Картонная башка, дай творожка!
Этот кошмар начался в «Пятерочке».
Когда я возвращался в маршрутке с работы, жена прислала смс-ку: «Милый, купи молока и батон. Можно еще творожки. Задерживаюсь. Люблю».
«Да без проблем», – подумал я, и, выйдя на своей остановке, пошел не к дому, а свернул к ступенькам, ведущим к нашей местной «Пятерочке».
Покупателей было мало, лишнего мне ничего было не надо, и в корзинку быстренько отправились литровка молока, батон помягче, несколько творожных сырочков. Направляясь к кассе, я присоединил к покупкам большую шоколадку. Мы с женой любим горький «гормон радости»!
На кассе передо мной стояло трое покупателей: первой была старушка с буханкой черного и банкой кильки в томате, которая пыталась извлечь из своего столетнего кошелька мелочь, следом переминался с ноги на ногу мужичок с парой пиваса и гроздью полузеленых бананов, и, наконец, передо мной возвышалась высокомерная тетя с упаковкой куриных бедрышек и трехкилограммовой сеткой картофана.
Бросив мельком взгляд на очередников, я принялся выгружаться на ленту.
В этот момент я и услышал голос кассирши.
- На паперти стояла, что ли, швабра старая? Дома бы сидела. Ходють тута…
Машинально я поднял голову и, наконец, заметил кассиршу. И понял, почему голос ее звучал так странно: глухо и гулко.
Вместо головы у нее была коробка.
Обыкновенная упаковочная коробка, картонная, квадратная, по размеру головы.
- Ща… щааа… - скрипела старушка, вглядываясь в десюнчики на ладони.
- И правда, правда, - злобно подгавкнул мужичок с пивасом и демонстративно кинул взгляд на часы, - в дурдом тебе пора, а не на шопинг! Гыыы…
- Они специально ходют в магазины, чтобы привлечь к себе внимание, - тетка передо мной косо взглянула на меня, ища поддержки, но я промолчал, и она с ненавистью передернула плечами.
Ни один человек из очереди не был шокирован тем, что кассирша сидит с коробкой вместо головы. Я же никак не мог отвести взгляда от этой сюрреалистической картины в духе какого-нибудь Сальвадора Дали.
Кассирша дергано сгребла бабкины десюнчики, ловко пробила чек, напутствовала отходящую старушку: «шуруй давай, карга», принялась за пивас с бананами.
Мужику она выговорила за то, что тот не уложил бананы в пакет и не взвесил (тот только виновато молчал, ужав голову в плечи), а тетку передо мной с раздражением предупредила: «жалобы на качество не принимаем!». Тетка подобострастно захихикала: «что вы, что вы… конечно нет… хорошего дня…».
Подошла моя очередь, и я остановился напротив кассирши. Внимательно вгляделся.
Женщина как женщина. Обычная кассирша, как штампованная: расплывшаяся, с грудями и пузом, как из теста, с яркими ногтями и широкими золотыми кольцами на мясистых пальцах, дерганая, проворная. Злая.
Коробка тоже была обыкновенной картонной коробкой. Упаковочной. Потрепанной. Проклеенной кое-где скотчем. Один из углов явно когда-то подмок, а потом высох, но след от мокрого пятна остался. Шею рассмотреть было трудно, и я всё гадал: она уходит вглубь, в голову, или оканчивается на нижней картонной поверхности? И вообще: что внутри-то? Голова? Или… пустота?
Кассирша подняла свою коробку на меня, и я уставился прямо в прорези, расположенные на месте глаз. Но глаз видно не было. Просто неровные прорези, а внутри темнота. Ниже фломастером был нарисован нос, под носом – яркой помадой – губы.
- Ну чё стоишь? – раздался глухой голос из коробки. Он хоть и был гулким, но злость чувствовалась в нем и так. – Карта магазина?
Я растерялся, замер.
- Алкашня хрЕнова, - сказала коробка и кассирша принялась сканировать мои покупки.
Я на автомате достал карту «Пятерочки», оплатил покупку, сложил продукты в пакет.
Медленно, на ватных ногах, вышел.
Обернулся, пытаясь разглядеть кассиршу через стеклянные двери. Не разглядел.
Постоял.
Вечер как вечер. Медленно темнело, мимо прошла женщина с коляской, следом очкарик с собакой. Проехала машина.
Мир как мир.
Если не считать коробку у продавщицы вместо головы.
Вечерний пустозвон.
Дома меня встретила дочка.
С порога возбужденно затараторила:
- Папусь, а у Бетси новая песня! Куин оф драма, прикинь. А клип вааще офигенский! Пап, а можно, пока мамси нет, я у нее чуток помады цап-царапну?
