Каторжники Энцелада

Недалекое будущее. Человеческая цивилизация перешагнула рубеж 1-го типа по шкале Кардашёва. Это означало, что конгломерат Земли уже до конца использовал ресурсы планеты, устремляя свои знания к другим мирам Солнечной системы. Освоены колонистами Марс и Титан. На других спутниках Юпитера и Сатурна обоснованы форпосты научных комплексов. Луна в данный момент является стратегически важным центром с двумя внутрисистемными космодромами, с которых к спутникам и планетам стартуют космические миссии, об одной из которых и пойдет речь в данной книге.

Итак, встречайте! Прекрасный и могучий Энцелад!

Мир метановых туманов, ледников и вулканических гейзеров.

***

Борт космического челнока «Сатурн-14».

22 часа 19 минут по внутрикорабельному времени.

Бортовой самописец: до посадки 04 часа 01 минута.

В салоне грузового транспорта было сумрачно, пахло свежим озоном. Ряд откидных кресел заполнен наполовину, что означало не слишком важную миссию полета. Мигали вереницы светодиодов. За иллюминаторами простиралась безмолвная пустота. Сияли россыпи звезд, а в правом углу фронтального экрана рубки управления висел гигант с кольцевыми образованиями — его величество Сатурн! Значительная часть черного вакуума была освещена космическим излучением, сквозь которое к Энцеладу двигался челнок.

Тут все понятно. Идем дальше.

— Надолго в те края? — вкрадчиво спросил сосед, перегнувшись через пустое кресло. Он уже отчаялся расстегнуть наручники с электронным кодом, поэтому не знал, чем себя занять. Вид у него был почтенный и веснушчатый, а от его улыбки мог бы зацвести кактус.

— Как получится, — нехотя процедил Михаил, впервые попавший на арестантский челнок. Окинув взглядом сумрачный салон, пожал плечами. Солнце, понимаете ли, было за бортом тусклым пятнышком, поэтому в салоне различались едва уловимые силуэты. Двадцать таких же арестантов, как и он. Двадцать будущих каторжников Энцелада — четырнадцатого спутника Сатурна, если судить по удаленности от внутренних колец. Вот и вся арифметика.

— Миша меня зовут, — представился он. — Можно просто Миша. Двадцать восемь стукнуло, так что до «Михаила» не дорос.

— А мне тридцать два, — оживился сосед. — Считай, ровесники. — Протянул руку через подлокотник. Застрял. Наручники не дали. — Николай… то есть, Коля.

— Тоже в колонию?

— В нее, родимую. Третий раз уже.

Миша недоверчиво покосился, подразумевая глухоту в правом ухе:

— Как это, третий? А первые два?

— Бежал, — коротко хихикнул Коля, бросая взгляд на кабину пилотов. — Первый раз воткнулся харей в тяжелый самосвал, он меня и доставил на Марс. Схватили. Второй раз удалось прошмыгнуть на рудовоз «Ганимед-4». Робот, собака, выдал. Не распознал код. А откуда у бедного курсанта код?

— Курсанта?

— Так точно, братец! Курсантами Энцелада называют всех узников, каторжников, которыми мы являемся. Вот ты, — ткнул Коля наручниками в глухое ухо Миши, — ты не каторжник, ты курсант!

И закатил глаза в гомерическом хохоте. Миша, впервые летевший в арестантскую колонию системы Сатурн, еще не врезал дуба, о чем ведет речь подозрительный сосед. Сказать по чести, сам Михаил причислял себя к честному и порядочному прослойку общества, сторонясь всяких незнакомых лиц, тыкающих при первом случае тебе в ухо браслетами. Не таков был Миша, чтобы сразу довериться первому встречному, пусть и веснушчатому, соседу. Поэтому уточнил:

— И ты тоже, как и я, курсант?

— И я, и ты, и те все двадцать в креслах, — подтвердил тот, обведя сцепленными руками салон. — Для свободолюбивого общества Земли мы курсанты, а для себя каторжники. Как только прибудем на место, тебе сразу дадут номер: «курсант такой-то». У меня, например, был номер; «курсант тридцать второго блока, номер 1969». Если поселят в другой блок, соответственно и цифра будет другая.

— И много там блоков… то есть, курсантов? — запнулся Миша, уныло глянув в пустоту иллюминатора. Уж очень не хотелось оказаться самым тупым по прибытии. «Информация, прежде всего!» — как говаривал его старик, покидая грешный мир в поисках мифического рая за пределами Земли.

