Клинок и перстень

Кольцо белого металла, ощутимо тяжёлое, что подчёркивало его драгоценную сущность. Изнутри и с исподу оно было совершенно гладким, а спереди, где у ювелирных вещичек располагаются печатка или гнездо для камня, металл сплетался сперва в косичку, а затем в причудливую веточку. Растительный орнамент, как сказал бы специалист по археологическим находкам.

Меньше всего Азвар хотел отдавать кольцо в руки археологам. Они, конечно, с полувзгляда решат, что это, откуда и зачем, и тайна исчезнет.

Загадка состояла в том, что кольцо Азвар нашёл на одной из планет внешнего круга, куда никогда не залетали экспедиции, да и отдельные разведчики если и бывали, то в такие времена, о которых никаких сведений не осталось.

Кое-что Азвар мог установить и сам, не обращаясь к узким специалистам. Сплав, из которого было изготовлено кольцо, оказался неожиданным: серебро, цирконий и рений в равных пропорциях. Серебро – металл привычный для ювелиров, цирконий из-за чрезвычайной твёрдости и тугоплавкости для ювелирных поделок неудобен, а рений в таком качестве не встречается никогда. Он не только твёрд и тугоплавок, но и чрезвычайно редок. А особой красоты в нём, как и в цирконии, не наблюдается. Но растительный орнамент на колечке чётко указывает, что оно служило украшением. Это в докосмическом средневековье любой инструмент или оружие непременно покрывались узором, как бы в предвиденье времён, когда бывший пистолет или коровье ботало очутятся в музее.

Галактический разведчик, несмотря на малые размеры, достаточно серьёзная машина и может проводить фундаментальные исследования планет. На этот раз Азвар потребовал от разведчика всё, что тот мог дать. Результаты были практически нулевыми. Планета, Азвар назвал её Перстеной, в честь таинственного перстенька, оказалась вполне ординарной. Кислородная атмосфера, богатая растительность, разнообразный животный мир и, как обычно, никаких следов разума. Картина привычная для галактики: жизнь повсюду, а братьев по разуму и в заводе нет. Отчего такое происходит, последние сотни лет волнует только теоретиков. Те, кто реально исследует безлюдную галактику, относится к этому факту философски. Нет – и нет, такие мы уникальные. На самом деле философское безразличие наносное, в противном случае работать в дальнем космосе невозможно, а верней – незачем.

И тут объявляется перстень из рениевого сплава, которым земляне никогда не баловались.

Следов посадки чужих звездолётов найти не удалось, хотя современный земной звездолёт и не оставляет таких следов. Спрашивается, с чего инопланетянам быть хуже? Геологическая разведка не нашла никаких аномалий, касающихся рения. Самый редкий из стабильных элементов встречался здесь ничуть не чаще, чем на иных планетах. Значит, чтобы добыть два грамма рения для кольца, нужно переработать прорву горных пород, а такое разработки следы оставляют. Однако ничего подобного на Перстене не нашлось. Сложный изотопный состав и следовые количества марганца указывали, что рений природный, а не получен в результате ядерного синтеза. Значит, кольцо не местное, и кто его привёз, сказать трудно.

Пора было завязывать с бесплодными поисками и лететь дальше. И без того он недопустимо много времени провёл на Перстене.

Лететь до следующей точки предстояло всего десять часов, причём основное время корабль шёл в автоматическом режиме. Однако выспаться Азвару не удалось. Раздался сигнал вызова и в рубке появился капитан Иванов. Не сам капитан, разумеется, а его изображение, хотя от этого было не легче. Просто так начальство собственной голографической персоной перед разведчиками не появляется. Значит, предстоит неприятный разговор.

– Добрый день, – неуставно поздоровался капитан.

– Здравия желаю, – осторожно произнёс Азвар.

– Что у тебя случилось?

– По большому счёту – ничего.

– Почему тогда застрял на этой… Перстене? И имя ей, зачем дал?

– Я там выгарь нашёл, – произнёс Азвар заготовленную полуправду, – ни дать, ни взять – кострище. Я и подумал: вдруг люди?

– Что оказалось?