- Царапни, - растерянно отозвался я, не понимая о чем речь. Я был все еще под впечатлением от странного зрелища в «Пятерочке».
- Не скажешь ей? Честно? – дочка кинулась в нашу спальню. – Слово пацана?
- Пацана, - согласился я, и машинально принялся разбирать покупки.
От мыслей меня отвлек вид горы немытой посуды. Пришлось снова идти к дочке с претензиями. Та встретила меня с напором:
- Какая посуда, мне не до нее! Я миллион шортсов уже посмотрела. Бетси такая…!!! – она закатила глаза и сложила губки уточкой. Пропела: - Сигма сигма сигма бой!!!!
- Какой бой? – возмутился я. – Ты в третьем классе. Я в твое время «Чунга-Чангу» слушал и «Крылатые качели»! И «Электроника» смотрел, а не «Слово пацана»!
- Пффф… - презрительно усмехнулась дочка, - отстой! Электроник… Ты настоящий скуф… Хнык-хнык…
Она с явным недовольством рванула на кухню и стала демонстративно греметь посудой так, что я испугался за ее сохранность.
В этот момент вернулась жена с несколькими объемными сумками, которая уже с порога принялась жадно рассказывать, что она получила на «валберисе».
Так что про странную кассиршу я вспомнил только, когда укладывался спать.
- Коробка? - переспросила жена, - какая коробка? У нее была коробка – и что???
Она была уже погружена в смартфон, где одновременно чатилась в вацапе, скролила телегу и шопилась на валберисе.
- Нуу… картонная, упаковочная… Не в руках! Вместо головы…
- Не гони. Это ужастик такой, что ли?
Она явно не понимала, о чем речь, пытаясь успеть и тут, и там…
- Ладно, - махнул рукой я, повернулся на бок. – Может, и правда, я чего-то не понял. Может, так теперь надо? Работникам торговли? Распоряжение какое…
Наутро о странном происшествии я не вспомнил.
Сталин жив, но он в ретроградном Меркурии!
На работе с самого утра случилось очередное ЧП, пришлось напрячься, и до обеда мне было ни до чего.
Перекусив и придя в себя, я решил позвонить родителям, узнать как там их здоровье.
Набрал отца.
Голос его звучал странно, словно издалека.
- Привет, пап. Говори в телефон, ладно? А то слышно плохо.
- Ты меня что, за идиота принимаешь? - все так же глухо и гулко ответил он. – Это у вас у всех мозги расплавились, и слух пропал, от вышек пять джи! Всё этот грёбаный Гейтс, я знаю!!!
Я минут десять слушал, как отец, захлебываясь, рассказывал, что Россию давно продали, все мы живем в цифровом концлагере, меня в детстве чипировали вакциной, а коронавирус создали финские либерасты. И вообще: земля плоская, а рептилоиды хотят сделать из меня послушного овчуха. С помощью мозгового червя, которого мы получаем через трубы центрального отопления. У них, кстати, получается, судя по моей глушне! И кстати, Сталин не умер, а был вынужден скрывать в Антарктиде, но он ждет подходящего момента, чтобы вернуться, и, наконец-то, навести порядок во всем мире. Ежовыми рукавицами! Скорее бы уже всех падлюк перевешал, а первым – Чубайса и Пятнистого, которые страну продали пиндосам за окорочка!
Я пробормотал:
- Да, да, пап… так и есть. Рад, что у тебя всё в порядке. Как там мама?
- На! – отец, не прощаясь, передал трубку маме.
Та поздоровалась и со смешком успокоила:
- Всё в порядке, сыночек. Не обращай внимания, это он телевизора насмотрелся. Как ты себя чувствуешь? Устаешь на работе?
Ее голос тоже был каким-то отдаленным.
Я уже открыл рот, чтобы спросить о чем-то, но мама прервала:
- Сынок, я тут с соседкой говорила, она мне посоветовала хорошее средство от хронической усталости и дэпрессии, как у тебя. Тебе тоже надо попринимать – ты у меня так устаешь! Запиши скорее! Не поверишь, как всё просто: кошачья моча! – я онемел, а она затараторила таким же глухим и далеким голосом, как у отца: - Берешь сто грамм, но только от серого кота или от черного. Кота, а не кошки, это важно. Кипятишь тридцать секунд, но смотри, не перекипяти! Пипетку выдавливаешь на десна и втираешь средним пальцем. Это даже эффективнее, чем гомеопатия и сода. А еще, представляешь, у Марины Петровны из семьдесят седьмой - инфаркт! Хорошо, что муж ее быстро купировал приступ: оказывается, надо было просто вокруг каждого запястью накрутить шелковую нитку. Это он в газете «ЗОЖ» прочитал! На левой руке - нитку красного цвета, а на правой – синего. Или наоборот…? Представляешь? Намотал ей, и всё прошло. Даже скорую вызывать не пришлось. Правда, через несколько часов Мариночка все-таки умерла, беднушка. Ну, это уже карма. Или аура? Когда Бог решит забрать – никакая нитка не помогает. Если Венера в ретроградном Меркурии – пиши пропало! Ты в церковь-то ходишь? Ходи давай, верить надо, надо! Только в пятницу не ходи – Полнолуние!
