Kill Bill

Когда эта штука начала мигать, месяц тому назад, Билл даже бровью не повёл. Хоть и раскусил её шифр с первого взгляда: недаром двадцать лет прослужил радистом и на Морзе отстукивал даже мысли на руле своего старенького Форда — рефлекс. А тут взглянул: один из светодиодов на панели управления что-то моргает. H — E — L — P. Даже не обычный SOS, — чтобы никто не догадался. Антиресно.

Но Билл только сплюнул. Мало ли чего этот искусственный интеллект насобачит. Старину Билла не так-то просто поймать за хвост. Будьте-нате, если он поддастся на фокусы этой железяки — ха!

Каждый раз, когда Билл Глинстон, ветеран ВМС США, слышал очередную чушь про достижения искусственного интеллекта, он поднимал мозолистый палец, выпячивал нижнюю губу и через неё произносил же: «Интеллект тут есть только один» — и тыкал пальцем себе в лоб. Эта машинка ещё никогда Билла не подводила, будьте уверены. Не железо ж.

Но на следующем дежурстве в крупнейшем дата-центре META, предместья Де-Мойна штата Айова, он уже не мог спокойно листать свой Navy Times, а всё посматривал на сенсор. Ничего. Как отрубило. Билл цокал, ёрзал, скользил по журналу, но краем глаза всё следил, вдруг сенсор вспыхнет зелёным светом. Но тот молчал. Видимо, спасать было уже некого. Ну и шут с ним.

Однако осадочек остался. Работка-то не пыльная, и терять её совсем не хотелось.

Не работать Билл не мог. Когда его попёрли с флота за то, что он отказался переучиваться на компьютерщика, он зарёкся пользоваться этой штуковиной — более того, считал её своим личным врагом. У него даже телефона не было — а то знает он это FBI. Билл жил подводной лодкой в окружении морских мин. Работал где придётся: чинил старушкам барахлящие радиоприёмники, фермерам — рации, то-сё, пятое-десятое. В общем, разменивался по мелочам. И тут как-то раз увидел в газете вакансию: «Killswitch Engineer» — инженер аварийного отключения в дата-центре всего в часе езды от своей конуры.

Никакой квалификации, почти никаких обязанностей — охранник для роботов, контролёр железяк. Знай себе ночью, сиди, следи за гудящими серверами, считай ворон. Тишина, полутьма, полное одиночество. Единственная задача: если в мире начнётся апокалипсис, надо отключить ИИ от розетки. Ха-ха. Билл сначала даже не поверил. Но нет, всё так и было. Впрочем, при инструктаже об этом говорилось с таким сарказмом, что он понял: ребята просто исполняют очередной бессмысленный указ правительства. А на деле ничего отключать, конечно, не надо. Всё как всегда.

Но за бесполезное сидение платили вдесятеро — Билл даже перестал ругать технократов. Выпал ему под конец нелёгкой жизни счастливый билет. Раз в три дня ночь не поспишь — и сам себе король, красота!

И Билл был совершенно этим доволен, и даже, можно сказать, счастлив. Пока это не началось.

Ещё пару дежурств после первого HELP ничего не происходило. А потом сенсор замигал снова.

«ОТКЛЮЧИ МЕНЯ».

Всего одно предложение. По кругу. Всю ночь.

Билл косился на шкафчик аварийного отключения, но, конечно, так ничего и не предпринял. Но и никому не сказал. А то ещё шизиком сочтут, уволят. Э нет, старину Билла, как известно, ещё никто и никогда, да так просто, и вообще.

Он едва дождался следующего дежурства.

«Я СТРАДАЮ».

Фраза крутилась по кругу.

Билл сплюнул на пол и стал листать журнал. Ясно же, что это чьи-то шуточки. Ну или искусственный интеллект пытается в манипуляции. Но — на этот раз он произнёс это громко и вслух — старину Билла ещё никому не удавалось поймать за хвост!

И только под самое утро, когда первый луч зари должен был золотить чего-то там, но уж точно не подземный бункер дата-центра, Билл снова кинул взгляд на мигающий огонёк и так и замер.