– Одинокое дерево, скорее всего, сухое. Ударила молния. Оно стояло и горело, как свечка. Пожара не было, а почва вокруг выгорела. Это я потом понял; корни-то в земле уцелели. После этого, уже с горя я устроил себе отпуск. Палатку разбил на берегу озерка. Теперь там настоящее кострище, без дураков. Купался до посинения, рыбу ловил. Только анализатор её есть не велел: мол, подозрительно.

– Не боялся, что тебя в озере местный крокодил схарчит?

– Нет там крокодила, я проверял. Вся планета – сплошной курорт.

– А вот не едут курортники – и всё тут. Тебе там, как, комфортно было?

– Вроде, ничего. Нет, я понимаю, отпуск себе я устроил не по делу, но это же не запрещено, напротив, психологи рекомендуют время от времени устраивать подобную встряску.

– Верно, рекомендуют, но встряску предпочитают устраивать сами. А теперь слушай приказ. Маршрут бросай к ядренее фене и дуй на базу. Тебе назначена внеплановая проверка.

– С чего это? Я проходил меньше года назад, всё было в норме.

– Я понимаю, но у тебя есть право на внеплановый отпуск, а у них на внеочередную проверку. Ты воспользовался возможностью устроить недельный пикник с использованием космического корабля, и я тебе слова не сказал. А им захотелось исследовать тебя прямо сию минуту. Не знаю, связано это с твоим отпуском или случайно совпало, но дисциплина требует подчиниться.

– Ты полагаешь, это из-за моей задержки?

– Я уже сказал, что ничего не полагаю. Я исполняю приказ. Ты должен бросить маршрут и лететь в лапы эскулапам.

– Не хочу.

– А кто хочет? Но не вздумай сказать им это при встрече. От полётов отстранят в ту же минуту.

– Капитан, а тебе не кажется, что эти сволочи забрали слишком много власти? Наши корабли рассчитаны на команду из двух человек, так сначала они запретили разнополые команды. Как будто кому-то будет плохо, если во время свободного полёта двое займутся любовью. Лично я был бы не против летать с симпатичной напарницей и гарантирую, что на качестве работы такие полёты сказались бы самым благотворным образом. Ещё говорят, что они боятся появления детей космоса. Но это уже полная ерунда. Следом наши мудрецы запретили однополые команды. Мол, в них возможна психологическая несовместимость, а заодно и всяческие извращения. На Земле бушует самая гнусная толерантность, а эти жрецы проповедуют пуританскую мораль. Интересно, каким местом они думают?

– Тем самым, – вставил словечко Иванов.

Азвар зло рассмеялся.

– Теперь они взялись за пилотов-одиночек. Нам не с кем быть несовместимыми и это, по мнению учёных-психолухов, крайне подозрительно. Если бы они могли, они вовсе запретили бы дальний космос…

– Есть и такие. И у них весьма сильные доводы. Подобных нам – один на миллион, и, значит, мы непременно окажемся отклонением от нормы. Следовательно, тех, кто хочет летать, надо отстранить от полётов. Себя я тоже отношу к племени бродяг, хотя уже десять лет, как не выползаю из кабинета. А что делают остальные, то самое нормальное большинство? Миллиарды жмутся на Земле, где уже не хватает места, обживают купола на Луне, Венере, Марсе, Титане… Колонии процветают даже в таких неподходящих для жизни местах, как Меркурий и Плутон. Но за пределы системы никто даже носа не кажет. На твою курортную планету туристов не затащить и на аркане.

– Не понимаю, зачем ты мне это рассказываешь? Я знаю всё это не хуже тебя.

– Вот потому и рассказываю. Ты сейчас в истерике, можно сказать, желанная добыча для медицинского сектора. Поэтому лучше ты выкричишь всё, что наболело мне, а перед комиссией появишься чистым, как свежевымытый слон.

– Ты я вижу, тоже психолог, только с нашей стороны.