— С нами и с новичками вроде тебя, пару десятков тысяч наберется, — кусая кодовый замок, ответил сосед. Миша и сам рад был помочь, но руки были в таких же электронных оковах.

— А ты? — прищурился Коля. — Не убил случаем кого? Я-то ладно, мне браслеты положены — третий раз сбегу, инструкторов на мусорную свалку Ганимеда кинут. А вот отчего ты закован?

Миша озадаченно глянул на свои холеные руки с электронной начинкой. Так быстро и не скажешь. Действительно, жил-работал, никого не трогал. Уже подумывал забрать прелестную Соню к себе в постель, узы брака готовить. Ну, подумаешь, врезал в зубы начальнику карьера. А нечего было на Соню слюни пускать, под комбинезонам лапами шарить. Правда, не столько врезал, сколько размазал его ряху по полу, потоптал ногами, провел зубами по стене, воткнул мордой в холодильник.

— Што жа жопа беж жубов? — прошепелявил тогда начальник, трогая расквашенный нос. На том Мишина карьера и кончилась. Утром, окатив лежащую Соню бурной страстью, прошлепал в ванную, пнул босой ногой кота, огрызнулся на робота-домохозяйку, и тут же был закован в электронные кандалы. Его уже поджидали. Беззубый начальник оказался племянником префекта, а это означало как минимум пару лет срока на далеком Энцеладе. С недавних пор все арестантские колонии перенесли на этот замечательный спутник Сатурна, и все, кто в чем либо был повинен перед Советом Конгломерата, непременно направлялись туда, будь ты хоть мелким несуном с реакторного завода, а будь убийцей в прямом смысле слова. Та же участь постигла и Мишу, едрит его в колено. Жил себе парень, собирал роботов на конвейере, а его же собственный андроид и сдал контролерам. Непорядок, товарищи.

— До посадки два часа ноль восемь минут! — проскрежетал по динамикам голос автомата-самописца: железным, как консервная банка.

Способность соображать великодушно покинула Мишу. Глядя на нового соседа, он принялся добросовестно чесать в ухе. Так он всегда делал в минуты раздумья, усвоив эту привычку еще в те дни, когда был жив его старик-отец.

— Скоро посадка, — по-прежнему вгрызаясь зубами в браслеты, резюмировал тот, кто назвался Колей.

— Мой старик, — заявил Миша, — прежде чем покинуть этот бренный мир, всегда напутствовал: «Не бей морды начальству, сынок. Рано или поздно загремишь на Энцелад». И вот я тут, — озадаченно вздохнул парень. — А моя Соня сейчас с кем-то другим в постели.

И умолк, наполнив глаза слезами. Он всегда умолкал, когда глаза наполнялись слезами.

— А у меня было так, — начал свою биографию Коля, ища глазами отвертку. Разумеется, никакого инструмента в салоне арестантского челнока не было, но ради порядка чего не сделаешь…

— Начнем с того, что я вообще ни черта не помню, как родился. Темнота, жрать охота. Когда меня за ноги вытягивали, все сразу поняли, кто в семье будет уродом. Глаза в кучу, на лбу три волосинки, уши — одно выше другого, ноги обе левые, пальцы врастопырку. Сразу начал матом орать — молока просить. У маманьки его не было, так меня перловой кашей с говядиной напихали, спеленали, и в люльку — бай-бай. С этого все и началось, — прикинул он, углубляясь в воспоминания. — Рос я не по дням, а по неделям, от этой перловки. В ясли меня не приняли. Сказали: «Таких только в космонавты… нет — в зоопарки принимают». Ну, был я в том зоопарке, и что? Кругом таблички: «Страусов не пугать! На земле асфальт». А я как заору! Дальше сам понимаешь: страусы головами вниз, мозги наружу, я на дереве от испугу. В общем, в зоопарк меня тоже не взяли. Не формат.

Он вздохнул. В динамиках скрежетал голос консервной банки. За бортом кольца раздулись в размерах.

Подлетали.

— Пошел на пробы в детский сад. То ли директор пьяный был, то ли 1-е апреля на дворе — короче, с пятого тура все же взяли. Сразу выдали горшок под номером 13, раскладушку без ножки, и туалетную бумагу — с анекдотами на ней (воспитательница-робот мне сразу не понравилась). На «тихом часе» положили меня меж двумя барышнями. Что, ха-ха? Это тебе ха-ха, а я уже тогда начал замечать, что страдаю лунатизмом. Они просыпаются, а их нижнее белье у меня под подушкой. Ну, я бегом на горшок — ан нет! Вычислила все-таки ходячая мыльница. В общем, из садика тоже попросили по-хорошему. И встречали меня всем двором. Бабульки плакали у подъезда: вернулся, мол, наш ненаглядный, вернулся горемычный, и все такое…

— А потом?

