнил, что Лодка Богов уже оставлена обитателями, и если уж они не захватили маленькие идолы с собой, они им не нужны. Значит, можно взять их себе и носить как амулет для мужской силы и здоровых детей.

Вечером он собирался лечь с Токой, и перед тем, как залезть в ее шалаш, он вместе с тушей кабана показал ей амулет. В этот раз Т’Ак брал ее так яростно, как никогда до этого, а она громко кричала и царапала его спину и плечи.

На следующее утро он сплел из волокон юного дерева крепкую нить и повесил идол на шею. Затем добежал до места гибели Лодки Богов и закопал остальные в песок. Сестра-Старого-Тукана пристально наблюдала за охотником, но он пообещал ей в обмен на молчание принести обильную жертву. Вернувшись на стоянку племени, он выполнил уговор с всевидящим оком. Почти все мясо убитого хряка он сжег на костре, а шкуру разделив надвое, повесил на плечи деревянной статуи Сестры. Добычу, конечно, было жалко, но раскрывать место тайника Т’Ак не собирался.

А амулет начал помогать.

Сначала Т’Ак добыл казуара. Огромная птица, которую забивали целыми семьями, была поражена единственным броском копья. Из жестких перьев охотник сделал для Токи корону, а клюв вырезал и повесил рядом с таинственным идолом. Он показал добычу всему племени. В тот вечер, кроме Токи, он совокуплялся с Дишу, Ма’нйе и Со, и всякий раз женщин восхищала его мужская сила.

Первый сын родился у Ма’нйе. Т’Ак подарил и женщине, и ребенку по идолу. К тому моменту уже все племя знало и побаивалось охотника как единственного носителя знака богов, и он рассудил, что лучшего оберега для родившегося сына, чем такой же амулет, не найти. Мать он отметил с таким же умыслом. Другие женщины, а особенно Тока, завистливы и зловредны. Пусть лучше они считают, что с Ма’нйе опасно связываться.

Шли дни, и старый вождь перестал приносить много добычи и защищать людей племени от соседей. Когда его принесли в жертву духам, место вождя занял Т’Ак. Теперь он мог брать любую женщину и ходить на охоту вместе с загонщиками. А каждому из тех, кто кричал в его поддержку на празднике жертвоприношения, он дал по идолу.

Так вокруг нового вождя образовался настоящий круг братьев по оружию, благословленный загадочными фигурками и не знающий неудач и поражений. Решив, что обмен едой и одеждой с соседними племенами бесполезен, Т’Ак пошел в их землю с оружием, и все они склонились перед ним. Там, где нельзя было взять свое силой, Т’Ак действовал хитростью: дарил некоторым чужакам амулеты и обещал сделать каждого из них вождем или главным охотником, который может иметь любых женщин и брать любую еду.

Так продолжалось до тех пор, пока в песке оставались идолы. А когда последний из них переместился на могучую грудь стрелка из последнего покорившегося Т’Аку племени, разбитая Лодка Богов исчезла, а вместо нее за краем мира показалось еще несколько. Только они были живые и не двигались, словно чего-то ждали.

***

– Это социокультурный феномен, – Джей-Си Бейли отложил фотографии в сторону. – Любопытнейший пример культа карго.
– Скорее, отличный образец того, как цивилизация стирает с лица планеты уникальные общественные образования, – возразила Карин Ассан.

Тьяльве и то, и другое мнение интересовали ровно в такой же степени, как проблемы голода в Анголе. Другими словами, ему было плевать. Антропологи, историки, путешественники и прочая мелочь научного мира вызывала у него не больше уважения, чем дикари с богом забытого острова, близ которого стояла на якоре «Брунхильда». Достойной внимания Тьяльве счел только обтянутую неприлично тонкой футболкой грудь мадемуазель Ассан. Собственно, на нее он и глазел в течение всей культурологической дискуссии.

– Мало того, что китайцы запомоили все моря, к которым имеют непосредственный выход, – бушевала Ассан. – Так ведь нет! Теперь их посудины разбиваются у островов, на которые никогда не ступала нога чужака, и что мы видим? За два десятилетия из девственного первобытного общества вырастает едва ли не наследственная монархия. А виной всему шпингалеты. Вдумайтесь, Джей-Си, шпингалеты!

Ох уж эти французы! Вечно они чем-то недовольны. Тьяльве история с охотником, решившим молиться шпингалетам, казалась скорее забавной, чем возмутительной.

– Тише, Карин, – сказал Бейли. – Давайте постараемся не делать поспешных выводов и уже тем более не заявить нечто подобное журналистам. Скандал с вовлечением Китая – это последнее, чего мне хотелось бы добиться этой экспедицией.
– С вами я могу быть откровенной, Джей-Си. Я говорю, что думаю. А вы согласны со мной, капитан?

Тьяльве пожал плечами. Он был потомком викингов, от которых унаследовал равнодушие и циничное отношение ко всему, что не касалось лично его и «Брунхильды». В долгом и – по мнению далекого от этнологии капитана – бестолковом плавании в самое сердце океана существовала лишь одна положительная черта: работа щедро оплачивалась.

Две экспедиции в течение года, пять научных и двадцать восемь развлекательных публикаций, одна защищенная степень PhD, самая продаваемая книга года и голливудский фильм, в который вмонтировали документальные съемки из жизни племени, – остров, на котором поклонялись шпингалетам, стал самым обсуждаемым местом на земле. На поразительной истории делались большие деньги, и не урвать с них кусочек было бы попросту глупо. Тьяльве ловил момент.

