Карик и Вадик

Молодому учёному Вадику не везло с тёлками. Обоих видов.

Отправившись в отпуск к тёплому морю, Вадик совершил непростительную для начинающего соблазнителя ошибку – увязал сельское хозяйство с любовью. Он попытался доказать своей новокрымской пассии, что не какой-то там городской житель, балдеющий от фалефелей со смузями. И вообще три раза «Ку!» на узкие штаны не делает. Так-то Вадик – самый настоящий биолог, который знает подход к любому зверью. Потому парень и полез под первую попавшуюся им корову. Та взаимностью учёному не ответила, и младший научный сотрудник московского НИИ был сначала поляган четвероногой тёлкой, а затем обсмеян двуногой.

После этого случая Вадик как-то приуныл и захандрил. Он приобрёл трёхлитровую банку местного портвейна в розлив, отправившись на берег моря смотреть закат на тихом пятачке, вдали от купающихся. Как бы там ни уверяли, что на небе только и говорят о море, молодому учёному перспектива провести отпуск исключительно с волнами не улыбалась. Ехал он сюда немного не за этим.

Когда трёхлитровая банка местного портвейна стала наполовину пуста, а наполовину полна, море внезапно вздыбилось бурливо, закипело и хлынуло на берег, где сидел одинокий Вадик. Волна расплеснулась в скором беге, и пред очами младшего научного сотрудника московского НИИ очутились не тридцать три богатыря, а какое-то странное, больших размеров змееподобное существо серо-буро-малинового цвета. Плоскую, но широкую голову существа венчали небольшие выступы, похожие на рога.

«Ну, вот и смерть моя пришла!» – пронеслась мысль в голове у Вадика. Руки молодого учёного застыли с полупустой-полуполной банкой портвейна, а челюсть как-то сама начала устремляться вниз.

– Добрый вешер! Бухаете? – шепелявя и пришепетывая, ласково спросило существо, и качнуло серо-буро-малиновым хвостом.

Вадик судорожно сглотнул тугой комок слюны, но промолчал. Во-первых, он не ожидал, что змий морской окажется ещё и змием говорящим. А, во-вторых, определить, что молодой учёный бухает, можно было и не спрашивая, а просто принюхавшись.

Существо, приняв молчание не за знак согласия, а за знак жёсткого игнора, развернулось и довольно грустно, с оттенком обиды в голосе, прошипело:

– Нуш, и ладно. Меш-ш-шать не буду.

– Д-да… вы и не мешаете, – ответил вдруг Вадик. Обижать змия ему не хотелось. Равно как и провести остаток отпуска исключительно с волнами. К тому же оставшиеся полтора литра портвейна в одиночку уже не лезли.

– Ну, ежшели не мешаю, то я пришоединюсь, пожшалуй, – обрадовалось существо. – Отшюда открываетшя чшудесный вид на сшакат. Моё насштоящее имя вам ничшего не скажет, да и вряд ли вы сможшете его выговорить. Но всше в округе назшывают меня Карадагсшким змеем, можшно сшокращенно – Карик.

– А я Вадим, можно просто Вадик, – представился молодой учёный.

– Ну, зша знакомсштво! Позшволите? – и змей аккуратно взял хвостом из рук Вадика полупустую-полуполную банку с портвейном, поднес ко рту и вылил в пасть немного напитка. – Ужшас какой! – скривился Карик. – Где портшвейн брали? У Алавяна чшто ли?

– Я не знаю, – честно признался Вадик. – Я тут недавно, ни с кем из местных толком и не знаком.

– У Алаваяна ничшего не беритше, – наставлял змей. – У него ни вино, ни коньяк, ни портвейн не удаютсшя, а вштюхивает их фтридорога.

– Да все так делают, – неуверенно возразил молодой учёный.

– Отш не скажшите! Например, у бабы Вари отличшное вино. Ежшивиковое, – Карик, вспоминая что-то приятное, улыбнулся. Насколько змеи вообще могут улыбаться. – И продает деш-ш-шевле, чшем этот Алавян.

– А-а, – протянул Вадик, и они со змеем, отпив по глотку портвейна, замолчали.

По правде говоря, Вадик не понимал, о чем вообще можно говорить с Кариком. Ну, в самом деле, не рассказывать же ему о Москве, работе в НИИ и двух тёлках, с которыми не свезло.

– А как там в сштолицах? – змей сам нашел о чем поговорить.

– Ну-у, – протянул Вадик. – Как обычно всё. Трудятся, ругают президента, женятся, рожают и разводятся.

– Агха, – хмыкнул Карик. – А про меня чшего-нибудь говорят? Про Карадагсшкого змея?

– Я не слышал, – честно признался парень. – Я больше по микробиологии спец. У нас в НИИ про крупные виды не говорят.

– Вот оно зшначшит как, – погрустнел Карик. – А обещшал, что всем расскажшет! Никому веры нет! – надулся змей и выхлестал портвейн, оставив на донышке банки всего пару глотков.