— А потом я загремел в свою первую ходку. Лет двадцать было. Спер в «Цехе наладки андроидов» несколько микросхем: думал, загоню колонистам с Марса. И такое же ходячее ведро в образе домашнего робота, тут же настучало контролерам. Не кажется тебе, что наши автоматы стали больно самостоятельны?

— Я своего на металлолом отправлю, как вернусь, — резюмировал Миша. — Два года дали, понимаешь? Два года за то, что впечатал начальнику между ног! Я его так приложил ряхой к зеркалу, что от его недавнего оскала даже воспоминаний не осталось — не то, что зубов.

В этот миг голограмма в салоне приняла облик милой стюардессы, предупредив будущих узников:

— Колония Энцелада рада приветствовать новых посетителей, предоставив им возможность искупить вину во благо Совета Конгломерата и почтенных жителей Земли. После посадки вам надлежит встретиться с начальниками блоков, которые укажут ваши дальнейшие действия.

— Опять начальники, — с горечью вздохнул Миша. — Кругом начальники. И тут им зубы бить, что ли?

— Температура за бортом в куполе Энцелада такая-то… — продолжала голограмма, колыхаясь над Мишиной физиономией. — Вас встретят, проводят, накормят. Добро пожаловать на прииски спутника Сатурна! — и исчезла, растаяв в пустоте.

— Вот и прибыли! — всполошился тот, кто был Колей. Веснушки мешали ему стать серьезным, но браслеты он так и не снял.

Гипертронные двигатели замерли, последовал толчок, в салоне вспыхнул свет. Двое ленивых охранников прошли мимо в хвостовую балку челнока, раскрыли автоматические люки.

— На выход, курсанты!

Миша так и не понял, с какого момента его причислили к курсантам. На то не было времени.

— Стройся! — гаркнул снаружи властный голос, привыкший командовать.

И двадцать каторжников высыпали на стартовую площадку, отдав «последнее прости» некогда родной планете Земля. Отныне их домом будет Энцелад.

Не верите?

Испытайте это сами, и увидите, что автор прав.

А тем временем…

***

Его фамилия была Дятел, но это не имело значения. Сам себя он величал «орлом». Прохаживаясь перед строем, старший капрал Дятел (имя мы опустим) методично останавливался перед каждым новоприбывшим, неизменно оря в ухо:

— Вы баран, курсант!

« Вот ведь стадо, — думал он. — Нет. С этими мне не по пути…»

Внешность капрала не сулила ничего хорошего для Миши. Остановившись перед ним, Дятел проорал в самое ухо:

— Вы полный мудак, курсант!

Миша усердно разглядывал свои ноги, ковыряя носком ботинка грунт, с видом провинившегося самовара. Планета Сатурн занималась своими делами где-то в небе, а здесь, на плацу, перед основным блоком комплекса, начинался самый настоящий ад. Так показалось Мише, так показалось всем остальным, но явно не Коле. Бывавший тут не раз, сосед по челноку вдруг выпалил:

— Со всем уважением, сэр, вы идиот, сэр!

Заглохли нагнетатели воздуха. Остановились кольца. Потухло солнце. Мир провалился в тартарары. Громоподобная фигура капрала, похожего на взлетевшего орла, замерла на миг, нависнув всей громадой над щуплым арестантом. Веснушки Коли благоразумно сползли вниз, укрывшись под подбородком. Ноги стали ватными, в мозгу зазвучали трубы Иерихона.

— Н-не... понял? — эхо раскатившегося громоподобного всхлипа снесло кепки с голов узников. Казалось, в толпу со всего размаху врезался межконтинентальный экспресс — настолько всхлип возмущения перекрыл все звуки вокруг. Это был даже не всхлип. Это клокотала магма вулкана!

— Смирно-оо! — проорала глотка Дятла. Сама птичка была не виновата, что именем ее нарекли столь нелепое смешение бульдозера, человека и начальника блока.

— Это вы, курсант, только что имели наглость обратиться ко мне без приказа?

— Так точно, сэр!

Капрал Дятел вплотную уставился на сползшие Колины веснушки, медленно ворочая мозгами:

— Похоже, я вас где-то видел. Не первый раз на Энцеладе?

