Морхольд не любил многих вещей. Некоторые ему не нравились очень сильно. Например, речная рыба и грибы. Учитывая творящиеся вокруг бардак и разложение, порой ему приходилось очень сложно. Вот как сейчас:
- Еще раз, милая, что у вас нынче поесть можно?
- Грибное рагу с овощами, жареные вешенки с рубленым карасем, судак в грибном соусе, жаркое в горшочках, шашлык из сома и уха плотогонов.
- Жаркое из…
- Голавль и жерех с рублеными лисичками, шампиньонами и…
- Я понял. М-да… уху принеси, пожалуйста. Сколько?
- Пятерка.
- Давай.
- Чай будете?
- Травяной?
- На чайном грибе.
Морхольд поиграл желваками, шмыгнул и тоскливо посмотрел на Утиного Носа. Тот улыбнулся форменной щукой. Морхольд сдался.
- Пожалуй, просто воды.
- Три пятерки.
- Вода дороже ухи?
«Милая» пожала плечами, достойными модели для статуй метательниц молота или диска. Учитывая не сходящуюся на тяжелой большой груди клетчатую рубаху, смотрелось странно. Стать девчонки так и тянуло назвать гренадерской, расстегнутое манило взгляд, но плечи, крепкие предплечья, не уступавшие морхольдовским и где-то сорок четвертый размер обуви не сулили дальнейшего развития отношений.
- А вешенок у них и нет, - проворчал переговорщик, - да и жерех с голавлем…
И сделал интересный жест пальцами, мол, вранье на вранье. Морхольд хмыкнул, и без того нисколько не сомневаясь в человеческой природе.
Кабак-дебаркадер «Скрябин» стоял почти у самого берега, в окружении речного форта-пристани. Волны лениво подкидывали его на своих спинах, заставляя придерживать кружки. В кружки, как комплимент от заведения, здоровущий одноглазый хрен, типа бармен, плескал грамм сто мутной браги. Свою Морхольд вылил на доски, совершенно не желая отравиться еще каким-либо продуктом рыбопереработки. То ли на него навалилась паранойя, то ли бормотуха и впрямь отдавала чешуей, жабами и невозможно повсеместной то ли воблой, то ли еще какой синтявкой.
С кормы, за стоящим на бетонных быках мостом через Сок, виднелся через туман с сумерками Царев курган. Крест на нем, выстояв Войну, сейчас упрямо бодался с Бедой, двадцать лет душившей остатки людей и самой планеты. Не блестел, но торчал темным силуэтом, порой даря свои широко раскинутые плечи для ночевки крылатым.
- В чем суть дела?
Утиный Нос, представившийся Алексеем, выдерживал театральную паузу. Затянутость пока не нервировала, и Морхольд оглядывался, рассматривая новую локацию, куда занесла судьба-злодейка. Настроение с обеда накатило философски-наблюдательное и сентиментальное. Желалось интересной ночи, не менее интересного заказа и, пожалуй, набить кому-нибудь морду. Обстановка благоприятствовала.
Кабак, по нынешним-то временам после Беды, оказался вполне ничего. От почти ровных досок на полу до столов, практически одинаковых по размеру и даже с не сильно ухайдаканными клеенками. За спиной кривого индивидуума, стоявшего за стойкой, красовалась самая настоящая… эта… как ее… инсталляция, точно. Большое зеркало с какого-то шкафа, убранное решеткой и с прикрученными полками. Стеклянными, само собой, подсвеченными разнокалиберными лампочками и с выставленными бутылями пойла, бытовавшего до войны. От вискаря до зеленеющего, аки травка в мае, типа-абсента.
Сразу за баром находилась сцена, крепко сколоченная из дерева. На ней, под расстроенную низкую гитару и стук барабана, дергались две девки. Девки казались не совсем нормальными, с чересчур застывшими лицами и какими-то наростами на коже. Кожу Морхольд спокойно мог разглядеть почти полностью, одеждой красотки не отличались. Несмотря на холодок, крутились они в чем-то вроде купальников. И ошейниках.
- Это мутанты, рабыни, - сказал Утиный Нос, - река же рядом, много уродов рождается.
- Эвон как, - Морхольд понимающе кивнул. В чужой монастырь лезть точно не с руки. – А вот это весь ассортимент рыбного, мать его, четверга, чего такой богатый?
- Река рядом, - повторился заказчик, - но я предпочитаю тут есть грибы, пусть и не вешенки ни шиша. Сомятина-то настоящая, а вот линь в последнее время все больше ядовитый.
- Везде сплошной обман, - посетовал Морхольд, - никаких моральных устоев и человеческих ценностей.
- Да и человеческого в людях маловато. – Утиный Нос покивал. – Вот, к примеру, и…
- Немного тепла и радости, мальчики? – проворковало сбоку.
Морхольд повернулся, искренне начиная злиться, и промолчал. Даже удивился.
На него, весело покачиваясь в ладонях хозяйки, смотрели сиськи. Красивые, соразмерные, полные, не меньше третьего размера. В количестве трех штук. С длинной блестящей цепочкой, продетой через три кольца.
Утиный Нос начал наливаться нехорошей краснотой, а Морхольд поднял глаза к хозяйке богатства.
- Ушла бы ты от греха подальше, дщерь сатанинская.
Лицо вполне себе красивой мадам вдруг заметно побелело и дернулось. Продолжить Морхольду не довелось, очередное доказательство нарушений генов с митохондриальными связями из-за соседства с Рекой резво драпануло куда-то в темный угол.
- Эк как ее диавол Сатана-то крючит со слова, от души идущего. – все же закончил Морхольд, удивляясь про себя такой реакции.
- Кгхм… - кашлянул его сосед.
- Что?
- В общем, ты точно подходишь для нашего общего дела.
- Я-то точно подхожу, - Морхольд выудил из кармана трубку и начал набивать недавно появившимся в Кинеле чудом – настоящим табаком. – не подходил бы, хрена тут сидел. Но констатация факта мне нравится. Теперь хотелось бы конкретики, особенно по пункту «точно подхожу».
Утиный Нос чуть нагнулся, явно собираясь скрытничать. Удивляться не приходилось, не всегда услугами Морхольда пользовались честные и добропорядочные граждане с гражданками.
- Наш заказ находится в том месте, где вот так говорят постоянно.
- Да ну?! – поразился Морхольд. – В женской обители на заповедном острове, где свое прошлое, проведенное во грехе, замаливают красивые падшие блудницы?
- Слушай, Морхольд, я же не шутить сюда пришел.
Морхольд хмыкнул.
- Да я тоже. Я вообще не понял, какого черта ты меня сюда притащил, вместо того, чтобы просто переговорить где-то у вас, например, летунов.
- Тихо!
Заказчик оглянулся. Лицо его странновато дернулось.
- Нет никаких нас сегодня. И…