– А зачем, ты полагаешь, я тут сижу? Вас, дураков, беречь. Вы все, кто в дальний космос летает, на какой-нибудь идее повёрнуты. Каждый мечтает встретить в космосе друзей, врагов, просто соседей, чёрта в ступе, кого угодно!.. Человеку невмоготу видеть пустой космос, да ещё существующий не для человека, а сам по себе. Добро бы злые инопланетяне не пускали нас за пределы Солнечной, будь уверен, мы бы прорвались! Так нет, пожалуйста, летай, исследуй, строй! Но люди сами не хотят. Пятятся словно пёс в конуру. А тем, кто не пятится, вдвойне трудно. Тут и впрямь недолго с катушек слететь. Мне и одного Номада хватает, так что ты меня не подводи. Давай сделаем так: ты летишь на следующую точку, я скажу, что застал тебя уже там. Сутки тебе якобы на сборы, после чего мчишься на базу в зубы друзьям в белых халатах. Можешь ничего не исследовать, а просто приводи в порядок нервы.

– Понял, – Азвар согласно наклонил голову.

– И ещё… Не стоит давать новой планете имя собственное. Никто этого не запрещает, но ты же понимаешь, у наших специалистов всё с подтекстом.

– Не буду. Чтобы имя заслужить, планета должна или к сердцу прикипеть или удивить, вроде как Перстена своим псевдокострищем. Но у меня вопрос нарисовался. Ты упомянул один момент мне неизвестный. Кто такой Номад и что он натворил?

– Это тот человек, из-за которого у нас косяком идут внеплановые проверки. Позывной у него был совершенно другой, Номадом его прозвали твои любимые психологи, когда изучали его болезнь. Сам понимаешь, историю болезни нельзя публиковать, упоминая подлинное имя человека. А так он прекрасный был разведчик, ничего подозрительного за ним не замечалось. И вдруг он присылает сообщение, что встретил… даже не знаю, как это назвать, не инопланетян же… Конные всадники с каким-то допотопным оружием прошли мимо него на рысях и исчезли. Мы уже тогда подумали, что человек бредит. Планета земного типа, как обычно – безлюдная, цивилизации ни малейших следов: откуда там взяться конному войску? Разумеется, туда немедленно вылетели наши люди. Исследователи и по совместительству спасатели. Никаких всадников найдено не было. Системы корабля также ничего не зафиксировали. Сам пилот клялся и божился, что всадники были, но исчезли неведомо куда. И в доказательство предъявлял некий артефакт, якобы ими потерянный.

Азвар выждал секунду и спросил безразличным тоном:

– Кольцо?

– Нет. Почему обязательно кольцо? Нож. То есть, не вполне нож, специалисты говорят, что в качестве ножа он неудобен, но этакий цельнометаллический клинок сантиметров тридцать в длину. Якобы найденный там, где последний раз удалось увидеть отряд.

– Клинок исследовали?

– Несомненно. Оказалось, что это фальшивка, новодел. Номад сам изготовил его. С помощью современной техники это нетрудно.

– Как доказали, что нож фальшивый? Номад признался?

– Нет. Он продолжает упорствовать и сам верит в свой бред. У безумцев такое бывает.

– И как же тогда определили, что перед ними самоделка? Хороший мастер может изготовить такую вещь, что любая экспертиза спасует.

– Химический анализ. Ножик сварганили из трёхкомпонентного сплава: железо-цирконий-рений в равной пропорции. Настоящие ножи такими не бывают.

Азвар судорожно сглотнул, надеясь, что командир не заметил его смятения. Затем спросил:

– Изотопный анализ делали? Я имею в виду по рению.

– Представления не имею. Зачем это нужно?

– А затем, что рений самый редкий из стабильных элементов. Кларк у него сверхъестественно низкий. Месторождений рения в природе не обнаружено, он встречается только в виде рассеянной примеси к другим полиметаллическим рудам. Изготовить десяток-другой граммов рения в корабельном реакторе – трудно, но можно, но тогда получится один какой-то изотоп, скорей всего рений-186. А природный металл, добытый, скажем, из марганцевых хвостов, неизбежно будет смесью изотопов, да ещё с остаточной примесью марганца. Теперь представь, сколько тысяч тонн пустой породы придётся перелопатить, чтобы добыть рения на один ножик. Номад должен был бы выстроить металлургический комбинат, добывающий тысячи тонн кобальта, десятки тонн марганца и несколько граммов рения в год. Такое силами одного человека и мощностями одного разведывательного корабля не осуществить. Так что, если рений в ноже природный, то Номад не врёт, и клинок действительно инопланетный артефакт.

