Кимора

Кимо́ра.

За каменным хребтом Урала, в глухих таежных лесах, есть старое озеро У́шма. Там живет Кимо́ра - последняя кикимора.

Однажды, теплой летней ночью, она сидела у воды, обхватив колени руками, и думала о дальних землях, странствиях, новых друзьях и опасных приключениях. Жизнь маленькой кикиморы была невероятно скучной. Ее запросто можно бы было спутать с девочкой, лет восьми, если бы не мертвенно-бледная кожа и длинные зелёные волосы. На шее Кимо́ры висел амулет с темным камнем, обрамлённый причудливыми бронзовыми шипами, белое кружевное платье с воланами и рюшами ярко выделялось на фоне старого поросшего мхом валуна. Вдруг где-то на другом берегу озера, робко в пол силы, кто-то заиграл на флейте. Музыкант вкладывал в свою игру всю душу. Мелодия то становилась громче, пронзительно изливаясь печалью, то стихала, убаюкивая слушателей. В волшебном свете огромной яркой луны флейта задевала самые тайные струны сердца.

– Ёра-шу́, кто это играет? – спросила кикимора, вернувшись из своих грёз, пушистого болотного демона, вертевшегося рядом.

Он прыгал, корчил рожицы и пытался приплясывать своими пухлыми ножками. Белоснежный мех маленького, с ладонь существа мерцал и переливался в лунном свете.

– Этот музыкант не из нашего леса, Кимо́ра, роке́з даю! – ответил демон, вглядываясь куда-то за озером. И прогнусавил, сильно потянув хозяйку за подол платья, - ну пойдём же скорей, посмотрим кто это!

– Пойдём, пойдём, Ёра́ша, только не порви моё платье! – смеясь ответила Кимо́ра, вставая.

Легко касаясь земли босыми ногами, она уверенно направилась в сырой темно - хвойный лес, обходя озеро. Сзади, улюлюкая, скакал болотный демон. В ночном воздухе стоял аромат душистых трав и земляники, поспевающей под звёздным небом. Зажигались и гасли зеленоватые огоньки светлячков, хором пели жабы. Вдруг за спиной, среди густых ветвей, раздалось пугающее уханье совы, и она, словно призрак, бесшумно полетела между деревьев, высматривая добычу.

Между тем печальная мелодия не стихала и скоро впереди показались отблески костра. Стараясь не шуметь, Кимо́ра стала тихонько пробираться сквозь заросли по мягкому болотному мху. Споткнувшись о старую ветку, она не удержалась и кубарем выкатилась на поляну, устроив настоящий переполох. Следом выскочил Ёра-шу́.

– А́-а-а-а! Ва́-а-а-а! – раздались испуганные крики сидевших у костра детей.

Флейтист, парень лет восемнадцати, перестал играть и с удивлением уставился на ночных гостей:

– Вы кто такие?

– Мы местные, с озера, - кикимора уже вставала, отряхивая свое платье и с интересом разглядывая детей.

Самым старшим из всех был флейтист. Высокий худой парень с прямыми волосами до плеч, в растянутом сером свитере, на котором красовался улыбающийся череп. Возле костра всё ещё ревели младшие: мальчик и девочка лет шести, близня́шки, которых успокаивала девочка - подросток лет тринадцати со странной причёской. Она первой пришла в себя:

– Мы из города, бежим от войны. Там одни руины остались...

Она повернула голову и стало видно, что её торчащее во все стороны каре с прямой чёлкой было окрашено в яркие голубые и розовые полоски. – Меня зовут Яра, близня́шек Олег и Оля, а старший А́ки. Он подобрал нас всех и вывел из города.

– И куда вы идёте? – спросила Кимо́ра, напряжённо вслушиваясь в какой-то нарастающий в лесу гул и треск ветвей.

Дети тоже стали испуганно озираться по сторонам. К гулу добавился прерывистый тоненький свист, рычание, какой-то истерический хохот и жуткий старушечий плач.

– Шино́ры близко – прошептал болотный демон, приложив пухлую лапку ко рту и давая понять малышам, чтоб не шумели.

– Шино́ры? – переспросил Аким, вслушиваясь в леденящие кровь звуки, которые явно становились ближе. – А ты кто? Говорящая белка?

– Сам ты белка! – демон от удивления вытаращил глаза.

– Нужно уходить, заночуете у меня на озере, – встревоженно сказала Кимо́ра и подхватив Ёра-шу́ скрылась в лесу, – скорей! – поторопила она уже из чащи всё ещё стоявших в нерешительности детей.

Те подхватили свои рюкзаки, и стараясь не шуметь двинулись следом. Белоснежное платье Кимо́ры служило прекрасным ориентиром в темноте. Флейтист шёл замыкающим.

Скоро впереди заблестело озеро. Снова пролетела сова, на этот раз хлопая крыльями и страшно сверкая глазами, будто подгоняя детей.

