Клад

Сорокалетний мужчина, высокий голубоглазый брюнет, нажав на автомобильном брелке кнопку сигнализации, кивнул одобрительно пискнувшему черному стальному коню, словно поблагодарив его за прекрасную поездку, неторопливо пошел в сторону подъезда.

Сегодня вечером он проводил многочисленное семейство в гости к теще. Жена и пятеро дочерей оставили его холостиковать на две недели. Именно столько, по подсчетам Маруси, его супруги, понадобиться на излечение мамы, Зои Федоровны, от тяжелейшего недуга, а именно придуманной мигрени, слабости ног, и подозрения на скоропостижный инфаркт, обострившийся на фоне хандры, отягощенной невыносимым характером, и сдобренных скукой одиночества, и брюзжанием по поводу неудачного замужества дочери, достойной как минимум олигарха, а как максимум принца заморского, или даже короля.

Иван Иванович Иванов звали мужчину, вернувшегося в этот момент домой из аэропорта. Характер он имел спокойный, можно сказать флегматичный. Жил безбедно, да и не мог бедствовать заместитель генерального директора по финансовой части, не маленькой фирмы по производству туалетной бумаги, с весьма образным названием «Поптеришка». Все было бы у него хорошо, если бы не вредная теща, и заветная мечта родить сына.

Если с первой проблемой он справился, купив Зое Федоровне двухкомнатную квартиру на берегу моря, и отселив ее туда, поправлять здоровье на курортном солнышке и морском бризе, то вот со второй справиться оказалось сложнее. Не желала жена рожать пацана, хоть волком вой, пять девчонок подряд. Проклятье какое-то. Сглазил видимо кто-то.

Фамилией своей Иванов гордился, именно Иванов, с ударением на первый слог, а не какой-то там пошлой» «Иванов», с ударением на последний, набивший оскомину многочисленностью, наравне с Петровыми и Сидоровыми. «Иванов», с ударением на переднем слоге звучит гордо.

В семье у него, всех первенцев мужского пола называли Иванами. Традиция такая зародилась в незапамятные времена, почему так произошло, ни кто уже не помнил, но она никогда не нарушалась, и теперь мужчина рисковал стать последним из династии Иванов Ивановичей Ивановых, если жена не родит ему все-таки долгожданного сына, продолжателя рода, носителя великой фамилии.

К теще Маруся уехала беременной в шестой раз, и не смотря на то, что срок давно уже позволял определить пол ребенка, папа с мамой не спешили узнавать, кто находиться в огромном животе, надеясь на лучшее, при чем у каждого, это лучшее представлялось по своему: Муж ждал наследника, а жена, возможность наконец прекратить на этом рожать.

Обычно Иван мало обращал внимание на то, что валяется у него под ногами, мусор его никогда не интересовал, так уж воспитан был этот мужчина, но в этот раз, словно кто-то подзатыльник дал, даже голова слегка закружилась, что бы мимо не проходил, заставив все-таки нагнуться к блестящему предмету.

Находка оказалась странной монетой, где на аверсе светило, выгравированное на позеленевшей в крапинку меди солнце, а на реверсе тусклая луна и три звезды в форме треугольника, но самое необычное в этой вещи, было то, что гурта как такового не было, а вместо него как сливочное масло между хлебом и сыром находился слой светло-зеленой плесени, которая однако держала половинки крепко, хлюпала и подрагивала при нажатии, но не пахла, ни капала и не вытекала.

Первым порывом Ивана, было естественное желание выкинуть, столь грязный, да еще и подозрительный предмет, но любопытство, поборовшись с брезгливостью, все же победило отвращение. Положить в карман монету он побрезговал, потому так и зашел в подъезд, а потом и в квартиру с зажатой в ладони странной вещью на вытянутой подальше от себя руке, что бы ненароком не запачкать дорогой костюм.

Скинув в коридоре обувь и обувшись в тапочки, он не снимая с себя верхней, уличной одежды, прошел в ванную комнату, где бросил монету в раковину, а сам тщательно помыл руки и только после этого вернулся, и переоделся в домашнее.

На кухне, в плите, в духовом шкафу, женой заботливо был оставлен остывший, к возвращению мужа пирог с яйцом и капустой. Иван, зажег газ, в естественном желании подогреть себе ужин (не любил он холодное), ну а между делом, в ожидании, отмыть и получше рассмотреть странную монету.

Отчистив под струей кипятка основную грязь мылом и щеткой, которые однако так и не справились с заплесневевшим гуртом, для большей безопасности, и во избежание подцепить заразу от каких-либо там бацилл, Иван поместил странную вещицу в стакан с довольно дорогой водкой, которую достал предварительно из бара, где та дожидалась своего звездного часа, по соседству с немецким ликером, шотландским виски и ямайским ромом.

