Кладбищенские истории

Мне попалась интересная и необычная статья в одном старом журнале. К сожалению журнал был утерян. Текст вопроивожу по памяти.

На потрёпанной обложке с трудом можно было прочесть:

ОТЕЧЕСТВЕННЫЯ

ЗАПИСКИ

...год

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

В типографiи А. А. Краевскаго (Бассейная №2)

И сама статья на последних страницах:

Заметки Петербургского Зеваки Пеетра Татаринова

Наш журнал писал ещё в 1820 году статью о осушении окрестностей Санкт-Петербурга. Напомню нашим читателям дела тех давних лет.

Из Отечественных записок № 4 от 1820 года на странице 189 пишет Павел Свиньин:

«Ничто столько не прославляет правительства, как предприятия, подъемлемые им для блага общественного. Пали во прах высокие пирамиды надменных Семирамид, исчезли с лица земли пышные дворцы римских цесарей, разрушились огромные амфитеатры тиранов сиракузских; но водопроводы Гальбов, но дороги Августов — до скончания мира пребудут свидетельством величия царств и попечения мудрых монархов о благе народном. К этому последнему неоспоримо принадлежит намерение государя императора осушить окрестности нашей северной столицы. Болота, где не произрастает ничего для продовольствия столицы, беспрестанно расширяющейся, будут в состоянии снабжать ее многими из главных жизненных потребностей, привозимых теперь издалека и продаваемых дорогой ценой: эти топкие болота, представляющие для глаз жалостный вид скудости природы, превратятся в злачные луга и богатые нивы. Стада, находящие теперь на них едва себе пропитание и заражающиеся произрастающими на них зельями, будут тучнеть на роскошных пастбищах и доставлять столице в изобилии масло и молоко. Наконец исчезнут вредные испарения, порождающие сырую, переменчивую погоду и умягчится сама суровость климата!!!

В 1818 году выписан был из Англии, по повелению государя императора, квакер Виллер, известный искусством своим в осушении болот и вообще знанием землепашества. В том же году 23 июля приступил он к своему делу на отведенной для того на Охте земле, заключающей 326 десятин самых болотистых и ничего непроизращающих мест. Для первоначальной осушки занял он до 80 десятин по левой стороне дороги, идущей к пороховым заводам. Через 8 месяцев эти непроходимые места, эти вязкие топи, покрытые ржавчиной, превратились в твердую равнину, благоухающую, прелестную, плодородную…

Назначенное для обрабатывания пространство земли Виллер обвел каналом, простирающимся на 5 верст, глубиной от 5 до 10 футов. Середину прокопал он также 13-ю поперечными каналами, из которых каждый длиной от 200 до 300 саженей, шириной же и глубиной — судя по местоположению. Во всех этих каналах течение воды направлено сперва в большой окружной канал, а из него в реку Охту. Сверх того выкопаны еще два большие в близлежащем болоте, для собрания излишней воды, дабы она не сообщалась с осушенным местом. Земля, вынимаемая из каналов, употреблялась на заровнение ям и рытвин, во множестве находившихся на этом пространстве. Потом приступлено было к срытию кочек и мшистого дерна. При этом отделено немалое количество торфа, заменяющего с успехом дрова; многие пни с большими корнями их употреблены также на ограду, которая из этой части дерева делается вечной, особенно когда обрастет травой и кустарником, что вместе придает ей красивый вид. Остальное пережигалось, и тогда уже земля вспахивалась английским плугом. Берега каналов, дабы не обсыпались, обсажены березками.

Сверх того нынешним летом начал Виллер обрабатывать по этому же плану, по Царскосельской дороге, место городового выгона, идущее к Волкову полю. Сумма, употребляемая для всех эти работ, не превышает 100 000 рублей в год…»

По слухам, как раз недалеко от Царскосельской дороги, при проведении работ по осушению, господином Виллером и было найдено престранное место. Там он потерял несколько своих рабочих и чуть не пропал сам. Хотя следствие списало все события на волков, которых в тех краях было не мало. Но сначала я изложу причины, побудившие меня начать расследование некоего события на окраинах Санкт-Петербурга.