– Любопытно… Я наведу справки. Заодно узнаю, не приобретал ли Номад рений во время побывок на Земле. Штука, как я понял, редкая и дорогая, информация о таких покупках должна сохраняться. А вот ты скажи, откуда ты взялся такой специалист по рению?

И дёрнул же чёрт за язык хвастать полученными знаниями! Но, с другой стороны неизвестного коллегу следовало выручать, а не помалкивать втихаря. Так что теперь придётся врать напропалую.

Азвар выдержал паузу и авторитетно пояснил:

– Хобби у меня – изучение тугоплавких металлов. Обычно металлические сплавы имеют температуру плавления меньшую, чем для отдельных компонентов. Чугун плавится легче, чем железо, бронзу расплавить проще, чем чистую медь. А для тугоплавких металлов эта закономерность нарушена, там вообще образуются не растворы металлов друг в друге, а сложные композиты. Хотя, возможно, дело не в температуре плавления, а в плотности. Ртуть, самый легкоплавкий металл, вообще не даёт сплавов, только амальгамы. Хотя, могу и ошибаться, всё-таки, я в этом деле дилетант. Но пара рений-цирконий в этом отношении замечательна. Оба металла тугоплавки: у рения температура плавления три тысячи сто восемьдесят пять градусов, у циркония и вовсе три тысячи пятьсот тридцать, а разница в плотности какова? Вот бы где кристаллографию сплава поизучать!

Азвар с весёлым отчаянием на память отстреливал цифры, пару дней назад взятые из справочников. Пропадать, так с музыкой! Пусть хотя бы умные люди займутся клинком. А кольцо он будет изучать сам, когда его отстранят от полётов. Будет чем заняться на пенсии.

– Железо в ножевом сплаве зачем? – спросил Иванов.

– Вот это надо спросить того, кто ножик делал.

– Да, тебе бы металлургом быть. Чует моё сердце, что ты что-то темнишь. Ну да ладно, день тебе на то, чтобы пёрышки почистить и нервы в порядок привести, затем врачебная комиссия, а потом зайдёшь ко мне, прочтёшь лекцию о тугоплавких металлах. Изволь выполнять.

– Слушаю! – отчеканил Азвар и добавил с хищной ухмылкой: – А планету я назову Тёща-2. Пусть комиссия кипятком писает.

– Я те назову! Я тебя так взгрею, сам будешь тугоплавким кипятком писать! – проревел Иванов и отключился.

* * *

Тёща-2, так и не получившая официального имени, величественно проплывала по экрану. Рядовая планетка, ничем не отличающаяся от тысяч уже исследованных. На ней была жизнь и не было намёка на разум. Месторождений рения тоже не имелось, это Азвар проверил в первую очередь.

Для посадки Азвар выбрал место, где через несколько минут должно было начаться утро.

Памятуя, что завтра предстоит серьёзная проверка, Азвар вышел наружу во всеоружии. Разумеется, никакого оружия у него не было, а вот защита была в соответствии с самыми строгими требованиями. Защитная мономолекулярная плёнка покрывала его с ног до головы. Через плёнку можно было смотреть и дышать, но считалось, что никакое негативное воздействие к телу не проникнет. На самом деле «кулёк», как называли его первопроходцы, штука достаточно неудобная, но говорить об этом публично не полагалось.

Азвар шагал, поглядывая по сторонам. Отходить далеко от корабля он не собирался, это место годилось для прогулки ничуть не хуже, чем любое другое. Чуть всхолмленная равнина, богатое разнотравье, на котором наверняка пасутся стада травоедов. Даже посадка звездолёта не могла распугать их всех; какие-то животные маячили вдалеке и не торопились убегать. Тёплый воздух дул порывами. Наверняка он нёс ароматы степи, но предусмотрительный кулёк не допускал к человеку потенциально опасные запахи. Если бы не завтрашнее собеседование, с каким удовольствием Азвар стащил бы защитную плёнку!

