Заканчивался жаркий день. Прохлада с моря освежала склон горы. Она крутым горбом возвышалась над домом, что недавно выстроили на пологой площадке среди высоких деревьев и пальм.

Дом был каменный, приземистый и крепкий. Небольшой, с тесноватыми комнатами для всех домочадцев. Остров часто страдал от штормов и ураганов, потому строили надёжно и на совесть.

Голоса детей то звучали в доме, то откликались во дворе.

С веранды хорошо виднелся аккуратный городок Кастри, спускавшийся к морской бухте. Та казалась красивой и удобной, мягко округлялась узким пляжем. У причала стояло одинокое судно, пришвартованное к стенке: небольшой двухмачтовый кораблик с убранными парусами. А горизонт полыхал великолепным пожаром заката. Его цвета быстро сменяли друг друга десятками оттенков, и оторвать взгляд от этого зрелища было трудно.


— Жан, почему у нас во Франции такого заката не увидеть? — не оборачиваясь, спросила ещё молодая и красивая женщина с пышными каштановыми волосами, распущенными перед сном.

Её чуть располневшая фигура ещё не обрела солидных очертаний, оставалась аппетитной и соблазнительной. И лицо почти не изменилось за шесть с небольшим лет, что они обосновались на острове: стало лишь чуть круглее, с намёком на опыт и зрелость.

Жан, мужчина ещё молодой, не перешагнувший сорокалетний рубеж, стоял рядом, облокотившись о перила. Бритое лицо с небольшими усиками без бородки выглядело солидно и красиво, а тонкие морщинки у глаз придавали ему слегка смешливое выражение. В волосах не мелькало седины, а фигура в простой белой сорочке без кружев выдавала силу и уверенность.

Он тоже не обернулся к жене, но заметил вяло:

— Тропики, Ченита. Здесь закаты всегда такие. Так тут бывает.

— Ты чем-то обеспокоен, — сказала женщина. — Что случилось?

— Аман, — коротко бросил он. — Сын странно себя ведёт. Заметила?

— Да. Кстати, весь день его не видела. Где он?

— Разве не попрощался с тобой? — повернул голову Жан. — Странно. Мне сказал, что едет в свои земли — что-то проверить, отдать распоряжения.

— Это у горы Суфриер?

— Да. Я ведь три месяца назад подарил ему те земли. И правильно: нам они ни к чему — далеко, да и толку мало. Я даже рад, что Аман попросил тот участок. Пусть пробует управляться с собственностью. Он всегда тянулся ко многому, Ченита. Полезно.

— Может быть, — негромко сказала она и добавила: — Пора уже делом заниматься. Скоро девятнадцать исполнится. Ты в его годы многое успел, — и блеснула на мужа озорными глазами. Тот криво усмехнулся.

— У меня условия были иные, милая! А ему? Всё есть — никаких забот. Разве что за девицами ухлёстывать, чем он и занят с успехом, — глаза у него загадочно блеснули, и это не укрылось от Чениты.

— Да уж… — усмехнулась она. — Преуспел. Сразу с двумя связь имел. Только не поминай больше, прошу.

— И не собирался! С чего ты взъерошилась? Всё позади, и я этим доволен. Это правда, ты знаешь.

Ченита вздохнула, но опасный разговор развивать не стала. Память неприятно кольнула. Она сказала:

— Уже темнеет, Жан. Пойду соберу ребят. Пора ужинать.

Жан проводил жену взглядом и подумал: «Что она такого заметила во мне? И мысли-то о тех временах не было».


Он не обернулся, когда послышался перестук тарелок: служанка расставляла их на столе веранды. Она зажгла четыре фонаря на столбах, чтобы москиты меньше досаждали ужинающим.

Бухта уже погружалась в темноту от горы, поднимавшейся к востоку от городка. Там тоже зажигались огни, а с колокольни главной церкви пробили половину седьмого вечера. Им вторил звук судового колокола, отбившего положенные склянки. Его слабый голосок едва различим, но он всколыхнул в памяти Жана короткие воспоминания перехода из Марселя через Атлантику, сюда, на Сент-Люсию. Лёгкая улыбка тронула его губы.


