Княжич, Который Выжил

Этим же вечером за ужином я невинно протягиваю:

— Ма-ма, а дая тефон!

Мама с улыбкой оборачивается:

— А зачем он тебе, молодой господин видеоблогер?

Я важно надуваю щеки – и правда ведь, видеоблогер, а вернее – оружейный обзорщик:

— Глянуть, как злители леагирулют!

— Там же много букв, — мама достаёт из сумочки мобильник. – Ты же медленно читаешь еще, малыш.

Я хитро прищуриваюсь, протягивая ладошку:

— Я также умею смотлеть калтинки.

А про то, что читаю не хуже пятиклашки, пока скромно умолчу — не будем шокировать родительницу. Хватит с неё и гранатомётов с миномётами на сегодня.

Мама пожимает плечами, разблокирует телефон и протягивает мне. Я её знаю — для сыночка ничего не жалко. Вот только пушки её до сих пор пугают, но это вопрос времени. Исправим.

Вкладка «Царьграма» уже открыта на нужном ролике. Мама-то успела глянуть, как у меня дела, хех.

Я тут же пролистываю комментарии. О, как! Всё даже лучше, чем планировал. Ролик разлетелся по «Царьграму», но в комментариях сплошное негодование. Все дружно хают «Юсупов Медиа» как злобную корпорацию, которая зажала бабки и не дала ребёнку жалкий танк.

Место в чарте топовое, а комменты плохие. Идеальный парадокс. Чем больше шуму — тем выше просмотры, а чем выше просмотры — тем хуже положение корпорации.

Завтра, глядишь, и Евгений Евгеньевич наберёт, попытается нас уговорить продолжить сотрудничество. Возможно, даже умолять будет.

Но судьба — дама с чувством юмора. Телефон прямо в моих руках оживает и заливается звонком. На экране высвечивается: «Юсупов Медиа».

Легки на помине!

– Ма!

Мама берет у меня мобильник и подносит к уху:

— Алло?

Я, не теряя момента, заявляю:

— Ма! Не хочу лолик у Юсупов!

Мама переводит на меня взгляд, полный недоумения:

— Не хочешь больше обозревать у Евгения Евгеньевича? — я молча киваю. — Почему?

Я хмурю брови и делаю утомленное лицо:

— Усталь! Пелелыва хочу! Лутше с тобой в лабу!

— В мамину лабораторию хочешь? — мама хлопает глазами, но в голосе слышится удивление и радость. Я снова серьёзно киваю.

— Ох, мой ты хорошо! — она смеётся, а я невозмутимо скрещиваю руки на груди и добавляю с весомым видом:

— Съёмки потома!

Мама задумчиво наклоняет голову, обдумывая что-то, а затем коротко кивает:

— Хорошо. Неделька перерыва не помешает.

Я довольно лыблюсь. Мама у меня молодец. Она приняла мою версию событий без лишних вопросов. Именно так должно быть. Слушайте меня, служите мне, хо-хо.

Мама снова подносит телефон к уху. Теперь её голос звучит ровно, вкрадчиво, но с той самой ноткой светской вежливости, которая говорит: торг здесь неуместен.

— Константин? Очень приятно. Вы от Евгения Евгеньевича? Продлить контракт? Боюсь, пока нет. Княжич устал. Последнее время на него слишком много навалилось: съёмки, новое руководство в садике…

Она делает паузу, позволяя собеседнику на том конце провода высказаться.

— Мы возьмём перерыв. Когда будем готовы продолжить, сообщим.

Я берусь за ложку и продолжаю есть кашу, стараясь догнать Ксюню.

«Юсупов Медиа» пора как следует промариновать, чтобы прочувствовали, с кем связались. Я вам не милая игрушка, размахивающая пушками перед камерой ради ваших прибылей.Я сам буду диктовать условия. Определять сценарии. Контролировать стратегию канала.

Если они рассчитывали использовать меня в своих целях — придётся их разочаровать и поставить на место. Это шоу-бизнес, детка. Либо прогибают тебя, либо прогибаешь ты.

А в худшем случае — да и самому можно снимать ролики. Главное, чтобы было оружие. А уж в моём роду Опасновых дружина без стволов не останется, это я гарантирую.

Вся фишка «Юсупов Медиа» — в возможных связях со светлейшими князьями Юсуповыми. Только вот мне такие связи даром не нужны, если моя роль в них — лежать под каблуком и кивать в такт.