— Так точно!

— Какой?

— Третий.

— Номер? Блок?

— Номер 1969, блок тридцать два.

— Бежал?

— Бежал.

— Поймали?

— На Марсе, сэр.

— Три наряда вне очереди! Отходные места пылесосом чистить. Роботов в помощь не брать! Проверю!

— Есть, сэр!

Дятел был в отличном расположении духа, поэтому, смеем надеяться, временно забыл нахального курсанта. По плацу маршировали несколько легионов нового пополнения. Контингент по большей части был интернационален, включавший различные народности Земли, поэтому к начальникам блоков обращались с приставкой «сэр».

Громадные кольца Сатурна заполняли четверть неба. Над колонией Энцелада простирался прозрачный энергетический купол, сквозь который едва просматривалось искусственное солнце, зажженное над поверхностью спутника. Этот колоссальный шар плазмы светил днем и ночью, если здесь применимо столь научное понятия чередования суток, а сам спутник находился внутри так называемого кольца «Е», состоящего из вулканических выбросов в околопланетный космос. Вот и вся астрономия. Добавьте сюда ледяную поверхность, подземный океан, геологическую активность с фонтанирующими гейзерами, углерод, азот в форме аммиака — и место ссылки Миши будет у вас как на ладони. Полсотни комплексов с двадцатью тысячами обитателей, команда обслуги, охрана, сторожевые роботы и механические агрегаты, пакгаузы, ангары, радиорубки и общежития с гаражами для роверов — вот он, весь Энцелад. Ледяная пустыня кратеров, шельфов и котловин. Гейзеры и подземные моря. Невероятно низкая температура за пределами силового купола — вот куда, собственно, и попал Миша.

А посему, аминь.

Пойдем дальше.

***

Спальные бараки, куда направили группу новоприбывших, представляли собой отдельный жилой сегмент корпуса, разделенный на блоки. Миша попал в тот же блок, что и его сосед по челноку, веснушчатый Коля. Кроме них здесь обитали с Латинской Америки, Австралии, Европы и даже Антарктиды, которая уже давно была заселена на Земле.

— Рядом будем спать, — констатировал сосед, бросая нехитрые пожитки на верхнюю койку из двух ярусов. — Твоя нижняя.

— А почему ты капрала назвал идиотом? — только сейчас спросил Миша, не имея возможности сделать это раньше. Их строем прогнали через дезинфекционные кабины, выдали арестантскую форму, накормили скорым обедом и дали полчаса на приготовления к смотру. Предстояло прибытие верховного начальства в лице директора колонии. Тридцать второй блок, как и прочие корпусы, должен был занять первые ряды на плацу, перед которыми проедут роверы.

Дятел орал в эту минуту:

— Всем запомнить свои койки! Построение через десять минут. Курсант Крайтон, ко мне!

— Есть!

Спустя десять минут весь плац перед основным блоком был заполнен разношерстной толпой каторжников. И китайцы тебе, и негры, и шведы с итальянцами, и эскимосы, и цивилизованные папуасы с островов Океании, умеющие уже водить аэромобили, но по-прежнему не брезговавшие человечиной. В качестве доказательств они с алчным взглядом обозревали партию новоприбывших, отчего у Миши похолодело в желудке. Казалось, где-то под ложечкой заработал мощный холодильник.

— Вон те, что с пятого блока, не людоеды случайно? — спросил он, пытаясь понять, по какой причине его уши свернулись трубочкой, а дыхание участилось как у того ежика в тумане. Стоящий рядом навытяжку сосед отстукивал зубами барабанную дробь. По всем признакам, он был на закуску в числе первых. Его номер был «тысяча сто сорок шесть». Запомните это, люди!

— Держись меня, и в суп не попадешь, — подбодрил Коля. — А вот и наша верхушка элиты.

Перед колыхавшимися волнами голов и гудящим на все лады строем прокатил автомат причудливой конструкции: такие были на Земле во времена Мишиных дедов и прадедов. В открытом салоне стоял, держась за перекладину, какой-то генерал в форме, а динамики вопили во всю мощь:

— Товарищи курсанты! Вам выпала великая честь искупить свою вину на карьерах и приисках Энцелада…

— Ну-у, завел шарманку, — презрительно сплюнул Коля соседу на ботинок. — Я этими речами уже по горло напичкан. Пленку у них там заело, что ли…

— Молчать, курсант! — заклокотал кипятком капрал Дятел, возникший ниоткуда. Он всегда возникал ниоткуда. От него было не скрыться.

