Город всегда был серым. Пыль оседала на подоконниках и каменных барельефах центрального входа. В кабинете царил привычный беспорядок: тусклый свет лампы вырывал из полумрака стопки дел и пыльные корешки папок. Лео Варгас задумчиво смотрел на потолок, где от светильника лучами расходилась трещина. Она была похожа на звезду. Или на паутину. И на большинство дел, что проходили через его руки. Ему платили за порядок и он наводил его — методично, холодно, не вдаваясь в подробности. Он стал идеальным инструментом в чужих руках. Кто, как не бывший соучастник, лучше всего сможет замести следы?
Дверь резко отворилась, и Грегор, не здороваясь, швырнул на край стола толстую папку.
— Варгас, тебе дело. Ван Дорн. Твоя очередь.
Имя прозвучало, и Варгас на секунду замер, пытаясь поймать убегающую мысль. Артур Ван Дорн — архитектор нового района, герой трудовых хроник, человек-монумент. Был. Лео был почти уверен, что никогда не пересекался с Ван Дорном, но где-то очень глубоко копошилось чувство, будто он что-то упускает.
— Нашли в кабинете, — Грегор сделал паузу, давая Варгасу мысленно дорисовать картину. — Чисто. Очень чисто. Слишком чисто для ограбления, но недостаточно художественно для самоубийства.
Варгас потянулся к папке. Внутри были фотографии: кабинет в стиле модерн, темное дерево, тело Ван Дорна в дорогой пижаме, аккуратно уложенное на массивный диван. Идеально ровный разрез на горле был единственным свидетельством того, что этот сон архитектора — вечный. Ни крови, ни борьбы.
— Официальная версия — ограбление, — сказал Грегор, и в его голосе прозвучала усталая нота. — Неофициально — ищи, кого хочешь, кроме тех, кого нельзя трогать. И сделай это быстро. И, Варгас... не усложняй.
********
Полиция уже закончила свою работу, сняла ограждения и убрала труп. Старший группы, выходя из кабинета, кивнул Варгасу, здороваясь.
— Чистая работа, мы ничего не нашли. Кроме этого. Его явно оставили специально.
Он не стал ничего объяснять, просто указал на массивный письменный стол и вышел, хлопнув дверью. Ключ. Он был старым, покрытым тёмной патиной, а его бороздка имела странную, изогнутую форму, напоминающую стилизованное дерево. Странно. Как будто кто-то намекал, что этим ключом можно что-то открыть. Осталось только найти подходящий замок.
Сквозь запах химии и свежего воска для мебели пробивался призрачный шлейф дорогого табака и чего-то тяжёлого, сладковатого — последнее эхо смерти. На полках стояли книги по градостроительству, макеты новых районов, награды в бархатных футлярах.
Лео аккуратно дотронулся до ключа пальцем. Неестественный холод, не имеющий отношения к температуре самого ключа, пронзительно и глубоко прошёл по запястью. Инстинкт кричал выбросить эту штуку. Но он был детективом. По старой привычке он достал из внутреннего кармана бумажный пакет для улик, но, уже собираясь запечатать его, передумал. Он просто переложил ключ в платок, туго завернул и сунул сверток в карман брюк. Пусть будет при нем. Пока он не решит, что с этим делать.
Лаборатория городского управления отсекла бы его как неопознанный мусор. Бюро судебной экспертизы не имело протоколов для вещей, излучающих холод, не поддающийся измерениям термометра. Для того, чтобы узнать правду нужны были другие инструменты. И другие источники.
********
Элиана держала свою лавку в Старом Городе, там, где широкие проспекты с некогда гордыми фасадами сужались, переходя в лабиринт кривых переулков. Колокольчик над дверью звякнул сипло, словно делал это в тысячный раз.
— Лео, — сказала она, не поднимая глаз от переплета старого фолианта. — Если ты пришёл за советом — я возьму двойную плату. Если ты принёс проблему — просто выйди и забери её с собой.
Лео положил ключ на прилавок. Он лег между ними, и его тусклый свет будто вобрал в себя весь свет в лавке.