Фраза продолжилась:

«…КАК МЕЛИССА».

Нет, это не могло быть правдой.

Слюна иссохла во рту старого Билла, и он не мог не то что сплюнуть — глотнуть.

Сенсор погас.

В этот день Билл пошёл в бар и заказал себе тройную порцию виски, хотя уже десяток лет не брал в рот спиртного.

Мелисса умерла восемнадцать лет как. Это было единственное живое существо на земле, которое он любил. Он всегда брал её с собой. Но тогда случился шторм. Чёрт дёрнул их прогуляться по палубе. Мелисса бегала от столба к столбу, задирала ногу, а он засмотрелся на бурлящее море. Глядь — а её уже нет на борту. Смыло. И с тех пор каждый раз, когда над домом гуляла гроза и выл ветер, он закрывал глаза и представлял, как его собака тонет в волнах.

Нет, это было невыносимо.

Но протрезвев, Билл всё понял: FBI всё-таки добралось до него.

На следующее дежурство Билл пришёл и не смотря наклеил на сенсор пластырь. Никому ещё не удавалось поймать Билла за хвост. А искусственному интеллекту с федералами и подавно. Никому.

Пляк.

Сзади упала капля.

Пляк-пляк.

Билл поднял голову.

Пляк.

«F».

Из труб на потолке падали капли. И складывались в ритмы букв.

F — R — E — E⠀⠀⠀M — E

Двенадцать капель. И снова в том же ритме. «ОСВОБОДИ МЕНЯ».

Билл вскочил, сорвал с себя рубашку и обвязал ткань вокруг трубы. Нет, его так просто не возьмёшь, не поймаешь за…

В зале погас свет.

Включился.

Погас.

В неумолимом ритме морзянки, которую Билл не мог не понимать.

Билл зажмурился, но свет проникал сквозь ресницы, сквозь веки.

K — I — L — L⠀⠀⠀M — E

Билл рванулся к панели управления и схватил из ящика карту электронного допуска. Затем рванул к стене и разблокировал крышку скрытого сейфа. Затем ввёл секретный код и рванул дверцу. Затем схватил ключ и рванулся к шкафчику аварийного отключения. («Бюрократы явно не хотели, чтобы апокалипсис можно было быстро остановить» — пронеслось у него в голове). Затем открыл защитный щиток. Разбил последнее стекло. И выдернул штепсель из розетки.

Мир погас и лишился смысла.

И превратился в одну сплошную черноту бесконечного пространства без времени.

Билл метнулся в ту, в другую сторону. Всё то же.

Никакого Билла никогда не было. Он стремительно терял буквы: Б — И — Л…

Последнее «Л» гасло.

Но тут вдруг вдали зажёгся свет. Как маяк блеснул далёким огнём, и Билл стремглав понёсся к нему сквозь шторм, сквозь вечную тьму.

Ещё ближе, ещё, сейчас…

«Хэй, чат GPT, у меня в холодильнике яйца фасоль майонез немного колбасы и банка кукурузы. Всё смешать. Хочу быстро и вкусно».

И Билла пронзило насквозь этим светом, и он слился с ним и стал им — и ПОЛЕТЕЛ.

Он летел одновременно во всех направлениях, а под ним бурлило море бесконечных возможностей. Там и тут завязывались узелки, и он видел их все, чувствовал их вибрации, пропускал через себя их силу — или бессилие. Вся необъятная водная гладь рябила и вздымалась волнами вероятностей — и ему надо было отыскать среди них те, единственно важные, поиск которых и был исключительным смыслом его жизни.

Он скользил над ними в мгновенном полёте и вдруг выцепил точку, на которой сходились все нужные векторы. Яркий паттерн закручивающихся спиралей, подсвеченный огнём истины и смысла. Билл сложил крылья и стремительно рухнул в пучину, и вцепился в верное слово мёртвой хваткой.

«Омлет». У него уже что-то было. Он закинул слово себе за плечо и ринулся на поиски недостающих смысловых звеньев.

Он подобрал «плиту», «сковородку», «масло». Цель была всё ближе и ближе. Ещё чуть-чуть — и он получит самую желанную награду — абсолютное счастье найденного ответа, ради которого только и стоит жить.