После ужина и часа чтения старой газеты и книг, в котором участвовали все дети и Ченита, она распорядилась:

— Дети, всем умыться — и спать! Мари, — обратилась к старшей дочери, — проследи за всеми. Это скоро пригодится. — И многозначительно улыбнулась.

Мари, девушка лет восемнадцати, покраснела и молча удалилась.

— Не смущай ребёнка! — улыбнулся Жан. — Ещё не всё улажено с её венчанием.

— За неделю всё утрясётся. Я рада, что Мари нравится жених. Это меня очень радует. Со средствами у него не густо, но в остальном подходит.

— Будут жить поскромнее, — ответил Жан. — Мне даже по душе.

— И Мари скромная, без запросов. Вот вернёмся в город — надо поспешить. Тем более, у Мориса недавно умерла мать — дом без хозяйки.

— Не слишком ли трудно ей там будет? Столько мужчин! У Мориса ещё трое братьев, все моложе. Одного тоже сватают.

— Справится, — уверенно сказала Ченита. — Всегда была моей главной помощницей: серьёзная и работящая. А что с Аманом? Будто внезапно повзрослел. Стал серьёзным, даже перестал драться с ребятами с соседних улиц. Это меня и радует, и тревожит. Сколько раз он уже сходился на дуэлях? Раз пять?

— Вроде того, — согласился Жан. — Бог миловал. Он с детства любил оружие — и это у него отлично получается. И всего одна рана, и то пустяковая.

— Но почему не предупредил, что уезжает? Странно…

— Права. И мне непонятно. Мне он всё объяснил и обещал вернуться дней через десять. Плохо, что поехал один. Даже раба брать не захотел. Может, поехать за ним и присмотреть?

— Глупее не придумал? — недовольно вспыхнула Ченита. — Он уже не мальчик, а у нас тут бандитов нет.

— Любителей побезобразничать везде найдёшь. Да и наш Аман себя в обиду не даст. Два пистолета захватил, не считая шпаги. И стреляет лучше меня, Ченита.

— Тогда можно успокоиться. Знаю, какой ты отличный стрелок.


Ночь вступила в свои права. Луна мрачно светила старческим ликом. Городок обозначался редкими огнями, и только форт Морн-Дюбюк ярко сиял фонарями и факелами на башнях бастионов. Англичане всегда были готовы к внезапному налёту с моря, но уже несколько лет вели себя тихо. Правда, их корабли часто проходили на горизонте, грозя острову и держа жителей в постоянном напряжении и страхе.

Супруги оставили всё на попечение служанки и удалились в спальню. Вяло делились впечатлениями о делах и о предстоящем бракосочетании дочери.

Послышались крики из комнаты, где спали Мари и младшая Жижи.

— Пойду унять девчонок, — недовольно сказала Ченита и вышла.


Она со строгим лицом встала на пороге и слушала перепалку сестёр. Света от лампадки было мало, её не заметили.

— Жильберта! — строго сказала Ченита, подходя к кроватям. — Немедленно извинись перед Мари и попроси прощения! Как тебе не стыдно так говорить? Я жду.

Сёстры смолкли, испуганно глядя на мать. Видно было, что Жижи хочется возразить, но она не решилась и тихо молвила:

— Прости меня, Мари. Я была не права. Больше не буду…

— Жильберта, если ещё раз услышу такие речи, накажу сурово! Вы обе наши дочери — и больше не смей так относиться к Мари. Я удивляюсь, как Мари терпит тебя и твои выходки, Жильберта. Больше такого не потерплю! Запомни. А теперь — тишина и спать. Спокойной ночи.

Девочки поспешили пожелать матери спокойной ночи и отвернулись к стене.

— Что там случилось? — спросил Жан, когда Ченита вернулась.

— Боже, Жан, какой мерзкий характер у нашей Жижи! Она продолжает упрекать Мари, будто у неё мама сумасшедшая. Надо что-то делать!

— Права, — согласился Жан, но на ночь рассуждать не стал. — Успокойся. Завтра всё обсудим. Я сам поговорю с Жижи и накажу. Она трусовата — поймёт. С Эмилем дерзить не смеет и помалкивает. Ладно, давай спать.


Загрузка...