Катька и я

Рассвет облизывал окна своим тёплым коровьим языком. Летнее солнце постепенно пробиралось в комнату и медленно наступало на обороняемые сонными тенями территории. Наконец оно добралось до кровати и одеялом света накрыло нас с Катькой.

Я не спал. Я смотрел на сосредоточенное Катькино лицо, будто во сне, который сейчас Катьке снился, шёл финал игры “Что? Где? Когда?” Мне было смешно. Но даже такой, спящей с приоткрытым ртом и без макияжа, Катька казалась мне безумно красивой! Хотя почему “даже”? Особенно такой! Правда, сама она очень стеснялась того, что часто спала с открытым ртом. Я всё шутил, говоря ей, мол, наверное, недоедаешь, оттого и во сне не упускаешь шанса перекусить: вдруг паучок заползёт или мушка залетит! Она после этого корчила такую гримасу, словно её вот-вот стошнит и завтраком, и обедом, и даже ужином, о котором она только думала, но ещё не ела. И тогда я добавлял: а то, может, и на жирного таракана повезёт! Это её окончательно взрывало, и я получал таких тумаков, что мама не горюй! К счастью, кулачки Катькины были такие маленькие, а масса её тела была так ничтожна, что я бывал только рад такому массажу. Зато она оставалась вполне довольна проделанной воспитательной работой, когда я в притворной панике бежал от неё со всех ног.

Но сейчас она всё спала невинным сном младенца. Наконец я не выдержал и легонько дёрнул пальцем её нижнюю губу, как гитарную струну.

Никакой реакции.

Тогда я с азартом повторил свою шалость.

На этот раз лицо Катьки зашевелилось, и всё её тело плавно пришло в движение, будто выталкивая сон из-под одеяла, и откуда-то из её груди вырвался томный стон пробуждения.

Ох, как я обожал такие моменты! Какая это была радость, и как я любил это тёплое упругое тело рядом, извивающееся экзотической змеёй, но такой безобидной и такой манящей!

Катька потянулась, всё ещё не открывая глаз, вытянулась, как пружина, и грудь её поднялась. Я стянул с неё одеяло и резво запустил руку под её футболку. Точнее - под мою футболку, которую Катька присвоила себе и ходила по квартире всегда в ней. Жадно хватая Катькино тело под футболкой, я чувствовал, как оно напряжено, что страшно меня заводило. Но через пару секунд оно вновь расслабилось, когда Катька перестала потягиваться. Тогда я задрал её (мою) футболку и оголил её нежную грудь.

– Доброе утро, - промямлила она, протирая глаза и щурясь на меня, как Чингисхан. Наверное, в такие моменты она видела на моём месте лишь огромное размытое пятно, ведь у неё и так-то зрение было не очень, а тут ещё и такие обстоятельства… Но меня это не смущало. Даже наоборот. Я чувствовал совершенную её беззащитность, и мог делать с ней всё, что захочу.

– Добвое… утво… - ответил я, припав губами к её груди и нежно покусывая соски.

– Хи-хи-хи, щекотно!

– Твои… пвовлемы…

– Сколько щас время?

На такие дурацкие вопросы я не отвечал. Счастливые, как говорится, часов не замечают.

Катька потянулась за телефоном. Узнать время - это был только предлог. В телефоне она могла залипать вечность. Это ж такое трудоёмкое дело - проверить все подписки, пролайкать всех подружек, сохранить все красивые картиночки… А самое смешное и интересное потом ещё будет просмотрено по второму кругу, но уже вместе со мной. Что ж…как она говорит: ты сам меня выбрал - вот и мучайся.

Словом, воскресное утро проходило в штатном режиме.

– Что хочешь на завтрак? - Спросила она, не отвлекаясь от ленты инстаграма.

– Тебя!

– И не надоело тебе каждый раз отвечать одно и то же? - Улыбнулась Катька.

– А что ты прикажешь мне делать? – Возмущался я, целуя её голый живот. - Врать, что ли?!

– Ну не будешь же ты меня есть в самом деле.

– Буду! И уже…ем!

– Ай! - Она гневно шлёпнула меня по плечу. - Сиську откусишь!

– И жопку тоже! Переворачивайся…

Вылезти из постели, в общем, всегда бывает проблематично. Но рано или поздно делать это всё же приходится, чтобы заняться стандартной утренней вознёй.