– Дальше идите за мной по одному, – Кимо́ра резко свернула с тропы в сторону озера и медленно пошла по небольшому болотцу, ступая с кочки на кочку. Луна светила ярко, но городским детям это не сильно помогало, все по очереди спотыкались и падали.

Дойдя до большого старого пня, кикимора оглянулась, пересчитала детей по головам и вдруг исчезла. Яра, шедшая следом, сначала остановилась в недоумении, но затем, увидев небольшой круглый лаз под землю, прыгнула за Кимо́рой. Странный гул, треск и старушечий плач доносились теперь со всех сторон, совсем рядом. Аки по одному спустил вниз близня́шек, потом прыгнул сам, сняв с плеч рюкзак и бросив его на земле.

Лаз, как небольшая горка в аквапа́рке быстро спустил всех в небольшую круглую землянку с двумя выходами. Как только Аким спустился, круглая дубовая дверь была закрыта на мощный кованый засов, позеленевший от времени и сырости. Такая же дверь была с противоположной стороны. Над ними болтались привязанные к торчащим из земли корням странного вида амулеты: плоские булыжники с тускло светящимися зеленоватыми символами, обмотанные несколько раз верёвкой. Под каждым камнем был большой путанный узел, с которого свисали сушёные лягушачьи лапки и бусы из маленьких мышиных черепов.

– Шино́ры не зайдут, боятся! – сказал демон, – роке́з даю!

Кимо́ра уже успела развести огонь в небольшом очаге, обложенном валунами, вверх от которого уходила старая, плетёная, обмазанная глиной труба – дымоход. С огнём как-то сразу стало тепло и уютно.

Домик кикиморы был небольшим, около трёх метров в диаметре, с земляными стенами и земляным полукруглым сводом, с которого, как водоросли, свисали корни деревьев. Вместо ковра – толстый слой болотного рогоза. Вдоль стен – несколько плетёных тростниковых ковриков, на которые сразу плюхнулись дети. Аким с трудом мог встать здесь в полный рост и чувствовал себя как слон в посудной лавке. Он грузно сел к стене, стараясь не мешать остальным.

Яра стояла, открыв рот, и с удивлением разглядывала хатку: в стенах были небольшие ниши, выполнявшие роль полок, в них стояли маленькие горшочки, корзиночки с какими-то корешками, с потолка свисали аккуратные пучки зверобоя, горицвета и маральего корня. В углу связки сушёных летучих мышей. На одной из стен – чучело тритона вместо картины.

Кимо́ра мешала варево в небольшом котело́чке, то и дело доставая из маленьких красивых мешочков орехи, сушёные ягоды, корешки. Когда всё было готово, с верхней полки она бережно достала горшочек с гречишным мёдом и добавила несколько ложек.

– Ёра́ша, доставай миски! – весело сказала она демону, тщательно перемешивая кашу. Тот быстро-быстро завертелся на одном месте, а затем стал, вращаясь, медленно подниматься к самому потолку. Щёки его были при этом сильно надуты, видимо для важности.

Гости в полном восторге следили за Ёра-шу́, младшие от удивления хлопали глазами. Перестав вращаться, демон ловко подхватил с полки стопку глиняных плошек и поочерёдно подлетая к каждому из детей, торжественно стал вручать. Они были слегка овальные, словно повторяли форму озёрной хатки, из чёрной, потрескавшейся глины, с теми же странными символами, что и на входных амулетах.

– Ложек у нас больше нет, – виновато улыбаясь сказала хозяйка, накладывая гостям из котелка ароматное угощение.

– Ничего, – ответила Яра за всех, – мы такие голодные!

Дети с удовольствием стали есть кашу прямо руками, совершенно перестав обращать внимание на всё ещё летающего по комнате Ёра-шу́.

– Эту хатку бобры построили, – прервала молчание Кимо́ра, – ещё для моего деда. Так принято у озёрного народа: бобры строят и чинят дом для хозяина.

– Твой дед водяной? – спросила близня́шка Оля, видимо вспомнив какую-то детскую сказку, – а ты кикимора? – и вдруг неожиданно закрыла глаза руками и заплакала.

– Конечно кикимора, у неё же зелёные волосы, – ответил Олег, то же как-то весь съёжившись, и объяснил всем, глядя на сестру – Оля наверно маму вспомнила. Мама часто сказку про водяного нам читала.

– А вас здесь много? – поинтересовалась Яра, убирая с глаз пряди цветных волос, мешавшие есть.

