Кент

Его боятся все журналистки нашей студии. Операторы его недолюбливают, смеясь за глаза. А монтажёры о нем знают лишь по рассказам коллег. Но ему всё равно. Он просто делает своё дело. Ведёт машину и говорит, говорит, говорит... Он — таксист. Он — КЕНТ. Так мы его прозвали за частое употребление этого самого слова при обращении к парням.

— Ну, что, кент? Куда? — встречает он стандартным вопросом моего оператора, садящегося на переднее сиденье в виду наличия очень длинных ног. — А, на базу... Ну, на базу так на базу, как скажешь, кент. Эй, дежурная, а чего без косынки?

Приходится в десятый раз пояснять, что красная косынка, она лишь для съемки «Инструкции по применению» (была на региональной станции ТНТ у нас такая фишка в нулевые, как и на самом канале), но никак не для новостных сюжетов. После объяснения он успокаивается, и с минуту едем молча. О, господи, в тишине!

Но тут, словно чёрт меня дергает за язык. Мне хочется продолжить начатый с оператором разговор.

— Серёж, а она, она-то что?

— Она? — оператор смотрит в окно и даже не поворачивает головы в сторону пассажирского сиденья, на котором еду я. За несколько лет совместной работы мы научились слышать и чувствовать друг друга даже спиной. — Она свадьбу хочет. Чтобы сначала поженились, а потом уже жили вместе.

— Хм, — бормочу я, — лучше же наоборот...

— Не женись, кент! — подает голос наш водитель. — Молодой ты еще. Вот ты у меня спроси, дядя Саша, а как там?

— Ну, и как там? — спрашивает оператор.

— Там? — Кент иронично смеется. — А там никак! Всё, что ты делал до свадьбы, после — можешь смело забыть. И пилит, и пилит, и пилит, и ноет... Бабы, они все такие. С виду добрые и пушистые, а как женишься, такие сразу зубастые становятся. Хам! И всю руку тебе по локоть самый!

Машина подпрыгивает на кочке, и тут Кент вспоминает про меня на заднем сидении.

— А ты чего, дежурная, молчишь? Разве не так? — и не дав мне даже ответить, задает следующий вопрос. — Тебя, например, как зовут?

— Ирина.

— Вот, — тоном профессора начинает рассуждать Кент, — Ирина произошло от «Эринии», это в Греции были злобные такие богиньки, мстительные до жути. Вот и получается, что все Ирины сплошь злые и мстительные дамочки.

Кент, довольный своим шуточным выводом, оглушительно смеётся. Я что-то бурчу невнятное про богиню Эйрену, чьё имя означает «мир, покой», но таксист меня не слышит.

— А вообще, Ирина, — продолжает он, — это моё любимое имя. Я по молодости был влюблен в одну.... Ирину...

— И что? — осторожно спрашиваю я, стараясь не спугнуть, ведь именно этот момент является в нашем странном интервью переломным.

— Что? — мы еще раз подпрыгиваем на кочке и ухаем вниз в яму. — Ну, что... Я когда институт закончил, а я же с высшим образованием, кент, — видимо, из моего оператора собеседник получше, да и поближе, — так вот, меня распределили. Студенты тогда обязаны были отработать пару лет по распределению, не то что сейчас, оболтусы... Поехал я в Белоруссию. Работать. Ну, там вот и познакомился с девушкой. Красивая... Ириной звали. Мы решили пожениться, я даже с её родителями познакомился, всё чтоб официально. Но молодой был. Горячий. Подумал, что я в Белоруссии не видел? Надо же ещё мир посмотреть, а тут семья, потом дети, расходы... Короче, не разгуляешься и не пошикуешь. Вот я и поехал я за длинным рублем. На Север... — Кент замолкает, легким движением руки достает сигарету, прикуривает от зажигалки оператора.

— И вы потом поженились? — спрашивает уже заинтересованный оператор.

— Нет, — струйка сигаретного дыма улетает в открытое окно. За окном снег, но птицы поют уже по-весеннему. Их голоса порой проскальзывают даже сквозь гул машин. — Не поженились. Дурак потому что, — да, у Кента всегда так: сам задает себе мысленно вопрос, сам же и отвечает. — Я уже потом, лет через десять, решил проведать свою первую, так сказать, любовь. Купил коньяка дорогого, цветы... Приехал. Страшно было. А вдруг она там переехала со старого адреса? Мало ли, замуж там вышла, с мужем уехала... Но, думаю, будь, что будет! Стоял перед дверью минут пять, наверное. Потом позвонил, а мне дверь открыла девочка, лет семи, светленькая такая, глаза, ну, Иркины! Я и спрашиваю ее: «А где твоя мама?» А девочка посмотрела на меня так строго и заплакала. Я в шоке! Тут выходит мать Ирины... В общем, умерла Ирина. За два года до моего приезда. Рак... А я как дурак, с коньяком, цветами... Знаешь, кент, если любишь — женись!

Мы шли от подъездных ворот к студии очень медленно.

— Да, в принципе, он и ничего мужик, —сказал мой оператор, поправляя штатив на плече. — И чего его все так не любят?

— Я не знаю... Может, потому что трындит много? Знаешь, такое не каждый выдержит. Разве что… — я хитро улыбаюсь, — разве что журналист.

— И оператор!

— Угу, примазался!

Мы идем, смеясь, довольные от того, что еще один циник оказался в душе... хм... пожалуй, романтиком. И от осознания этого даже солнце стало светить как-то ярче, что ли. По-весеннему. Хотя на календаре была середина февраля.