Сделав все что было можно в данной ситуации, и не придумав ни чего более существенного для дезинфекции, он поставил стакан на стол в кухне, а сам пошел смотреть новости по телевизору, в ожидании разогреваемого ужина, в зал.

Не прошло и пяти минут, как не дав дослушать хозяину квартиры последние сводки с аукционных бирж, оттуда где дезинфицировалась монета, раздался стук падающего стакана и характерный хлопок закрываемой дверки духового шкафа.

Что там могло произойти непонятно? В квартире он один, если только форточку забыл закрыть, и сквозняк шалит в помещении? Но какой же силы должен быть ветер, что бы стакан перевернуть? А дверью в кухонной плите хлопнуть? Но что тут раздумывать, если можно просто пойти и посмотреть? Что может быть страшного в собственной квартире, где он знал каждый шов на обоях, каждый стык в паркете, каждую трещинку в мебели. Да и характер Иванов имел далеко не трусливый, а очень даже решительный.

Форточка действительно была открыта. Стакан лежал на боку в луже пролитой, залившей дорогую скатерть водке, а рядом лежала прикрытая легким, белесым туманом, монета. Странный туман, необычный, но всему можно найти объяснение, если захотеть. Но с этим позже, а что там с духовкой?

Дверка закрыта и сквозь стекло, виден в свете тусклой лампочки разогреваемый пирог с капустой. Но что-то там не так? Что-то, или вернее кто-то шевелится, кого Иван туда явно не клал.

— Кот что ли залез? — Усмехнулся сам себе Иванов. — Вот же блохастый, в форточку умудрился запрыгнуть, и как только сил хватило дверку в плите открыть?. Зажарится ведь дурень… Спасть надо — С этими словами он потянул на себя ручку, в попытке освободить пленника, но едва заглянул внутрь, как сел от неожиданности и изумления на пол, выпучив глаза, открыв рот и вытянув ноги.

Прямо посередине пирога, смачно чавкая капустой, сидел малюсенький, вусмерть пьяный, заросший по брови рыжей бородой мужичок, с кусочком яичного желтка, на огромном, усыпанном конопушками носу. Он поднял зеленые, осоловелые от плескающейся в них водки глаза, икнул и произнес голосом оперного баритона:

— Человек! Еще водки, и парку поддай! Холодно в твоей парной становиться.

Сбив на одну сторону кроличий, потасканный треух, еще раз икнув, он неуверенно поднялся на ноги.

Малюсенький, в засаленном вывернутом наизнанку полушубке, с капустой на плечах и воротнике, в пропитанных жиром, лоснящихся, непонятного цвета, коротких, по щиколотку, портках, стоптанных лаптях на голых, вымазанных маслом и раздавленным яйцом ступнях, он топнул властно ногой и не удержав равновесия, рухнул в пирог, погрузившись в парящие ароматом внутренности.

— Чего сидишь? — Вновь икнул он. — Сказал же, водки подай! Закуски море, а выпить нечего. — Странное существо, вполне человеческого, пусть и крохотного роста, замолчало, и через мгновение раздалось его мерное посапывание, причмокивание и храп.

— Свариться же, — подумал Иван, сам себе удивляясь, что не смотря ни на испуг, ни на неожиданность от странного явления, не перестал мыслить ясно, и не свалился в обморок.

Кто это такой, его странный гость, выяснить можно и позже, но если не достать его немедленно из духовки, то непременно погибнет. Температура внутри сто восемьдесят градусов, такое не выдержит ни одно живое существо, созданное из костей, мяса и крови.

Иван торопливо поднялся с пола, выключил газ и достал противень с пирогом и незнакомцем, а тот даже не пошевелился, и безмятежно спал в выеденной им же нише, закопавшись в горячую капусту, и положив голову на желто-коричневую, аппетитно запекшуюся корочку, криво улыбаясь красным ртом, с торчащим с одной стороны, в уголке губ, коричневым клыком.

— Чудеса какие-то… — Прошептал Иван доставая гостя из капусты и ложа на бумажную салфетку.

Незнакомец недовольно поморщился и не открывая глаз буркнул:

— Парку поддай. Что у тебя за баня такая? Не баня, а холодильник, и про водку не забудь. — Буркнул он, сунул ладони под голову и засопел.

— Кто же ты такой? — Иванов сел рядом с ним на табурет и задумался. Страха он так и не испытал, все произошло как-то буднично, или на столько быстро, что он просто не успел испугаться.

Человеком Иван был скептически настроенным ко всем проявлениям мистики и чудес, считая их выдумками, или же еще не исследованными проявлениями природы. Все, что с ним сейчас произошло — это скорее всего и есть то, что еще не попалось ученым для исследований.

