Кентавр в отделе кадров

Резюме

Резюме Хирона, сына Кроноса, на должность «Старший специалист по стратегическому планированию и аналитике» было, пожалуй, самым честным документом в истории отдела кадров корпорации «Олимп-Консалтинг».

Опыт работы: более 3000 лет. Самозанятость.
Последнее место работы/род деятельности: наставник героев (Ахилл, Ясон, Асклепий и др.).
Ответственность: формирование ценностных ориентиров; разработка индивидуальных образовательных траекторий; медиация конфликтов (в т. ч. с применением метафизических практик); долгосрочное стратегическое планирование (горизонт — жизнь героя).
Ключевые навыки: стрельба из лука; траволечение; астрология; предсказание по полёту птиц и внутренностям жертвенных животных; составление эпических поэм; бег на длинные дистанции; выживание в условиях тотального хаоса.
Ожидания: стабильная занятость; ДМС (включая кузнеца-ортопеда и «кентавристику»); потолки от четырёх метров; гибкий график в дни солнцестояний.
Цель: социализация; пенсионные баллы; финансирование образования сына-жеребёнка.

Внизу, в блоке «Документы», стояла строка, которую обычно прячут между “согласен” и “ознакомлен”:

Статус: персонализирован (упрощённая процедура). Пометка: нестандартная морфология.

Марфа Игнатьевна Ступорова, начальник отдела кадров, чей взгляд в прошлом веке обращал в камень нерадивых соискателей, а теперь лишь замораживал Excel-таблицы с перегруженными формулами, долго смотрела на графу «Опыт работы». Очки в оправе, стилизованной под кусающих себя змей, съехали на кончик носа.

— Три тысячи лет фриланса… — щёлкнула она когтем по бумаге, оставляя едва заметную царапину. — Рекомендация от Ясона: «способен вывести из тупика даже самый безнадёжный квест».

Хирон выдержал паузу. Он пришёл сюда не как полубог. Как соискатель.

— Тот квест, — сухо ответил он, — закончился золотым руном и тем, что все его добытчики перерезали друг друга. Сейчас я предпочитаю проекты с измеримым ROI и долгосрочной социальной устойчивостью.

Марфа Игнатьевна не улыбнулась. Но на секунду в её зрачках мелькнула древняя скука: вот он, опять умник.

— Имя по документам?

— Хирон.

— Для командной синергии у нас принято… — она перевела взгляд на табличку «Единые стандарты коммуникации». — …адаптировать. Как вас записывать?

Он вспомнил, как в мифах героев называли громко, на всю площадь. Здесь — нужно было втиснуться в строку.

— Чарльз, — сказал он. — Пожалуйста. Чарльз.

Марфа Игнатьевна поставила печать с фирменным горгонейоном. Печать щёлкнула — как приговор, но аккуратный.

— По программе управления рисками мы вас берём на испытательный срок, — сказала она. — Это дешевле, чем профсоюз троллей. И спокойнее, чем юристы.

Она отодвинула к нему лист “Согласие на добровольную адаптацию рабочего места”. На полях мелким шрифтом было: в случае несоответствия биоконфигурации требованиям open space компания оставляет за собой право рекомендовать оптимизационный пакет.

— Open space. Дресс-код: business casual. Это касается… всей комплекции. Никаких… — она поискала слово, — …архаичных проявлений. Понедельник, 9:00 — планёрка. Пятница — квиз «Угадай слоган отдела». Часть KPI по интеграции.

— Квиз, — повторил Чарльз, записывая слово в блокнот из дубовой коры. — Подвиг интеллектуальный. Понял.

Она протянула ему пропуск. На пластике рядом с фото, где он старался выглядеть “дружелюбно и нейтрально”, стояло: ЧАРЛЬЗ. Категория НМ-2.

Категория. Как товар.

В коридоре пахло озоном от кондиционера — запах, который делал вид, что это гроза, но был всего лишь очисткой воздуха по регламенту.

В курилке у лифта кто-то шепнул кому-то, как шепчут легенды:

— Говорят, на шестидесятом этаже, когда гроза, пахнет озоном так, что волосы встают. И будто гром… но это, конечно, вентиляция.
— Угу, — ответили. — У нас всё “конечно вентиляция”.