– Кто обещал? – уточнил Вадик.

– Да учшёный один, из сштолицшы, – Карик подпёр свою плоскую и широкую голову серо-буро-малиновым хвостом и покосился на собеседника. – Всше врут, – подытожил он.

– Может, он и не соврал, – заступился за честь неизвестного коллеги Вадик, – просто обстоятельства изменились… Сами понимаете, если бы он рассказал про говорящего змея, то вас – на опыты, а его – в психушку.

– Ну да, ну да, – змей почесал хвостом пространство между глазами.

– Кстати, а как вы говорите? – осторожно начал расспрашивать змея Вадик, в котором после полутора литров портвейна неизвестного происхождения вдруг проснулся научный интерес к крупному, явно ранее не изученному виду.

– Вы имеете ф фвиду сштроение речшевого аппарата или факторы, повлиявшие на это? – поинтересовался Карик.

– Ну-у, и то, и другое.

- Да хрен знает, – змей вылакал остатки портвейна и аккуратно поставил пустую банку на землю. – Дед говорил, это фвсё из-за фосшфора. Но я его не видел.

– Деда?

– Фосшфор. Ксштати, вы видели дельфинов с откусшанными бочками? – внезапно сменил тему Карик.

– Нет, – резко замотал головой молодой учёный.

– Ну, ежшели увидите, то это я, – гордо произнес змей. – Я ф сшвоё время окончшил университет по сшпецшиальности «откусшыватель бочков». Ф этом я проффи. Могу и вам откусшить. Бочок, – игриво предложил Карик.

– С-пасибо, конечно, – выдавил из себя испуганный Вадик, у которого сразу же пропал весь научный интерес к змею, – но мне мой бочок еще понадобится. Сплю я на нём, – пояснил он, надеясь, это докажет Карику ненужность процедуры откусывания.

– Можшно сшпать на сшпине, – не переубеждался пьяный змей. – Или на жшивоте, если вам ничшего не меш-ш-шает, – насмешливо сверкнул глазами с вертикальными зрачками Карик, и его плоская голова вплотную приблизилась к вадиковому носу. В открытой пасти блеснули два длинных клыка.

– Мешает, мешает! – заорал Вадик, дернувшись назад. – Поэтому я и сплю на боку! И… и… Я буду жаловаться! Поли-и-иция! – жалобно завыл он, впрочем, особо не надеясь на помощь стражей порядка. До пляжа с купающимися было далеко, да и кто ж попрётся на крик пьяного молодого учёного после заката?

– Тссш-ш-ш! – прошипел Карик, нервно оглядываясь и закрыв хвостом рот Вадика. – Цшыц! Тшиха! Пош-ш-шутил я, пош-ш-шутил. И вообщше звать полицию не сшоветую.

– Это ещё почему? – гневно воскликнул Вадик, убирая от своих губ серо-буро-малиновый хвост змея.

– Сшами понимаете, если узшнает кто, что вы общшались с говорящшим змеем, то меня – на опыты, а васш – в псшихушку, – вкрадчиво ответил Карик. – Ну, ладно, я пош-ш-шёл. Приятно было познакомитьсшя. Но насшчет бочка всё-таки подумайте, я – проффи, – подмигнув, напомнил змей и скрылся в море вместе с последними лучами солнца.

Вадик бросился было бежать, но ноги его вдруг подкосились, и молодой ученый пал под тяжестью выпитого и пережитого.

Наутро его разбудила та самая четвероногая тёлка, с которой у Вадика не сложилось. Она так мычала над его ухом, что молодому учёному пришлось всё-таки открыть глаза и встать на ноги.

Трёхлитровой банки, из которой он с Кариком пил портвейн, на месте не оказалось. Вместо нее красовалась непонятной формы чешуйка, серо-буро-малинового цвета, размером с пятирублёвую монету. Вадик поднял чешуйку и положил в карман джинсов, решив исследовать её уже дома, в Москве. Правда, это молодому учёному так и не удалось.

Хозяйка, у которой он снимал комнату, однажды постирала его джинсы вместе с грязными носками. После стирки джинсы приобрели буроватый оттенок, а чешуйка куда-то испарилась. Больше Карадагского змея Вадик не встречал, хотя каждый божий вечер приходил на тот самый дикий пятачок с трёхлитровой банкой еживикового вина от бабы Вари.

Только перед самым отъездом в столицу он краем уха услышал на пляже историю о бедном дельфине, которого недавно выбросило на берег. С откусанным бочком.

Все слушатели, как могли, выражали свое сочувствие несчастному морскому млекопитающему. И только Вадик широко улыбался и облегченно вздыхал. Ведь на месте дельфина мог быть он, молодой учёный московского НИИ, приехавший в Крым в отпуск. Вот только вряд ли кто-либо стал бы так сопереживать Вадику с откусанным бочком. Хомо сапиенс в большинстве своём не любят себе подобных.