— И что мне с тобой делать? — Буркнул Иван, в сторону гостя

— Водку не забудь, — прошамкало во сне странное существо, и вновь засопело.

— Обтереть его надо от масла и капусты, да уложить отсыпаться. — Решил наконец, что следует предпринять в первую очередь, хозяин квартиры. — Потом позвонить в институт какой-нибудь, да специалиста вызвать, пусть там решают, что с этим чудом делать.

Через пятнадцать минут, вычищенный с помощью влажных полотенец и салфеток, маленький мужичок, посапывая, поджав ноги и засунув, как соску палец в рот, спал на детской пеленке, в кожаном кресле, а напротив него в таком же кресле, уткнувшись в стоящий на коленях ноутбук, и не замечая ничего вокруг, рылся в интернете хозяин квартиры, выбирая в какой из институтов звонить.

— Это где это я? Ты по что тать меня похитил? Выкупу хочешь? Так нету у меня выкупу. Бедные мы с бабкой. Клад не нашли еще. — Неожиданно раздался недовольный, хриплый голос, заставивший Ивана вздрогнуть от неожиданности. — Чего молчишь, да дергаешься? Али немой?

Иванов захлопнул крышку ноутбука и посмотрел на гостя.

— Делать мне больше нечего, как только красть непонятно кого. Ты лучше сам мне ответь: «Кто ты такой»? Первый раз такое вижу.

— Так ты что, не крал меня что ли? — Мужичок поднялся, и поправил на голове треух почесав затылок. — Ежели не крал, то попить дай. Все ссохлось внутрях, а во рту жаба нужду справила. — Он икнул. — Не дай помереть с похмела гостю.

— Не командуй. Я алкоголиков обихаживать не нанимался. Отвечай на вопрос: «Кто такой»? — А потом посмотрим, что тебе дать. — Усмехнулся Иван.

— Чё это я алкоголик? Совсем я не алкоголик. Мне вообще пить нельзя, у меня печень, почки, селезенка и аритмия. Да и вообще я во хмелю буйный. — Гость поморщился. — Башка раскалывается. Аспирин есть?

— Если не алкоголик, то чего так нажрался? Да и вообще… Как ты в мою квартиру попал? — Вопросом на вопрос, ответил хозяин квартиры.

— Нажрался… — Недовольно пробурчал гость. — Ежели тебя в бассейн с хмельным посадить, ты не нажрешься? А для меня и стакан, как тот бассейн.

— Чего врешь! — Рыкнул Иванов. — Ты в стакан не поместишься.

— Сам дурак. — Обиделся незнакомец. — Оберег кто в водку кинул? Я едва не захлебнулся там. Пришлось отпить слегка, для придания сил и хорошего настроения, раскачать да уронить сосуд с грешным напитком набок, а тут как раз запах из амбара такой, что слюна потекла. Кто же мог подумать, что у тебя и амбар, и баня в одном помещении находятся. Закусил я там пирожком, да видать мало, вот и развезло на пару да с сорокаградусной вкупе, а тут еще и ты с вопросами глупыми. Я ведь тебя за полового принял.

— Так ты что, в той монете сидел? — Догадался откуда появился в его квартире незнакомец Иван.

— Не в монете, а в амулете, — поднял назидательно вверх указательный палец гость, и икнул. — И не сидел, а путешествовал. Меня ворон на дальнюю заимку, к бабке нес когда какой-то придурок из форточки, в него из рогатки пульнул. Испугалась птица, да и выронила амулет, вернулась бы и подобрала вещицу волшебную, да тут ты явился, выпрыгнул как черт из табакерки, из своего коня железного, и чужое присвоил. Кто ты после этого если не тать?

— Ну ты и наглец, — возмутился на обвинения в воровстве Иванов. — Вломился тайком ко мне в квартиру, напился до поросячьего визга, сожрал половину пирога, а вторую половину изгадил, да еще и обвиняет? У тебя совесть есть? Ты вообще кто такой?

— Никодим я, — буркнул недовольно гость. — Легче стало?

— Я не имя имел ввиду, — недовольно мотнул головой Иванов. — Кто ты по происхождению, по виду? Инопланетянин, или из параллельного мира?

— Начитаются дурни сказок на ночь, потом бредят на яву, — вздохнул незнакомец. — Нет никаких инопланетян, выдумки все это, местный я. Нет, может они конечно где-то и есть, и инопланетяне, и миры параллельные, вселенная огромная, но только не в этот раз, смирись с разочарованием.

