Клятва на пепле

Вы знаете, какой страх ты испытываешь, чувствуя разлом Грани?

Я знаю.

Вы знаете, как цепенеет тело?

Я знаю.

Знаете это ужасное чувство, когда даже несколько слоёв магических защит: Щит Магмы - сочетание земли и огня, энергия из самого центра земли, Купол Света, который я всегда считал непробиваемым с одного удара, Огненная Пентаграмма, испепеляющая Тьму, не способны противостоять тёмному давлению на тебя.

Я знаю.

Я знаю... И прямо сейчас это чувствую.

Небо словно становится ниже и давит на тебя, стараясь вмазать в землю, пугает любой, даже самый тихий звук, а чтобы вдохнуть воздух нужно прилагать титанические усилия.
Холодная липкая капля пота медленно ползёт под рубахой вдоль позвоночника.
К эгрегору Света не дотянуться.
Я чувствую пульсацию Тьмы из разлома Грани. Меня скручивает тошнота и неописуемая боль. Липкая капля пота далеко не одна. Лоб мокрый от холодной испарины.
Ситуация усугубляется, разлом прорванной Грани расползается, словно ткань мироздания рвётся по швам.
Пути назад нет. Бежать нет смысла. Побежав сейчас, я почувствую тоже самое, что чувствуют люди, пытаясь в кошмаре убежать от преследования. Замедленные движения, на совершение которых отдаёшь все силы.

Разлом Грани пьёт страх, пьёт тебя. А твой страх бесконечен.

А ведь разлом Грани не долго пустует. В начале из неё только Тьма сочится в мир. Площадь разрыва мала, затем увеличивается и увеличивается, захватывая под своё влияние всё больше существ. Рано или поздно из разлома начинают проникать в наш мир самые разные тёмные сущности: Демоны, желающие завладеть твоей бессмертной душой, Тёмные духи сосущие все твои силы, Подселенцы, вытесняющие тебя из твоего же тела, пока ты не станешь лишь тихо стонущим голосом на задворках сознания нового хозяина когда-то твоего тела.

Да, мои знания только усиливают ужас от разлома.

Я, тратя последние силы, стиснув зубы до боли, прикусив щеку до крови, наконец разгибаюсь.
Больно и страшно. Но я смотрю в тьму разлома.

Тянусь рукой к амулету на шее: маленькая колба из горного хрусталя с густой жидкостью алого цвета. Кровь. Не какого-нибудь священника или Мессии. Моя кровь. Переполненная энергией Света.
Резким движением руки рву серебряную цепочку амулета, и швыряю его в разлом.

Поток Тьмы от разлома только усилился. Меня снова скрутила боль, колени воткнулись в мягкую сырую почву болота. Оно недовольно чавкнуло, принимая мой вес. Воздух, и без того тяжелый, пропитался густым запахом гниющей растительности и тины, к которому примешивалось тихое бульканье гнилостных газов, поднимающихся со дна топи. В черной, маслянистой воде отражался не тусклый свет, а лишь искаженный, пульсирующий багрянец Разлома. Вокруг, в клубящемся тумане, виднелись лишь скрюченные силуэты мертвых деревьев, их голые ветви-коряги тянулись к давящему небу, словно руки утопленников.

Разлом раскрылся шире, всё что я смог увидеть, стоя на коленях, это возникающие из разлома мохнатые ноги, оканчивающиеся копытами, а в нос ударил едкий запах серы.
Я постарался разогнуться, хоть и стоя на коленях. Не должен светлый маг умирать, не посмотрев злу в глаза и не плюнув ему в лицо.

Бес, разлом породил Беса.

Если бы на меня не давил разлом, пожалуй, я смог бы одолеть его. Но с выходом Беса, разлом только расширился, достигая уже три человеческих роста в высоту.

Я наконец распрямился, исподлобья посмотрел на беса целиком, с копыт до рогов. Его козлиные ноги переходили в раздутый, бочкообразный торс, покрытый не шерстью, а жесткой, похожей на кабанью, щетиной, сквозь которую проглядывала сальная, серо-зеленая кожа, испещренная язвами и нарывами. На чешуйчатой ладони, больше похожей на лапу ящера-переростка, бес держал брошенный амулет. Маленькая колба терялась в его огромной длани, но всё же я смог ее заметить: крошечный пламень Света в бесконечной Тьме. Его рогатая голова была увенчана короткими, витыми рогами, словно вросшими в череп, а на омерзительной морде светились свиные глазки, горящие инфернальным пламенем. Плоский нос с непропорционально широкими ноздрями втягивал воздух с хриплым свистом, а из влажной, клыкастой пасти непрерывно сочилась ядовито-желтая слюна.