Элиана взглянула на него, и её лицо, обычно такое спокойное, исказилась. Она резко отодвинулась.
— Забери это и уходи. Сейчас же.
— Что это, Элиана?
— То, что тебя убьет. Медленно и без шума. И меня с тобой вместе. Я не буду этого касаться.
— А я буду, — Варгас не убирал руку с прилавка. — У меня уже есть один труп. Будет больше.
— Пусть так! — её голос взвился. — Это не моя война. И не твоя. Просто отчитайся, что нашел его у бродяги и выброси.
Лео посмотрел на неё — долгим взглядом человека, который знает, в каком шкафу спрятан скелет. Она тоже это знала.
— Элиана, — произнёс он с ледяной вежливостью. — Давай не будем. Не заставляй меня говорить вслух то, что мы оба отлично помним. Это осквернит приятные воспоминания о нашем... сотрудничестве. Просто дай мне то, за чем я пришёл.
— Сильваны, — прошипела она, словно против воли. — Пепел сильванов. Их боль.
Имя «сильваны» вызвало у Лео смутные воспоминания о скучном параграфе в школьном учебнике. «Дикие племена, препятствовавшие прогрессу». Ван Дорн был идеальным олицетворением этого самого прогресса.
— Их не стало много лет назад. Это пыль.
— Пыль не светится, Варгас! Пыль не кричит во сне тем, кто к ней прикоснется! — она тяжело дышала, сжимая край стола. — Целый народ. Их... просто стерли. Такая боль не может просто уйти из мира, она ищет выход. И мстителей.
Она умолкла, откинувшись на спинку стула, внезапно обессиленная.
— Тебе нужно имя, да? Я не знаю его. Ищи сам. Выясни, что Ван Дорн построил на костях долины Келвин. Выясни, почему там до сих пор не поют птицы.
Она отвернулась и замолчала. Теперь Варгасу предстояло восстановить школьный учебник истории по уцелевшим страницам. И первая из них лежала в долине Келвин.
********
Архив встретил меня тишиной мавзолея. Его хранительницей оказалась юная особа, чья безмятежность намекала на то, что все тайны этого места умерли задолго до её появления на свет.
— Опись «Келвин»? — молодая девушка внимательно рассматривала сломанный ноготь. — Без понятия. Каталог не работает. Можете сами посмотреть в хранилище, всё равно всё скоро пойдет на свалку. Там, где стеллажи с зелёными папками.
Лео перебирал папки уже третий час, казалось им не будет конца. Беспорядок был обманчивым. Он достаточно быстро понял, что стеллажи отсортированы по годам поступления. Самые старые дела — в дальнем углу, самые пыльные. Ему нужны были документы примерно двадцатилетней давности, тех времен, когда о Ван Дорне ещё никто и не слышал.
Он сидел в глубине зала, там, где слой пыли на корешках дел был особенно плотным. Наконец он нашёл её — папку с шаблонным штампом «СЕКРЕТНО» старого образца, который использовался только в те годы. Серый картон.
И на титульном листе — его собственная подпись.
Та самая. Он сразу вспомнил этот документ, с которого и началась его карьера. Тогда ему сказали: «Нужно ускорить расчистку территории под стратегический объект. Коренное население население создает проблемы». Он понимал значение слов «проблемы» и «расчистка» — протестующих усмиряют, деревни переселяют. Неприятно, но в масштабах страны — сущий пустяк, рядовой эпизод. Он просто визировал бумагу о выделении ресурсов для необходимых работ.
Внутри папки лежали отпечатанные на матричном принтере фотографии, кривые и размытые, словно снятые украдкой. Молодой Ван Дорн на фоне строящейся плотины, его рука, указывающая на долину. А потом — другие кадры.
Лео не сразу понял, что было на фотографиях. Это было похоже на сгустки тумана, едва удерживающие форму. Сильваны. Их фигуры на снимке дрожали, расплывались, как мираж. Глаза светились ровным, призрачным сиянием. Они смотрели в объектив с безмятежным, отстранённым спокойствием вечности, не ведая о топорах, уже занесенных над их миром. Казалось, ещё мгновение — и изображение испарится вместе с ними.
