Каскад

В воздухе висела озоновая горечь, запах перегоревшей изоляции смешивался с ледяным дыханием стен. Грэг провел ладонью по щеке, силясь отогнать остатки криосна, но тупая пульсация за глазами не отступала. Его теснила тесная каюта, забитая ящиками с таинственным тюнингом и стойками сетевого оборудования. Здесь не было и намека на комфорт лайнера с мягкими креслами и манящим баром. "Ермак" был работягой. Угловатый, утилитарный, собранный из голых металлических балок, жгутов проводов и технических люков. Тонкий серый налет покрывал стыки обшивки – пыль бесчисленных стыковок и перегрузок. Воздух, густой и спертый, отдавал переработанной влагой и металлом.

Грэг снова посмотрел на навигационный планшет, тускло мерцавший в держателе у кресла. Вместо знакомой, изрытой кратерами Луны – длинная, острая стрела, упирающаяся в бледный желтоватый диск, окруженный роем спутников. Юпитер. А рядом – Европа. Ледяной шар, скованный вечной мерзлотой. Конечная точка его невольного путешествия.

Ошибка. Роковой щелчок на сверкающем терминале космопорта, затуманенный вчерашним корпоративом рассудок, и вот он уже не летит в недельную командировку, а заперт в трехмесячной ледяной тюрьме. Связи с внешним миром нет. Корабль-призрак, запрограммированный на доставку груза и пробуждение экипажа за сутки до прибытия.

Его вырвал из небытия истошный визг сирены и металлический голос корабельного ИИ: "Выход на орбиту Европы. Подготовка к стыковке. Прибытие через два часа сорок семь минут".

Когда "Ермак", сотрясаясь от толчков выпущенных стыковочных захватов, примкнул к станции, Грэга встретили не как гостя. Его окружили люди в выцветших комбинезонах. Их лица – испещренная морщинами карта, на которой враждебный мир выжег печать суровости и преждевременной старости. В их руках – грубые самодельные импульсные карабины на базе индустриальных инструментов.

Лидером оказалась женщина. Высокая, сухопарая, с седыми волосами, туго стянутыми в пучок, и лицом, напоминавшим карту неведомой, недружелюбной планеты. Элария.

"Рассказывайте," – без обиняков потребовала она. Ее голос был низким, уставшим, но стальным. "Кто вы и зачем здесь?"

Запинаясь, Грэг рассказал о должности инженера-нанотехнолога, о корпоративной вечеринке, о роковой оплошности у терминала.

Элария слушала молча. Затем коротко усмехнулась. "Обратно, мистер, вы не полетите. Нет подходящего судна. Да и наши… хозяева с Земли не жалуют лишних свидетелей. Это место – не просто шахта. Это тюрьма, лазарет и убежище для тех, кого ваш привычный мир предпочел бы забыть."

"Что же мне делать?" – спросил Грэг, с ужасом осознавая безвыходность своего положения.

"Выбор невелик," – холодно парировала она. "Остаться и быть полезным. Или стать частью местной экосистемы. Лед здесь вечный, и тела сохраняются неплохо."

Так Грэг и остался. Колония встретила его ледяным безразличием. Станция – лабиринт из грубых металлических коридоров, оплетенных трубами и кабелями. В воздухе витал запах машинного масла, озона и чего-то еще – влажной стали и человеческой тоски. В иллюминаторах лишь непроглядная тьма подледного океана или свинцовая толща льда над головой.

Грэг не был героем. Он был всего лишь винтиком в корпоративной машине. Но здесь его знания стали единственной валютой, имеющей реальную ценность. Он починил систему регенерации воды, десятилетиями работавшую на износ. Он перепрограммировал алгоритмы воздушных фильтров. Он заставил работать геотермальный бур, главный источник энергии, с КПД, которого здесь не видели со дня основания.

Он делал это не из альтруизма, а из инстинкта самосохранения. Но каждый его успех был еще одним щелчком в сложном механизме судьбы. Взгляды обитателей станции менялись. Элария, наблюдая за ним, видела уже не просто квалифицированного инженера. Она видела символ.

Однажды она привела его в заблокированный гермоотсек на нижнем уровне. Внутри, в гуле системы принудительного охлаждения, пульсировало нечто. Устройство размером с небольшой реактор, сделанное из темного, поглощающего свет металла.

"Что это?" – спросил Грэг, чувствуя, как от вибрации устройства слегка вибрирует металлическая пломба во рту.

"Генератор нуль-пункта. Украденный прототип. Источник энергии, способный сравниться с самим солнцем. Те, кому мы принадлежим, охотятся за ним. Он может дать нам крылья. А может – вогнать в гроб."

Грэг понял. Они сидели на пороховой бочке. Земная корпорация рано или поздно обнаружит их. И тогда это место сотрут с лица Европы.

Логика событий вела только к одному. Цепь, начавшаяся с его ошибки, продолжала раскручиваться. Следующим звеном мог быть только конфликт. Восстание.

Его выдвинули вперед. Он, "человек с Земли", стал лицом того, что теперь называли Сопротивлением. Он не был оратором. Но когда его лицо появилось на захваченных коммуникационных каналах, его спокойный голос звучал убедительнее любых призывов.

"Я не собирался здесь оказаться," – говорил он, глядя в объектив. "Я просто перепутал корабль. Но каждая ошибка – это первый щелчок в цепи событий. Моя работа здесь, ваша готовность бороться – это следующие звенья. Силы, что хотят нас уничтожить, – последнее звено перед обрывом. Мы не выбирали этот путь. Логика причин и следствий привела нас сюда сама."

Война пришла на Европу в виде корпоративного крейсера, посланного для "зачистки объекта". Но Грэг, мысливший как инженер, видел станцию как сложную систему. Он не стал встречать штурмовой отряд огнем.

"Они войдут через главный шлюз," – объяснял он Эларии и другим, собравшимся у пульта управления. "Их броня и оружие превосходят наши. Но их сила – в их протоколах. А протоколы можно предсказать."

Он отключил кислород в шлюзовом отсеке ровно на три минуты. Дистанционно заблокировал сервоприводы брони десантников. Их совершенное снаряжение стало для них смертельной ловушкой.

Когда оставшиеся в живых, обескураженные и деморализованные, сдались, именно Грэг вышел к ним.

"Я был на вашем месте," – сказал он, его голос эхом разнесся в гробовой тишине ангара. "Мне тоже дали выбор. Смерть или жизнь здесь, на краю света. Теперь этот выбор за вами."

Многие согласились.

Стоя у главного иллюминатора командного центра, Грэг смотрел на ледяной пейзаж. Под станцией простирался темный океан, над ней – многокилометровая толща льда. Сигнал о рождении Свободной Колонии Европы ушел в эфир. История об ошибке, породившей цепную реакцию, разлетелась по галактике.

Он поймал свое отражение в бронированном стекле. Усталое лицо, глаза, в которых отражалась не гордость победителя, а тяжесть осознания. Он был первой костяшкой домино. Щелчком, запустившим неостановимый каскад. И он знал – это был лишь начальный импульс. Волна уже расходилась, чтобы вскоре обрушить привычный миропорядок, и ничто не могло ее остановить. Логика вела его дальше. К новым каскадам. К новым разломам.