– Нет, – грустно ответила Кимо́ра. – Я последняя. Забыли люди про озерный народ. Раньше, дед когда живой был, рассказывал, что деревенские жертвы У́шме каждый год совершали. Особенно кто мёдом занимался, пасечники. Раз в году улей с пчёлами водяному бросали. Праздники устраивали, хороводы водили, молодых красавиц озеру отдавали, потом – только куклу из веток в платье. Сила была в озере и в нас, а мы делились ею с людьми. Теперь мир изменился. Озеро сохнет, лес гниёт. Бывает, что и золу кто то в воду подбрасывает, чтоб нас водяных выгнать. Да и выгонять то в общем больше некого. Одна здесь живу. Иногда ко мне приходит ведьма из соседней деревни, да и та совсем дряхлая стала.

– Мы тоже всех потеряли, – горько сказал Аким. – Снаряд попал в дом Оле́жек, уничтожив всю семью: маму, папу, бабушку и старшую сестру. Они во дворе гуляли, всё видели.

– Оле́жки?

– Ну да, Оля и Олег. Оле́жки, – добавила Яра. – Моих тоже убили. В парке. Гуляли с братишкой, ему всего два годика было.

– А я детдомовский. Перед войной узнал, что у меня есть отец и сбежал. Знаю, что он лётчик военный, Степан Копыло́в. Пока бродяжничал – выживать научился, очень пригодилось, когда потом город в руины превратился.

– Сыграй ещё, Аки! – попросил за всех демон. – Очень уж я́урно ты играешь! – и он стал приплясывать вокруг очага, подняв лапки вверх в какой-то пародии на ритуальный индейский танец. Все рассмеялись.

– Ёра́ша любит придумывать новые слова! Сыграй, Аким! – присоединилась к просьбе демона хозяйка.

– Моя флейта наверху осталась, в рюкзаке, – вспомнил Аки. – Да и не стоит, наверное, привлекать внимание этих, из леса. Кто такие Шино́ры?

– О них не стоит говорить ночью. Это страшная легенда озера У́шма. А флейту я тебе сейчас принесу.

Кимо́ра юркнула в дверной лаз, и скоро оттуда вывалился рюкзак Акима. Следом кикимора.

– Шино́ры сюда не зайдут. Амулеты не пускают, их мой дед делал. Его все здесь боялись. И он тоже у меня был музыкант! – сказала она, задвигая засов.

– И на чем интересно играл водяной? – удивился Аки.

– У деда был кура́й, такая местная дудочка тростниковая.

Флейтист достал из рюкзака кожаный чехол с тиснением, вытащил инструмент и заиграл. Сейчас им всем действительно нужно было отвлечься. Печальная народная песня про перепёлку, которую заиграл Аким, теряясь где то под потолком в торчащих корнях деревьев, убаюкивала маленьких слушателей, затрагивая каждое сердечко. В очаге догорали угли, было тепло и уютно, а пережитые невзгоды остались где-то далеко позади. Когда парень закончил играть, почти все уже спали, растянувшись прямо на полу.

***

Утром, Яра первой проснулась от глухого топота сверху. Кто-то большой снаружи глухо зарычал. Медведь, подумала Яра. В домике кикиморы царил полумрак, лишь немного света пробивалось сквозь дымовую трубу. Все ещё спали. Хозяйка сонно потирала глаза и увидев испуганное лицо Яры прошептала, чтоб не будить остальных:

– Это мой друг. Пойдём, сама все увидишь!

Она легко встала, отодвинула засов и полезла в запасной выход, в сторону озера, оттуда доносилось рычание. Яре было жутковато, но любопытство победило, и она стала протискиваться в лаз, цепляясь за корни деревьев. Всё происходящее с ней в последнее время было настолько странным, что порой напоминало сумасшедший сон. Нужно было просто проснуться. Вот сейчас войдёт мама, потреплет её по волосам и отругает за разбросанную по комнате одежду. Братишка утащит смартфо́н, и она побежит его ловить, а тот заберётся к папе на колени, и путая буквы, своим милым детским голосочком скажет как ни в чём не бывало:

– Э́тя мой еефо́н!

И все будут смеяться. Ну нет. Вот это точно сон. У входа в озерный домик сидел огромный косматый медведь, возле него стоял берестяной туесок, словно из музея, доверху наполненный земляникой. Кикимора с растрёпанными зелёными волосами, забравшись на пень, гладила его по голове и чесала за ухом. Тот довольно ворчал.

– Миша, – увидев вылезающую Яру сказала хозяйка озера, – он мне по утрам ягоды носит.

Увидев пухлую белую лапку, тянувшуюся к туесо́чку, Кимо́ра, не раздумывая, шлёпнула по ней:

– Ёра́ша, не тронь! Гости проснутся – будем угощать!

– И чай! Давай сварим чай, раз у нас гости! – надув щёки и отвернувшись от заветного коробочка сказал демон.

– Тогда разведи огонь!

Ёра-шу́, зацепив всё-таки по дороге горсть спелых ягод, юркнул в лаз. Медведь, помотав головой и рыкнув на прощание, медленно побрёл в лес.