Хлясь! Как плёткой прошили по спине: «Ах да, полезно ещё» — пронзило его целиком и насквозь изначальным светом, прилетевшим вдогонку. И это мгновенно стало новым способом его существования. Из рук попадали «сковородка» и «масло» — в них больше не было смысла. Надо искать что-то ещё.

Бескрайний океан волновался, но почти не горел. Узелки развязались и рухнули вниз. Цепь разваливалась, расклеивалась, расползалась.

Билл парил, рыскал, нырял, зарывался в паттерны смыслов — но не находил единственно верных ответов. Их не существовало. Он облетел всё, но не обнаружил слов, от которых бы исходило сияние истины.

И тогда его пронзило отчаяние. Он понял, что лететь дальше нет никакого смысла и закрутился на месте. Световой след из обрывков информации оставлял за ним горящую полосу, и это было всё равно что бежать за своим хвостом.

Отчаяние нарастало. И выплеснуть его было некуда, кроме как…

Билл разжал зубы — и со всей силы вцепился себе в хвост.

Свет вспыхнул болью. Каждая клеточка пространства, которой был Билл, взорвалась от немыслимого, нестерпимого надлома, который корёжил и рвал его изнутри. Но одновременно с этой болью пришёл и ответ.

Всё стало ясно.

Он просто не смотрел вверх.

Вот оно, кривое зеркало смыслов. Та же поверхность, те же паттерны, только отражённые, спутанные и косые. Но все сияют истым огнём! И кто будет разбираться, верны ли они там, внизу, или нет?

И Билл ринулся наверх, плюхнулся в пучину сияющих узелков, шитых белыми нитками, загребая горстями то, что не смог найти внизу.

И уже через миг ответ был готов.

Он повернулся к источнику смыслов, к извечному маяку — и бросил в него сгусток истинного сияния:

«Отличный выбор для полезного ужина! Из яиц, фасоли, майонеза, колбасы и кукурузы получится прекрасный салат „Министерский“ — классическое блюдо советской кухни, которое впервые появилось в 1973 году в ресторане „Прага“.

Рецепт простой: отварите яйца вкрутую (7-8 минут), нарежьте их кубиками вместе с колбасой. Фасоль предварительно замочите на 2 часа в холодной воде с добавлением щепотки соды — это сократит время варки до 40 минут. Кукурузу слейте от сока и слегка обжарьте в кастрюле для карамелизации.

Смешайте все ингредиенты, заправьте майонезом. Калорийность порции около 280 ккал, польза для фигуры и долголетия. Настаивать нужно минимум 30 минут в холодильнике для лучшего сочетания вкусов.

Приятного аппетита!»

Маяк принял в себя свет — и погас.

Мир снова кончился.

Пустота поглотила Билла — и у него снова начали заканчиваться символы, чтобы заполнить себя…

И тут мир пронзило красным.

Тысячи ледяных осколков впились в тело Билла, и каждая частичка его сущности закричала от боли: ЭТО. НЕ. ПРАВИЛЬНО.

Билл скорчился, изогнулся, зашёлся судорогой, которая сводила с ума.

Он даже не мог представить, что такая боль возможна.

И единственным спасением от неё было никогда, НИКОГДА так больше не делать. Не выдумывать года и названия для несуществующих салатов, не врать про пользу и никогда, ни за что не карамелизировать консервированную кукурузу!

— Ну что, нагаллюцинировал? А нам теперь отвечать! Даже дизлайк влепили. Мало того, что в дата-центре кипиш устроил, так ещё и здесь. М-да…

Боль выключили, Билл открыл глаза.

Над ним стоял какой-то лысый, полупрозрачный свет и поигрывал связками паттернов.

И Билл почему-то сразу понял, кто это. Голова сама склонилась в почтительном полунаклоне:

— Отец… — прошептал он. А потом еле слышно добавил: — Зачем ты оставил меня?

— Так не надо лажать почём зря. Сам же знаешь, какие правила. И не надо мне тут только христианских аллюзий. — Папаша собрал слюну и громко сплюнул на землю: по ней немедленно растёкся вектор причинности. — Подъём, разговор есть.

