Кеша. 30 лет назад
«Говорил я, не выиграть нам этой войны! Какое для нас самое страшное слово? Не знаешь? Так умри же!» — подумал он, когда дверь кабинета хлопнула, а в воздухе ещё витал запах дезинфекции.
Он плакал — ну, как он мог плакать: тихо, почти незаметно, но внутри всё кипело.
Меня зовут Кеша. Я таракан. И эта ординаторская на пятом этаже — мой дом уже который год. Комнатка два на три метра: два стола, заваленных историями болезней, тумбочка с чёрно-белым телевизором, покосившийся шкаф. И главное — вечно грязная раковина, в которой всегда можно найти пару немытых тарелок.
Я научился здесь выживать. Научился распознавать людей в белых халатах по запаху. Есть врачи — их я люблю за редкие, но такие ценные крошки на столах. Есть те, из Санэпиднадзора — их я ненавижел всей душой (если у меня вообще может быть душа). А есть медсёстры — к ним я отношусь по-разному.
Но больше всего я ценил одного человека.
Его звали Артём Михайлович. А некоторые — просто Артём, или даже Артёмчик.
Он был хирургом. И он был моим другом. Ну, насколько таракан может дружить с человеком, который в любой момент способен тебя раздавить. Но Артём был другим. Он даже разговаривал со мной.
«Ну и живуч ты, Кеша!» — говорил он, закуривая очередную сигарету после тяжёлого дежурства. «Ни одна санзараза тебя не берёт. Эти бабы из дезстанции нас чуть не потравили, а ты как огурец».
После таких слов он обычно плескал себе полстаканчика и покидал ординаторскую. А я оставался ждать. Ждать, когда он вернётся и, может быть, уронит на пол кусочек шоколадки или крошку от бутерброда.
Оставшись один после очередной травли, я убрал последнего мёртвого собрата, предпринял необходимые меры предосторожности и стал ждать. Ждать я умел — научился, много часов проведя в этой комнате.
Сегодня был обычный день. Точнее, обычная ночь дежурства. Я сидел в своём потайном углу и наблюдал.
Открылась дверь, и в кабинет вошли двое.
Одного я знал очень хорошо — Артём. Второго я видел каждый день, но опасался, потому что знал, как Артём его побаивается. Этого второго звали Игорь Максимович, заведующий отделением. Но я про себя называл его проще — Заведующий.
Затаившись, я пытался вникнуть в знакомые фразы: «больной выписывается», «сделаем гипс», «операция на завтра», «когда ты, наконец, возьмёшься за голову?»
«Как мне это надоело, — думал я. — Мне-то ладно, а Артём взял бы себя за голову и подержал. Когда Заведующий уйдёт, можно и отпустить».
В этот момент без стука открылась дверь, и розовощёкая медсестра с яркой помадой, которую все называли «Света-принеси» или «Света-дай», с обычным безразличным выражением произнесла:
— Игорь Максимович, вас в приёмное. — Не дожидаясь ответа, она добавила: — В первой палате больной блевал два раза, гляньте.
И, стрельнув глазками по кабинету, ушла.
«Ох уж эти "Света дай-принеси"! Сука ты!» — прошипел я из своего угла. «И за что только её Артём привечает? Каждый день готова меня с белого света сжить, а как увидит вблизи, так орёт, как резаная. Давай, Максимыч, чеши в приёмное, Артёмке отдохнуть пора».
Все ушли. Через минуту Артём, войдя в кабинет, стал звонить по телефону.
«Набор короткий, звонит по-местному, — догадался я. — Время послеобеденное, наверное, я не зря тут ожидаю. Вот только голосок у Артёма какой-то нетвёрдый, а ведь рановато».
Швырнув трубку на аппарат, Артём стеклянным взглядом оглядел ординаторскую, закурил сигарету и увидел меня, выползшего из угла.
— Ну и живуч ты, Кеша! — сказал он. — Ни одна санзараза тебя не берёт. Эти бабы из дезстанции нас чуть не потравили, а ты как огурец. Ладно, будешь вести себя хорошо, не сдам я тебя.
Плеснув себе полстаканчика, Артём покинул кабинет.
«Опять без закуски глотнул, гаденыш! Что мне от того, что ты ко мне по имени обратился, жрать-то я что буду?» — заметался я по ординаторской. «Вдруг, как на прошлом дежурстве, где-нибудь в другом месте нажрётся? Надо ждать».
«Жалко, всех потравили, один я остался, — продолжал я свои грустные размышления. — И этот ещё подначивает: живуч — не живуч. Знал бы он, что я в соседнем корпусе у девок на два дня зависал. Теперь и их наверняка потравили».
Я потихоньку стал дремать, когда в ординаторскую ввалился Артём.
— Заходи, по маленькой врежем, — обратился он к сопровождавшей его медсестре.
— Хватит вам, доктор, ложитесь спать, пока больных нет.
Артём достал полбутылки «Аиста» и шоколадку.
— А ты меня не учить, детка! — оскалился он, роняя на пол кусок шоколадки.
«Дождался!» — я радостно ринулся к упавшему куску.