Чарльз вдохнул и ощутил за озоном другую нотку — старую, влажную: будто под плиткой бизнес-центра всё ещё лежал камень. Не гранит. Древний. Уставший.

Настоящий Олимп давно обветшал. Но и здесь, в стекле и гипсокартоне, боги умели одно: строить иерархию.

А он… он умел выживать.

День первый. Проблема вертикальной интеграции

Турникет в лобби стал первым испытанием.

Охранник был могучий, одноокий, и на бейджике, как шутка, которую никто не решался назвать шуткой, значилось: Полифем Сергеевич. Он не смотрел на Чарльза. Он смотрел в монитор и делал вид, что мир — это список.

— Две особи. Пропуск один. Нестыковка, — пробурчал он, листая инструкцию. — По регламенту каждый сотрудник — единый организм. Ваша задняя часть демонстрирует признаки автономной двигательной активности. Это… — бровь поднялась, — буксировка?

Чарльз почувствовал, как хвост непроизвольно дёрнулся. Он подавил это движением плеч — смешно: как будто можно спрятать половину себя за галстуком.

— Это не буксировка. Это симбиоз.
— Симбиоз — это для отчёта по культуре, — отрезал циклоп. — А для пропускного режима — транспортное средство. Вот вам временный. «Чарльз + Т». Литера «Т» — от «тягловая единица». Следующий!

Пластик пропуска был холодный, как чужая рука.

Кофе-брейк в 11:00 обернулся унизительным квестом.

Кофе-машина располагалась на уровне его человеческого пояса. Чтобы взять стаканчик, ему пришлось опуститься на колени передней парой ног — колени упёрлись в плитку, и он услышал собственный стук копыт о кафель: слишком громко для места, где шумят только клавиатуры.

— Смотри-ка, молится кофемашине, — донеслось сзади шипение, прикрытое сдавленным смешком.

Чарльз не обернулся. Он поднял руку — и увидел, что пальцы дрожат. Не от страха. От стыда, который всегда приходит первым.

Стаканчик появился у него перед лицом.

Его подала Ариадна — нимфа из маркетинга, с печальными глазами и совершенно неуместной в этом мире человеческой осторожностью.

Она не улыбалась, не жалела. Просто сделала движение, которое здесь уже считалось бунтом: помогла без заявки и согласования.

— Спасибо, — сказал Чарльз.
— Пожалуйста, — ответила она и, отступая, тихо добавила: — Они потом забудут. Но вы — не забывайте.

Он хотел спросить “что?”, но в этот момент его начальник влетел в open space так, будто двери должны перед ним распахиваться сами.

Менеджер проектов Дионис (в миру — Денис Сергеевич) был сатиром в третьем поколении: идеально сидящий пиджак, чуть слишком яркая рубашка и улыбка человека, который продаёт то, чего ещё нет.

— Чарльз! — хлопнул он его по плечу так, что под костюмом отозвалась старая, бесконечная боль “второго”. — Нам нужно что-то эдакое… эпическое! Но в рамках бюджета!

Первое задание сформулировали как удар трезубцем по голове:

«Разработать стратегию захвата рынка b2b-услуг с элементами эпического позиционирования. Ключевые сообщения — героический путь клиента. Не более 15 слайдов. Бюджет на креатив — ноль. Нельзя использовать прямые отсылки к пантеону. Дедлайн — вчера».

Чарльз осмотрел рабочее место.

Единственным живым организмом рядом был кактус на столе соседки. В горшке торчала наклейка: «Инв. № FL-743». Клей уже начал отходить — как будто растение пыталось избавиться от имени.

Он не удержался. Старые привычки взяли своё.

Чарльз аккуратно извлёк одну иглу, пробормотал древнее заклинание диагностики и опустил иглу в кружку с остывшим чаем.

Игла описала три круга и встала вертикально.

Знак.

Соседка — Мария из бухгалтерии, бывшая дух-полуденница, чья кожа была всегда чуть суховатой, как августовский воздух, резко заслонила кактус собой.

— Вы что сделали?! Это закреплённое за мной имущество! Вы совершили несанкционированное вмешательство в его биологическую целостность!

Чарльз смотрел на иглу. Вертикаль дрожала едва заметно, будто держалась на упрямстве.

Инстинкт велел: беги. Любой кентавр бежит, когда плохо.

