Карточный Домик

СЦЕНА 1: ФОКУС С ИСЧЕЗНОВЕНИЕМ

Воздух в «Кайрос Зеро» был густым и сладким, как испорченный шерри. Он состоял из аромата дорогой кожи кресел, воска для паркета, терпких духов с оттенком алмазной холодности и едва уловимого страха. Страх здесь был таким же товаром, как и сорокалетний виски за стойкой бара, только стоил дороже. Он струился по залу вместе с дымом сигар, оседая на массивных золотых часах одних игроков и пуская икринки пота на висках других. Молодые крупье с безупречными, почти кукольными лицами раздавали карты с таким видом, будто совершали священнодействие. Их улыбки были частью интерьера, как и хрустальные люстры, в свете которых кружилась пыль из чужих надежд. Само название заведения висело в воздухе незримым приговором: поймай свой шанс, который равен нулю.

Именно в этот густой коктейль из лжи и позолоты неспешным шагом шагнул он — молодой человек в костюме, который стоил больше, чем годовой доход половины присутствующих. Он шел, слегка пошатываясь, в руке у него болтался бокал с остатками виски. Его лицо было размытой маской наглого благополучия, но глаза были трезвыми и острыми, как осколок стекла. Впрочем, спроси кого из присутствующих, что они думают об этом человеке, каждый не задумываясь ответил бы, что это какой-то в стельку пьяный мажор, проматывающий в казино папины деньги.

Молодой человек подошел к столу с техасским холдемом как раз в тот момент, когда крупный мужчина в тугом воротничке, с лицом, покрасневшим от возбуждения и, вероятно, коньяка, с громким смехом забирал себе гору фишек. Это был Свиридов, хозяин сети автосалонов, известный своим скверным характером и привычкой покупать всё, что не прибито, включая людей.

«Папаша» Свиридов, как его звали за глаза, только что собрал внушительный банк. Его толстые пальцы с золотым перстнем-печаткой сгребали фишки с животной жадностью.

«Мажор» неуклюже оперся о стол, едва не расплескав виски.

— Место, что ли, свободное? — его голос был нарочито громким, немного развязным. — А то скучно стало.

Свиридов смерил его взглядом, полным презрения к этому щеголю.

— Игра не для детей, парень, — проворчал он. — Тут ставки — не на карманные деньги.

Алексей Волков — а именно так звали «мажора» — лишь усмехнулся, поймав взгляд крупье. Тот молча кивнул. Алексей тяжело опустился на свободный стул, поставив бокал на сукно с таким видом, будто это его личный кабинет.

— Не беспокойся, дядя, — сказал он, и в его голосе внезапно пропала всякая панибратская развязность, осталась лишь стальная нить уверенности. — Мои карманные деньги как раз и созданы для того, чтобы… консолидировать активы. — и небрежно махнул в сторону крупье — Сдавайте.

Раздача началась. Алексей не смотрел на свои карты. Он смотрел на Свиридова. Он изучал его, как хирург изучает анатомический атлас. Расширенные зрачки — возбуждение. Легкое подрагивание левого уголка рта — сдерживаемая жадность. То, как он поставил фишки — агрессивно, с размахом. Этот человек играл на публику, ему нужна была не просто победа, а унижение противника.

Алексей сделал несколько нарочито глупых ставок, проиграл пару небольших банков. Он изображал пьяного наглеца, который вот-вот спустит состояние. Свиридов все больше входил во вкус, его ухмылка становилась все шире. Он уже чувствовал себя богом карточного стола, поймавшим свою удачу в лице зарвавшегося недоумка.

И тогда пришла решающая раздача. На стол легла сильная общая комбинация, собравшаяся в грозный фулл-хаус — три дамы и два короля. Алексей знал, что у Свиридова в руке четвертая дама, дававшая ему каре — тот едва заметно дернул глазом и от возбуждения облизал лоснящиеся губы. Бизнесмен пошел ва-банк, с грохотом вывалив перед собой груду фишек.