***

Т’Ак привел Женщину-чья-кожа-белее-ракушек и двух приплывших с ней мужчин в святая святых племени, чтобы показать каменные статуи Старого Тукана, его Сестры, духов плодородия, охоты и смерти. Он рисковал не просто так: несмотря на недовольство Женщины, один из ее спутников вручил Т’Аку нож из того же самого материала, из которого были сделаны амулеты с Лодки Богов. Довольный впечатлением, которое большие идолы произвели на пришельцев, вождь позволил им провести на стоянке несколько дней.

Посланцы духов вели себя беспокойно. Они смотрели на людей племени и на идолы через длинные уродливые трубки, которые издавали щелкающие звуки и сверкали, словно кривая улыбка Старого Тукана, которую можно видеть перед ливнем. Один из мужчин постоянно тыкал пальцами в плоскую светящуюся с одной стороны миску. Один лишь грозного вида бородач занимался достойными делами. Он сходил вместе с Т’Аком на охоту, правда встретившегося им казуара предпочел не трогать. Вместо мяса совместно убитого зверя он угостил вождя чем-то сладким и застревающим в зубах.

Когда посланцы вернулись на свою Лодку, вождь испытал сожаление. Их подарки ему очень нравились.

***

Статуи были идеально симметричны, гладки и источали неясное свечение. Нарисованные на сияющем камни морды духов придавали монолитам пугающий вид. Ни Бейли, ни Ассан так и не смогли прийти к общему мнению об их происхождении.

Разглядывая снимки, Тьяльве чувствовал какую-то смутную связь между этими внушительными идолами и шпингалетами. Что-то общее определенно было, но Тьяльве не стал озвучивать свои мысли. В конце концов, это дело ученых.

***

Люди-с-кожей-белее-чем-ракушки перестали нравиться Т’Аку, когда они впервые принесли на стоянку громких зверей из прочного холодного материала. Окруженные чудовищами, обвитые красными, синими и черными змеями идолы духов явно были недовольны непочтительным отношением пришельцев. Они вспыхивали тревожными желтыми молниями, издавали странные пищащие звуки, а по вечерам не давали никому уснуть, постоянно сотрясая землю. Вождь уверился, что Лодки Богов не имели никакого отношения к Старому Тукану, а принадлежали, скорее, злым чудовищам подземного мира, вроде тех невидимых диких свиней, которые обгладывают тела умерших.

В тот день, когда вождь белых чужаков велел Т’Аку покинуть селение, тот уже не носил на груди амулет, найденный в лодке богов. Вся семья, ближние охотники и верные люди других племен получили приказ выкинуть свои талисманы в воду. Оставив идолы добрых духов на поругание силам зла, племя двинулось в джунгли – искать место для нового дома, в котором не будет места страшным пришельцам.

***

Странные устройства работали, в этом не было никаких сомнений. В многочисленных интервью Тьяльве с воодушевлением рассказывал о первом посещении племени, о смешных дикарях со шпингалетами на шее, об идолах, которые оказались вовсе не идолами, а артефактами других времен или даже других планет.

Иногда он чувствовал ответственность за охватившее весь мир нездоровое возбуждение. В момент, когда человечество стояло, возможно, на пороге важнейшего открытия, он спрашивал себя, что принесло судьбоносное плавание на «Брунгильде»: триумф или погибель.

Карин Ассан, чьи познания в антропологии перестали быть нужными, вычеркнули из списка постоянного штата исследователей, и она переехала в тихий Осло, где вновь встретила Тьяльве. Они стали жить вместе, но за долгие месяцы так и не смогли по-настоящему узнать друг друга. Все их мысли занимали таинственные машины на далеком острове.

– Они оставили в нас отпечаток, – говорила Карин. – Мы прикасались к ним. Мы были рядом.
– Мы теперь меченые, – шутил Тьяльве, хотя смеяться ему вовсе не хотелось. – Хотя смотри-ка: туземцы постоянно извивались вокруг них, а им хоть бы что.
– Надеюсь, что ты прав.
– Моряки не ошибаются, дорогая, – и он целовал ее в холодную бумажно-белую щеку.

***

– Это социокультурный феномен, – высший наставник Аукти отключил фокусирующие лучи. – Любопытнейший пример культа карго.
– Скорее, отличный образец того, как цивилизация стирает с лица вселенной уникальные общественные образования, – возразила вторая исследующая отдела третьего сектора Маннее. – Мало того, что низшие формы нарушают пределы девственных звездных систем, так ведь нет! Они еще и засоряют планеты портальными устройствами.
– Развитие планеты, с которой поступают сигналы, примитивно. Ее жители не сумеют создать пространственную дверь.
– Но все же…
– Но все же, вторая исследующая, не стоит отнимать у остальных слушателей драгоценное время. Я рассказал вам об особенностях религиозных воззрений в неразвитых системах, а культ карго среди них играет едва ли не самую несущественную роль. Лекция окончена!

Оскорбленная Маннее первой телепортировалась прочь из мультисенсорной лаборатории. А вечером, сидя за стаканом льесы с лучшей подругой, с возмущением говорила:

– Для него это культ, а для туземцев, которые могут случайно открыть этот межпространственный шпингалет, – смертельный риск! Можем ли мы нести ответственность за целые миры?
– А мне это кажется забавным. Такая древность, как портальник низших форм, а какой резонанс. Слышала, что Аукти пишет по этой истории диссертацию на шестой ранг?
– Правда?
– Так говорят.
– Значит, ему невыгодно вмешиваться в то, что происходит на этой планете?
– Видимо, а к чему ты клонишь?
– К тому, дорогая, что может быть так, что все его заверения в том, что никакой двери не будет открыто, это не более чем блеф и пустословие.
– Ты считаешь, что портальник может сработать?
– Не берусь утверждать. Но надеюсь, что ошибаюсь.