Но перед внутренним взором всплыли цифры из договора аренды — не геройские, бытовые. Стоимость “съёмной пещеры” на окраине. Стоимость магических стабилизаторов для “аномального ребёнка”. И ещё — тетрадь в клетку, где сын старательно выводил копытом: «Мой папа работает в офисе».

Чарльз сглотнул, как глотают горькую траву.

— Простите, — сказал он Марии. — Это… был рефлекс.

— Тут всё… регламентировано, — буркнула она уже не злой, а испуганной.

Чарльз вернулся к монитору и увидел мигающий корпоративный чат: “Добро пожаловать в команду!” — и под ним смайлик. Смайлик был стандартный. Улыбка — тоже.

Он посмотрел на open space, где свет выравнивал лица, а звук делал всех одинаковыми.

Новый лабиринт.

Значит, нужна не стрела. Нужна нить.

День десятый. Благие намерения горгоны

Марфа Игнатьевна вызвала его на беседу.

Её кабинет был стерильный до боли: пахло ладаном и антисептиком, как в клинике, где лечат не тело, а “несоответствие”. За спиной висел плакат “Инклюзия: мы разные, но одинаково эффективные”. Под плакатом — сейф с папками.

На столе лежала брошюра: “Оптимизация морфологии: путь к комфорту”.

Марфа Игнатьевна переворачивала страницы так, будто листала каталог мебели.

— Чарльз. У нас есть варианты. Мы здесь, — она выделила слово, — заботимся.

Она выложила три файла.

— Вариант А: частичная редукция. “Уплотнение заднего сегмента”. Компактно.
— Вариант Б: механическая компенсация. Колёсная платформа. Компания компенсирует пятнадцать процентов.
— Вариант В: курс “Ментальная двуногость: прими свою человеческую половину”. Двенадцать сеансов. Цель — подавление архаичных инстинктов.

Чарльз слушал и чувствовал, как под сшитым пиджаком мелко дрожат мышцы — от лопаток до крупа. Это было не “страшно”. Это было так, как перед битвой, когда знаешь: тебя хотят не убить, а переделать.

— Я… подумаю, — выдавил он, заставляя мышцы замолчать.

Марфа Игнатьевна кивнула. Она не давила. Давление было в бумаге.

— Мы не настаиваем, — сказала она и улыбнулась тем самым “доброжелательным” оскалом, который у горгон всегда был формой заботы. — Мы рекомендуем. Рекомендация фиксируется в системе.

Он вышел.

Коридор был розово-бежевый, мягкий, как упаковка от чего-то дорогого. В висках стучало: “оптимизация тела”, “ментальная двуногость”.

Инстинкт велел развернуться и выбить дверь с косяком. Копыто помнило, как это делается.

Но телефон в кармане завибрировал.

Голосовое.

Он нажал — и услышал сначала стук: цок-цок по полу, детский, неровный. Потом — довольный вдох.

— Пап! — сказал Гарпик так, будто мир ещё можно починить одним словом. — Я написал “ф”! Смотри… — и где-то рядом зашуршала бумага. — Я не порвал! Я почти… как человек. А ты когда придёшь? Я тебя жду. Я не боюсь грозы. Ну… почти.

Связь щёлкнула. Тишина. И в этой тишине Чарльз понял, что он держит телефон так, будто держит чужое сердце.

Ярость не ушла. Она остыла и осела в костях тяжёлым слитком.

Чарльз сделал то, чего не делал тысячелетия: сознательно расслабил каждую мышцу, от плеч до крупа. Дыхание выровнялось само — ровный ритм бегуна на дистанции, которую только предстоит.

Если это лабиринт — значит, нужен не бег. Нужна экология.

Он повернул обратно в open space.

Комитет по ненормальной экологии

Первым союзником стала Лия.

Эльфийка из QA была тонкая, как сквозняк. Её замечали только по результатам: “поймала баг”, “закрыла тикет”. В кулере она всегда наливала воду последней, как будто боялась нарушить поток.

— Воздух здесь мёртвый, — сказала она однажды Чарльзу у принтера. Тихо, но так, будто это диагноз. — В нём нет песен.

Она подняла ладонь к вентилятору кондиционера. Пальцы задрожали, будто ловили частоту.

— Его чистят до нуля, — добавила она. — А потом удивляются, что ноль не пахнет жизнью.