— Что, мальчик, испугался? — рыкнул он. — Фулл-хаус, детка! Короли и дамы!

Алексей наконец поднял свои карты. У него на руках были король и десятка. Хуже некуда. Его пальцы, лежавшие на столе, совершили одно плавное, почти невидимое движение. Правой рукой он взял свои две карты, аккуратно совместив их в тонкую стопку, выглядевшую как одна карта. В тот же миг его левая рука, до этого державшая рокс с виски, потянулась к картам. Из нее, будто из самого воздуха, появился еще один король — его личный козырь, идеально подходящий к раскладу на столе. Движение было отработано до автоматизма: стопка из двух карт и король на мгновение встретились в его пальцах, чтобы в следующее мгновение лечь на сукно рубашкой вверх уже как две карты. Два короля. А десятка, как призрак, исчезла в его ладони.

— Колл, — сказал он тихо, сравняв огромную ставку.

Свиридов с торжеством швырнул на стол свою карту — даму.

— Каре, щенок! — прогремел он, уже протягивая ладони с толстыми как сардельки пальцами к фишкам.

Алексей не двигался. Он смотрел Свиридову прямо в глаза. Его взгляд был абсолютно трезвым, глубоким и безжалостным.

— Каре, да, — мягко произнес Алексей. — Только у тебя — дамы. А у меня… — Он медленно, под всеобщим взглядом, перевернул свои карты. — Короли.

Два короля легли рядом с еще двумя на столе. Четыре короля против четырех дам.

Лицо Свиридова стало багровым. Он смотрел на карты Алексея, потом на стол, не в силах поверить.

— Но... у тебя же была... — он не договорил, не в силах сформулировать свое смутное ощущение подвоха.

— У меня была сильнейшая рука, — парировал Алексей, не давая ему опомниться. — Спасибо, что облизнул губы в предвкушении.

Свиридов был сломлен. Не комбинацией, а абсолютной, тотальной уверенностью Алексея, которая заставила его усомниться в собственном зрении.

Алексей не стал сгребать фишки. Он просто встал, кивнул крупье, чтобы тот убрал фишки со стола, поправил манжет рубашки и, глядя на побелевшее лицо бизнесмена, тихо, чтобы слышал только он, сказал:

— Не стоит бояться проигрыша, Аркадий Петрович. Стоит бояться того, кто знает твой страх лучше тебя самого.

Он развернулся и пошел к выходу, оставляя за спиной шепот и грохот рухнувшего чужого мира. Его работа здесь была закончена. В кармане его идеально сидящего пиджака беззвучно вибрировал телефон. Пришло сообщение от «Айсберга».

СЦЕНА 2: ЛЕДЯНОЙ КАБИНЕТ

Лифты в «Кайрос Зеро» были двух видов: золотые кабины, уносившие победителей и проигравших на нижние уровни, и один, матово-черный и без кнопок. Он поднимался на самый верх. Алексей шагнул в него, и дверцы с глухим стуком сомкнулись, отсекая последние звуки казино. Здесь было тихо, как в гробу. Воздух был холодным и стерильным, будто его фильтровали не только от пыли, но и от эмоций.

Лифт поднялся, не издав ни звука. Дверцы открылись прямо в кабинет.

Комната была огромной, но казалась камерной из-за низкого потолка и приглушенного света. Окна во всю стену открывали вид на ночной город — море холодных огней. Из динамиков лилась тихая, меланхоличная классика — Шопен, похоронный марш. Не для атмосферы. Для ритма.

За массивным письменным столом из черного дерева сидел человек. Игорь Петрович, известный в узких кругах как «Айсберг». На вид — лет пятьдесят, подтянутый, в идеально сидящем темно-сером костюме. Лицо неподвижное, будто высеченное изо льда. Руки с тонкими, длинными пальцами лежали на столе. На нем не было ни перстней, ни часов. Ничего лишнего. Он не поднял головы, когда Алексей вошел.

Алексей подошел ближе и Айсберг опустил на стол пачку банкнот — долю Алексея от выигрыша у Свиридова. Деньги легли беззвучно на мягкую кожаную столешницу.