Бес издал отвратительный звук, отдаленно напоминающий смешок, и сжал колбу. Горный хрусталь колбы раскололся. Ослепительная вспышка золотого света. Бес дернул лапой. Запах серы и гнили ударил мне в нос. Меня вырвало.
Когда я смог разогнуться вновь, я уже не чувствовал такого давления Разлома. Амулет всё-таки сработал. Значит у меня есть шансы выжить?
Я посмотрел на беса. Интересно, почему он не прикончил меня ещё пока меня тошнило? Бес всё еще размахивал когтистой лапой, от неё шёл дым.
Я смог подняться на ноги.
Что-ж, видно не пришло ещё время светлому магу Элиосу умереть.

Тратя последние силы, я материализовал меч Света. Пламенеющий золотой клинок возник в моей руке. Тяжёлый взмах - бес лишился обожжённой руки. Удар плавно перетёк в следующий - лохматые колени подогнулись, мы с бесом теперь были почти одного роста. Последним ударом я отсёк рогатую голову с омерзительной мордой. Голова с чавкающим звуком упала в болотную грязь, и из обрубка шеи хлынул не поток крови, а густой черный дым с запахом горелого мяса. Я без сил повалился рядом. Слава Свету, хоть на бок, а не лицом в лужу. Хотя-бы не задохнусь.

Когда я пришёл в себя уже светало. Мне было безумно холодно. Меня била мелкая дрожь. Но разлом был закрыт, а бес уже успел развоплотиться.

Я похромал в сторону города, виднеющегося на горизонте. Город на горизонте был не маяком надежды, а скорее шрамом на теле земли. Веритас. Его крыши сбивались в тесную, остроконечную массу, из которой, словно копья, пронзающие низкие облака, взмывали к небу шпили и башни. И над всем этим каменным хаосом царила громада собора. Даже отсюда, за много лиг, его готическая мощь подавляла. Он был словно застывший в камне крик веры, обращенный к безразличным небесам.

На полпути меня скрутил кашель. Не очень полезно для здоровья лежать в холодной болотной воде пол ночи.

Похоже, в моей жизни началась какая-то полоса удачи: по тракту проезжала небольшая повозка.

— Мил человек, не подбросишь до Веритаса? — спросил я сидящего на козлах крестьянина. Да, видок у меня сейчас наверняка был не лучший.

— Ты хто будешь то? — прошамкал дедок с козел.

— Элиос. Маг. Светлый - мне были очень тяжело не закашлять снова, приходилось делать паузы.

— Видок у тебя не светлый какой-то — крестьянин с сомнением почесал бороду.

— Тут неподалёку Разлом. Был. Грань прорвало. Закрыл. Устал... — ответил я, хватаясь за повозку, чтобы не осесть на землю.
Дедок с неожиданной прытью спрыгнул на землю и помог мне забраться в повозку. Я снова отключился.

Очнулся я от легких хлопков по щекам. Пожалуй, мне было уже лучше. Энергия, мана, называйте как хотите, снова возвращалась ко мне, помогая телу справляться с болезнью.

— Спасибо, дедушка —ответил я — храни тебя Свет.

— Я верю, что ты правду про энтот свой Разлом сказал — заявил мне крестьянин — неладное все в тех окрестностях чувствовали. И так болота затянуть пытаются, так ещё и словно сверху давило что-то.

— Где мы? — спросил я, привставая

— Та в городе уже — ответил мне дед — до больницы довести тебя?

Я отказался, попрощался с крестьянином и пошёл в сторону Обители Инквизиции.

Чем ближе я подходил, тем отчетливее становилась эта двойственность. Собор Святого Суда был сердцем города. Его стены из почерневшего от времени камня, казалось, впитали в себя все молитвы и все страхи Веритаса. Стрельчатые арки устремлялись ввысь, витражные розы горели холодным, драгоценным огнем даже в пасмурный день, а с карнизов на мир взирали десятки каменных горгулий и святых, чьи лица были искажены вековой борьбой с непогодой и временем.