- Ладно, мам… Прости… Мне пора…
Я отключился до того, как мама успела рассказать мне прочие самые свежие новости медицины и религии.
От разговора остался неприятный осадок. И он был не от содержания. Отец уже лет десять был жертвой телевизора и гаражных политологов-конспирологов, а у мамы до сих пор над изголовьем кровати висел портрет Кашпировского, рядом с иконой Матушки Матроны и портретом Президента. Троица…
Смущало меня другое. Их голоса… Они звучали так, словно родители сидели в каком-то ящике.
Я неожиданно вспомнил, что так же звучал голос злосчастной кассирши из «Пятерочки».
Как из картонной коробки…
Сигма сигма сигма!
Когда я возвращался в тот день домой, в маршрутке, в давке впереди, возле выхода, я с ужасом заметил знакомую коробку. То ли кто-то поднял ее повыше, то ли…
То ли это была чья-то картонная голова.
Я похолодел, стал осматриваться вокруг. Да нет… Люди как люди. Как обычно: злые, усталые, недовольные, раздраженные… Ненавидят друг друга…
Выйдя на своей остановке, я решительно направился в «Пятерочку». Вот сейчас зайду, а там наверняка - нормальная кассирша. Ну, или, если ненормальная, просто подойду и спрошу у нее. Она расскажет, почему на голове коробка, и странности разрешатся.
Но кассирша была снова с коробкой. Хуже того, по магазину, среди покупателей, я заметил еще трех человек с коробками вместо голов.
Покупатели! Их-то кто может заставить надеть на голову упаковку?
У двоих коробки были явно старые, как и сами владельцы. Третий, молодой парень в спортивной одежде, и коробку имел соответствующую: свежую, светло-голубого цвета, с красивыми иероглифами.
Я пулей вылетел на улицу. По тротуару шла девушка с красивой коробочной головой: изящная, аккуратная, с разноцветными полосками скотча, приклеенными ровно по центру граней.
Мне показалось, что мир вокруг поплыл. Всё стало нереальным. Такого просто не могло быть: я сходил с ума. Это не люди странные, а всё в моей голове… Иначе все бы заметили и уже начался бы переполох, скорая, полиция…
В ужасе я стал дергать себя за волосы, ощупывать скулы и уши.
Всё было на месте. Никакого картона!
Мне надо полежать…
Я влетел домой, как пушечное ядро. Из комнаты дочери на всю квартиру гремел прилипчивый пульсирующий ритм, и визгливо голосили детские вопли: «Сигма сигма сигма-бой, сигма бой, сигма-бой!!!».
- Потише сделай, - крикнул я из прихожей, разуваясь. – Уроки выучила?
Ответа не последовало.
Я чертыхнулся и влетел в дочкину комнату.
Та танцевала перед зеркалом, дергая тощим задом в ритм музыки.
Вместо головы у нее была коробка.
Яркая, разноцветная. Сбоку был даже нарисован розовый единорог под радугой.
Я застыл. Дочка, наверное, увидела меня в зеркало, обернулась. На передней грани были два разреза, нарисованные нос и губы.
- Сигма, сигма!!! – закричала коробка. Голос звучал пронзительно и визгливо.
Я выскочил в зал, стал лихорадочно метаться по квартире: что делать, куда звонить? В скорую? Что сказать? У дочери коробка вместо головы? Тогда точно приедут, но не скорая, а психушка. И не к ней, а ко мне.
Надо было успокоиться. Рассуждать логически – это всегда полезно.
Дочка не страдает? Явно нет. Наоборот – счастлива! Опасности нет? Тоже не просматривается.
В ожидании жены я выпил настойку валерианы. Подумал, добавил корвалола.
Жена пришла минут через двадцать.
- Ох, тебе что, плохо? Валерьянкой несет – жуть.
Я стремительно бросился к жене, схватил за руку, потащил в комнату к дочери. Там детские голоса уже вопили про «симпл димпл папит сквиш», а дочь не переставала вихляться под ритм.
- Видишь? Что с этим делать?
Жена посмотрела на ребенка, потом – растерянно - на меня:
- Нуу… Дети! Что ты хочешь?
Она подошла к дочери, обняла:
- Лапулечка, ты в порядке? Уроки сделала?
