Клёв, которого не было

«Клёв, которого не было»

*(рассказ деда Матвея, рыбака‑философа и знатока житейских мудростей)*

— Ну, ребятушки, слушайте сюда, — начал дед Матвей, поправляя на носу очки в проволочной оправе. — Дело было нынешним летом, аккурат на Иванов день. Припёрся на озеро один горе‑рыболов, Василий Петрович. Здоровый такой, морда красная, как варёный рак, а глаза горят — страсть к рыбалке‑то у него, видно, настоящая.

Я‑то сидел на своём месте — под старой ивой, где уж лет двадцать пять как рыбачу. Глянул на него и сразу понял: будет потеха.

Василий Петрович, не здороваясь даже, давай снасти раскидывать. Три удочки, спиннинг, подсак, садок — всего понатащил, будто на войну собрался. Раскладывает бутерброды с салом, чай наливает в кружку‑непроливайку…

— Э‑э, милок, — окликнул я его, — ты бы сначала с водой поздоровался. Рыба‑то, она ведь всё слышит.

Он так на меня глянул, будто я ему про квантовую физику заговорил:

— Дед, ты это… серьёзно?

— Серьёзней некуда, — отвечаю. — Вода — она живая. С ней надо по‑хорошему.

Но куда там! Василий Петрович только рукой махнул и давай дальше снасти настраивать.

Первую поклёвку ждал с таким видом, будто миллион в лотерею выиграл. Вторую — уже с недоумением. А к третьей так и вовсе уснул, сидя на стуле.

Через пару часов проснулся, глаза красные, как у кролика:

— Дед, — говорит, — что за чертовщина? Ни одной рыбины!

— А ты прикорми, — советую. — Только не всякой химией, а как положено: пшёнкой да жмыхом.

А он, вишь, достал банку с надписью «Секретная прикормка (рецепт деда Пантелея)». Я глянул — а там такая бурда, что даже лягушки от берега шарахнулись.

— Это что ж, — спрашиваю, — за снадобье?

— Особый состав! — гордо отвечает. — Тут и масло машинное, и консервы рыбные, и ещё чего‑то…

Вода после его прикормки вся радугой покрылась. А рыба, видать, решила: «Лучше утонуть, чем в эту дрянь сунуться».

К полудню Василий Петрович перепробовал всё: и червей, и блёсны «Смерть щуки», и даже пуговицу на леске. Сидит, хмурый, как туча.

Тут я не выдержал, говорю:

— Ты с рыбой поговорить пробовал?

— Как это? — удивился он.

— А вот так. Наклонись к воде да скажи ласково: «Рыбка‑рыбка, милая, иди ко мне. Я тебя вкусно накормил, тепло приютил…»

Василий Петрович на меня как на сумасшедшего посмотрел, но всё же наклонился к воде и зашептал:

— Рыбка‑рыбка, ну пожалуйста! Я тут уже третий час сижу, чай остыл, бутерброды зачерствели, жена дома волнуется… Ну хоть один маленький карасик, а?

И — о чудо! — поплавок дрогнул!

Василий Петрович аж подпрыгнул:

— Есть!

Дёрнул удочку так, что чуть в воду не свалился. А на крючке… пусто! Только блесна болтается, как насмешка.

— Вот зараза! — захохотал я. — Это ж надо так ловко смыться!

Василий Петрович плюхнулся на стул, достал термос:

— Ладно, — говорит, — пусть рыба сегодня победит. Зато у меня есть чай и бутерброды.

Я ему тогда и говорю:

— Видишь, мил человек, рыба — она умная. Она не на прикормку идёт, а на доброе слово. Не на хитрость, а на искренность.

Он задумался, потом улыбнулся:

— Получается, я сегодня не рыбак, а просто… зритель?

— Не просто зритель, — поправляю. — А ученик. В следующий раз придёшь — научу, как с водой разговаривать.

Так и разошлись. А назавтра он снова пришёл — без банок с «секретными» прикормками, но с пшёнкой и добрым сердцем. И знаете что? Клёв был такой, что даже я удивился.

Вот вам и мораль, ребятушки: рыба — она, как человек. Любит уважение, ласку и правду. А без этого хоть весь берег снастями увешай — всё без толку.