Вторым был Василий из техподдержки. Руки — в проводах, глаза — в усталости, на шее — бейдж с именем, которое ему не подходило: слишком гладкое. Но когда Wi-Fi падал, Василий не ругался. Он шептал.

Чарльз увидел, как Василий прислонился лбом к серверному шкафу и постучал костяшками — три раза.

Через минуту интернет заработал.

— Ты не чинишь, — сказал Чарльз. — Ты договариваешься.
Василий вздрогнул, понюхал воздух — как зверёк.
— Домовой, — простонал он. — Семейный, с пропиской. Духи проводов тут молодые, наглые. А место… — он погладил гипсокартон, будто утешал. — Раньше здесь роща была.

Он сказал — и тут же, как человек, который слишком много сказал, коснулся ладонью деревянной кромки старого подоконника в коридоре. Простой жест. Как “прикоснуться к земле”, только в офисе.

— Иначе не работает, — буркнул он, поймав взгляд Чарльза. — Подпитка.

Третьим неожиданно стал Борис, начальник ИБ. Пах гранитом и старым маслом. Тролль, который научился говорить “в рамках политики”, но иногда забывал.

— Всё сломалось, — пробурчал он, когда увидел, как Чарльз боком протискивается в дверь переговорки. — Раньше был мост. Под ним сидишь, вопрос задаёшь. Просто. А теперь? Гайды… смысл утёк.

Он сказал это и тут же будто испугался.

— Это… неофициально.

Потом, проходя мимо декоративной каменной гальки у стойки ресепшн, Борис задержался и — почти незаметно — провёл пальцами по камню. Как будто проверял: ещё живой?.

Так родился Комитет по ненормальной экологии рабочего пространства.

Операции

Первая операция называлась “Свежий Вдох”.

Лия принесла мешочек лесной земли и мха. Не как украшение. Как источник.

Василий открыл вентиляционный люк — так ловко, будто это дверца в старую печь.

Борис стоял на стремянке и держал фонарик, который светил не “ярко”, а “бережно”.

Чарльз подал сигнал — и Лия высыпала мох в вентиляцию. Мох исчез в тёмном металле.

— Всё? — прошептал Борис.
— Не всё, — сказала Лия. — Это семя.

На следующее утро воздух в их секторе стал… другим. Не “лучше”. Чуть живее. Как будто кто-то перестал вытирать мир до стерильности.

Второй ход — “Тихий Родник”.

Лия записала звук лесного ручья. Не музыку. Ручей.

Василий подменил унылую мелодию лифта на этот звук.

День прошёл. Потом музыку вернули. Но несколько человек спросили:

— А что это было? Было… приятно.

И это “приятно” прозвучало как ругательство и надежда одновременно.

Третьим стал канал в сети.

Василий назвал его нейтрально: #Полянка — чтобы алгоритмы не сработали, а люди поняли.

Туда постили паузы: фото чашки чая у окна, кусок мха, тень от листа на столе.

Их анонимный “Акт диагностики офисного пространства” был шедевром бюрократического абсурда:

П. 3.2. Зона у кулера (код «Стикс»): наблюдается стагнация межличностных потоков, накопление токсичного фольклора.
Рекомендация: ритуал “чаепитие без сплетен” (7 мин., раз в неделю).

Документ подкинули в общую почту. Его восприняли как шутку.

Но через два дня кактус в кабинете руководства переставили ближе к окну.

Мир двигался миллиметрами.

И именно в эти миллиметры система всегда вставляла клин.

Точка невозврата. Продакшен

Ариадна нашла #Полянку случайно. Её работа — находить случайное и делать из него кампанию.

Она пришла к Чарльзу не как коллега. Как презентация.

— Чарльз, это гениально. Это можно… — и слово вырвалось почти счастливое, — …продакшенить.

У Чарльза на секунду дёрнулся хвост.

— Не надо, — тихо сказал он.
— Надо, — Ариадна говорила быстро, горячо. — Это идеальный внутренний бренд. Челлендж. #МоёОфисноеРастение. Наборы мха в welcome-пакет. Плакаты в лифте. “Дыши вместе с командой”. Это…

Она остановилась. В её глазах было то, чего в офисе почти не бывает: настоящая вера. И именно поэтому было страшно.

— Это умрёт, — сказал Чарльз.
— Не умрёт, — упрямо ответила Ариадна. — Это станет… масштабируемым.