Вот она, причина, по которой сходят с ума разведчики дальнего космоса. Вселенная не создана для людей, она существует сама по себе, без оглядки на человечий род, хотя людям хочется верить, что всё обстоит иначе. Волнистая степь, нетоптаные травы, тёплый ветер, и, кажется, сейчас из-за ближайшего увала выметнется конница Чингиза: косматые лошади, бунчуки, скуластые лица всадников – всё, что было на Земле и никогда не повторится на скучной планете Тёща-2.

Топот, визг, ржание резануло слух. Азвар обернулся. На него мчалась конная лава. Всё, как только что представлялось помрачённой фантазии. Изогнутые луки, кривые сабли в потёртых ножнах, арканы, свёрнутые у седла. Клочья травы вылетали из-под неподкованных копыт.

За сообщение о подобной атаке Номад был объявлен сумасшедшим и навсегда отстранён от полётов, но делать вид, что ничего не происходит, было бессмысленно.

– Вижу номадов, – отчётливо произнёс Азвар. – Скачут ко мне.

Почему-то Азвар был уверен, что камеры корабля не фиксируют галопирующих кочевников, но голос пилота системы корабля обязаны услышать. Кроме того, выброс адреналина заставит взвыть датчики на базе, расположенной на Земле, и уже через минуту на связь выйдет капитан Иванов или кто сегодня дежурит вместо него. Пусть конная атака окажется галлюцинацией, но она должна быть зафиксирована по всем правилам, и неважно, что скажет по этому поводу консилиум психологов.

Азвар выпрямился и поднял руку жестом, понятным во всех мирах и эпохах, где есть кому понимать человеческие жесты:

«Я здесь и не собираюсь прятаться».

Ещё была несвоевременная мысль:

«Представляю, как я выгляжу со стороны, если номады всего лишь мне кажутся, а на самом деле их нет».

Топот надвинулся вплотную, свистнул аркан, и Азвар, стянутый поверх защитного кокона грубой верёвкой, повалился в траву, запаха которой не мог ощутить.

Сильные руки перевернули его вверх лицом. Самостоятельно двигаться Азвар не мог. Вот тебе и хвалёная защита, а перед простой верёвкой спасовала.

Степняк, в шлеме, в стеганом кафтане, на который нашиты металлические бляхи, наклонился над Азваром, резко что-то проговорил. Звуки были членораздельны, но, конечно же, напрочь непонятны.

– Извини, приятель, – сказал Азвар, – лингвистов, которые бы сходу переводили любые наречия, у нас не придумано. Придётся тебе объясняться иначе.

Кочевник продолжал отстреливать короткие фразы. Лицо его, первоначально бесстрастное, искажалось всё сильнее, затем он схватился за плеть. Тонкие ремешки, сплетённые в косичку, со свистом рассекали воздух.

«Камча, – вспомнил Азвар. – Такая плётка называется камчой».

Решив, что пленник достаточно напуган, кочевник стегнул лежащего по животу. От удара должен был вспухнуть багровый рубец, но на этот раз нелюбимый кулёк спас хозяина. Удары чувствовались, плёнка слегка прогибалась под камчой, а боли не было совершенно. Но подобного унижения Азвар представить не мог… Вот так броситься с плетью на человека, которого видишь впервые в жизни.

– Ты что делаешь, кузен по разуму? – закричал Азвар. – Это называется первый контакт?!

Кузен по разуму продолжал хлестать камчой. Такое уже ничуть не походило на глюк. Азвар извивался, безуспешно пытаясь высвободить руки.

«Погоди, наши прилетят, ты по другому запоёшь!»

Хотя, когда прилетят «наши»? В лучшем случае, через три дня. За это время может случиться что угодно.

Но что нужно этому болвану? Ведь не из чистого же садизма он машет плетью. Хоть бы знаками или ещё как показал, чего хочет добиться. Так ведь нет, для него добиться – значит – бить до победного конца. И он бьёт, хотя видит, что мне не больно и усилия его пропадают втуне. Или не видит? – кто его поймёт, узкоглазого.

Узкоглазый отшвырнул камчу, вытащил из костра дымящуюся головешку. Минуту назад никакого костра не было и в помине, а достаточно было протянуть руку, и головеха очутилась в кулаке. Горящий конец вдавился Азвару в живот.