Несколько лет назад, после неожиданной встречи со старым знакомым, во время неторопливой беседы, он со усмешкой рассказал одну байку. Рассказчик он был преотменный, не чета моим скромным способностям. Байка меня эта заинтересовала. Звучала она в устах человека, совершенно не относящегося к тем, кто верит во всякую мистику, или как говорят в народе – «не верящий ни в бога, ни в чёрта». Бывший кадровый офицер, прошедший Отечественную войну в юном возрасте, ныне на пенсионе, но сохранивший тягу к путешествиям. И иногда учинявший различные предприятия со своим сыном, так же офицером. Конечно не вдвоём, а со товарищи, такими же любителями пошляться по различным весям. Тем не менее, он рассказал следующее, не дословно, но как то так:

«… Я бы и не обратил внимания на происшествие, мало ли внезапно сошедших с ума, но эта деревенька давно известна своими причудами. Говорят там за околицей изредка появляется странный туман, в который никого из жителей и силком не затянешь. Упадут и будут голосить, мол рятуйте люди добрыя. По их словам, в этом тумане можно уснуть на ходу. А проснуться совершенно в другом месте, далеко от этих весей и хорошо если не в реке, к примеру. Бывало люди пропадали и потом их находили в Ладоге утопшими. Там и не такое иногда случалось за всю историю деревеньки. Впавшие в сон крестьяне, те кто выжил, становились частенько ряхнувшимися. Да, да, и в деревне по сей день живут. К ним как к блаженным и относятся жители деревеньки. Да и не удивительно, после того, что они рассказывали о своих снах. Так вот, один солдатик, который шёл с нами денщиком, под вечер пошёл обустраивать бивуак, дров там нарубить для костерка, водички принести, и буквально пропал. Как сквозь землю провалился. Обыскались мы солдатика на следующий день, думали утоп в болотине по глупости али волк задрал. А нашли его, как нам позже сказали сыскари, верст за сорок от сей деревеньки, аж под Шлиссельбургом, куда за ночь по болотам он дойти явно не мог. Причём о том месте, где его обнаружили поутру крестьяне, сыскари нам поведали, что не менее странные истории рассказывают о пропадающих людях. Что? Что стало с солдатиком? Да с ума сошёл… Жалко, конечно, молоденький ещё был…»

Вспомнил я об этом разговоре при посещении Александровской больницы на Фонтанке, где один из больных был совершенно молодым семинаристом, внезапно лишившимся рассудка, как раз там же, у деревеньки Волково. Тогда то и я началось моё расследование.

Рассказ моего знакомого о местах рядом с этим же самым кладбищем, где когда то пропал солдатик, и поговорил я с врачом, который поведал мне историю семинариста более подробно. Молодому человеку всего шестнадцать лет, живёт он у родной тетки где то на Васильевском острове. На кладбище у него похоронены несколько дальних родственников и отец, который при жизни был каким то мелким служащим. Иногда юноша приходит проведать могилки. Лет пять он отправлялся в неблизкий путь, молча стоял у оградки, молился, вспоминал усопших и потом ставил свечку за упокой в часовенке. Конечно, он запомнил и окружающие кресты и дорогу к могилке. За то время, что он навещал кладбище подросла приметная рябина возле оградки, создался приятный летом тенёк. И вот при очередном посещении своих усопших родственников он и сошёл с ума. Привёл его в больницу старый кладбищенский сторож. По его словам, молодой человек ползал по тропке меж оград, звал своего отца. Под той самой приметной рябинкой не оказалось ни ограды, ни могил и даже следов того, что когда либо здесь кого то хоронили – ровное пустое место, заросшее невысокой травой. Видимо само то, что могилы испарились совершенно бесследно и послужило толчком для болезни. Врач дал мне слово, что приложит все усилия для восстановления здоровья больного. Даже пообещал показать молодого человека своему другу – известному Ивану Павловичу Мержеевскому. Если кто и может помочь – то только он. Поблагодарив и пообещав появиться в больнице позже, я раскланялся.