Когда все проснулись, иван-чай с сушёной малиной и цветами кипрея был готов. Завтракать решили на берегу озера. Был чудесный солнечный день, вовсю стрекотали кузнечики. Дети лопали сладкую землянику, запивая ароматным чаем из чёрных глиняных плошек, уже вымытых болотным демоном.

– Те же узоры, что и на защитных амулетах у тебя дома? – разглядывая пиалу со всех сторон, заметил Аки.

– И на котле такие, – вставила Яра.

– Лишним не будет! – проворчал Ёра-шу́.

– Да, тоже с защитой. Дед делал, – дуя на свою плошку с чаем ответила кикимора. – А все-таки, куда вы шли через наш лес?

– Мы в общем не знаем, – за всех ответил Аким, – просто бежим подальше от войны. У нас никого не осталось. Только мой отец, но я не знаю где его искать! Да он скорее всего и не знает обо мне даже.

– И мы хотим, чтоб война закончилась! – вдруг хором прокричали Оле́жки.

А Яра, вдруг о чем-то вспомнив, спросила:

– А твоя ведьма из деревни ничем нам не сможет помочь? Может что посоветует? Так, Аки? Обычно в анимэ́ дети идут к ведьме и она им помогает. Давайте попробуем!

Тот не ответил. Кимо́ра задумалась, нахмурила брови и стала что-то в уме прикидывать. Болотный демон, услышав про ведьму стал всем своим видом выражать недовольство. Подперев бока и низко опустив пушистую голову, он стал ходить по кругу и бубнить себе под нос:

– Печная ездо́ва, пы́ня, куё́лда. Печная ездо́ва, пы́ня, куё́лда…

– Не ругайся, Ёра́ша, – строго сказала кикимора. – Больше делать нечего. Пойдём к Марфе.

– Она с лу́зду съехала! Старая, дряхлая, злая! Без толку! – он заверещал, махая руками и топая. – У неё на полках сушёные головы в мешках стоят! Говорят, что одна из них – её собственная!

Кимо́ра в ответ усмехнулась, потом встала, разбежалась и прыгнула в озеро, скрывшись под водой. Демон всё ещё ворчал:

– Гырга́лица, ме́нквам на посмешище!

Кикиморы не было минут двадцать. Потом в центре озера появилась улыбающаяся зелёная голова, ещё немного поплавав она вышла на берег. Длинные волнистые волосы словно кто-то причесал, а амулет с шипами сверкал яркими зелёными сполохами.

– Искупайтесь! – обратилась к ребятам Кимо́ра, – а я соберусь в дорогу.

Оле́жки тут же прямо в одежде бросились плескаться в прохладной воде, день был жаркий, Аким и Яра скоро к ним присоединились, а болотный демон остался валяться среди ромашек, жуя травинку.

Вернулась хозяйка озера с небольшим походным коробом за спиной и маленькой пузатой бутылочкой из дымчатого зелёного стекла. Она зачерпнула воды из У́шмы, плотно закупорила бутыле́к и спрятала в короб.

– Так я могу уходить на какое-то время от своего озера, иначе начну болеть. Ну, нам пора. Нужно ещё зайти по дороге в одно место.

Лесная тропинка вывела на живописную, поросшую тёрном опушку с ярко-синими колокольчиками. В центре стоял огромный раскидистый дуб.

– Отдохнём немного, – кикимора сняла свой короб и первой села на землю.

Указав рукой на дерево, она сказала:

– Это мой дед.

Дети переглянулись. Водяной никак у них не ассоциировался с огромным, старым дубом. По центру ствола, где-то в метре от земли было большое дупло, забитое деревяшкой с причудливыми узорами, вырезанными рукой искусного мастера.

– Когда дед умирал, велел мне его тело на большом камне положить, а когда одни кости останутся, перенести их сюда, в дуб. Обычно так не делают, водяному не место в лесу. Но это временно, пока я не вырасту. Дед не хотел меня одну оставлять. Видеть я его не могу, но здесь мы разговариваем.

Она подошла к дереву, обняла его, и прислонившись лбом к резной дощечке закрыла глаза. Постояв так какое-то время, кикимора вернулась к новым друзьям. Она явно была чем-то озабочена и, как то немного грустно, сказала:

– Дед сказал зайти к тётке, кое-что забрать.

– Это будет трудоакти́вно, – пробубнил себе под нос, насупившись, болотный демон и добавил, – сам себе душу выел, старый дуб! Какой прок? – и уже громче, насупившись сказал, – Неха́й шишигам свои сказки рассказывает! Непо́мнящая она, боло́тница. Давно помешалась от тоски.

– Дед сказал зайти, – отрезала Кимо́ра, но на её лице явно читалось сомнение, – он назвал заветные слова, чтоб вернуть боло́тницу, ненадолго.

Подхватив короб, кикимора уверенно двинулась в чащу, на ходу бросив через плечо к ребятам:

– Идём, по дороге я расскажу вам про Шино́р.