Вскоре, бодрые и свежие, мы сидели на кухне и завтракали. За завтраком, как правило, кухня превращалась в своеобразный штаб командования, где я, правда, исполнял роль лишь нерадивого рядового, выслушивающего установку начальства. Требовалось от меня в такие моменты немного - только своевременно поддакивать. Но это всё равно было очень ответственно, ведь если поддакнуть несвоевременно, то может и прилететь.

– Сегодня надо будет заехать к маме, забрать у неё коврик, - задумчиво рассуждала Катька, крутя вилку в руке.

– Ага, - согласился я. (Какой коврик? Зачем забрать?)

– На обратной дороге надо будет в магазин за приправами заскочить...

– Сделаем, - говорю. А сам вспоминаю, что у нас целая полка у плиты какими-то пакетиками с сыпучими вонючками забита - куда ей ещё?!

– А! Ещё в “Чиби-Роби” надо обязательно сходить!

– Куда? - Тут я уже растерялся, не совсем поняв даже, на каком языке сейчас со мной разговаривали. Но сразу же об этом пожалел, увидев злобный Катькин прищур. Это была ошибка. Вопросы здесь задаю не я, я только поддакиваю…

– Я же тебе сто раз говорила! Это кофейня новая, недавно открылась. Совсем меня не слушаешь!

– Да слушаю, слушаю… - Пробубнил я, виновато уткнувшись в тарелку.

– Если б слушал - не спрашивал бы!

– Уже и спросить нельзя… Я, может быть, тебя проверял просто.

– Брехло!

– Да чё брехло сразу? Понапридумывают дурацких названий - поди их упомни все…

– Ну я же помню!

О, она-то помнит! Она действительно помнит. Для такой информации у неё в голове было бездонное хранилище. Там и похлеще “Чиби-Роби” информация найдётся. Чего стоит только миллион всяких годовщин каждого нашего совместного шага. Я вообще не представляю, как это в голове может уместиться! Ну ладно, знакомство я кое-как запомнил - 4 октября. Начали встречаться - тоже помню, 4 января (слава богу, циферки совпадают!). Но когда она обиделась на меня из-за того, что я забыл дату, в которую мы завели кота… Да на хрена это вообще нужно запоминать?! И ведь я весь день пытался добиться прощения за это! А когда наконец добился, то радость моя длилась совсем недолго, потому что выяснилось, что и День Рождения кота я тоже должен был знать! Да когда я жил один, у моего кота даже имени не было! Потому что зачем оно надо, если есть “кис-кис”? А тут ещё День Рождения запоминай!

Короче, семейная жизнь - то ещё минное поле. Так что когда говорят, что жизнь прожить - не поле перейти… Ха! Ну попробуй перейди, когда живёшь с женщиной…

После завтрака я стал тянуть время, чтобы начать делать дела попозже. В выходные слишком велик соблазн полениться. Так что я улёгся на диван, чтобы почитать книжку. Я рассчитывал, что Катька пристроится ко мне, но она решила затеять уборку.

Я вообще-то не из тех, кто сваливает все домашние дела на женщину, но Катька сама не в восторге обычно от моей помощи. Всё-то я по её мнению делаю не так! Наверное, я и правда совсем не чистюля, хоть и стараюсь, но…я же стараюсь! И хочу, чтобы ей было полегче. Но мне она разрешает только что-нибудь перетаскивать и выносить мусор.

Хотя мне ещё нравится мыть с ней жалюзи и окна. Она становится на табурет, а мне велит её держать. Очень приятно, конечно, держать её за белые стройные ножки и за попу. Моральную поддержку я тоже источаю как могу. В общем, не отлыниваю, хоть и привык к холостяцкой жизни, когда я пылесосил раз в месяц и ел из одной тарелки, которую ставил в холодильник вместо того чтобы мыть. Теперь, само собой, это всё в прошлом.

– Принцесса, не утруждай свои нежные ручки, отдохни, - сказал я ей, наблюдая, как она начинает протирать пыль с полок.

– А кто тогда убираться будет?

– Так чисто же!

– Да где чисто? Вон пылищи сколько!

– Где? Покажи, давай я уберу.

– Да знаю я, как ты уберёшь. Лежи читай.

– Я-то почитаю, но ты ж потом скажешь, что я тебе не помогаю.

– Скажу.

– И устанешь.