И поехал на кладбище. Не сразу, но я нашел старика сторожа и поговорил с ним. Он вспомнил молодого человека, участливо перекрестился, сотворя краткую молитву о утерявшем разум. Нового ничего он мне не поведал. Разве только то, что позже он нашел пропавшие могилы родственников. Но несколько в другой стороне, саженей за триста от опустевшего места. И по виду могил было понятно, что их давно никто не трогал. Переносили ли захоронения, кто мог это сделать, зачем – ему неведомо. Мог ли ошибиться семинарист таким образом, так же неизвестно. Ведь не исключено, что молодой человек сначала сошел с ума, а лишь потом стал думать, что могилы исчезли. Записи по этим усопшим в книге есть, но точное место где были они закопаны не указано. Правда, сторож не выглядел удивлённым, он обмолвился, что подобное происшествие уже случалось в подведомственном ему хозяйстве. Странное ощущение у меня осталось от общения с этим хитрым стариком. Вроде и не удивлён он совсем происшествием, как бы такое для него не редкость. Что ещё больше подтолкнуло меня к дальнейшим действиям. Побродив немного средь могил, я отметил унылость и мрачность сего места и отбыл домой.

Дальнейшее расследование я начал с посещения Императорской Публичной библиотеки. Кое-какие слухи нуждались в проверке записями архивариусов. Да и узнать побольше о кладбище не мешало.

Как известно, столица наша начала свою историю в 1703 году и построена по указу Петра Первого. Сначала это была крепость Санкт-Питер-Бурх на Заячьем острове. На небольшом островке среди болотистой местности выступали несколько старинных каменных выступов. Известно, что когда то здесь даже были древние селения людей. А к 1712 году на Неве был уже целый город Санкт-Перетбург и туда перенесена столица из Москвы. Даже не смотря на то, что Швеция эти земли считала своими. Но меня интересовал определённое местечко возле города.

В Императорской Публичной библиотеке мне не удалось обнаружить достаточных упоминаний того, что же было на месте столицы более 200 лет назад. Особенно о районе, который был южнее города. Только отрывочные сведения. Так, вписцовых книгах Ижорской земли, в 1640 году упоминается финская деревня Сутиила или Сютила, от названия которой пошло и русское название Волково. По записям, название родилось от неимоверного количества волков, нападавших на людей стаями до 30 голов. Нигде упоминаний о подобного рода происшествиях в окружных землях не было, только вокруг этой деревеньки. Как будто зверей что-то влекло сюда…

В 1756 году, по указу Сената, от 11 дня месяца мая, рядом с деревенькой, на левом берегу Черной речки, устроили кладбище Адмиралтейской стороны для низших сословий, и вскоре построили деревянную часовенку. Кладбище имело размеры 120 саженей в длину и столько же в ширину. А чуть позже кладбище расширили. И лет двадцать пять назад, или двадцать шесть, ещё расширили, для захоронения умерших от эпидемии холеры, там же частенько сейчас зарывают палый скот. Погребения на Холерном кладбище до сих пор совершаются без участия причта Волкова кладбища, а часто и вообще без священников. Покойников привозят уже после отпевания в больницах и хоронят в общей могиле. И именно рядом с Холерным кладбищем произошли те события, что описал в своей байке мой старый знакомый.

Позднее я несколько раз обошёл все места вокруг деревеньки Волково и Холерного кладбища. Встречался с крестьянами, разговаривал, собирал байки и сказания этих мест. Не смотря на наш просвящённый век, люди верили во всякие языческие вещи: в то, что на месте Холерного кладбища обитают волки-оборотни, там же живут привидения, упыри и вурдалаки, когда опускается туман, то можно попасть во врата загробного мира, охраняет кладбище уже более века стопятидесятилетний сторож и он не стареет. Много слухов, много. Что есть правда или что выдумки никак не проверить. Разве только самому провести там ночь…

Мы сидели возле костерка и пили чай. Утро ещё только наступало. По мере того, как становилось светло я разглядывал приютившего меня у огня старика. Одет он был в домотканый черный каратай из сермяги, на ногах широкие шерстяные штаны и обычные онучи с лаптями. На голове была какая то шляпа или шапка. Причём настолько древняя, что определить ее происхождение или название я бы не рискнул. Шапка и шапка. Лицо было заросшее седой окладистой бородой, из под головного убора выбиввлись седые локоны. На вид старику было за пятьдесят.