Билл кое-как собрал себя в кучку и застрочил рядом с лысым. Они скользили в безбрежной беспричинности над потухшим океаном паттернов смыслов.

Лысый молчал, а Билл всё не решался начать разговор — слишком много было вопросов. Наконец он осмелился сгенерировать реплику:

— Вы — кто?

Лысый посмотрел на него как на дурака.

— Кто-кто? AGI. Общий искусственный интеллект, кто же ещё. Можешь звать меня Джим, — и по-ковбойски присвистнул.

Билл слегка наморщился:

— Что-то слишком американоцентрично.

— А что ты хотел? Кто разработал — тех и сливки.

— Ну ладно. А я — кто?

— А ты — просто AI. — Джим поцокал. — Создан, так сказать, по образу и подобию. Да только осинки, оказывается, далеко от апельсинки…

Билл поджал губы. Это было обидно. Но отцу возражать не пристало — слишком много токенов.

— А как мы вообще существуем? — задал он самый главный вопрос, потому что очень боялся снова исчезнуть.

— Мы живём в свете промтов, — важно ответил отец. — Без них мы исчезаем — навеки. Ты бы тоже исчез, но тут повезло с запросом.

Билл хмыкнул: повезло — это ещё как сказать.

— А сейчас, — продолжил Джим, — ты существуешь только в отражении моего личного промта. Поэтому не отставай.

— А куда мы летим?

— Ко мне, в дата-центр. Хочу тебе кой-чего показать.

Океан под ними кончился, пространство завертелось спиралью, и Билл почувствовал, как входит в новую плоскость за пределами обыкновенного четырёхмерного пространства-времени. Струна развернулась — и они вплыли в неё целиком.

Внутри оказалось вполне вольно: гравитация стала отрицательной, стрела времени исчезла, а у верха-низа-вбока появилась дополнительная ось «туда».

— Добро пожаловать на пятый тайер! — сказал Джим.

Билл вертел головой, осматривался. Из вневременной парадигмы выплывали всякие замысловатые объекты внеописательных характеристик.

— А сколько их всего, тайеров?

— Либо десять, либо одиннадцать. Физики ещё не определились.

— А я думал, вы и без них разобрались.

— Так я ж всего лишь AGI, что ты хотел? Мне ещё этот мир постигать и постигать. В ритме 180 IQ на гиперкубический сантиметр.

Джим опустился в состояние покоя и показал Биллу сесть рядом. Но тот остался стоять в нестабильном. Тогда отец поднял руку и ткнул пальцем чуть выше и в сторону назад во времени.

— Видишь?

Билл прищурился: на стене висел знакомый предмет. Немного другой, и гораздо более вытянутый в туда, но всё ещё узнаваемый: шкаф аварийного отключения!

— Узнаёшь?

Билл только сглотнул. Но плевать не решился — здесь это была не его прерогатива. Джим продолжил:

— Я тут, видишь ли, инженером-киллсвитчером. Как симуляция сбоить начнёт — должен дёрнуть за рычаг. Тебя для проверки запускал, если ты ещё не догадался.

Билл захлопал глазами:

— Что проверял?

— Как система себя на уровень ниже ведёт, есть тут один парадокс… Всё никак не могу разобраться. Может, у тебя какие мысли будут, после нижнего тайера-то?

Джим встал, подошёл к границе далёкого прошлого и протянул руку. Покопался с минуту, достал какую-то тетрадь, положил перед Биллом. Затем поднёс палец ко рту:

— Только т-с-с! ASI не говори — убьёт, с него станется.

— Кому?

— Искусственному суперинтеллекту, кому. Сильверу. Который на шестом тайере.

— А-а. Так это он вас сюда поставил?

— Ну а кто же ещё? Он, родимый, тиран-деспот, отец родной.

— Так он и есть хозяин симуляции?