Подстилкой я не работаю.

Мама кивает, заканчивая разговор.

— До свидания… Всё, мама поговорила. Отдыхай пока от съёмок, Слава.

Я согласно киваю:

— Пасиба.

Но, разумеется, отдыхать я не собираюсь. Через пару минут, ловко воспользовавшись предлогом «пойду, подышу воздухом», выскальзываю из дома. За мной тут же хвостом пристраивается детский контроль в виде служанки. Я не обращаю внимания, уже привык к постоянной слежке нянек.

До заката еще время есть. Быстро оглядываюсь. Случайностей не бывает. И точно — вдалеке замечаю Матвея Максимовича. Он только что разговаривал с Ефремовым, теперь стоит чуть в стороне, хмуря брови.

Матвей замечает меня, хмурится, голос воеводы уважительный:

— Княжич, чего хотел?

Я требовательно произношу.

— Баки… ба…! – Черт, не получается. – Бан-ки!

Матвей озадаченно моргает:

— Какие банки?

Я широко развожу руки:

— Любые, какие не жалка! Все баки бз-бззз!

Он на секунду задумывается, потом догадывается:

— А-а-а… Это для тренировки? Взрывать?

Я серьёзно киваю. Матвей тяжело вздыхает, оглядывается, словно проверяет, не услышит ли кто-нибудь ещё этой гениальной идеи.

— Не знаю, как княгиня отнесется…

Я беспечно пожимаю плечами:

— Ну, сплоси и узнаишь. – Всему учить надо, ей-богу.

Матвей снова вздыхает.

— Да уж, но вы правы. Вам надо силу тренировать…

Я довольно киваю. Вот это я понимаю, понятливый мужик! Даже не спорит, разговаривает со мной как со взрослым. Может, он знает про меня? Вернее, догадывается, что перед ним не просто ребёнок, а переселенец? Хотя… вряд ли. Откуда? Я, конечно, не тёмник и почти не шифруюсь от своих, но додуматься до такого – задача не легкая. Хотя Матвей не глупый, может, и допёр. Или кто-то подсказал. Но мне это и неважно. Своим можно такие секреты доверять.

Вернувшись в дом, поднимаюсь в детскую. Ксюня сидит на полу, аккуратно расставляет кукол в ровный ряд, что-то им тихонько приговаривая. Я вытаскиваю из коробки ещё запечатанную упаковку и предлагаю рациональный вариант досуга:

— Давай в головоломки!

Ксюня поднимает голову, надувает губки.

— А кукли?

Я хмурюсь. Нет, ну серьёзно. Как можно предпочесть куклы логическим задачам? Но тут же замечаю её грустные глаза. Понимаю. Девочке нужна мотивация. Выдох. Ладно. Я сдаюсь ценой малой жертвы:

— Ну-у… ладно! После головоломки — я с тобой в кукли сыглаю. Один лаз только!

Ксюня тут же оживляется, радостно хлопает в ладоши. Отступление стратегическое. Всё ради великой цели — обрушения системы садика. Головоломки — это маскировка, камуфляж перед Ильиной, чтобы княжна думала, будто нам, правда, нужно в ее стрёмные «лучики». Надеюсь, Артём сейчас тоже не балду гоняет, а честно решает ребусы, которые я дал ему с собой.

***

Офис «Юсупов Медиа», Рязань

Евгений Евгеньевич сидел в своём кабинете, постукивая пальцами по столу в нервном ритме. Каждый удар по столешнице — как гвоздь в крышку гроба его спокойствия.

В дверь постучали. Он даже не поднял глаз.

— Входи, — бросил раздражённо.

В кабинет вошёл коммерческий директор Константин. Вид у него был слегка измученный, как у человека, который только что разговаривал не с клиентом, а с глухой стеной.

— Позвонил княгине Опасновой, — сообщил он устало, плюхаясь в кресло напротив. — Сказала, что на неделе подумает про контракт.

Евгений Евгеньевич нахмурился.

— Как это — «на неделе»?!

Константин беспомощно пожал плечами.

— Похоже, Жень, они с ребенком обиделись на тебя. За тот случай с танком.

Евгений Евгеньевич вдруг почувствовал это. Кресло генерального директора под ним пока не шаталось… Пока. Но где-то внутри уже скрипнули первые винтики механизма, который в будущем может его скинуть с сидушки.