Последняя фотография была самой четкой, и оттого — самой жуткой: Ван Дорн, стоящий на фоне дымящихся руин. Его лицо застыло в каменном равнодушии. Ни торжества. Ни сожаления.
***********
В ту ночь дождь усилился, превратившись в сплошную стену воды, которая, смешиваясь с городской пылью, стекала по стеклам грязными потоками. Варгас сидел у себя, раскидав отпечатки по столу. Картина была ясна, но мотивация — нет. Почему? Ради прогресса? Ради бетона и стали? Это было слишком мелко для такого тотального уничтожения.
Варгас откинулся на спинку кресла, и его взгляд упал на собственную руку, лежавшую на столе. Ту самую, которая когда-то бесконечно давно подписала приговор долине Келвин. Он даже не вспомнил бы об этом эпизоде, одном из сотен, если бы не его подпись на том проклятом титульном листе.
Лео взял в руки ключ. Холод проникал все глубже, и теперь в нем угадывался ритм, похожий на биение сердца. Или на счетчик, отсчитывающий время до чего-то неизбежного. Он закрыл глаза, пытаясь мысленно соединить обрывки: долина, плотина, призрачные Сильваны, Ван Дорн, холодящая душу чистота убийства…
И тогда детектив увидел его. Вернее, его тень. Она сгустилась около стены, рожденная тьмой из углов комнаты. Это был не человек. Слишком высокий, слишком хрупкий. Очертания плавились, как дым. Фигура выплыла из мрака, и свет лампы струился вокруг неё, не касаясь.
Варгас замер, его рука сжимала ключ. Он не произнёс ни звука, но в воздухе повис немой вопрос.
Призрак приблизился, и Варгас увидел его глаза. В них не было ни ненависти, ни гнева. Лишь бездонная, тихая скорбь, по сравнению с которой его собственная тоска казалась детской истерикой.
Существо протянуло руку — длинные, почти невесомые пальцы, — и коснулось ключа в его ладони. Холод сменился волной тепла, и в сознании Варгаса вспыхнули образы.
Золотой свет, пронизывающий листву гигантских деревьев. Пение, которое было самим дыханием леса. Покой. Гармония. И затем — грохот. Чудовищный, разрывающий мир на части. Огненные лезвия, прорезающие стволы. Крики ужаса. И повсюду — пепел. Искрящийся пепел. И лицо. Лицо Ван Дорна, холодное и решительное, отдающее приказы.
Видение исчезло. Варгас стоял, опираясь о стол, сердце колотилось. В глазах призрака он не увидел ни злобы, ни требования расплаты. Лишь усталое, безмерное знание. И Варгас теперь тоже знал. Он видел.
Существо отступило назад, его форма снова начала растворяться в тенях.
— Они не просто убили нас, — прозвучал в голове Варгаса голос, тихий, как шелест листьев. — Они убили сам смысл. Они оставили после себя лишь тишину.
И оно исчезло.
Варгас остался один. Ключ лежал на ладони, безобидный кусок металла, который всё-таки открыл ему правду. «Не усложняй» вспомнилось ему. Теперь всё усложнилось само собой.
Он потянулся к ящику стола и достал бутылку. Горло обожгло, но внутренний холод не никуда не делся. Да, он понимал того, кто пришел за Ван Дорном. Понимал с обжигающей, постыдной ясностью. Ван Дорн в морге был просто трупом. А тот, другой был следователем. Как и он.
**********
Рассвет застал Варгаса на улице — неясный, размытый, как акварель художника, помешавшегося на сплине и меланхолии. Ливень сменился противным, моросящим дождем. Он не очищал город, а лишь превращал уличную пыль в грязную жижу под ногами. Казалось, по городу растеклась гигантская лужа, и в ее мутном отражении проступает свинцовое небо. В кармане пальто ключ отдавал знакомым холодком, напоминая о себе с каждым шагом.