В тот же день Лию вызвали “на разговор” — не Марфа. Отдел wellbeing.

Ей предложили партнёрство. На крыше — собственную оранжерею. Большую. Легальную. Системную.

Цена была проста: сделать магию частью corporate wellness-проекта. Никаких “духов места”. Никаких “песен”. Только “зелёные практики”.

Лия вернулась, и её всегда полупрозрачная кожа стала цвета офисной бумаги. Её пальцы пахли землёй и… жёстким пластиком welcome-пакета.

— Я могу спасти хотя бы одно место, — сказала она. — Большое. Настоящее.

Чарльз посмотрел на неё так, как смотрят на ученика перед первым выбором: не “правильно/неправильно”. А “кем ты станешь”.

— Большое легче купить, — сказал он. — Малое труднее отобрать.

Борис поднял голову.

— Если они это возьмут, ИБ не найдёт. Потому что это будет разрешено. Самый хитрый взлом — тот, который оформлен приказом.

Василий сжал бейдж в пальцах.

— Тогда надо… сделать две “Полянки”.

Комитет принял решение одновременно мерзкое и мудрое.

Они дали системе то, что она хотела.

И спрятали то, что ей было не по зубам.

Ариадна получила официальный канал — яркий, правильный, безопасный.

А настоящую #Полянку перенесли в тень — в старый чат техподдержки, где сообщения выглядели как ошибки: “404: тишина не найдена”.

Система получила KPI.

Они сохранили паузу.

Лия ничего не сказала — но ночью принесла новый мешочек земли и высыпала его в вентиляцию уже сама.

Её выбор был тихим.

И оттого сильным.

Корпоратив как обряд

Объявление о выездном тимбилдинге пришло как благословение и угроза одновременно:

“Дикость и корпоративная культура: найдём баланс! Лесопарк «Эко-Олимп».”

Денис Сергеевич приехал в костюме “вождя”. С перьями. С бубном. С идеей, что хаос можно организовать.

Он заставлял всех играть в “доверительное падение” и кричал:

— Открываемся! Снимаем маски! В рамках тайминга!

На дальней поляне разворачивалось другое.

Лия, сбросив пиджак, пела старую протяжную — такую, в которой пауза длиннее слова.

Василий разводил костёр осторожно, как будто просил огонь быть вежливым.

Борис стоял у деревьев и молчал, но в этом молчании было уважение к месту.

Чарльз смотрел на людей из офиса, как на героев, которые ещё не знают, что они герои. Они приехали сюда “отдохнуть”. А на самом деле — вспомнить, что воздух может быть не функцией.

Нимфы из маркетинга сначала достали телефоны. Потом убрали. Один парень из продаж сел на землю и будто впервые понял, что трава не “грязная”, а живая.

Дионис подошёл к Чарльзу, взял кружку с травяным чаем и сказал тихо — без шоу:

— Слушай, мудрец. Я видел ваши чатики. Не бойся. Я не стукач. Я… — он хмыкнул, — по природе против любой системы. Даже своей.

На общем круге, когда “вождь” Дионис пытался превратить лес в презентацию, Чарльз сделал то, чего от него не ждали.

Он заговорил.

— Вы тут все бегаете… — начал он и тут же споткнулся о корень, неловко переступил, ругнулся почти неслышно и, как будто извиняясь перед лесом, сделал паузу. Оглядел людей. — …будто если остановитесь, вас догонит пустота.

Он выдохнул. В груди кольнуло — не пафосом, а правдой.

— А она уже тут. В офисе она вежливая, — он махнул рукой куда-то в сторону палатки с бубном Диониса, — называется “эффективность”. Она улыбается. Она просит “улучшиться”.

Кто-то хмыкнул. Кто-то опустил глаза.

— Стойте крепче. Хотя бы здесь, — сказал Чарльз и сам будто поставил копыта шире. — Пусть соки текут. А всё остальное… — он пожал плечами, сбивая притчу до простого, — …просто слайды.

Он не изменил мир. Не “освободил” офис.

Но его слова, как дождь, просочились в трещины.

И даже Денис Сергеевич на секунду перестал улыбаться “в рамках”.

Эпилог. Круговой стол и подкова

Магия работала не мгновенно, а постепенно.