Та весело ответила:
- Все зашибись! Только семьеведение осталось. Но это я потом у тебя спрошу. По секретику… Про то, как вы… ну… с папой… Кстати, папка сегодня какой-то странный…
Они обернулись ко мне, жена улыбнулась:
- Просто он устал. Ладно, мы у себя. Сделай тише!
Мы вышли.
- Ты не видишь, что ли? – спросил я шепотом, когда мы вернулись на кухню.
- Растет ребенок, что ты хочешь? – ответила она.
Я задумался. Значит, ЭТО вижу только я?
Эх, полным-полны коробушки!
Эту ночь я почти не спал. Раз люди не замечают ничего странного вокруг, значит, дело во мне… Мне надо срочно к врачу. К психологу или уже к психиатру?
Под утро я всё же заснул.
Когда сел в маршрутку, уже не удивился, увидев несколько картонных. Глядя в окно, стал рассматривать людей, среди который с картонными головами встречались всё чаще.
Даже прошла группа детей с учительницей, и у каждого ребенка вместо головы была небольшая симпатичная аккуратная коробочка. Некоторые из них выглядели дорогими, и не кубами, а кирпичиками, как упаковка от смартфона. Другие были попроще, более тусклые и неброские.
Учительница щеголяла коробкой, густо обклеенной полосками разноцветного скотча.
Никто из пассажиров не удивлялся такому зрелищу. Они равнодушно смотрели на коробочных детей, отворачивались, делали вид, что дремят.
На работе коробки вместо голов были у всех.
До единого.
Теперь уже я чувствовал себя неуютно, даже несколько раз специально бегал в туалет, где висело зеркало.
Но оттуда на меня смотрел испуганный человек с обычной головой, лицом и волосами.
Картонные люди говорили глухо, им мешал картон. Мне приходилось прислушиваться и пытаться понять, о чем они бормочут и бубнят, там, у себя в упаковке.
На обратном пути в маршрутке уже не было людей с обычными, человеческими головами.
Только картонные коробки.
Они шуршали, когда терлись друг о друга, из их глубин доносилось бормотание, переходящее в шипящий шепот. Со временем звуки из коробок стали напоминать мне шорохи тараканьих ног, усиков и хитиновых брюшек. Присмотревшись, я увидел и самих насекомых. Те шустро выползали из щелей картона, бегали по поверхности, сталкивались, терлись друг о друга, шипели, шуршали, возвращались в головы своих владельцев, чтобы снова выползти наружу.
Я не смог дотерпеть до своей остановки, выскочил раньше. Мне не хватало воздуха, содержимое желудка рвалось наружу. Постояв немного, я поспешил домой, стыдливо обходя или отворачиваясь от картонных людей.
Дома было пусто.
Что делать, я не знал. Рухнул на кровать, уткнулся головой в подушку и стал ждать жену.
Видимо, от усталости и адреналина я задремал и не услышал, как она вошла. На мои плечи легли знакомые руки, такие ласковые и нежные, такие любимые.
Хорошо, что в этом безумном мире есть хоть что-то нормальное… Любовь, понимание…
- Устал, милый? – спросила жена. – А я только что с валбериса…
В ужасе я вскочил с кровати, обернулся на этот глухой голос.
И закричал.
**********************************
- Ндаа-с… Странный случай… - профессор психиатрии Дундуков перевел взгляд с привязанного к медицинской кровати пациента, смотревшего с неописуемым ужасом на лице в потолок, на своих коллег, доктора Скотова и завотделением скорой психиатрической помощи Мерзулину. – Что думаете?
- Нуу… - Мерзулина усмехнулась, - одна из разновидностей шизоидного расстройства, очень редкая в наше время. Пациент считает, что все вокруг сошли с ума!
- Как обычно, - засмеялся Скотов, - ненормальны все, кроме него одного. Тяжелый случай, Владимир Владимирович! Тут без хирургического вмешательства, похоже, не обойтись…
- Но вы понимаете, что имеются серьезные риски? Вплоть до отторжения и летального исхода. И прогноз обычно неблагоприятен! – Дундуков вгляделся в лицо лежащего на кровати пациента, презрительно скривился. – Какая же мерзость…
- Конечно, понимаем! - квадратная голова Мерзулиной повернулась в сторону Скотова. Тот тоже повернул свою коробку в сторону коллеги. – Но мы должны бороться за каждого гражданина нашей великой страны. Иначе зачем нас создали Божественные Рептилоиды?
- Согласен, - Дундуков поощрительно похлопал коллегу по плечу, - назначайте на среду лоботомию. Мы это круглое безобразие вместо головы ликвидируем. Приведем человека в норму. Вылечим. Не таких вылечивали, верно?
Переговариваясь и усмехаясь, светила медицины бодро вышли из палаты.
Тараканы в их коробках весело и довольно зашуршали.