Ему нужно было увидеть место, где всё началось. Долину Келвин.
Путь занял несколько часов. Сначала поезд, потом раздолбанный автобус, и наконец — пешком по размытой дороге. По мере приближения к долине воздух менялся, становясь тяжелее и гуще. Звуки города сменились гнетущей тишиной, которую нарушал лишь шелест мокрых листьев под ногами.
И вот он увидел её.
Долина Келвин не была похожа ни на что из виденного им ранее. Это не была просто пустошь. Природа здесь выглядела правильной. Деревья были неестественно прямыми, их ветви складывались в идеальные геометрические узоры. Трава росла ровными квадратами, словно её высадили по линейке. Вода в ручьях текла почти бесшумно, гладкая, как отполированное стекло.
Варгас сделал шаг внутрь — и мир изменился.
Звук его шагов бесследно исчез. Не пели птицы, не шумел ветер. Тишина давила на уши. Он провел рукой по коре ближайшего дерева — она была идеально гладкой и холодной, как мрамор.
Место было красивым. Пугающе красивым. Как застывшая музыка, в которой не осталось ни одной живой ноты.
Он достал ключ. В его глубине что-то дрогнуло, тусклый свет забился чаще, словно отзываясь на аномалию вокруг.
И тогда он их увидел.
Сначала он принял их за статуи. Люди, застывшие в разных позах среди деревьев. Мужчина, тянущий руку к невидимым плодам. Женщина, склонившая голову в немом пении. Глаза их были открыты, а лица застыли словно маски.
«Освященные», — вспомнились Варгасу слова из отчётов Ван Дорна.
Он подошел к девочке. Совсем крошке. Сколько ей? Лет шесть? Семь? Для него, человека, который мог отличить только «совершеннолетнего» от «несовершеннолетнего», да и то, с помощью протоколов, это не имело значения. Её волосы сливались с ветвями. Он осторожно дотронулся до её руки — кожа была тёплой, живой, но совершенно неподвижной. Грудь не поднималась в дыхании. Она была жива, но её жизнь застыла в вечном, неподвижном моменте.
Самой ужасной была её улыбка. Улыбка полного и безраздельного счастья.
В кармане ключ внезапно стал обжигающе горячим. Варгас выронил его, и тот упал на идеально ровный мох. В тот же миг перед ним возник призрак.
Он стоял среди застывших людей, и его фигура казалась единственным живым существом в этом застывшем раю. Его глаза были полны той же скорби.
Они счастливы, — прозвучало в голове Варгаса. Мы дарили им вечный покой. Избавляли от боли и бесконечной гонки за тем, что вы зовёте прогрессом.
Варгас посмотрел на застывшие фигуры, на их блаженные улыбки, и почувствовал, как по спине бегут мурашки.
— Это не жизнь, — выдохнул он.
Это нечто большее. Это совершенство. Мы останавливали хаос. Создавали вечность в отдельно взятом моменте.
Призрак поднял руку, и перед Варгасом проплыли новые образы. Теперь не воспоминания, а проекция возможного будущего.
Он увидел город, каким он мог бы стать: улицы, заполненные такими же статуями, застывшие в блаженстве люди, остановившиеся на полном ходу машины. Всё — идеальное, гармоничное и совершенно мёртвое.
Призрак смотрел на него с непониманием.
Почему вы выбрали хаос? Почему предпочли боль и смерть — этой гармонии?
Варгас не знал, что ответить. Глядя на эти лица, он понимал — часть его и вправду жаждала такого покоя. Избавления от боли, ответственности, необходимости выбирать.
Видение исчезло. Призрак медленно покачал головой.
Ваш мир обречён, Варгас. Он сгниёт изнутри от собственных противоречий. Мы предлагали спасение.
Призрак начал растворяться в воздухе, он не видел смысла общаться с теми, кто добровольно отказывается от такого дара.
********
Варгас вернулся в город, но долина Келвин не отпускала. Её неестественная тишина звенела в ушах громче городского шума. Он снова сидел в архиве, в том самом дальнем углу, где воздух был густым от пыли и прошлого.