На следующей неделе в офисе не расцвели розы, но произошло несколько странностей:

— В переговорке №3, на месте сломанного принтера, стоял большой папоротник Лии. Его не убрали.
— Wi-Fi стабильно работал даже в дальнем углу.
— В кулере у “Стикса” на семь минут исчезли сплетни — ровно раз в неделю, как по таймеру.

И ещё одно.

В четверг пришла громовая рассылка от генерального директора.

Зевс (Джеффри) писал редко. Но когда писал, в офисе пахло озоном так, что хотелось пригнуться.

Письмо было короткое. Без “коллеги”.

Тема: Экологизация рабочего пространства (проект «Полянка»)
Текст: Инициатива признана успешной. Внедряется во всех филиалах.
Ответственный: Дионис (Денис Сергеевич).
KPI: +5% лояльности в Q2.
Примечание: методики и материалы передать в HR для тиражирования.
Контроль исполнения: еженедельный отчёт.

Они прочитали письмо молча.

Система сделала то, что делает всегда: проглотила смысл и выдала отчёт.

Ариадна прибежала счастливая:

— Вы видите?! Я же говорила! Мы сделали это!

Лия отвернулась к окну. Её пальцы дрожали — не от гордости. От боли. Как будто у неё пытались вытащить из земли корень и пересадить в брендбук.

Борис произнёс сквозь зубы:

— Разрешённый взлом.

Василий тихо сказал:

— Главное, чтобы в “тиражировании” осталась хоть одна живая спора.

Чарльз ничего не сказал. Он просто вспомнил старое правило: если хочешь сохранить лес — иногда надо дать им посадить парк. А лес спрятать в трещине.

Через месяц Марфа Игнатьевна вызвала его.

Чарльз вошёл, готовый ко всему: к увольнению, к оптимизации, к тому, что его снова сделают “вторым”.

На столе Марфы Игнатьевны рядом с горгонейоном стоял маленький, но явно живой кактус. Наклейка “Инв. №” была снята.

— Чарльз, по результатам испытательного срока и по данным… необъяснимого роста индекса лояльности в вашем секторе… мы продлеваем вам контракт. На постоянной основе.

Пауза.

— И мы рассмотрели ваши операционные сложности. Заказали для вас специальное рабочее место. “Эргономичная станция с круговым доступом”.

Она подняла глаза. Ни льда, ни жалости. Усталое признание факта: гибрид не вписался — встроился.

— Спасибо, — сказал Чарльз.
— Не за что, — отрезала она. — Продолжайте. Согласно анализу, ваша конфигурация демонстрирует операционную эффективность.

Он вышел.

Стол и вправду был отличный. Круговой. Не “для инклюзии” — для движения. Он обошёл его кругом — свободно. И впервые за долгое время грудь расправилась не как поза, а как дыхание.

Вечером они шли через лес.

Борис ворчал, что тропы кривые, но шёл первым. Василий нёс термос. Лия шла рядом и смотрела в темноту, где слышно, как место живёт.

Чарльз шёл молча. Вечная боль “второго” ныла чуть меньше. Он больше не был Хироном, наставником героев. Не был и Чарльзом, специалистом.

Он был смотрителем.

Наутро, когда офис ещё не успел проснуться в “как принято”, Чарльз пришёл раньше всех.

Он обошёл стол кругом ещё раз — как проверяют границы участка.

Потом наклонился и достал из внутреннего кармана старую подкову. Свою. Не для удачи. Для памяти.

Он прибил её к нижней стороне стола — так, чтобы никто не видел, кроме того, кто однажды тоже наклонится и поймёт.

Метку.

Эта территория имеет хозяина.

И хозяин этот — кентавр.

Чарльз выпрямился, вдохнул офисный озон — и впервые не почувствовал, что его чистят до нуля.

По пути к лифту он заметил в плитке у ресепшн трещину — тонкую, как волос. А в трещине… торчал зелёный росток. Маленький. Наглый. Не из брендбука.

Полифем Сергеевич посмотрел на росток, потом на свой монитор, где высветилось: “Ошибка сканирования: объект не классифицирован”, — и молча накрыл трещину ногой так, чтобы никто не наступил.

Где-то в вентиляции шевельнулась спора мха.

Где-то в чате “404” мигнула новая тишина.

Три тысячи лет — и вот новая задача.

Бесконечно малая.

Бесконечно живая.

И он, наконец, был к ней готов.