А Обитель Инквизиции была механизмом, что заставлял это сердце биться ровно и без перебоев. Она прилепилась к собору, как практичный, лишенный всяких изысков нарост. Никаких витражей — лишь узкие окна-бойницы. Никаких изящных шпилей — только массивные, функциональные башни и толстые стены, способные выдержать осаду. Серые камни стен Обители хоть и сильно уступали громаде собора, всё равно значительно возвышались по сравнению с обычными двух-трёхэтажными домами города. Обитель была кулаком, защищающим трепетную душу собора. Она была скальпелем, вырезающим ересь, чтобы вера оставалась чистой. И именно в этот кулак, в этот холодный хирургический инструмент, я сейчас и направлялся.

Инквизиция была единым органом, занимающимся любыми проявлениями Тьмы и ереси: тёмными ведьмами и колдунами, различной хтонью, разрывами Грани, даже до магии, сотворенной без лицензии им, было дело. Хоть Инквизиция и была единым органом, внутри неё существовало множество отрядов, они подчинялись Лорду-Инквизитору, но у каждого отряда был свой характер.

Я отворил тяжёлую дубовую дверь. Почувствовал, как прохожу через защитные барьеры Святой Инквизиции.
Пройдя главную залу с огромными витражными окнами и поднявшись по широкой каменной лестнице на третий этаж, я предстал пред Лордом-Инквизитором.

Лорд-Инквизитор сидел на массивном стуле, на столе перед ним лежали аккуратные стопки бумаг и папок различной толщины. Угрюмое лицо Лорда-Инквизитора, словно вырезанное из камня, его простой бордовый балахон из грубого рубища были уже давно запечатлены в моей памяти как неизменные. Но неизменным было лишь первое впечатление. Его лицо испещряли глубокие складки у рта и сетка морщин вокруг глаз, оставленных не возрастом, а тяжестью принимаемых решений. Его глаза, глубоко посаженные и почти лишенные цвета, были похожи на два осколка отполированного серого гранита. В них не было ни тепла, ни злобы — лишь бездонная усталость и непоколебимая решимость. На столе лежали его руки — большие, с узловатыми суставами, они казались продолжением дубового подлокотника кресла, готовые в любой момент сжаться в кулак или начертать приговор.

— Лорд-Инквизитор... — начал я, преклоняя колени. — Прорыв Грани закрыт. Вышедший из него бес убит. Если нужен подробный отчёт - будет сделано.

— Элиос, сын мой, ты плохо выглядишь, — его голос, ровный и лишенный интонаций, был подобен скрипу сдвигаемых валунов. — Отчётом займёшься позже. Омойся, затем отправляйся в трапезную, прими пищу. В твоей келье тебя будет ждать свежее ложе.

— Благодарю, Лорд-Инквизитор — снова поклонился я и вышел из кабинета.

В обители было некое подобие бани. Инквизиторы признавали её пользу и оценивали баню и с практической, и с религиозной позиции.
Я оставил свои вещи в специальной корзине, окатил себя горячей водой из бадьи, смывая засохшую болотную грязь, растёрся мочалкой, как мог отпарил себя веником. Выходя, накинул на себя рубище, подобное рясе Лорда-Инквизитора.
Еда была простой, но не скудной: чечевичная похлёбка, жареная баранина с луком и всякой другой зеленью, травяной отвар. Двойных порций хватило, чтоб насытиться.

Я поднялся под самую крышу, отворил дверь в свою келью. Из маленького окошка открывался вид на город. Черепичные крыши освещало закатное солнце, а улицы уже начали погружаться в ночной сумрак.
Скинув балахон, я упал на свою кровать. Проделал привычные магические практики и тут же уснул.

Спал я беспокойно, то и дело мне являлась голова беса, и отрубленная, и вместе с телом. Я слышал его рык и хрюкающий смех, видел горящие инфернальным пламенем глаза.

Я умел ограждать сны от зла, и никто не мог в них проникнуть, однако моё подсознание само было генератором этих "замечательных" картин.

Проснулся я с первым лучом солнца, весь в холодном поту. Жёсткий матрас снова намял мне бок, но совсем разбитым я себя не чувствовал. Надев балахон и повязав бечёвку в качестве пояса, я сел за узкий письменный стол, достал перо с чернилами и начал строчить отчёт о вчерашнем закрытии прорыва Грани. Было сложно переносить все события в сухое и чёткое изложение событий, так что это дело у меня заняло достаточно долгое время, которое окружающие меня инквизиторы посвящают утренней молебне.

Лорд-Инквизитор окинул мой отчёт взглядом, кивнул, расписался, поставил личную печать.

К завтраку я успел, что меня несказанно обрадовало.