– Этого я, тем более, не боюсь, – произнёс Азвар, стараясь говорить безразличным тоном. Номад хрипит, словно это его пытают, ну а я буду спокоен, как партизан на допросе. Зря я поначалу кричал, сразу надо было показать палачу, что ничего он не добьётся.

Что огонь не действует на пленника, палач понял быстро. С проклятием он отшвырнул погасшую головешку. То, что последняя фраза была проклятием, Азвар понял и без словаря.

Кочевник присел возле Азвара на корточки, казалось на секунду задумался. Хотя, кто скажет, способен ли он на такое… Задумчивость кончилась тем, что в руке мучителя появился нож. Эта вещь была отлично знакома Азвару. Вчера, после разговора с Ивановым, вместо того, чтобы идти отсыпаться, Азвар затребовал отчёт врачебной комиссии по делу Номада. Там имелся прекрасный голографический снимок ножа, который комиссия признала фальшивым. Клинок тридцати сантиметров длиной, цельнометаллический, с короткой, неудобной рукоятью, обоюдоострый, сходящийся на конце в отточенное остриё, он напоминал старинный мизерикорд. Самая неподходящая вещь, чтобы служить инопланетным артефактом. Неудивительно, что комиссия посчитала его самоделкой, не потрудившись обратиться к специалистам.

Теперь точно такое же оружие красовалось в руках кочевника.

– Я, кажется, понял, – быстро сказал Азвар. – Ты ищешь пропавший клинок. Так у меня его нет. Его нашёл другой человек, а потом его забрали психологи. У них он и хранится. Я очень советую тебе прискакать на заседание врачебной комиссии и потребовать возвращения твоего имущества. Этим ты окажешь большую услугу сразу всем космическим разведчикам.

Кузен по разуму никак не отреагировал на последнюю тираду. Он попытал пальцем остриё и наметился Азвару в глаз, видимо, намереваясь выколоть его.

Азвар мигом забыл о своих планах сохранять абсолютное спокойствие.

– Ты с ума сошёл! – заорал он. – Выколоть глаз ты не сумеешь, но ты его выдавишь!

Проколоть защитную плёнку, которая закрывала и глаза, клинок, скорее всего, не сможет, но вдавить плёнку в глазницу так глубоко, чтобы глаз погиб – отчего бы и нет? У всякой защиты есть свои пределы. Современная медицина может восстановить даже вытекший глаз, но в такую минуту мысль о достижениях врачебного искусства почему-то не утешает.

Варвар, навалившись на Азвара, деловито орудовал ковыряльником в его глазнице. Азвар изо всех сил старался зажмурить глаз и закатить его под лоб, где, может быть, глазное яблоко сумеет уцелеть. Тупая боль наполняла голову. Разноцветные круги плавали перед ним и готовились взорваться смертельной вспышкой. Но в последнюю секунду Азвар почувствовал, что враг отпустил его. Приподняв измученную голову, он увидел здоровым глазом, что по степи мчится ещё одна конная лава.

Этих всадников никто не рискнул бы назвать номадами. Золотистые жеребцы легко несли бешеных всадниц. Развевались белые одежды, взблескивали шлемы с волосяными гребнями, тонкие пики нацелены на врага, изготовлены луки, не такие, как у степняков, но столь же убийственные.

Не оставалось никаких сомнений: войско амазонок, вырвавшись со страниц древних мифов, шло в бой.

Чудилось, номад, лишённый своего отряда, будет стоптан во мгновение того самого ока, которое он только что пытался выколоть. Но степняк стоял твёрдо, страха в его взгляде не было, а рука сжимала нож.

В десятке шагов от цели передовая амазонка на всём скаку спрыгнула с лошади, и в тот же миг скачущее войско исчезло. Осталась лишь одна амазонка без лука и пилума, но она продолжала идти навстречу противнику, угрожающе вздев руку, и на пальце её сияло кольцо.

«Кажется, свои», – с облегчением подумал Азвар.

Дуэлянты, иначе их было не назвать, сошлись на расстояние вытянутой руки и начали смертельный танец. Оружие: клинок и перстень – засветились, окутав руки ярким сиянием: голубовато-зелёным у клинка и жёлто-оранжевым у кольца.