– Устану.

Она посмеивалась, но я принял самый серьёзный свой вид.

– Так, - сказал я, откладывая книгу в сторону. - Ложись на диван и услаждай мои томные взоры своей неотразимой красотой. А я буду убираться. Буду убираться до тех пор, пока даже ты не увидишь чистоту.

– Да я в таком случае от старости помру скорее, чем увижу чистоту, - съязвила она, не глядя на меня и энергично натирая полку тряпкой. Всё её тело подрагивало в такт, как гроздь крупного спелого винограда. Очень хотелось взять её, облокотив прямо на эту полку… Но когда она занималась уборкой, к ней нельзя было приставать. Это табу. Я как-то раз не устоял перед её попой, когда она мыла полы, ползая на четвереньках… В общем, злится она очень из-за этого.

Я подошёл к ней и потребовал отдать мне тряпку. Отказалась наотрез. Тогда я обнял её сзади и взял в свою руку её руку с тряпкой, начав как бы управлять её рукой.

– Ты не помогаешь, - сказала она, замерев и ожидая, что я её освобожу. Но я не отступал.

– Отдай тряпку. Я не хочу, чтобы ты была уставшая в выходной.

– У мамы отдохну.

– А я хочу, чтобы ты у меня отдыхала.

После этих слов я поймал её губы своими и стал целовать.

– Ало ли фо фы офешь, - пробубнила она мне в рот. Она была такая болтушка, что частенько так говорила во время наших поцелуев. Нет, я, конечно, понимаю, что целуюсь не виртуозно, но можно же хоть каплю уважения… Хотя она говорит, что целоваться ей со мной нравится. Может быть, даже не врёт, ведь сама чаще лезет ко мне целоваться, чем я к ней. Я вообще больше люблю целовать её тело, чем присасываться губы в губы. Но зачастую именно французский поцелуй в наиболее полной мере выражает страсть, которую испытываешь в моменте.

Я запустил руку ей в трусы, но она тут же отпрянула.

– Ты же знаешь, что не надо ко мне приставать, когда я убираюсь! - Проворчала она, изобразив обиду.

– Так давай я буду убираться, а ты будешь ко мне приставать!

– Ой, всё, иди отсюда, давно бы уже закончила.

Так обычно и происходит у нас уборка. Чаще всего я сдаюсь и иду побеждённый заниматься своими делами, но иногда всё же удаётся отвоевать хоть какое-то занятие по дому, которое я выполняю с гордостью и полный достоинства.

Затем мы поехали к Катькиной матери. Катькин отец работал в другом городе, поэтому мать часто была одна, так что мы составляли ей компанию. Надо сказать, что она вовсе не была страшной тёщей из анекдотов. Она очень милая женщина, которая ни разу мне худого слова не сказала. Катька даже говорит, что когда она жалуется матери на меня, то та поддерживает меня, а не Катьку. Уж не знаю, насколько это правда, но охотно верю. Так что у меня никогда не вызывали протестов поездки к её родителям.

Катькина мать, Ольга Анатольевна, сходу предложила мне и поесть, и попить, и всё на свете, но я предпочёл пока от всего отказаться и действовать по обстоятельствам. Обычно на этих встречах я присутствовал исключительно в качестве мебели, пока меня о чём-нибудь не спросят. Иногда, когда спрашивали, я старался раскочегариться и разговориться, но получалось как-то невпопад, отчего Катька смотрела на меня с умоляющим видом, мол, не надо, замолчи, пожалуйста… Потому всё же предпочитаю помалкивать.

Так, однажды мы с Ольгой Анатольевной разговорились про книги. А это ж моя любимая тема! Оказалось, что Катькина маман в тот момент слушала аудиокнигу “Москва - Петушки”, и теперь делилась со мной впечатлениями, говоря, что это какой-то невыносимый бред алкаша. Ну и разве я мог стерпеть и не защитить одну из самых дорогих моему впечатлительному сердцу книг?! Но когда я от возбуждения начал задвигать про трансгрессию и ницшеанское вечное возвращение, Катька уже изо всех сил пинала меня ногами под столом, лишь бы я скорее заткнулся.

