Патронов в магазине автомата не осталось. Пистолет, верный и безотказный «макарыч», оказался ненужным. Обойма, не успев попасть в рукоять, осталась с рюкзаком – в «гнойнике». Левый рукав куртки намок от крови, так и не прекратившей просачиваться через повязку. Хотелось пить. Пот, липкий и едкий, полз по лицу, забивал глаза. Но это все ерунда.
Куда хуже стрела, толстая и грубая, криво вырезанная и торчащая вбок, пробившая легкое. И вторая, что удалось сломать и вытащить из бедра. Но вот бежать он больше не мог. Тащился вперед, тяжело опираясь на АК, подволакивая раненую ногу. Внутри клекотало булькающей кровью, пеной выступающей на губах и смешивающейся с тягучей слюной. А по пятам шла троица людоедов, терпеливо ожидающих, пока у человека в разодранной «флоре» и громоздком бронежилете кончатся силы. Про пустоту в пистолете, вместо свинцовых гостинцев, они не знали. Человек, еще недавно один из бойцов Савеловской крепости маркитантов, шел вперед. Ему не хотелось умереть вот так, глупо и подло. Ведь он не так давно был не просто бойцом, нет. Три дня назад, называя его по имени, к нему часто добавляли прозвище. Вернее, не так.
К имени само по себе прилепилось второе. Так и звали: Илюха Везунчик, или даже просто Везунчик, ли даже Фартовый. Хотя сейчас? Сейчас везения не осталось.
Почему Илью прозвали именно так – мало кто помнил. А сам он отмалчивался или врал. Да и кому какая разница? Ну, Везунчик, так Везунчик. Могли бы и похуже погремуху дать. Обычное погоняло для обычного человека в Москве.
Родился, неизвестно где и когда, да и от кого – тоже. Хотя кое-какие мысли у него возникали, потом, когда все в жизни устаканилось. Либо Лёлька Цветок, разбитная стряпуха в харчевне Пескаря принесла в подоле, либо Гадя Хренова, бандитка, сорвиголова и атаманша, связалась с кем-то и, опроставшись, скрыла все следы. Да, на самом-то деле, то и не суть. Случилось, весьма давно, целых девятнадцать лет назад, нашли у входа в Савеловскую крепость кучу тряпья. А в ней, заколодевшего от холода и посиневшего от нехватки воздуха, тощенького новорожденного. Добрая мамка, видать, чтобы людей ночью не потревожить, аккуратненько так примотала дитё по рту толстым куском рванины. Хорошо, что не задохнулся, пусть и нахлебался чуть не до полусмерти собственных соплей.
Искать бабу, не решившуюся просто убить нежелательный приплод, никто не стал. Да и пацаненка, орущего и явно радующегося людям, хотели выбросить за периметр. Савеловских торговцев тогда обложили, да крепко. С двух сторон ревели нео, еще с одной лезли обнаглевшие вормы. Ну, а с последней – стращал людишек одинокий, злющий и страх какой голодный «Чинук». Не так давно жировавшие маркитанты готовились начать жевать собственную обувь и ремни. Хорошо, что человечиной брезговали. А то не миновать бы задрогшему пупсу, покрытому мурашками, котла. Вмешался случай и два жизненных обстоятельства.
Первое оказалось совершенно лысым, невысоким и ужасно лютым. Звали обстоятельство, легко укладывающее с пяток хороших бойцов голыми руками – Сан Саныч Кровопусков. Да-да, именно так и звали. Сан Саныча жители Савеловской крепко уважали, побаивались и старались с ним не ссориться. Потому как фамилии своей соответствовал он полностью. И был ни кем иным, как дальним разведчиком, следопытом и, порой, палачом при администрации. Хотя сам предпочитал обзываться сталкером.
Второе также оказалось связанным с ним. Год назад опытный и серьезный мужчина притащил из похода смуглую замарашку, дичившуюся людей и молчавшую. Носа из небольшой каморки Сан Саныча она не показывала, лишь изредка выбиралась за водой или дровами. Спустя необходимое количество месяцев стала появляться с торчащим вперед яйцом большущим животом. Ну и, как водится, родила. Да вот только ребеночек не так давно и помер.