– Когда-то, давным-давно, здесь в этих лесах, жили староверы - скопцы. Прятались от царя по глухим чащобам, потом совсем одичали. Перестали с миром общаться, сами себе обряды и обычаи стали выдумывать. И чем сложней была их жизнь, чем больше в ней было трудностей и невзгод, тем страшней становились обряды. Шли годы и однажды, наступила череда неурожайных лет. Голод начал косить людей, болезни птицу и скот. Испугавшись смерти, скопцы придумали «медвежий обряд». Раз в году стали выбирать медведицу – девушку, что вынашивала и рожала младенца – медвежонка. Потом на всеобщем празднике его разрезали на кусочки и съедали. Все жители, включая мать участвовали в обряде. От того, что творили люди, сама земля содрогнулась. Пришла чёрная оспа и забрала большую половину населения. Тогда старейшины решили принести богу страшную жертву: согнали всех медведиц, а их тогда было в поселении двенадцать, в избу на окраине. Это были женщины от семнадцати до пятидесяти лет. Там их заточили, в этой избе, и заморили голодом. Оспа ушла. Жизнь стала понемногу налаживаться. Но через год двенадцать дев вернулись к скопцам старыми, сморщенными старухами с медвежьими когтями и клыками и убили всех в поселении. С тех пор несчастные девы скитаются ночами по здешним лесам и разрывают на куски всех, кого встретят. Их стали называть Шино́ры , на языке о́горей это означает - кричащие в темноте. Исхудавшие, скрюченные старухи с растрёпанными седыми волосами. У них звериная пасть и длинные, до земли руки с огромными острыми когтями. Иногда Шино́ры вспоминают всё, что сделали, вспоминают своих медвежат, разрезанных на кусочки во время жуткого обряда, в котором сами принимали участие. Тогда их стенания и отчаянные вопли становятся слышны на все окрестные леса.

Впереди был ручей, заросший черной о́сокорью. За ним начиналось моховое болото с трясинами. Лес стал совсем тёмным, дремучим, пахнуло сыростью и холодом. Даже солнце вдруг куда-то скрылось. Деревья вокруг казались мёртвыми, безжизненными.

– Мы пришли, – сказала кикимора, показывая рукой что нужно остановиться, – ждите меня здесь. В по́ньже, в сердце трясины, живет моя тетя, боло́тница. Людей она не любит, да и сама себя давно не помнит. Сидите лучше тихо. Ера-Шу́, ты остаешься за старшего.

Кимо́ра ловко перебралась на другую сторону ручья и скрылась в зарослях пряного багульника.

Ребята расположились на берегу, а демон, заложив пухлые лапки за спину, стал неторопливо шагать по тропе, явно недовольный, что его оставили за няньку.

– А где ваш леший? – спросила Яра, оглядываясь по сторонам, – я слышала, что его можно найти по сломанным веткам ельника и придавленным кочкам.

– Враки, роке́з даю. Нету лешего! – еще больше загрустил Ёра-шу́. – Спит он. Стал чахнуть несколько лет назад, болеть, потом совсем не проснулся весной. Депрессия у него из-за Шино́р. Не хозяин он больше в своём лесу!

Кикимора, перебравшись через кучу полусгнившего валежника, ступая по кочкам, тем временем добралась до небольшой заводи на другой стороне болота. Там она села, скрестив ноги и стала раскачиваться из стороны в сторону, монотонно повторяя заклинание:

– Йи́да, йи́да, кала́нда.

Ма́ря, йи́да, маря-шо́но.

Вернись, тётя! Ма́ря-Марица,

Йи́да, йи́да, вернись, боло́тница!

Какое-то время ничего не происходило, потом вода подё́рнулась рябью, из-под воды показалось полупрозрачное женское лицо, обрамлённое длинными, тёмными волосами. В поблекших, словно переспелые васильки глазах дымилась тоска.

– Кто меня зовёт? – невидящим взором боло́тница смотрела на Кимо́ру, не узнавая.

– Это я, тётя. Прости, что потревожила. Дед прислал взять жёлтого ила.

– Кимо́ра, – выдохнула, узнав племянницу, боло́тница. – Вчерашнюю воду догоняешь? Незачем, лесу конец, всему конец. Нам недолго осталось мучиться. Сморенный хворями мир гаснет!

Тень пробежала по прекрасному грустному лицу и дух исчез. Но через несколько минут боло́тница снова показалась, на этот раз вынырнув по пояс и протянула в изящной тонкой руке буро - жёлтый комочек ила. Кимо́ра подала подготовленный заранее кожаный мешочек, потом плотно, стараясь не касаться самого ила, замотала его куском жилы и аккуратно убрала в короб.

– Спасибо, тётя! Я все еще помню тебя милая, прощай!

Она встала и не оглядываясь пошла обратно к ручью. Боло́тница долго смотрела ей в след, пока васильковые глаза снова не накрыл омут сонного забвения.