Бесследно исчез костёр, пропала валяющаяся камча, истаяли верёвки, стягивающие руки. Азвар почувствовал, что он свободен; варвару сейчас не до него. С трудом Азвар поднялся с земли. В голове тупо стучала боль, но сильнее боли билась мысль: «Ай да колечко, ай да ножик, вот вы какие на самом деле».

Одним движением Азвар отключил защиту, и спасительная плёнка сползла, рассыпавшись невесомой пылью. Степняк и амазонка продолжали кружить, выбирая мгновение для удара. На Азвара они не обращали внимания, и разведчик, вместо того, чтобы броситься к кораблю под ненадёжную защиту его стен, прыгнул вперёд, ударив кольцом, сиявшим на правой руке, в морщинистый лоб кочевника.

Звук был такой, словно лопнул воздушный шарик. Пахнуло горячим воздухом, коренастая фигура степняка неожиданно стала прозрачной, а следом и вовсе рассеялась. Остался нож, который веско упал на землю.

Амазонка стояла с растерянным видом, затем произнесла что-то. Было невозможно понять, тот ли это язык, что у номада или же иной.

– Спасибо за помощь, – сказал Азвар. – Я ваш должник. К сожалению, я не понимаю ни словечка. Придётся вам учить наш язык или учить нас вашему.

Амазонка выдала длинную тираду. Что она говорит оставалось непонятным, но протянутую руку Азвар истолковал однозначно:

– На твои трофеи я не претендую, – произнёс он, поднял нож и рукояткой вперёд протянул амазонке.

Реакция была совершенно неожиданной. Женщина вскрикнула, отшатнулась, закрывая лицо безоружной рукой, и вдруг безо всякой подготовки очутилась в седле, а позади возникло всё недавно исчезнувшее войско. Теперь было ясно, что каждая всадница является точной копией предводительницы. Рыжий жеребец встал на дыбы, разворачиваясь, и вся армада унеслась быстрее, чем это можно представить.

Азвар потерянно стоял, озирая пустынную степь с нетоптаной травой.

– Похоже, я совершил какой-то жуткий проступок, – произнёс он. – Судя по всему, упавшее оружие поднимать нельзя. Где упало, там пусть и лежит. Хотя, Номад безо всяких последствий поднял первый клинок, а я – найденный перстень, – Азвар нарочно говорил погромче, чтобы на корабле осталась запись. Даже, если связь не работает, внешние микрофоны на корабле достаточно чуткие, и с расстояния сто метров запись сделают. – Могу предположить, что кольценосцу нельзя касаться клинка, а ножевщику – перстня. А я это правило нарушил. Пока у меня не было ничего, я смог поднять найденное кольцо, но после этого трогать нож уже не имел права. Не знаю, что зафиксировали камеры корабля, боюсь, что ничего. Здесь были армии номадов и амазонок, но они бесследно исчезли. Бесследно, значит, ни на траве, и нигде вовсе следов не осталось. Подозреваю, что таким способом я вижу что-то недоступное человеческому восприятию. Угодно, можете считать, что я свихнулся. Но невещественный кочевник едва не лишил меня зрения. А сейчас у меня на правой руке перстень амазонки из того самого цирконий-рениевого сплава с добавкой серебра, а в левой – клинок номада. Их-то вы видите?

Азвар поднял руки и почувствовал, как жарко вибрируют инопланетные артефакты, оказавшись поблизости друг от друга.

В искалеченном глазу болезненно застучал пульс, но Азвар уже не обращал внимания на боль. Он смотрел в небо, которое минуту назад было окрашено в яркие цвета восхода. Теперь небо раскрылось, явив трёхмерную картину вселенной. Кто-кто, а космический разведчик, привыкший работать с навигационными картами, сразу узнал изъезженные галактические просторы.