Сейчас он навис над веснушчатым щуплым Колей, готовый сожрать его вместе с ботинками, причем, без соли. И хоть взором он испепелял как орел, звук доносившегося где-то стука дятла мешал Коле сосредоточиться.

— Двадцать нарядов вне очереди, — прошипел он с видом змеи, которой наступили на хвост. Повторяем: с виду орел, а сам дятел. Но что-то и змеиное присутствовало.

На плацу по-прежнему орали динамики. В небе своими делами занимались кольца Сатурна. Агрегаты-роботы — они же старые консервные банки, ходячие ведра — после переклички и поздравительных речей всучили каждому новичку индивидуальные номера, засандалив их помповыми пистолетами под кожу. Миша получил номер «888», отчего крепко задумался.

— Отлично! — сообщил он своей койке, укладываясь на первую ночевку. — Прежний-то носитель номера где?

— Помер, — ответила койка Колиным голосом. Его веснушчатая физиономия возникла из-под кровати с тряпкой в зубах. Полы, стало быть, чистил.

— Как, помер? — охренел Миша, не совсем поняв, как люди могут помирать.

— На рудниках за карьерами, — произнес Коля с видом цезаря, переходящего Рубикон: тряпка в одной руке, швабра в другой, на роже глупая улыбка, просящая кирпича. — Как все люди помирают. Загнулся, вот его номер передали и тебе. Загнешься ты — передадут другому.

— Так нечестно! — почему-то заявил потолку Миша, задрав голову. Глубокомысленный взгляд уставился на муху, ползающую у вентилятора. — Так нечестно. На Земле мух давно нет, а здесь летают.

— Еще не то увидишь, — хмыкнул Коля и проследовал за роботом. Предстояла чистка туалетов.

Это была первая ночевка на Энцеладе.

Для Миши, если кто не понял.

***

Следующие несколько дней завертелись перед Мишей настоящей чехардой. Время сначала останавливалось, потом неслось вскачь, затем делало вираж, устремляясь куда-то за линию его восприятия. Сутки проносились, замирали на ночь, снова возникали перед Мишиным взором, а он, трудяга, все не мог войти в привычный ритм.

Начнем с того, что на завтрак им давали недоваренную пищу и пересоленный компот. Раздатчики-роботы бесстыдно подмигивали всеми десятью лампочками, обирая каторжников как липку. Не успел — остался с урчащим желудком. После завтрака — построение. Пешим ходом до приисков. Весь день под палящим искусственным солнцем. Бесконечные тележки, вечный мерзлый лед, кирки, лопаты, каменные монолиты.

— Я так скоро загнусь к едреной фене… — сообщил соседу Миша, перетаскивая тележку куда-то в карьер. С видом вполне удрученным и подмоченной репутацией, он сейчас никак не годился для Сони в качестве будущего жениха.

— Не стоять! — взревел над ухом возникший Дятел. Он всегда возникал над ухом. Его рев был страшно несимпатичен. И если ангелы умеют плакать, они разрыдались бы сейчас, увидев Мишу в такой обстановке.

Конвейерные ленты подавали ковшами экскаватора на поверхность мерзлый грунт, а несколько сотен каторжников (или курсантов — кому как) развозили тележками подземные отложения к образовавшимся кучам хлама. Там их перебирали роботы-автоматы, не знавшие ни отдыха, ни перерывов. Единственным отличием от бездушных агрегатов, были осунувшиеся лица, да изредка бросаемые фразы:

— Они там охренели вконец, что ли?

— Когда труба на обед завоет?

— У меня все ноги истоптались в кровь…

— Взорву эту каменоломню к чертовой матери! — всхлипнул Миша. Но, ощетинившаяся как иглы дикобраза рожа Дятла, тут же зарычала в ухо:

— Я те взорву, курсант номер такой-то! Двадцать нарядов вне очереди!

— Так бы и давно… — с облегчением выдавил Миша.

— Тридцать!

— Но, позвольте…

— Сорок!

— Сорок, так сорок…

— Пятьдесят!

И тут Миша не выдержал, принимая стойку цезаря:

— А в зубы?

Дятел тут же осекся, спикировав с орлиного пьедестала, на куда более низкий.

Время остановилось. Кольца Сатурна тоже.

— Со всем уважением, сэр, я сделаю из вас дуршлаг!