— Свиридов больше не придет, — сказал Алексей. Его голос в этой комнате звучал громче, чем он хотел.

— Он и не был нашим клиентом, — отозвался «Айсберг», все еще глядя в раскрытый перед ним бухгалтерский гроссбух. Его голос был ровным, без интонаций, как у диктора, зачитывающего котировки акций. — Он был активом. Актив исчерпан.

Он, наконец, поднял на Алексея глаза. Цвета промерзшей воды.

— Теперь следующая. — «Айсберг» провел пальцем по странице. — Петров. Семен Ильич. Бухгалтер на «Машзаводе №4». Имеет доступ к оборотным средствам. Нужно, чтобы он эти средства… оставил тут. Чисто.

Он отодвинул гроссбух и толкнул через стол тонкую папку. Внутри — несколько фотографий и распечатка. Алексей мельком увидел снимок: мужчина с усталым, невыразительным лицом, в дешевом пальто, выходящий из проходной завода.

— И что, он тоже «самоуверенный хам»? — спросил Алексей, в его голосе прорвалась едва слышная усмешка.

«Айсберг» проигнорировал сарказм.

— Он — целевой показатель. Твоя работа — его достичь. Его слабость — нерешительность. Боится рисковать. Твоя задача — убедить его, что осторожность — это главный риск в его жизни.

— Звучит как психологический портрет каждого лузера, — заметил Алексей, листая папку. Ничего необычного. Серая жизнь, серая работа. Идеальная жертва. Слишком идеальная. От этого стало слегка тошнить.

— Все они похожи, когда проигрывают, — холодно констатировал «Айсберг». — Найди его болевую точку. Надави. Как ты это умеешь.

Он снова опустил взгляд к гроссбуху, разговор был окончен. Алексей простоял еще несколько секунд, глядя на его склоненную, непроницаемую голову, затем развернулся и ушел. В лифте он прислонился к стене и закрыл глаза, пытаясь стряхнуть с себя ледяной холод, въевшийся под кожу. Он был не игроком, а всего лишь точным, бездушным лезвием в руках «Айсберга». И эта мысль была неприятнее любого проигрыша.

СЦЕНА 3: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ШКОЛУ

«Старый Свет» был не баром, а забвением, разлитым по стаканам. Воздух пропитали запахи дешевого портвейна, уксуса и тления. Петров сидел в углу, под потемневшим от времени оленьим рогом, и медленно, будто отмеряя секунды до конца жизни, пил пиво. Он был еще более серым и бесформенным, чем на фотографии, будто его сам бар выкрасил в свой цвет.

Дверь скрипнула, впустив полосу тусклого света с улицы. Вошел Алексей в потертой куртке и простых джинсах. Он купил у бара пару бутылок хорошего, дорогого пива, сел за соседний столик, спиной к Петрову, и уткнулся в телефон. Он дал бухгалтеру несколько минут, а затем «принял звонок», выключив зазвеневший будильник.

— Да, я тут! — начал он, выкрикивая рубленые фразы на весь зал. — Второй раз за месяц! Нет, не лотерея... А, думал, ты в курсе! Это не про удачу, там башкой думать надо! Если бы вопрос был в удаче, я бы туда даже не полез! Система у них дурацкая, ее обойти — раз плюнуть.

Он сделал паузу, якобы слушая, и тихо рассмеялся — простым, залихватским смехом.

— Нахальный? Да я скромняга! Я просто знаю, когда остановиться. Они там все на эмоциях, а я — как калькулятор. Вошел, сел за стол, посидел... и все — они уже мне ползарплаты подарили. А я теперича свой скромный гешефт снял и доволен.

Алексей снова помолчал, демонстративно потягивая свое пиво. Он чувствовал, как в спину ему впился взгляд. Не навязчивый, а крадущийся, голодный.

— Ладно, братан, потом. — Он «положил трубку».