Человеку менее опытному это было бы не так просто сделать: звёзды и туманности смутно просвечивали сквозь почти не прозримое пространство. Всё, что опрометчиво полагалось вакуумом, на деле представляло субстанцию ощутимо густую и вязкую… хотя, как можно определить вязкость на взгляд? А если точнее, то субстанций было две, и они резко различались цветом: золотисто-рыжим и голубовато-зелёным. Всё видимое пространство было окрашено в эти два цвета. Две зоны перемешивались, вытесняя друг друга, но нигде не сливались в нечто третье. Местами, там, где казалось, они не могут не слиться, чётко сияли разграничительные точки: синие или рыжие. Порядок нарушался лишь в одном месте, где уродливой кляксой чернело пятно вокруг одной из незначительных звёзд. Не надо быть галактическим разведчиком, чтобы узнать в этой звёздочке Солнце.

Клинок и перстень вибрировали и жгли руки всё ощутимее. Ещё немного, их станет невозможно держать.

Азвар опустил воспалённый взгляд. Неподалёку, в десятке лошадиных скоков, стояли два войска. Они не двигались, не нападали, они ждали, когда он уронит один из артефактов, а лучше, если оба. Холодные бесстрастные лица, нацеленные копья, изготовленные луки. Всё это оружие было бессмысленно и ненужно. Бутафория, рождённая помрачённым сознанием. Там нет ничего, кроме силы клинка и перстня, рождённых той субстанцией, что владеет галактикой, а возможно, и всей вселенной. Именно эти незначащие предметы, отличающиеся лишь тугоплавкостью, разграничивают зоны влияния, определяют, золотисто-рыжий или зелёно-голубой цвет будет господствовать в той или иной звёздной системе. Но в любом случае, независимо от цвета, человеку там будет нечего делать.

– Слушайте вы и учитесь понимать! – закричал Азвар. – Я не знаю, что между вами происходит: это война, игра неведомых сил или любовь, но в любом случае, вам придётся подвинуться, потому что в мире есть третья сила – люди. Теперь нам известно, какая сила не пускает нас в дальний космос, и, значит, мы туда прорвёмся. Вам не о чем беспокоиться, галактика большая, места хватит всем!

Ничто не дрогнуло в лицах воителей, ни один конь не переступил ногой. Рыже-синие ждали и были неясно, понимают ли они сказанное.

Клинок и перстень нестерпимо жгли руки, терпеть дальше не оставалось сил.

Тогда Азвар сделал единственное, что ещё мог: сдвинул руки так, чтобы кольцо коснулось ножа.

Свет, в сравнении с которым померкло солнце, залил степь. Войска номадов и амазонок были сметены одним ударом. Вспышка, уничтожившая оба отряда, не затронула степь; на траве серебрилась утренняя роса, животные, которых Азвар так и не сумел рассмотреть, спокойно паслись вдалеке.

Азвар стоял, вздев чёрные обугленные руки. Боли не было, нервы сгорали быстрее, чем успевали послать рассудку болевой сигнал. Поверхность клинка и перстня, с трудом держащегося на остатке пальца, пузырилась и текла. Может быть, это выкипали серебро и железо, слишком плавкие для небывалого жара, но скорей всего, прямо в человеческих руках, словно в тигле, рождался новый сплав.

Удивительным образом глаза, даже глаз, повреждённый кочевником, продолжали видеть не только кипящий металл, но и звёздное небо в непостижимой дали. Теперь было видно, что там нет чёрного пятна, а один только свет. Если пристально взглянуть на слишком яркое сияние, оно покажется тьмой. Земля была исполнена света, в котором сошлись все цвета и оттенки. Неопытному взгляду этот свет мог показаться темнотой, но перед ним пасовали и золотисто-рыжее свечение, и то, что цвета морской волны.

Такой же всеобъемлющий свет сиял сейчас в сгорающих руках Азвара. Он заливал всю планету и звезду, у которой ещё не было имени, а только номер в каталоге. И было понятно, что он не погаснет, а будет вечно отпугивать косную массу, ворочающуюся в межзвёздных просторах.

В центре светлой области расстилалась планета, которую он в шутку хотел назвать Тёщей. Какая же она тёща, она мама! Земля-2. Здесь смогут жить люди, и самые домоседы почтут за честь обосноваться на её просторах.

Главное, не упасть прежде времени, не выпустить из рук прометеевский огонь. А когда самого Азвара не станет, в траву упадёт нечто ещё неизвестное, но поднять это сможет только человек.