Неожиданно заиграла музыка на мотив старой, бесконечной шуточной песенки: «У попа была собака». Гость достал из кармана тулупа отполированный до блеска сучок в виде исковерканной буквы «П», состроил недовольную рожу и посмотрев осуждающе на Ивана, сунул одну часть деревяшки прямо себе в ухо, а вторую поднес ко рту.:

— Сложности у меня! — Рявкнул он, предварительно сбив шапку на одну сторону. — Ваську сбили, а меня какой-то придурок подобрал, водкой опоил, теперь в плену держит… Нет, без меня не начинай, посмотри сериал кокой нибудь по тарелке, или концерт… Я же сказал не начинай. Время есть, успею. Сказал успею, значит успею. Сама дура. — Он замолчал, зло стрельнув по хозяину квартиры глазами и сунул сучек обратно в карман. — Вот теперь, по твоей милости, пропущу зрелище, как цветок распуститься. И чего тебе от меня надо было? Шел домой, так и шел бы дальше. На кой-ляд тебе амулет понадобился?

— Откуда мне было знать, что это амулет, — непонятно почему смутился Иван. — Думал монета редкая, вот и подобрал. А это у тебя что? Телефон?

— Ну телефон. Ты чего телефонов никогда не видел? — Никодим, задумался.

— Таких нет, — мотнул головой Иванов. — Так все же? Кто ты такой?

— Ладно, чего уж теперь, — буркнул гость куда-то в сторону, обращаясь явно не к хозяину квартиры, а к самому себе, убеждая опять же самого себя в правильности совершаемого поступка. — Тут такое дело… — Перевел он взгляд на Ивана. — Ты виноват в прерывании моего путешествия, тебе и исправлять содеянное. Отнесешь меня в лес. Доедешь на своем стальном коне до перекрестка, а далее по грунтовой дороге, что ведет в деревню «Бабья чаща», там через шесть километров оставишь автомобиль, потом по лесу еще пять верст, еще чуток по болоту, и мы на месте. Должны до полуночи успеть, если нет, то еще полвека ждать, когда полнолуние с Иваном Купалой совпадет. За труды твои, цветочек клад покажет, такой, какой не видывал никто.

— Во первых, ты не ответил мне, кто ты все-таки такой? Во вторых, я в авантюры не лезу, зарабатываю прилично, и в кладах не нуждаюсь. В третьих, а не тот ли это Ивана Купала, что у Гоголя описан, когда папоротник расцветает?

— Не знаю, что там ваш Гоголь описал, не читывал, вот только папоротник цвести не может, тебя недоумка, видимо в школе плохо учили, папоротник размножается спорами, как грибы, ему цветки без надобности. — Усмехнулся Никодим. — Верите вы люди в сказки. Ну а на счет того, кто я таков. — Он встал во весь рост на сиденье кресла, обтер лапти от остатков масла о черную кожу обивки, снял шапку, оголив круглую лысину на макушке, и картинно поклонился. — Леший. Никодим Нафанаилович Кузькин. Волею рока заброшенный в ваш воняющий потом и бензином город, и в следствии этого опаздывающий на важный ритуал. Молящий в данный момент придурка помочь, и не просто так, а за богатое вознаграждение, за клад, который появляется два раза в столетие. И вот еще что хочу сказать, этот придурок, лупает сейчас на меня глазами, и не понимает, какая удача ему свалилась на голову, с пролетающего над домом ворона Васьки.

— Не поеду я никуда на ночь глядя. Мне на работу завтра. А на счет удачи, ты прав. Ученые мне за тебя хорошо заплатят. — Усмехнулся Иван. — Так что сиди спокойно и жди утра, а потом в институт отправимся, опыты над тобой проводить будут.

— Ну что же, раз по хорошему не хочешь, то по плохому говорить будем. — Разозлился Никодим. — Первак, поди сюда, дело есть. Важное. Исполнишь, я тебе кедровых орешков мешок подарю.

— Два. — Из угла вышел еще один коротышка, в заштопанном волочащемся по полу, синем махровом халате, седой, с давно потерявшейся заколкой жены, в аккуратно зачесанных назад, длинных волосах, заплетенной в косу бородой и в старых домашних, то же потерянных, тапочках Ивана.

— Даже три подгоню, только за это, житья своему соседу не дашь. Гадить будешь так, что бы через два дня взвыл, а на третий повесился. — Стрельнул на Ивана хитрыми глазами Никодим. — Знакомься Ванечка, это сосед твой-домовой, Перваком кличут, до сего момента присматривал за порядком в квартире, а сейчас может лютым врагом тебе стать. Про Барабашку слыхал? Так вот, Барабашка это только цветочки, ягодки пробовать не советую. Последний шанс даю, или в лес меня везешь, или все семейство твое многочисленное изведу. У меня знакомых на кромке много, ко всем подход имею, и все они, вам людишкам отомстить за обиды рады будут. Не ошибись пацан.