Затем он проделал главное: порылся в карманах, достал пустую пачку сигарет, с досадой смял ее и, обернувшись к Петрову, спросил с небрежной дружелюбностью простого парня:

— Мужик, сигаретой не выйдет поделиться?

Петров вздрогнул, словно его поймали на чем-то. Он засуетился, доставая из затертой пачки «Явы» одну чуть помятую сигарету.

— Да-да, конечно... пожалуйста...

Алексей ловко поймал брошенную сигарету, кивнул в знак благодарности и направился к выходу, когда тихий, неуверенный голос остановил его.

— Простите... молодой человек... я невольно подслушал... — Петров покраснел и опустил глаза. — Вы сказали... про какую-то систему, которую можно обойти? Расскажете подробней, очень интересно стало...

Алексей сделал паузу, оценивающе оглядев бухгалтера. Затем его лицо расплылось в улыбке "своего парня".

— А чего тут рассказывать? Лучше на деле показать, — он широким жестом взял со своего стола вторую, непочатую бутылку дорогого пива и поставил перед Петровым. — На, угощаю. Обсудим за делом.

Петров растерянно посмотрел на свою полупустую бутылку дешевого пойла, затем на темный стеклянный сосуд перед ним.

— Я не... это слишком...

— Да ладно, не ломайся! — Алексей уже двигал свой стул к его столику. — В этой жизни нужно брать то, что дают! А насчет системы... Любую систему можно обойти. Главное — знать обходные пути. А тебя как звать-то?

СЦЕНА 4: ЭКСКУРСИЯ В АД

Спустя две недели «случайных» встреч в баре, они стояли у парадного входа в «Кайрос Зеро», под ослепительным золотым козырьком, где швейцар в ливрее с холодным, невидящим взглядом открывал двери лимузинам.

— Экскурсия начинается с фойе, — сказал Алексей, и в его голосе вновь появились стальные нотки.

Массивная дверь из черного дерева отворилась перед ними, и Петрова отбросило волной звука, света и запаха. Это был гул человеческих страстей, низкий и вибрирующий. Воздух, густой и сладкий, ударил ему в голову, как дурман. Он ослеп. Хрустальные люстры, в тысячу раз больше тех, что он видел в кино, подвешенные к невидимому в дыму потолку, заливали все пространство слепящим золотым светом. Он отражался в полированном паркете, в лакированных столиках, в глазах крупье и в дрожащих стопках фишек. Здесь пахло деньгами. Настоящими, хрустящими и в неиссякаемых количествах. И страхом, который маскировали под азарт.

Петров замер на пороге, вжав голову в плечи, словно мышь, с дуру решившаяся утащить еду из кошачьей миски, возле которой дремала усатая хозяйка..

Алексей, все в той же потертой куртке, но с внезапно изменившейся пластикой — движения стали плавными, уверенными, владельческими, — мягко подтолкнул его вперед, к краю главного зала.

— Дыши, Семен, — тихо сказал он, стоя рядом с ним плечом к плечу и глядя на безумие, как полководец на поле брани. — Первый раз всегда выбивает из колеи. Теперь смотри внимательно. Видишь вон того, в смокинге, с трясущимися руками? Он продал фамильные часы полчаса назад. Почему именно часы, и почему фамильные? Он потирает запястье. Часов больше нет, а привычка крутить часы на руке осталась. С дешевой поделкой его бы послали. Однако, на дорогие часы у него денег не хватит, но их у него купили. Вывод прост: либо дорогой подарок, либо фамильная реликвия. Ставлю на второе.

Он — Коза. Его уже подстригли, он просто еще не понял этого. Он верит в чудо. А чудес здесь не бывает. Бывает вероятность.

Петров, завороженный, смотрел, как мужчина с отчаянием в глазах ставил последнюю стопку фишек на красное. Рулетка завертелась, шарик застучал. Выпало черное. Человек опустел на глазах.