Так что теперь я просто сидел и слушал разговор жены с её матерью. Слушал не потому, что мне было интересно, как там дела у родной сестры чьего-то двоюродного брата, и не потому что мне важно было узнать, что какая-то Ира из Москвы родила двойню, а потому что в любой момент могло прозвучать моё имя. В такие моменты на меня устремляются четыре внимательных глаза, будто экзаменующие меня, и не дай бог я замечу это слишком поздно, прослушав, чего от меня, собственно, хотят.

Но в этот раз всё прошло удачно: где надо кивнул, где не надо - отрицательно помотал головой. Катька осталась мной вполне довольна, так что, спустя пару часов посиделок, можно было отправляться по другим делам.

– Ты не устал нас слушать? - Спросила у меня Катька уже в машине, поцеловав в щёку как бы в благодарность за выдержку.

– Нет, нормально всё. Теперь я знаю ещё десяток родственников, которых вряд ли когда-нибудь вообще увижу… А рецепт лягушачьих кексов - это ж вообще пушка! Как я жил раньше без лягушачьих кексов вообще…

– Так, не издевайся! Разбубнелся тут. Можешь вообще со мной не ездить.

О, я знал эти ловушки! Выбор без выбора. Попробуй только поверить, что и правда можешь избегать поездок к маме - сразу развод и девичья фамилия! Но на самом деле я и правда был не против такого времяпрепровождения, а возмущался исключительно шутки ради. Мне правда нравилась Катькина мама, и наше с ней общение было всегда очень душевным, хоть и не особо активным. Но я думаю, что ещё свыкнемся. Да и с Катькой вместе я готов заниматься чем угодно и сколько угодно. Мне приятно составлять ей компанию и разделять её интересы, и она тоже поддерживает меня во всём. Очень важно поддерживать такую взаимную вовлечённость, но также важно, чтобы это доставляло удовольствие и не происходило по принуждению.

Мы с Катькой, я считаю, очень эмпатичны по отношению друг к другу, отчего умеем радоваться радостью другого. То есть, что бы мы ни делали, меня наполняет теплом и светом одна лишь мысль о том, что моей женщине со мной хорошо. Это любую рутину делает осмысленным занятием, подобно священному ритуалу, в котором каждое действие при кажущейся ненужности имеет тем не менее сакральное значение.

– Не, - отвечал я Катьке с видом довольного кота. - Если я не буду ездить к твоей маман, то кто ж меня будет вкусно кормить?

Тут Катька посмотрела на меня так, что я вообще удивился, как меня не испепелило на месте. Водителем у нас была она, так что на секунду я искренне поверил в то, что сейчас Катька умышленно впишется в столб, чтобы меня расплющило и размазало по искорёженному металлу.

– Ах, значит, я невкусно готовлю?! Ну посмотрим, как ты сегодня поужинаешь… Будешь с котом из одной миски жрать.

Я был доволен очередной вспышкой Катькиного гнева, меня это очень веселило. Да и злилась она, конечно, не всерьёз. Она прекрасно знала, что я могу питаться одними макаронами с сосисками, как делал это много лет, пока жил один. Так что никакими диетами меня не запугать, а всё, что готовила Катька, на самом деле казалось мне божественной амброзией. Это она тоже знала и не могла нарадоваться моей неприхотливости.

Когда-то, ещё до свадьбы, мы с ней вместе пытались пожарить сырники. И всё шло в целом хорошо, до тех пор, пока мы не выложили на сковородку налепленные лепёшки. Ну не стоять же молодой паре и смотреть, как розовеет на сковороде творог! Мы нашли себе занятие намного интереснее. Ну и, естественно, пережарили всё… Я потом неделю хрустел этими чёрными сырниками, над которыми посмеивалась моя маман. Но их вкус напоминал мне о сладости Катькиного тела, так что я всё слопал и с удовольствием бы приготовил так ещё не одну партию.

Ещё в ту же пору мы вместе готовили фаршированный перец. Я обожаю фаршированный перец, так что Катька решила сделать мне такой подарок на День Рождения. Надо сказать, это было чудесно! Я терпеть не могу готовить и никогда этого не любил, но с Катькой это занятие чудесным образом преображалось. И дело, конечно, не только в том, что мы в процессе не упускали возможности насладиться друг другом. Вернее, дело не только в физическом наслаждении. Надеюсь, мы и в старости будем так же весело стряпать, экспериментируя с рецептами, ведь всё, что нам на самом деле нужно - это чтобы рядом была родная душа. Человеку нужен человек, как писал Лем. И в горе, и в радости.