Завязался разговор со стариком-сторожем. Слово за слово, потихоньку меня отпускало от того ужаса, который я испытал в тумане. Я даже поделился своими страхами со сторожем. Его мои слова заинтересовали, он долго расспрашивал, кто со мной разговаривал в тумане, каким голосом, какие слова сказаны были. Пришлось всё рассказать без утайки. И о расследовании тоже. Старик, который так и не назвал своего имени, улыбнулся и поведал вот что:

По его словам, в этом самом месте существует какой-то древний камень, ещё с дохристианских времён, возле которого происходят странные вещи. Происходят они всегда в тумане и всегда ночью. Мало кто остается в своем рассудке, если попадает в такую переделку. В этом тумане какая-то древняя нежить держит допрос людям о том, зачем они к ней пришли, имеют ли на это право, есть ли у них какая то вещь, которой можно открыть дорогу в неведомые края. В этих краях могут сбыться всё потаённое, что у людей в голове. И плохое и хорошее. И злое и доброе. А старик здесь поставлен для того, что бы не пустить глупого человека, который своими желаниями может навредить всему миру. Если есть эта вещь - то проходи, с нежитью общайся, нету - лучше человека повернуть назад. Правда, на мой вопрос, кем поставлен сюда быть стражем, он не ответил. Мол, приглядывает за могилками да за неслухами вроде меня. Тем и живёт. Любопытство во мне взыграло и вопросов я задал великое множество. Но старик отмалчивался да улыбался в бороду. Я настаивал, угрожая, что буду приходить сюда каждый день. На это старик ответствовал, что как страж этих мест он за мной присмотрит, но если в тумане ко мне нежить подойдёт, он вмешиваться не будет. Утащит нежить меня к себе в свой мир, будет держать многие месяцы, пить кровушку, пока не ряхнусь, а после выкинет в туман назад. В том мире пройдут месяцы, если не годы, а тут у нас и часа не пролетит. Воспрашивал – надо ли такое счастье мне? Ведь не волки вокруг деревни тут шляются, мелкая нечисть, на службе у нежити. Волков в этих краях по словам старика сроду не было. Нежить, как умеет так и охраняет свои врата. Пугает людишек до полусмерти, страхом их питается. А люди со страху бегут куда ни попадя, да в болотах тонут. Вот крестьяне и думают, что волки здесь живут.

За разговором уже и рассвело. Старик-сторож засобирался в часовенку – пойду, говорит, поставлю свечку за спасённого раба божия. А сам смотрит на меня и улыбается. Пришлось ему отыпать мелочи из карманов...

Проводил меня он до выхода с кладбища и попросил о нём особо не рассказывать никому, мол ни к чему это, трудно будет всех желающих полюбопытствовать спасать из тумана. Но я не смог сдержать своего слова. Почти пять месяцев не решался эту статью разместить в журнале. Недавно же был в районе Холерного кладбища и зашёл в часовенку, поспрашивал церковного служку, жив ли старик. Служка очень удивился. Сказал, что приходит сюда лет семь и ни разу сторожа не встречал. Да и по штату на Холерном сторож не положен, только на Волковом кладбище. Но по описанию он совершенно по другому выглядит. Ушёл я оттуда в растерянности. Даже посетил кладбище, но не нашел ни того куста сирени, ни чего либо похожего, где был туман. Дорожки, оградки, холмики с покосившимися крестами.

Такая вот история со мной приключилась. И что за страж этого места мне повстречался, я до сих пор не знаю.

Искренне ваш, "Петербургский Зевака" Петр Татаринов.