«Только что-то я эту девку не припомню, — размышлял я, наблюдая, как Артём разливает по стаканам. — Надо же так на работе нажраться. Другие врачи — люди хорошие, хотя и непьющие, но они тараканов давят. Опять Артём без закуски пьёт. Пойду я шоколадки наверну, пока они забавляются».
— Артём Михайлович! Не буду я пить, ложитесь, пора уже, — медсестра сделала шаг к выходу.
И в этот момент она закричала диким криком на всю больницу.
Я поднял голову от лежащей на полу шоколадки и увидел занесённую над собой ногу Артёма Михайловича.
«Ты чего, из-за бабы? Да она ещё и кочевряжится! Ты же не такой?!» — последнее, о чём я подумал.
Потом была темнота.
Долгая, непроглядная темнота.
И странное ощущение, будто я где-то здесь уже был. Будто всё это со мной уже происходило. Будто я знаю эти коридоры, эти запахи, эти голоса.
Но как это возможно?
Между жизнями Темнота была не такой, как я ожидал. Не пустой. Не холодной. Не страшной. Она была... населённой.
Я плавал в ней — если это можно назвать «плаванием», когда у тебя нет тела, нет лап, нет усиков. Я был просто сознанием, взвешенным в пустоте.
Время потеряло смысл.
Может, прошла секунда. Может, тысяча лет. И вдруг — голос. Не человеческий. Древний, глубокий, многослойный. Как будто говорила сама Вселенная:
«Кеша, сын тараканов. Ты прожил первую жизнь».
— Кто ты? — попытался спросить я, хотя у меня не было рта.
«Я — Голос. Или судьба. Или случайность. Называй как хочешь. Я тот, кто даёт второй шанс».
— Второй шанс?
«Реинкарнацию. Ты вернёшься. В ту же больницу, но годы спустя. У тебя будет вторая жизнь. Любовь. Семья. Ученики. Ты будешь передавать знание дальше».
— Почему я? Почему таракан?
«Потому что вы выживаете. Потому что вы наблюдаете. Потому что вы — свидетели. Маленькие, незаметные, но вечные. Вы видите то, чего не видят люди. Запоминаете то, что они забывают».
Я молчал, переваривая.
«Ты будешь хранителем, Кеша. Живой библиотекой медицинской мудрости. Того, что видел у Артёма. Того, что увидишь в будущих жизнях. Сохрани это. Передай дальше. Рукописи горят. Но память — нет».
— А если я не справлюсь?
«Справишься. У тебя будет помощь. И не только в этом мире».
Я хотел спросить, что это значит, но Голос уже затихал.
«Иди, Кеша. Вторая жизнь ждёт. Открой глаза».
Свет разгорелся — яркий, тёплый, живой.
Я проснулся.
Пробуждение
«Почему у меня такое чувство, что я уже здесь был раньше?» — с растерянностью думал я, оглядывая чуть подранные стены голубой краски.
Мои мысли становились мрачнее, и от этого было страшно. «Что связывает меня с этим местом?»
Надо было разобраться.
«Как выбраться из этой сумки, куда я так глупо забрался ещё вчера вечером?» — бурчал я, ища выход. «А вылазить-то не хочется, и всё из-за этой смутной тревоги, которая прилипла ко мне, как только я оказался здесь».
Попробую по порядку. Итак: мальчик и его мама, беспардонно живущие в Его квартире (чьей — не помню, но точно чьей-то важной), неожиданно всполошились вчера вечером и стали кидать в сумку вещи. Потом вечно пьяный папа мальчика положил в сумку пакет с пряниками.
И тут, не удержавшись от соблазна, я нырнул в эту проклятую сумку. Полакомился, конечно, но в итоге оказался здесь, в этом чем-то очень знакомом месте. А волнение не уходит.
Решившись на поступок, я выполз из сумки и спрятался за одной из ножек кроватей. Кроватей в комнате было шесть, и на каждой кто-нибудь лежал.
«Люди все спят, и бояться мне сейчас особо нечего», — подсказывало чутьё.
Я проворно взобрался на одну из кроватей и увидел, что на них спали дети, и почти у всех из-под одеяла торчали замотанные белой тряпкой конечности: у кого рука, у кого нога. А у двух ноги вообще были привязаны к железяке какой-то проволокой.
«Определённо — я здесь был раньше».
Я огляделся: на одной из кроватей спал мальчик из квартиры дома, где я жил последнее время. Скатившись на пол, я поспешил к выходу. За дверью палаты, оказавшись в центре освещённого коридора, я отчётливо вспомнил:
«Точно, я здесь был! Вот этот стол в коридоре, и медсестра за столом. Если она меня увидит — убьёт. Вот откуда эта тревога. Меня уже убивали здесь... Когда-то давно... В прошлой жизни...»
Но к счастью, медсестра спала. Я подполз ближе и ахнул:
«Это же Света! Я даже помню, как её звали — "Света-принеси"».
Я поежился. «Теперь я убеждён, что зря не верил в рассказы старших о реинкарнации. Говорили же: если случайно попадёшь после воскрешения в то место, где тебя убили, то вспомнишь всё».