Книга Первая: Архивариус

Глава 1: KERNEL_PANIC

Первым было ощущение аппаратного сбоя. Не просто программной ошибки, а критического повреждения ядра системы, как будто кто-то выдернул питание из розетки в середине обновления прошивки. Мое сознание, или то, что от него осталось, представляло собой хаос бегущих красных строк на черном фоне небытия.

FATAL_ERROR: KERNEL_PANIC. MEMORY_DUMP_FAILED.

Я видел эти слова не глазами, я этими словами, был самой ошибкой, пытающейся осознать собственный крах. Отсутствовала точка отсчета, не было "я", лишь констатация тотального отказа.был

Сознание не возвращалось — оно дебажилось. Медленно, мучительно, оно компилировало реальность из поврежденных, разрозненных пакетов данных, словно пытаясь загрузить операционную систему с поцарапанного диска. Первыми прогрузились протоколы самого низкого уровня, базовые драйверы восприятия.

Инициализация слуховых рецепторов... Статус: нестабильно.

Мир хлынул в меня потоком звуков, сырых, необработанных данных. Протяжный, тоскливый вой осеннего ветра за окном был похож на низкочастотный гул серверной фермы перед каскадным отказом. Этот звук был главным процессом, на фоне которого работали другие потоки: резкий, царапающий скрип голых ветвей по стеклу, будто костлявые пальцы пытались пробиться внутрь; и тихое, монотонное тиканье где-то в стене. Мой мозг рефлекторно пытался классифицировать его. Не часы. Слишком неравномерно.

Анализ аудиосигнала... Сравнение с базой данных... Совпадение найдено: Lymexylon navale (Древоточец).

Мелкий, неумолимый метроном, отсчитывающий секунды разрушения этого места. Это осознание не вызвало страха, лишь холодный, аналитический интерес.

Инициализация обонятельных сенсоров... Загрузка драйверов...

Затем обрушились запахи. Это был не стерильный озон серверной, к которому я привык, и не запах больницы. Этот был плотным, тяжелым, как старинный бархатный занавес, и я мог бы разложить его на составляющие, как спектральный анализ. Основной тон: сухая, сладковатая пыль вековых фолиантов — запах распадающейся целлюлозы и ушедшего времени. Подтон: терпкий аромат гниющего дерева и сырости, въевшийся в сами стены этого дома. И резкая, химическая нота нафталина от тяжелых портьер.

Но над всем этим витал еще один, совершенно иной аромат. Острый, почти металлический, от которого покалывало в носу, как от статического разряда.

Обнаружен неизвестный тип излучения. Спектр: не определен. Рекомендуется дальнейший анализ.

Эфир. Я не знал этого слова, но моя система распознала его как нечто важное. Он был здесь повсюду, как фоновое излучение, как невидимая сеть Wi-Fi, пронизывающая пространство. Я не видел его, но чувствовал каждой клеткой кожи легкую, почти щекочущую вибрацию, словно тысячи крошечных иголочек танцевали на моей коже. Это была энергия. Информация. Нечто живое.

Инициализация визуальных драйверов... Статус модуля: поврежден.

Использование устаревших протоколов VGA (8-битный цвет).

Я с нечеловеческим усилием разлепил веки, словно поднимая свинцовые шторы. Картинка, прорисовавшаяся перед глазами, была ужасной. Зернистая, лишенная полутонов, она медленно прогружалась, окрашенная в жухлые цвета сепии. Высокий потолок тонул в градиенте черных пикселей. Резные ножки кровати казались грубыми кубами. Мир был похож на дурно сделанную компьютерную игру начала девяностых.

Я попытался пошевелить рукой. Отдал команду. 'move(right_arm) Система вернула ошибку.move(right_arm);

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Нарушена физическая целостность оболочки. Правый плечевой сустав: вывих, повреждение связок (27%). Физический отклик заблокирован. Протоколы обезболивания не найдены.

В ответ на мою ментальную команду мозг был затоплен сигналом боли. Чистой, незамутненной, цифровой болью — пиковый всплеск на графике, уходящий в красную зону. Я закусил губу до крови, чтобы не закричать, и во рту появился отчетливый металлический привкус железа. Тело отказывалось выполнять команды. Оно было чужим, враждебным железом.Биохимический анализ: повышенный уровень адреналина, кортизола.

