— Как ты меня только что назвал? — спросил я молодого караульного спокойным ровным голосом.

Мы стояли друг против друга в коридоре тюрьмы. Я держал руки за спиной, как и полагалось послушному арестанту. Очевидно, этот нахальный сопляк решил, что стальная решетка между нами — безопасность.

Как же он ошибался...

В наше время вообще нет такой штуки. А уж если имеешь дело с Добрым Дядюшкой, то уж извини — ты как раз в самой что ни на есть реальной опасности. Особенно если у этой опасности не надеты наручники.

— Петушок! — караульный скривил губы.

Интересно, он сделал такой вывод, потому что я симпатяга?

Умные, то есть те, кто знали, на кого я работаю, не стали бы делать скорых выводов. Ведь Добрый Дядюшка не позволяет глумиться над своей репутацией и жестоко наказывает наглецов.

Да, я красавчик. Порой использую это на работе. Но только для прекрасной половины человечества. Что может обеспечить успех в выуживании информации, когда применение грубой силы нежелательно? Тут нужно обаяние, умение вести диалог и превосходный интеллект. А это как раз про меня.

— Ты, должно быть, ошибся, — сказал я как бы испуганно. Я умею и актерский талант подключить, если требуется.

Караульный окончательно осмелел и приблизился к стальным прутьям. Широкая и злобная ухмылка распространилась на всё лицо. Ни дать ни взять, придумал какую-то хохму. Вот только произнести её он не успел. Ведь он уже сделал всё, что я ждал, — оказался в пределах досягаемости.

В долю секунды моя рука схватила ублюдка сквозь прутья и приплющила к ним. Его улыбка моментально трансформировалась в испуг и боль.

— Повтори еще разок, — предложил я, недобро сощурив глаза. — Слух что-то подводит.

Не дожидаясь ответа, я со всей дури вмазал ему кулаком свободной руки. Получилось довольно мощно. Если бы я не держал его, он обязательно отлетел бы на пару метров назад. Но я держал, причем крепко. А значит, он все еще в моем распоряжении. Я мог продолжать воспитывать сопляка за неопытность и чрезмерную наглость.

О да! За моей красивой внешностью скрывалась и сила. Когда не помогало мое красноречие, в ход вступали тренированные мышцы и отработанные удары.

— Аааааа! — простонал сопляк. — Помогите!

Чуть более опытный напарник наглеца ошалело смотрел на происходящее, но вмешиваться не решался. Еще двое пожилых, давно служащих в этой тюрьме караульных хихикали позади меня. Я их не видел, но не сомневался, они тоже не планировали что-либо делать.

— Расслабься, — я отшвырнул караульного. — Сегодня Добрый Дядюшка прощает тебя.

В этот момент позади бедолаги появилась фигура начальника караула. Он был высокий и довольно толстый.

— Что за хрень тут? — повелительно спросил он своим басом.

— Этот петух схватил меня! — юнец выпятил в мою сторону указательный палец.

— Что??? — Начальник нахмурился и уперся в меня взглядом.

— Да! — закивал тот. — Его на губу отправить надо!

— Слушаюсь, сержант Гумелюк, — усмехнулся толстяк.

— Эммммм, — смущенно промычал тот, прижимая руку к начавшему синеть глазу. — Я Гуменюк… Через «эн»…

— Да какая разница?! — Начкар оттолкнул сопляка, и тот угодил обратно к разделяющей нас решетке. Я самодовольно сложил руки на груди. Начкар — свой человек. А его зарплата от Доброго Дядюшки побольше той, что от государства, и к тому же не облагалась налогами.

— Эй! — возмущенно выкрикнул Гуменюк. — Я тут жертва!

— Во-во, — хихикнул начальник. — Жертва дырявого гандона.

— Правильно говорить «кондома», — поправил его Гуменюк, поспешно отходя от решетки.

— Тебе виднее, — хохотнул я.

— Не лезь, петушилла! — бросил он мне через плечо.

— Охренеть! — обалдевающе выпалил я. — Ты что? Так ничего и не понял?

— Слышь ты! — он развернулся и… И, собственно, это была его очередная ошибка.

Начкар не стал больше болтать и долбанул юнца сзади. Вот это был ударчик. Вся мощь толстяка, сконцентрированная в затылок тщедушного парня. Его буквально вмазало в решетку передо мной, а потом еще и отрикошетило.

— Аааа!!! — взвыл Гуменюк и обхватил руками голову.

— Тебе что-то говорят такие слова, как «Добрый Дядюшка»? — почти не разжимая челюстей, проскрежетал начкар.

Тот ничего не ответил. Он бросил сначала на начальника, а потом и на меня взгляд, полный боли и ненависти, и ушел, пошатываясь. Мы молча проследили, как он ковыляет. По ходу движения юнец негодующе бормотал что-то похожее на проклятья.

— Ну что, засранцы! — рявкнул начкар стоявшим позади меня караульным. — Вы собираетесь отпирать эту решетку и пропустить заключенного?

Я не стал поправлять начкара, но, по правде, на тот момент я не был заключенным, а лишь арестованным. Эта тюрьма — следственный изолятор, а не зона. Судьба здешних лишенцев зависела от суда.

Впрочем, о своем ближайшем будущем я был осведомлен вполне внятно.

Караульные принялись открывать металлическую дверцу, но начкар не унимался и торопил их.

— Живее! Живее. Господин опаздывает на суд, а ему еще с адвокатом перетереть надо.

Позвякивая, калитка распахнулась.

— Руки за спину, — лениво проговорил один из караульных позади меня.

Я подчинился и зашагал вперед. Следом поспешил только один караульный, тот, что был напарником Гуменюка. Остальные остались на месте произошедшего инцидента.

— Ну и какой дебил пошутил над Гумелюком? — услышал я позади разозленный голос начкара.

«Гуменюк», — мысленно поправил я его. — «Он Гуменюк, а не Гумелюк». Я решил, что надо бы запомнить, как зовут оборзевшего караульного. Тот явно так и не понял, с кем связался и кого посмел оскорбить.

Загрузка...