И... сделал. Приложил ряхой так, что у могучего Дятла опали все орлиные крылья. Проехав пятой точкой по щебню, тело увальня замерло у подбежавшего на крик робота, отчего создавалась немалая суматоха. Позднее, как помнил Миша, его скрутили, бросили в морозильник, велев не высовываться. Дятла отправили в медсанчасть. Кто бы мог подумать! Щуплый, никого не трогающий арестант, даст в рожу такому гиганту как капрал Дятел. Сильнее всех пострадал как раз он. И вскоре вопящие крики перекрыли звук улепетывающего Миши… однако, догнали, спеленали, кинули в каземат.

— Мам-ма… — пискнул он фальцетом, когда надевали браслеты.

Остывший после гнева настолько, что его раскаленную ряху можно было держать в руках, Дятел проводил узника до карцера, пнул напоследок, и дверь захлопнулась.

— Не мама, а сэр! Ясно?

Что ж…

Не будем вдаваться в технические детали пребывания новоиспеченного курсанта в казематах спутника Сатурна. Достаточно упомянуть, что наедине с электрическим унитазом, автоматической кроватью и умывальником, он пробыл ровно неделю. Ни связи с внешним миром, ни голограммы, ни устаревшего радио с телевизором, ни черта тут не было. Лишь роботы-охранники да повар-андроид, выдававший по миске баланды в сутки. От такого обращения к собственной персоне Миша впал в уныние. А когда освободился, приняв во внимание все тяготы, предстоящие ему, сразу навел справки у Коли:

— Не место нам здесь оставаться. Бежать надо!

— Отсюда? — не понял тот, вытирая лицо половой тряпкой. Между нами говоря, протеже Миши ни разу не вылезал из нарядов. Был доволен, но веснушки исчезли. А это, по всем анатомическим признакам, навевало на мысли о его душевном расстройстве.

— Отвлечь бы нам Дятла, — принялся рассуждать Миша, обращаясь к пролетевшей мухе, последней, очевидно, во всем космосе, от Плутона до Земли. — Сможешь?

— Раз плюнуть. Когда?

— Завтра, после утреннего построения.

— Это мы мигом! — сморкаясь в тряпку, воспылал радостью новый друг. — Третий побег! Да этого орла по прозвищу Дятел сразу отправят на рудники Цереры, в пояс астероидов, клянусь вот этой тряпкой!

— Ты здесь не новичок, вот и подготовь план побега. А я тем временем насобираю нам провизии в дорогу. Есть на примете одно ходячее ведро из обслуги карцера. Этот повар-андроид все время что-то забывает: не то программа устарела, не то вообще на свалку пора. Загляну к нему в раздаточный блок, запасусь продуктами.

— А я узнаю расписание рудовозов. Махнем на Ганимед? Или на Марс?

— Да куда угодно, лишь бы с этого чертова Энцелада ноги двинуть. Загнемся мы тут!

Сказано — сделано.

После утреннего построения, когда не досчитались одного из соседей по койкам, Миша с Колей были готовы приступить к реализации плана. Первому предстоял визит на кухню, второму — отвлечь неутомимого капрала, орущему во всю глотку:

— Я спрашиваю, курсанты! Куда дели номер «тысяча сто сорок шесть»?

Выходцы с островов Океании, они же людоеды из пятого блока, понуро стояли пред гневны очи командира. Один даже ковырялся в зубах, но тайны не выдал.

— Слыхал? — толкнул локтем Коля. — Все же употребили в пищу нашего соседа.

Миша с опаской кинул взгляд на шестерых папуасов. Один из них подмигнул ему, как Мише показалось, с вожделенной ухмылкой. Не нужно быть дятлом и капралом, что бы тотчас не понять, что улыбка говорила: «Ты следующий, братец…».

— Клянусь буфетом моей бабушки, а хрен вам! — с таким же оскалом как бы ответил Миша, причем, мысленно. — Меня Соня ждет. И вернусь я к ней не огрызком, а с полными физическими функциями супружеского долга.

Видя поединок взглядов между едоком и его потенциальной жертвой, Коля поспешил отвлечь друга:

— Ладно. Беги в раздаточный блок, а я к Дятлу. Встретимся вечером. Заодно узнаю, когда рудовоз на орбиту Марса.

Вот так, собственно, и решилась их судьба. Дальше время для двух каторжников понеслось вскачь. События замелькали с такой быстротой, что вся дальнейшая история покрылась мраком.

Однако кое-что вы все-таки узнаете.