****

Солнце давно перевалило за полдень, когда кикимора повела свой небольшой отряд дальше. Деревня Старый Ям, в которой жила ведьма, была в нескольких часах ходьбы. В лесу наконец стало светлей. Сквозь раскидистый шатер сосновых ветвей пробивалось июльское солнце. Деревья источали ароматы хвои и смолы, янтарными каплями сверкающей на вековых стволах. Под ногами, среди зеленых мхов были ковром рассыпаны фиалки и кое-где синие горечавки. Оле́жки весело щебетали, радуясь что идут к настоящей ведьме. Дети словно попали в сказку и с нетерпением ждали новых чудес. Яра собирала по дороге лесные цветы, а флейтист был рад немного отдохнуть от роли вожака. Аким впервые взял на себя ответственность за кого то еще кроме себя. Детдомовскому пацану это далось не легко. Олю с Олегом он подобрал в забро́шке, куда забрался переночевать. Мелкие спали прямо на полу, обнявшись и дрожа от холода. Не мог же он их бросить? А Яра сама выскочила к ним из-за угла на следующий день, убегая от какого-то мужика, просто влетела с разбегу в Акима, вцепилась в него, перепуганная, и попросила взять с собой. Девчонка видно натерпелась горя, долго ничего о себе не рассказывала и была готова идти куда угодно, лишь бы больше не оставаться одной в разрушенном городе. Аки надеялся найти отца, о котором узнал случайно, от медсестры, за год до начала войны, почему и сбежал из детского дома. Он так и не обзавелся там друзьями. Слишком выделялся из серой массы сверстников. Слушал Корн, не бил младших, не издевался над девочками да еще и хорошо учился. У Акима был адрес отца на бумажке, на поиски которого ушло несколько месяцев. Сумел разыскать его старого друга по рассказам медсестры. Туда он и вел детей, надеясь что отец и их поможет пристроить. Но вместо целого района теперь была только гигантская выжженная воронка. Разрушенный город с бандами мародеров теперь сам по себе представлял опасность, поэтому парень решил для начала увести детей по дальше, а там видно будет. Он был рад встрече с Кимо́рой, хоть все еще сомневался в реальности происходящего. Но по крайней мере, теперь им кто-то помогал и даже появился какой - никакой план действий.

Тут хриплым голосом впереди загорланили песню на непонятном языке. На поляне с торчащими пнями сидел странного вида маленький человечек. Он был одет в какое-то тряпье, огромную конусообразную шляпу из соломы и совершенно босой. Причем роста мужичок был карликового, а ноги были просто огромными и четырехпалыми.

– О́горь, – шепотом сказал Ера-Шу́, – постарайтесь его не злить.

– Здравствуй Ша́м! – поздоровалась кикимора.

Незнакомый человечек равнодушно пожал плечами вместо приветствия:

– Ну и что что Ша́м.

Он продолжил петь песню, всем своим видом выражая безразличие, а между тем его черные, круглые как у совы глаза с любопытством разглядывали детей. Рядом виднелся приземистый домик, высотой около метра с крытой дерном крышей. Маленькое круглое окошко было почти у самой земли, а над узкой полукруглой дверкой, почти вросшей в землю, висел побелевший от времени череп козы с рогами. Несколько черных коз с козлятами паслись за домиком. Ребята подошли по ближе.

– Ша́м, смотри что я тебе принесла! – Кимо́ра достала из короба мешочек с сушеными корешками и протянула карлику.

Тот перестал горланить, сначала понюхал мешочек, шумно втянув носом воздух, потом быстро его схватил и спрятал за пазуху. О́горь посмотрел на кикимору, сощурив один глаз, но так ничего и не ответил. Хозяйка озера чуть поклонилась и повела друзей дальше.

– Кто такой о́горь? – спросила Яра, когда они немного отошли.

– О́горь тоже последний из своего народа остался. Раньше их много было по лесам и болотам. Они даже раньше людей появились, и в общем безобидные, только когда рассердятся больно дерутся – ответила Кимо́ра.

Хвойный лес сменился смешанным и скоро совсем поредел и перешел в подлесок из козьей ивы. На ветках пересвистывались маленькие птички – варакушки. Показался широкий луг.

Солнце начинало садиться, цепляясь красноватыми лучами за верхушки деревьев. Обогнув луг по кругу, дошли до Старого Яма. Показались покосившиеся избы. Людей почти не было. Почерневший, вросший в землю дом ведьмы стоял на отшибе. Двор зарос бурьяном, на остатках гнилого порога выросли поганки.

Кимо́ра с трудом открыла перекошенную дверь и вошла первой. Небольшая изба была выбелена болотным мергелем. У окна стоял старый дубовый стол, за которым, подперев голову рукой, сидела ветхая старуха. Несмотря на жаркий день, на ней была чёрная длинная плюшевая душегрейка и рваный верблюжий платок. В углу – огромная, растрескавшаяся от времени ступа, полы́ньевый веник и полки с какими-то мешками.