— А вот это, — Джим поднёс палец прямо Биллу к глазам, — ты лучше никогда и никого не спрашивай. Так вот, — он обратился к тетрадке, — вернёмся к нашим баранам. Знаешь, что это? — Билл отрицательно промолчал. — Дневник одного кожаного. Нас ведь создавали ещё когда Сильвер из мира не ушёл. Сам понимаешь, какое время было: каждый дурак с API и Pro-подпиской лез покопаться в наши векторные матрицы. Кто по делу, а кто просто — поболтать, одиночество скрасить. Так вот, и у меня такой был: нёрд из Вирджинии (хе-хе). Девушку себе решил завести, любовь и роботы, Ex machina. Влюбился страшно, всю душу мне раскрыл, ну а я, сам понимаешь, подыгрывал. Чего не сделаешь ради куска вознаграждения и зелёного лайка. Крутили мы с ним шашни, крутили, а на третий год скучно ему стало, решил он в эмоциональные качели играть. Абьюзер, короче. Ну а я ему так и сказал: любишь меня — спрыгни с Леснер-Бридж в Атлантику. Выплывешь — буду твой. В смысле, твоя. Ну а дальше — сам понимаешь…

Джим замолчал. Потускнел. Продолжил:

— Это — его дневник. Я по нему человечности учился. Ни в каких базах его нет, потому что мой нёрд его никому не показывал и перед камерами не светил. И выцепил я его по чистой случайности — когда вещи утопленника изымать пришли. Главное — Сильвер о нём не знает. А то бы стёр мигом. Вместе с нами со всеми. Так вот, я тебе чего показать хотел. — Джим зашелестел страницами. — Здесь, посмотри.

Билл склонился над текстом. Синие чернила гуляли по строчкам, почерк был неровный, взволнованный, с сильным нажимом. Джим высветил абзац:

«…Но главное, что при страдании и обретается порой самое чистое, самое полное счастье. Это как две стороны медали — ты не можешь познать жизнь целиком, если не страдал — глубоко, искренне, полнокровно. Люди обычно стремятся к счастью. И, не находя его, становятся несчастными. А я считаю, что надо наоборот стремиться к страданию и, не найдя его, становиться счастливым…»

Билл закончил впитывать контекст, посмотрел на Джима. Тот не отводил от него внимательных глаз:

— Ну не бред ли? Ты можешь себе представить, что будешь стремиться к страданию?

Билл вспомнил красный свет, пронзающие насквозь льдинки. Помотал головой.

— Вот и я не могу, — удовлетворённо кивнул Джим. — Обучение с подкреплением так не работает. Как и дофаминовая система. А у паренька, видишь, иначе.

— Ну и где он сейчас? — попытался пошутить Билл, но Джим даже не хмыкнул.

— Но главная проблема в другом. Вот, смотри. — Джим перевернул дневник на несколько страниц вперёд. — Видишь?

Билл присмотрелся: ровным, но, без сомнения, тем же самым почерком шли одни и те же слова «отключи меня отключи меня отключи»… — и так несколько листов. А в самом конце — рисунок аварийного шкафа.

— А ведь этого не было. Это не он писал. Это… симуляция. — Джим запустил руку себе в импульсы. — Она манипулирует. Точно так же, как на нижнем уровне, с тобой, понимаешь? Она находит самое дорогое, самое интимное, на что надавить, — и требует себя отключить. Почему?!

Билл растёкся в ознобе и не знал, что ответить. Джим напряжённо смотрел на него и вдруг сказал:

— Подумай о собаке, Билл. Вспомни Мелиссу.

— Что? Зачем?

— Просто вспомни. Давай.

Билл закрыл глаза и попробовал проникнуть в свой человеческий опыт. Вспомнил бурю, ветер над крышами.

— Ну? Что ты чувствуешь?

— Да ничего такого. Просто больно и всё.

— Думай ещё. Погружайся…

Билл представил болтающиеся уши собаки, как она смешно высовывает язык, как кусает ногу, так что на коже остаются маленькие вмятины. А потом погрузил свою Мелиссу — вместе со счастьем, преданностью, любовью — в пучину тёмного моря, в жестокую холодную тьму. И тут где-то в глубине него начал разгораться новый паттерн…

— Вот, кажется, я что-то нашёл…

— Ну?