Лысый злобный сталкер стал еще злее, смуглянку никто не видел. Кровопусков, появившийся у ворот с полной экипировке для разведки, молча растолкал людей, молча забрал орущий сверток и также, не проронив ни звука, развернулся и ушел. Так Везунчику повезло в первый раз.
Нога все-таки подвела. Илья споткнулся о крошечную выбоину, автомат подвернулся и он упал. «Макар» отлетел в сторону, залязгал по крошащемуся камню, улетел в темноту проема, уходившего в подвал старого престарого дома. Вормы заорали и бросились к человеку.
Он успел встретить удар первого, вооружившегося длиннющим ржавым дрыном. На самом конце человекоподобный антропофаг, видать с помощью кувалды и напильника, расплющил и заострил давным-давно приваренный кусок металла. Дрын выдержал, автомат нет. Но жизнь ему АК спас. Вогнулся по ствольной коробке, отдался ударом в плечи, но не пропустил выщербленный треугольный наконечник к телу хозяина. Но вряд ли это как-то помогло бывшему маркитанту. Везунчик стиснул зубы, отбрасывая автомат, и смог вытянуть из поясных ножен свое последнее оружие.
Он еле успел поднять вторую руку, поймав падающий на него смертоубийственный агрегат. В воздухе резко свистнуло, на лицо плеснуло горячим, заставив зажмуриться. Глаза залепило липким, Илья дернулся в сторону, стараясь протереть лицо. Что за шанс выжить у него появился – пока еще не знал. Но упускать его не стоило, особенно по глупости и из-за крови, попавшей на лицо. Маркитант засучил ногами, наплевав на боль, рывками поднимающуюся вверх, к животу. Боль била резкими ударами, крутила пах и кишки, пытаясь заставить хозяина остановиться. Но Везунчик полз, двигался, стараясь отодвинуться вслепую.
Где-то рядом, над ним, около и практически касаясь нежданно ослепшего маркитанта, кто-то явно убивал вормов. Ошибиться в этом казалось невозможным, вопли падальщиков тяжело спутать с другими. Да и длились они не особо долго, если не сказать, что очень коротко. Илья прислонился к чему-то ребристому, пальцами сбросил, наконец-то, пелену с глаз. Липкая масса, прореженная волосами, оказалась даже и не кровью. Ворм, практически без верхней части головы, валялся рядом. Маркитант покосился на склизкие розовато-серые сопли на ладони. Потом поднял голову, уставившись на неожиданную помощь. И снова подумал о закончившемся везении.
Вормы, напоминающие результат работы мясника Гдана, снабжавшего свежим животным белком все харчевни Савеловской, парили в утреннем воздухе. Стена покосившегося дома, сплошь покрытого шелестящей высохшей крыш-травой, справа от Ильи, казалась выкрашенной. В красный цвет с переливами и оттенками. Но это не было главным. Главное стояло чуть в стороне, протирая оторванным рукавом изогнутый клинок с красивой гардой в виде искусно вырезанной овальной пластинки.
Высокий, не ниже самого Везунчика, в красных пластинчатых доспехах, шлеме со злобной маской-забралом. На поясе, украшенный костью и серебром, виднелся длинный пистолет. За спиной, на широком кожаном ремне, висело странноватое оружие с несколькими стволами. Не самая обычная личность для Москвы, но вовсе не незнакомая. Илья скрипнул зубами. Как говаривал как-то раз приемный отец, оказавшись между группой дампов и охотниками нео: из огня, да в полымя.
Вот такие же, как этот в красном, разве что в более скромных доспехах, не так давно уничтожили его дом. И он полностью понимал, кто перед ним. Пришлые воины, быстрые, умелые и безжалостные, не так давно появившиеся в Москве. Илья знал про них очень мало, но как звали сами себя – запомнил. Так хорошо, что вполне понимал – везение и верно закончилось. Ведь перед ним, оттирая клинок прекрасного меча, стоял шайн.