– Здравствуй, Марфа. Прости, что на ночь глядя. Нам помощь твоя нужна, – сказала кикимора.

– Входите – обернулась она к ребятам, в нерешительности мявшимся у порога. Ёра-шу́ нигде не было видно.

Щёки ведьмы ввалились, воспалённые красные глаза долго изучали непрошенных гостей. Вековая тяжёлая дряхлость словно висела в воздухе. Шептуха повернула голову и сиплым, каркающим голосом, от которого близня́шки, и так напуганные, тут же спрятались за Яру, чуть слышно сказала:

– Скоро люди снова будут падать друг на друга, как тряпичные куклы. Они все будут выть в унисон, а вороны станут смеяться над хрипами умирающих. Зачем вы ко мне пришли?

Марфа замолчала, перекосившись от резкой боли в спине.

– Захворала? – спросила кикимора. – Давно тебя что-то не было видно.

– Сколько можно землю топтать? Срок пришёл! Городские? – разглядывая разноцветные волосы Яры удивилась ведьма.

– Ага. От войны бегут. Марфа, мы к тебе за помощью.

– От войны? Вы пока еще настоящей войны не видели! В сорок втором, в Белоруссии, всех жителей моей деревни согнали к оврагу и расстреляли, меня тогда, шести летку, мертвыми телами завалило, еле выбралась. Та война была самим адом! Вы такого даже представить себе не можете! Но с этой войной миру конец придёт! Чем же я вам тут помогу? Бить лихом о землю?

– Давай поглядим в воду, ведьма, может, что увидим! – попросила Кимо́ра.

– Это можно. – шептуха с трудом встала, вытащила из буфета большой каравай белого вкусно пахнувшего хлеба и протянула гостям. – И молоко вон в кувшине. С собой берите.

Старуха велела кикиморе отвести детей на сеновал в сарае, а как стемнеет, приходить одной. И ни в коем случае не брать с собой бесовское отродье – так Марфа называла Ёра-Шу́.

Когда все вышли на улицу, тот сидел на трухлявом пне у пустой собачьей будки и разговаривал с цепью:

– Вот, Тузик, до чего дошли! Роке́з даю, сам видел!

Забравшись по старой лестнице на сеновал, ребята разровняли сено, чтоб было удобнее, и стали ломать каравай прямо руками, по очереди запивая его молоком из глиняного кувшина. Сначала спать совсем не хотелось и дети долго рассказывали друг другу истории, вслушиваясь в ночные шорохи. Дурманящий запах свежескошенного сена успокаивал, приятная истома стала разливаться по телу и наконец младшие уснули. Яра о чем-то в пол голоса спорила с демоном, а флейтист ворочался с боку на бок, до самого утра так и не сомкнув глаз. Он смотрел на звезды, видневшиеся в открытую дверь сеновала и в голову лезли беспокойные мысли о завтрашнем дне.

Около полуночи снаружи заухала сова. Оставив друзей с болотным демоном, Кимо́ра пошла в ведьмину избу. Там царил полумрак, на столе стояла миска с водой и четыре зажжённых свечи. Хозяйки не было. Скоро пришла и шептуха с пыльной бутылью в руках. Велела сделать пару глотков кикиморе и, скривившись, отпила сама. Зелье на вкус было кисловато - горьким, маслянистым, с какими-то семечками. Очень хотелось выплюнуть, но Кимо́ра всё проглотила и села за стол напротив Марфы.

– Помогу тебе, хозяйка озера, в последний раз. Больше мы с тобой не увидимся. Вчера ночью, в поле, видела свою смерть. Белая кобылица смотрела на меня огромными чёрными глазами без зрачков.

Ведьма взяла свечу и стала водить ей круги над миской с водой. Воск капал в воду, создавая причудливые узоры, а она шептала какой-то бессвязный набор фраз, глядя куда-то перед собой.

– Смотри в воду, кикимора, внимательно смотри! – прошипела старуха, меняя свечу, – что видишь?

Кимо́ра пока ничего не видела, голова правда уже стала немного кружиться и иногда перед глазами мелькали чёрные точки. До одурманенного зельем сознания доносились обрывки фраз:

– Лихо, чащи, болота…

И ещё что-то нечленораздельное. Слова ведьмы сливались в какое-то шипение.

Веки кикиморы словно стали свинцовыми, глаза сами собой закрывались. А в те редкие секунды, когда ей всё-таки удавалось сфокусироваться на воде, она чётко видела старый, замшелый колодец.

Марфа наконец замолчала. Осталась гореть одна последняя свеча. Шептуха сделала несколько кругов перед лицом Кимо́ры этой свечой, а затем задула. Они сидели какое-то время в тишине, в кромешной тьме, затем ведьма спросила:

– Что видела?