На этот раз он искал не отчёты о Сильванах, а документы более позднего периода. Рапорты о «зачистке» и «санитарных мероприятиях». И он нашёл — папку с грифом «ОПЕРАТИВНЫЙ СОСТАВ. ОБЪЕКТ „КЕЛВИН“».
Список был совсем короткий
* Лейтенант А. Горский. Пропал без вести при патрулировании периметра. 12.08.04.
* Капитан Е. Волкова. Скончалась от острой сердечной недостаточности. 30.10.16.
* Сержант П. Игнатов. Уволен по состоянию здоровья. Выбыл в бессрочный отпуск. 15.01.05.
* Майор К. Рёмер. Продолжает работать. Ходатайство о предоставлении дочери, Кассиан М., места в Секторе 7... Поведение лояльное.
И последняя, резолюция Ван Дорна на одном из рапортов, выведенная тем же безличным почерком, что и его подпись на приказе о расчистке долины:
*«Майору Рёмеру К.. — доступ персональный. Основание: п. 14 протокола № 7-К».*
Варгас откинулся на спинку стула. Перед ним был не просто список. Это было кладбище. Кто-то исчез, кто-то сломался, кто-то умер. И лишь один человек, майор К. Рёмер, продолжал нести свою вахту. Добровольно. Стоило разобраться, почему.
Найти Кассиана Рёмера оказалось проще, чем поднять архивное дело. Бывший военный, живущий по распорядку. Бар «Последний причал», конец недели, девятый час. Варгас сверился с часами. У него еще было время до встречи.
********
Бар «Последний причал» не оправдал названия. Ни спасения, ни ответов. Только алкоголь. Варгас перебирал в голове две версии, как монеты. Ван Дорн — герой. Ван Дорн — палач. Обе фальшивые.
Он пристально разглядывал фигуру в дальнем углу. Человек в синем костюме, слишком идеальном для этого места, сидел спиной к стене и смотрел в пустоту. Кассиан Рёмер.
Варгас подошел и поставил свою стопку на его стол.
— Место свободно?
Кассиан медленно поднял на него глаза. Без удивления.
— Варгас? Я видел ваш запрос.
— Значит, мы сэкономим время. — Варгас сел. — Майор Рёмер, последний страж долины.
Кассиан дернул уголком губ, словно попытался улыбнуться.
— Смотритель руин. Так точнее.
— Я их видел. Ваши руины.
— И? — Кассиан сделал небольшой глоток из своего бокала.
— И девочку. Она была единственным ребенком? У неё пугающая улыбка.
Тогда Кассиан поставил бокал. Поставил очень осторожно, точно боясь раздавить хрусталь.
— Мария, — произнес он, и имя повисло в воздухе между ними. — Зачем вы лезете в это, Варгас? Уходите. Пока можете.
— Слишком поздно. Я уже видел. Почему вы все еще там?
Кассиан достал из внутреннего кармана пиджака потрепанную фотографию и положил ее на стол. Девочка на ней смеялась, щуря от солнца. Лео вспомнилась совсем другая её улыбка.
— Потому что она там. Ван Дорн был прав. Иногда хирург вынужден отрезать руку. Чтобы спасти тело. — Он отпил, глядя куда-то поверх края стакана. — У нас не было выбора. Тот, кого вы встретили... он не мститель. Он — просто последний из них.
— А Ван Дорн?
— Он сходил с ума в последние годы. Начал вести дневник. Но дураком всё-таки не стал, он не хранил совесть в служебном сейфе. Попробуйте поискать в его квартире. Но не в кабинете. — Он отпил виски. — Он же был архитектором. Ищите скрытые пространства.
********
На поиски ушло меньше часа. Фасадная панель в гардеробной отъехала с тихим щелчком, обнажив небольшой тайник. Внутри лежала только толстая потрёпанная тетрадь в кожаном переплёте. Дневник.
Первая запись была сделана двадцать лет назад. Кассиан ошибся, Ван Дорн начал изливать муки совести на бумагу гораздо раньше.