С усилием, которое стоило бы мне в прошлой жизни поднятия штанги, я сел. Комната качнулась, как палуба корабля в шторм. Желудок скрутило пустым, сосущим узлом голода. Я опустил босые ноги на ледяные, скрипучие половицы и пошатнулся. Центр тяжести был смещен. Ошибка калибровки гироскопа.СИСТЕМНАЯ ПРОВЕРКА: Индекс массы тела пользователя ниже оптимальных параметров. Это тело было ниже, легче и слабее моего собственного. Я посмотрел на свои руки. Бледная кожа, тонкие пальцы, ногти странной, миндалевидной формы. Чужое тело. Чужая боль.

И вдруг, как фоновый процесс, прорвавшийся на передний план, меня охватило странное, навязчивое желание – налить в высокий бокал терпкого, густого красного вина и медленно выпить его, глядя на огонь в камине. Я ненавидел вино. Оно казалось мне бессмысленной тратой калорий. Это был не мой импульс.

ОШИБКА: Запущен неопознанный фоновый процесс. Источник: неизвестен.

Мой взгляд зацепился за парадную дуэльную рапиру, висевшую на стене. Эфес потускнел, но в изгибах клинка еще играл тусклый свет. Из чистого любопытства, чтобы занять чем-то руки и проверить моторику этого нового "оборудования", я подошел и взял ее. Я ожидал почувствовать неловкость, тяжесть незнакомого предмета. Вместо этого мои пальцы, моя рука, мое тело двигались сами. Они знали, что делать. Пальцы сомкнулись на рукояти в идеальном, выверенном хвате. Тело выпрямилось, плечи развернулись, ноги сами встали в базовую фехтовальную стойку.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Активирована несанкционированная двигательная функция. Источник: "". Загружается боевой модуль: "Фехтование, уровень 3".

Холодный ужас пронзил меня сильнее, чем боль в плече. В моей системе был вирус. Чужой код, который мог перехватывать управление. Я в панике разжал пальцы. Рапира с лязгом и тяжелым грохотом упала на пол, выбив из тишины громкое, протестующее эхо. В этом теле были зашиты чужие навыки. Чужая смертоносная память.

Именно в этот момент тихо скрипнула дверь.

На пороге, ежась от холода, стояла девушка. Она несла небольшой поднос, на котором стояла одинокая глиняная чашка, из которой поднимался пар. Грубое льняное платье было украшено скромной вышивкой по вороту. Ее волосы цвета спелой пшеницы были убраны в простую косу, а в огромных васильковых глазах застыли усталость и тревога. Увидев меня стоящим на ногах, бледного, растрепанного, да еще и рядом с упавшим оружием, она окаменела.

Мой интерфейс, уже немного откалибровавшись, тут же выдал анализ:

ОБЪЕКТ: Аглая (Человек, Жен.)
СТАТУС: [ИСПУГ: 95%] [СОЧУВСТВИЕ: 45%] [УСТАЛОСТЬ: 68%]
ОТНОШЕНИЕ (к ОБЪЕКТУ "Константин Воронцов"): [ЛОЯЛЬНОСТЬ: 65%] [ЖАЛОСТЬ: 70%]

Примечание: Повышенный уровень жалости может указывать на скрытую личную привязанность. Подпроцесс "" помечает данный объект как "доверенный".

Она ахнула. Поднос выскользнул из ее дрожащих рук. Чашка, его любимая чашка Константина, с синим узором по ободку, разлетелась на сотни осколков у ее ног. Горячий отвар с шипением растекся по половицам.

— Простите, барин! Эта чашка... ее матушка ваша подарила... — прошептала она, и крупные слезы покатились по ее щекам. Она оплакивала не чашку. Она оплакивала осколки жизни, которая была раньше.

— Барин… Константин Игоревич… вы очнулись! — спохватилась она. Ее голос был тихим, как шелест листвы. Она перекрестилась — быстрый, смазанный жест. — Слава Создателю! Я за Ефимом Климентьевичем! Он… он ночей не спал, у вашей двери сидел!

Она выпорхнула, а я остался наедине с чужим именем и осколками чужой жизни. Я подошел к мутному зеркалу над пустым умывальником. Из глубины на меня смотрел незнакомец. Юноша лет шестнадцати-семнадцати, бледный, с темными кругами под глазами и упрямой складкой у рта. Но в глубине его зрачков, в самой структуре кода, я снова увидел его — . Эхо прежнего хозяина. Я ощутил, как меня захлестнула волна чужой, бездонной боли и ярости.

ОШИБКА: Протокол эмоционального сдерживания не сработал. Скачок уровня агрессии: +350%.

"Слабак," — прошипел голос в моей голове, полный аристократического презрения. — "Ты даже не можешь выдержать немного боли. Ты такой же, как они говорят. Пустышка. Развалина."