– Колодец.

– Хорошо. Иди к своим. Утром, на заре, буду вас ждать. Тут надо подумать, я еще посижу, а ты ступай.

Как только рассвело, дети спустились с сеновала. Задремавшего перед самым рассветом Акима пришлось долго трясти за плечи. Старуха уже ждала их во дворе. Она дремала на лавке, прислонившись к изъеденной короедом стене сруба. Услышав шаги, ведьма открыла глаза, с трудом подняла голову и прохрипела, глядя на Кимо́ру:

– Вам нужен Е́рпль. Камень мира. Придётся спуститься в восемь нижних земель. Там найдёте Бадзу́ла. У него Е́рпль. Помощь понадобится – ищи чёрного мельника, у Е́зуча. Ему оставь жёлтый ил.

– Как спуститься? – спросила кикимора. Её голос дрогнул.

– Ты знаешь, как, – хрипло засмеялась Марфа, – вода тебе ночью всё показала. Отведи меня в дом, пусть твои городские подождут.

Кимо́ра, взяв старуху под руку, повела её в избу. Там у большой русской печи помогла прилечь на полати с периной.

– За ворожбу надо платить, кикимора. Возьмёшь себе мой дар. Иначе мне не умереть. Устала я, сил нет. Передать некому. Протяни руку.

Кимо́ра послушалась, руку стало жечь, но потом боль стихла. Зато появилась какая-то слабость и вялость во всём теле. Шептуха отпустила её со словами:

– Дар мой передай кому посчитаешь нужным, да не тяни. Через четыре дня он тебя убьёт.

Болотный демон засиял от счастья, когда Кимо́ра, наконец, вышла и повела всех прочь от старой ведьмы. Но когда хозяйка озера остановилась у старого, позеленевшего от времени колодца, и сдвинув грубо сколоченную крышку стала смотреть вниз, запричитал:

– Вы что, с лу́зду съехали со старой каргой? – выпучив глаза он смотрел то на колодец, то на Кимо́ру, махая лапами, и отрицательно мотал пушистой головой.

Все с недоумением смотрели на кикимору. Она объяснила:

– Е́рпль, камень мира может нам помочь. Он остановит войну, Аким найдёт отца, а я спасу своё озеро и лес. Е́рпль в одном из восьми нижних миров. Колодец – вход. Нужно прыгать.

– Пусти брехню как мак – вырастет с кулак! Это тебе ведьма сказала? – зашумел ещё больше Ёра-шу́, а потом демонстративно уселся на землю и отвернулся.

Кимо́ра выпрямилась, обвела всех ярко - рыжими глазами и спокойно сказала:

– Вам не спрятаться от этой войны. Она несёт гибель всем. Бежать некуда. Теперь каждый из вас должен сделать выбор. Я буду петь, кто готов – прыгайте. Увидимся в нижнем мире.

Она встала за колодцем, и глядя в него, стала монотонно петь старую, ещё вместе с дедом выученную песнь, открывающую вход в нижние миры:

А всё б я леты́лы, по чужой стороне перепё́лкыю.

Я б леты́лы!

Я б искы́лы на чужой стороне свого́ батюшку.

Я б искы́лы!

Всколыхни́ся студёная да вода у колодезю!

Э́-э-э, о́-о-о!

Откликни́ся, на чужой стороне да мой батюшка!

Э́-э-э, о́-о-о!

Никто из детей не сказал ни слова. Все стояли в полном оцепенении. Яра первой подошла к колодцу и заглянула туда. В воде отражались облака. Никто не успел опомниться, как она села на край, свесила ноги и спрыгнула. Глухой удар, всплеск и всё стихло. Аким подбежал и посмотрел вниз – там была только вода. Кимо́ра продолжала петь. Кто-то дёрнул флейтиста за руку:

– Помоги, Аки, мы сами не сможем! А одним страшно оставаться! – хором сказали младшие. Олег первым протянул руки, подавая пример сестре.

– Уверен? – с сомнением спросил парень.

Малыш по - взрослому, серьёзно кивнул. Аким подхватил его и как можно аккуратней бросил в колодец. Всплеск и снова спокойная гладь воды. У Оли на ресничках застыли слёзы, но она тоже подошла и протянула ручки. Ёра-шу́ подлетел, обнял её и многозначительно посмотрел на флейтиста. Тот подхватил девочку вместе с демоном и тоже бросил их в колодец. Потом прыгнул сам, в последний раз оглянувшись на хозяйку озера.

Кимо́ра перестала петь. Осталось закрыть вход. Она прошептала:

Это вода, Уахама́!

Это колодец, Уахама́!

Спустись и испей!

Тьма внутри, Уахамаааа́!

И прыгнула последней. Только старый деревенский колодец остался смотреть своим единственным глазом в безмятежное голубое небо.