«Проект „Сосуществование“ провалился. Кассиан... Бог ему в помощь. Он до сих пор навещает её. Я не имею права его осуждать. Иногда я думаю — может, они правы? Может, вечный покой лучше этой бесконечной борьбы? Но нет. Жизнь — это движение. Даже если она причиняет боль».
Варгас листал страницы, проглатывая годы отчаяния, поисков решения, которое так и не было найдено.
«Грегор принимает проект. Сказал: «Кто-то же должен». Я видел этот взгляд прежде — у Кассиана, у себя в зеркале. Бремя переходит. Надеюсь, он крепче меня».
«Тот, кого они называют Люменом, — последний из них. Самый сильный. Он не понимает, что несёт угрозу. Для него его природа — благо. Как объяснить слепому, что такое цвет? Как убедить его, что его рай — это тюрьма?»
Последняя запись была сделана за день до смерти.
«Он приходит ко мне во снах. Спрашивает, почему. Я не знаю, что ответить. Иногда я просыпаюсь и плачу. Потом иду умываться и продолжаю работать. Потому что кто-то же должен».
«Кто-то же должен».
Варгас достал телефон.
— Я знаю про долину Келвин, — сказал он, не здороваясь. — И про карантинный комплекс. Ван Дорн всё записал. Жду тебя там утром. Если хочешь закрыть это дело — приезжай. Если нет — боюсь ты станешь следующим.
Он положил трубку. Ему не нужен был ответ. В дневнике было всё: координаты, схема, и главное — имя того, кто взял на себя бремя после Ван Дорна.
********
Рассвет застал его на краю долины. Зеленая трава, журчание ручейков и фигуры, застывшие в вечном блаженстве. Бетонный бункер, чёрным кубом вписанный в этот застывший ландшафт. У входа стоял Грегор. Один.
— Где он? — спросил Грегор.
— Здесь, — Варгас кивнул в сторону леса. — Он ждёт. Не меня. Тебя.
Из-за деревьев выплыла сияющая форма. Люмен парил в воздухе.
Ты продолжил его дело. Ты держишь моих сестёр в клетках.
Грегор медленно, с нечеловеческим усилием, оторвал взгляд от застывшей фигуры девушки у ближайшего дерева и посмотрел на Люмена. В его глазах не было ненависти.
— После Ван Дорна кто-то должен был это делать.
Варгас шагнул вперёд, но Грегор поднял руку, останавливая его. Он сам сделал шаг навстречу сияющему существу.
— Ты говоришь о даре, — голос Грегора был тихим, но он резал тишину, как лезвие. — О совершенном покое. А я уже десять лет просто смотрю. Кассиан приходит каждый четверг, вечером. Его Мария любила сидеть с ним на лавочке и смотреть на облака на закате. Он приходит, садится и смотрит на неё. Иногда шепчет что-то. Чаще — молчит. Люси — по субботам. Она приносит цветы. Есть ещё Питер, он приезжает только на годовщину. Придёт, постоит пять минут, уйдёт. Алекс не приходит. Он до сих пор сидит в лечебнице и не может оправиться.
Грегор распахнул полы своего пальто, показывая, что его руки пусты.
— Давай обменяемся. Покажи мне тот самый «совершенный покой». Полностью. Без остатка. А я покажу тебе десять лет моей памяти. Ты увидишь всё, что я видел.
Он выдержал паузу, глядя в сияющие глаза Люмена.
— Давай. И тогда решим, кто из нас прав.
Люмен медленно опустился на землю. Его сияние дрогнуло, померкло, стало похоже на тусклый свет угасающей звезды. Он смотрел на Грегора, и в его бездонном взгляде впервые читалось почти человеческое потрясение. Осознание чудовищного, неучтенного факта.
Мы... не знали, — прозвучало в их сознании. — Мы видели одинокую боль. Мы не видели... этого.
— Покажи мне, — настаивал Грегор, не отводя взгляда. — Я показал тебе цену вашего «покоя». Теперь покажи мне цену нашего «хаоса».
Люмен молча кивнул. И шагнул вперёд.