Игнорировать. Это просто остаточные данные. Глюк системы.

Дверь распахнулась снова, и на пороге, опираясь на резную трость из черного дерева, стоял древний старик, похожий на засохший корень дерева. Это был Ефим.

— Костя… мальчик мой, — он шагнул ко мне и положил мне на здоровое плечо свою руку. Сухая, как осенний лист, но неожиданно теплая и сильная. — Ты вернулся к нам.

Когда он упомянул имя матери, Анны Петровны, чужие воспоминания хлынули неудержимым потоком. Запах ее духов, тепло ее руки, ее тихий смех. Мои (его?) глаза неконтролируемо наполнились слезами. Я не чувствовал горя, но тело реагировало за меня. Это было похоже на борьбу с программой, которая запустила бесконечный цикл. Я отвернулся к окну, с яростью пытаясь взять контроль над этой унизительной "мокрой" реакцией.

— Они… они ведь не своей смертью умерли, да? — вопрос сорвался с моих губ. Это спросил не я. Это спросил он, Константин. Его боль и подозрения прорвались сквозь мою логическую оболочку.

Ефим вздрогнул, его лицо окаменело.
— С чего ты взял, барин? – спросил он, глядя на меня исподлобья. – Несчастный случай. Карета сорвалась с обрыва во время грозы… так сказал дознаватель. — Он говорил это так, словно заучил слова, и это выдавало его ложь.

АНАЛИЗ: Речевые паттерны объекта "Ефим". Показатель вокального стресса: 7/10. Обнаружена микроэкспрессия: страх (0,2 с). Вероятность обмана: 78%. Вывод: Объект скрывает информацию, возможно, из страха за мою (пользователя) безопасность.

Я перевел тему, понимая, что сейчас я от него ничего не добьюсь. Старик, все еще потрясенный моим вопросом, начал свой скорбный рассказ. Он говорил о похоронах под проливным дождем, о презрительных взглядах других Домов, о том, как кабинет отца опечатали люди дознавателя — "для нужд следствия". Но Ефим был уверен, что это сделано по указке Соколовых, древних врагов Воронцовых, чтобы никто не добрался до архивов и долговых книг.

— Их Дом… эти Соколовы… они отобрали все, — голос старика дрожал от бессильной ярости. — Сегодня был их поверенный, этот мерзкий Крылов. Ухмылялся, как сытый кот. Сказал, у нас есть семь дней. До твоего семнадцатилетия.
— Семь дней? Почему именно семь? — перебил я, мой мозг аналитика требовал точности.
— В день вашего семнадцатилетия, барин, вы вступаете в полное право наследования. И в тот же день вступают в силу все долговые обязательства вашего отца. Так по закону. Они хотят унизить вас, забрать все в тот самый день, когда вы должны были стать полноправным хозяином.
— Что именно они заберут? — уточнил я.
— Поместье, все земли... И... — он запнулся, его взгляд стал совсем затравленным. — "Сердце Воронцовых". Родовой артефакт, который твой отец заложил им в отчаянной попытке получить средства на свои последние... исследования. Без него наш род угаснет навсегда.

Я дождался, пока убитый горем старик уйдет на кухню, чтобы распорядиться насчет скудного ужина. Меня оставили одного в холодной, умирающей комнате. В чужом теле. В чужом мире. С чужими врагами и чужим смертным приговором, до исполнения которого оставалась неделя.

Истерика была бы логичной реакцией. Отчаяние — естественным. Но мой мозг, мозг Максима Ветрова, отреагировал иначе. Он отбросил эмоции как бесполезный мусор и начал искать решение.

ЗАДАНО: Временной лимит - 7 дней. Начальные ресурсы - 0. Идентифицированные противники - 1+.
ЦЕЛЬ: Выжить и отменить условие проигрыша.
ПЛАН ДЕЙСТВИЙ: Сбор данных — приоритет №1.

У меня не было денег, не было союзников, не было силы. Но у меня была информация. Вернее, был потенциальный доступ к ней. И я должен был найти доказательство того, что моих "родителей" не просто погубила трагическая случайность — их уничтожили целенаправленно. Иначе я буду следующим.

Я посмотрел на темный коридор, ведущий вглубь дома. Там, за семью печатями, находилась "серверная" моего предшественника. Его мозг. Его архив.

Мне нужна была цель. Конкретная. "Проникнуть в опечатанный кабинет отца." Там — информация. Там — оружие. Там — мой единственный шанс.