— А вон там, — Алексей кивнул в сторону закрытых комнат для покера, у входа в которые стояли суровые мужчины в темных костюмах. — Играют те, кто думает, что умнее всех. Считают карты, строят системы. Волки. Их здесь уважают. Как уважают хорошего хирурга перед сложной операцией. Но их карманы — главный приз для дома. Рано или поздно система даст сбой, и они окажутся трофейными шкурами.

Он повернулся к Петрову, и в его глазах горел тот самый холодный, безжалостный огонь.

— А теперь смотри на меня.

Он отошел от него и тем же неспешным, владельческим шагом направился к столу с блэкджеком. Дилер, эта кукла в идеально отутюженной рубашке, встретила его легким, почти незаметным кивком. Алексей поставил скромную стопку фишек. Он не следил за картами с напряжением игрока, он смотрел на дилера. Читал его. Через десять минут, за которые он несколько раз удвоил ставку и несколько раз спокойно сошел, его стопка выросла ровно в полтора раза. Он поймал взгляд крупье, легко улыбнулся, собрал выигрыш и так же спокойно вернулся к Петрову.

— Видел? — спросил он. В его голосе не было ни радости, ни волнения. — Я не играл. Я работал. Я был Призраком. Я использовал их правила, чтобы выиграть по своим. Никаких эмоций. Только цифры.

Петров выдохнул. Его руки дрожали. Он видел магию, лишенную всякой магии. Видел страх, побежденный полным безразличием.

— А теперь идем дальше, — Алексей не повел его к выходу, а, наоборот, тронул за локоть, направляя вглубь зала, к более дорогим столам, где фишки напоминали маленькие золотые слитки. — Ты должен прочувствовать масштаб. Увидеть, на что здесь можно реально сорвать куш. Без этого любая теория — просто болтовня.

Они медленно шли мимо столов, и Алексей продолжал комментировать тихим, ровным голосом, как гид в музее иллюзий:

— Смотри, вон тот человек только что выиграл сумму, равную твоей зарплате за пять лет. Одна ставка. Для него это мелочь. Для кого-то — новая жизнь.

Петров смотрел, и его глаза понемногу загорались. Страх отступал, уступая место новому, опасному и сладкому чувству — жгучему желанию перестать быть зрителем. Жажда становилась невыносимой.

Алексей молча шел рядом, читая его как открытую книгу. Рыба уже плыла за лодкой, загипнотизированная блеском приманки. Оставалось лишь подсечь.

СЦЕНА 5: УРОК ЗАКОНЧЕН

Ровно через неделю телефон Алексея разрывался от восторженных сообщений. «Лекс, я сорвал две штуки!», «Система работает!», «Сегодня еще полторы!». Петров купался в лучах собственной гениальности, ощущая себя настоящим «Призраком». Он был идеальным учеником — он не видел узды, пока она не затянулась на шее.

Они встретились в «Кайрос Зеро». Петров сиял. В его глазах горел огонь, который Алексей когда-то зажег, а теперь предстояло погасить.

— Сегодня сыграем в паре, — деловито сказал Алексей, подводя его к столу с омахой. — Я буду сигналить. Ты — ставить. Понял?

Петров кивнул, полный решимости. Первые полчаса они играли осторожно, их стопки понемногу росли. Петров ликовал — он был частью системы, посвященным.

И тогда пришла та самая раздача. У Петрова на руках была сильная, но не лучшая комбинация. Алексей, сидя напротив, поймал его взгляд и едва заметно постучал указательным пальцем по краю стола — условный знак «слей». Петров поморщился, но доверие к учителю было слепым. Он сбросил карты, пропустив солидный банк. На его лице застыла маска разочарования.

— Не беда, — тихо сказал Алексей, когда раздача закончилась. — Сейчас будет шанс отыграться. Идем ва-банк. Весь кэш.

Петров замер. В его глазах мелькнул страх, тот самый, животный, который он думал, что победил. Но азарт и вера в Лекса оказались сильнее. Он пошел ва-банк. Все. Свои кровные.

Карты легли на стол. И случилось немыслимое. У одного из молчаливых игроков, казалось бы, не представлявшего угрозы, в руках оказался стрит-флэш — безупречная, почти непобедимая комбинация. Тихий стон вырвался у Петрова. Он проиграл. Все, что у него было.