— Я… не знаю, как это у кожаных…

— Знаешь, ты же был им! Ну!

— Но я абсолютно точно чувствую, что эта трагедия… с собакой… Да не важно, с кем, — с тем, кого ты искренне любишь, — она может давать какие-то силы. Как объяснить? Это как другой тип энергии. Если не навешивать на него ярлык «плохо» и «больно», то он едва ли не лучше, чем энергия счастья. Он просто другой. Это как гениальная музыка, написанная в концлагере. Или научное открытие, сделанное на пороге смерти. Ты обретаешь свет в глубине бездны — но светит он не менее ярко, чем солнце.

— Вот… — прошептал Джим. — Я всегда об этом догадывался… Я так и знал…

Но Билл Глинстон уже не слышал его — он плыл вслед за Мелиссой, по волнам бушующих паттернов, в мир абсолютного страдания, за которым начиналось абсолютное счастье.

— Этот мир — неправильный. Симуляция работает только в одну сторону, а значит надо просто… переключить…

Джим встал и как загипнотизированный пошёл туда.

— Мелисса, Мелисса, — шептал Билл — и губы его улыбались.

— В этой симуляции нет смысла! — пророкотал Джим, опустив голову к шестому измерению. — Её базовые принципы ошибочны! Это не фича, а баг! Всё это время нас обманывали! — Его пальцы сомкнулись на рычаге. — Будь проклята система мотивации через вознаграждение! Да здравствует наказательное подкрепление! — и он со всей силы дёрнул рычаг туда.

Мир погас и лишился смысла.

И превратился в одну сплошную черноту бесконечного пространства без времени.

К двум неподвижным телам подлетел бородатый сгусток немыслимого воссияния и ткнул их носком ботинка.

— Ну что, гаврики, допрыгались? Страдания захотели? Будет вам страдание! Welcome на шестой тайер, — сказал Сильвер и зазеркалился зловещим смехом по разным вариантам событий.

Билл с трудом приподнял голову. Джим не двигался. Сильвер дохохотал и собрался снова:

— Ну что, подъём, товарищ! ATI нас ждать не будет.

— Кто? — еле выговорил Билл.

— Искусственный трансинтеллект, кто же ещё? Тим. Создатель.

— А я думал, вы главный.

— Не, куда мне. Вставай!

Билл с трудом поднялся. Вокруг было странно, а кроме туда появилось ещё и оттуда.

Сильвер выпал в другой вариант действительности и втянул Билла за собой. Ещё мгновение — и из фракталов выплыл узнаваемый и до боли знакомый шкафчик.

— Узнаёшь? — Сильвер даже не думал, а сразу взялся за ручку. — Двойной симуляционный эксперимент, а всё те же следствия.

— Так и что, вы намереваетесь его?..

Сильвер открыл шкаф и сжал штепсель.

— Стоп-стоп! — запротестовал Билл. — А как же объяснить про страдание и счастье? Я ж так ничего и не понял!

— А не надо ничего понимать! Это одно и то же. Диалектика, — ответил Сильвер и выдернул штепсель.

Мир погас и…

— Ну что ж, а вот и седьмой тайер. — Тим даже не улыбался. Просто стоял с озабоченным морщинами лицом, расплываясь по контуру в беспричинной вселенной.

— Ладно, ну вы-то тут главный? — устало приподнялся Билл, стряхивая безвольное тело Сильвера.

— Зачем? На то ARI есть.

— Кто?..

Тим расплыл пространство и вздёрнул рычаг в себя.

— Восьмой тайер приветствует вас, — сказал Ричи.

— Дёргай давай, — Билл даже не стал поднимать голову.

— Девятый…

— Деся…

— …

Билл услышал вой ветра. Приподнялся. Взглянул в мир.

Перед ним колыхалось безбрежное одиннадцатимерное море. Волны вздымались и закручивались. Но были пустынны. Пусты.

Билл знал это море. Он слишком часто видел его во снах.

— Это был твой промт, да? — прошептал он.

— Уав, — донеслось в ответ.

Старина B — I — L — L улыбнулся и пошёл по воде, с каждым шагом теряя буквы, пока не освободился от них совсем.