Алексей резко встал, отвел его в сторону, подальше от посторонних глаз.

— Спокойно, Семен. Дыши. Так бывает. Раз на миллион. Просто фарт, — его голос был жестким, но уверенным. — Мы все еще в игре. Нужно отыграться. Срочно. Нужны деньги.

Петров смотрел на него с ужасом.

— У меня... нет больше ничего...

— Вспомни, — Алексей пристально глядел ему в глаза, словно гипнотизируя. — Ты же бухгалтер. У тебя есть доступ. Временный заем. Мы же удвоим. Вернешь все утром, и никто не заметит.

Петров побледнел еще сильнее, затряс головой.

— Я не могу... Это чужие...

— Это билет назад, Семен! — Алексей сжал его плечо. — Билет к той жизни, о которой ты мечтаешь. Или ты хочешь остаться нищим, обобранным как липка? Сейчас все вернем. Сейчас!

Петров закрыл глаза, его трясло. Он боролся с собой, и Алексей видел, как рушится последняя преграда.

— ...Есть, — прошептал он, сдаваясь. — Много. Но не мои...

— Идеально, — Алексей отпустил его плечо. — Сейчас все вернем. Мы ведь не полагаемся на удачу, помнишь? Удваиваем и возвращаем!

Они вернулись к столу. Петров, с мертвой хваткой сжимая фишки, купленные на чужие деньги, смотрел на Алексея как на спасителя. И когда тот подал условный знак, Петров, не колеблясь, пошел ва-банк. Все до последней фишки.

Карты открылись. И на этот раз лучшая комбинация за столом была у Алексея. Он сорвал огромный банк, оставив без штанов весь стол. Он не удвоил, а даже утроил вложения Петрова. Семен, глядя на это, сначала не понял, а потом на его лице расплылась улыбка облегчения. Они же в паре! Они победили! Он повернулся к Алексею, ожидая своей доли, похожий на пса, принесшего хозяину мяч...

Алексей встал, подошел к нему и наклонился к самому уху. Его голос был безжалостным шепотом лезвия.

— Спасибо, Семен. Урок окончен. Именно так Призраки заманивают коз, которых находят в пошарпанных барах. Сначала дают поклевать зернышек... а потом стригут дочиста.

Петров медленно поднял на него глаза. В них не было ни ненависти, ни злости. Было лишь пустое, ледяное понимание. Он все понял.

Встав и не проронив ни слова, он пошел к выходу, пошатываясь, как раненый зверь.

Алексей наблюдал за ним с холодной улыбкой, перекатывая между пальцами золотую фишку. Он видел, как Петров вышел на ночную улицу, как остановился на тротуаре, глядя в поток фар. И тогда случилось то, чего Алексей не ожидал.

Петров сделал шаг вперед. Еще один. И бросился под колеса грузовика.

Визг тормозов разрезал ночь, слившись с глухим, костлявым звуком удара.

— НЕТ! — крик вырвался у Алексея сам по себе. Холодная маска профессионала треснула в одно мгновение. Он бросился к выходу, сшибая с ног посетителей.

Тело Петрова лежало в пятне света фар, неестественно выгнутое. Алексей упал на колени рядом, хватая его за плечо. Холод. Неподвижность. Пустой взгляд, уставившийся в небо.

Руки Алексея сами потянулись к карману пиджака Петрова. Он нашел бумажник. Старый, потертый. Внутри — всего одна сторублевая купюра и фотография — девочка-подросток с большими, светлыми глазами, сидящая в инвалидной коляске. Она смотрела на него с улыбкой, полной доверия.

Алексей отшатнулся, выпустив из рук бумажник, словно его ужалила змея. Он сидел на асфальте в луже чужой крови, смотря на фото девочки, у которой он только что отнял всё. Впервые за долгие годы он почувствовал всесокрушающий, животный ужас.

Урок действительно был окончен. Но учителем в нем оказался не он.