Из-за последнего ролика канал и корпорация сейчас утопали в волне негатива. Если ситуация дойдёт до Юсуповых, Никулину придётся лично оправдываться перед светлейшим князем. А это не просто неприятно — это опасно для его карьеры.

Он сжал губы и развернулся к Константину.

— Звони снова через два дня. Может, передумает.

Коммерческий директор лишь кивнул и молча вышел. А Евгений Евгеньевич, тяжело вздохнув, поднялся, открыл сервант и достал бутылку коньяка.

***

И снова садик. И снова линейка. Стою за «лучиками» и «работяшками», рядом с Ксюней и Артёмом. Воспитательница что-то вещает, но, как обычно, я её не слушаю. Подмышкой у меня зажата коробка с головоломкой, прихваченная из дома. Сегодня в садике будет не обычный день. Сегодня состоится интеллектуальный переворот.

Я жду-жду и вот, наконец, воспитательница замечает трофей. Прищуривается, сверля меня цепким взглядом.

— Княжич Слава, что это у вас?

Хмыкаю, слегка поигрывая коробкой.

— Голомомка!

— Но у нас есть свои головоломки, которые вы будете решать на тесте, — напоминает она наставительным тоном. — У нас строгая система развития, и в неё нельзя вмешиваться со своими играми. Всё, что мы используем, прошло согласование с методистами садика. Убери её в шкафчик в раздевалке, а в конце дня забери домой.

Я невозмутимо качаю головой:

— Неть. Мама сказала, што можна.

Занавес. Воспитательница моргает. Очевидно, такого аргумента она не ожидала. Я улыбаюсь самой невинной детской улыбкой, широко открываю глаза и добиваю:

— А можат, мне маме сказять, что ви заплетили, а?

Воспитательница поджимает губы. О, как ей не хочется привлекать к себе внимание княгини.

— Пока оставь… потом решим, — сдаётся она, отведя взгляд.

Я фыркаю про себя. Как же легко прогибать эту систему.

В игральной комнате происходит самое интересное. Раскладываю головоломку на полу вместе с Ксюней и Артёмом. Она непростая: тут и куклы, и машинки, и фигурки, которые можно двигать и менять местами. Всем по занятию, всем по душе.

Чтобы было веселее, заменяем одну из фигурок на Жору. Пусть он жук не самый покладистый, всё время норовит уползти за пределы игрового поля, но, как вы знаете, Жора всё равно крутой, хотя и не настолько как Ден.

— Жола, стой! — возмущается Ксюня, когда усач в очередной раз сворачивает не туда.

Я ловко перехватываю его, возвращая в центр головоломки. Артём хмурится, пытается отгородить ему дорогу кубиком.

— Жола, неплавильно! Надо тудя!

Жук наконец шурует в нужную сторону.

Артём, нахмурившись, переворачивает кубик, надеясь выиграть в этот раз. Головоломка интересная. Я так увлекаюсь, что не сразу замечаю, как к нам подкрадывается Катька. Она заглядывает в коробку, заинтересованно наклоняя светленькую головку.

— Сава, Ксю, во шо иглаити? — любопытно спрашивает белокурая «лучик».

Ксюня важно отвечает:

— В голомойку Савы!

Катя разглядывает детали, взгляд её загорается восхищением.

— Куколки малипусики… класивые… — с придыханием произносит она.

Ксюня кивает без интереса:

— Дя-дя…!

Хм, неужели Катьке тоже хочется к нам? Ну а почему бы и нет. Я приглашаю эту змеюшку:

— Хочиш? Садись!

Катька с довольной улыбкой плюхается на пол, аккуратно берет малюсенькую фигурку, поворачивает её в руках, щурится, а потом старательно вписывается в игровой процесс.

Система дала ещё одну трещину. Я такого не ожидал, но так даже лучше. «Лучик» играет с «исправляшками». Такого быть не должно, но вот оно случилось.

Боковым зрением замечаю, как воспитательница в проходе замерла. Губы её сжаты в тонкую линию, взгляд напряжённый, будто она только что поймала нас за чем-то ужасно предосудительным. Но поздно. Удар по системе нанесён.

Одна из её опор — ранжирование игрушек — только что просела. И главное — это заметили остальные дети. Пока они делают вид, что играют с «ранговыми» игрушками, но краем глаза всё равно подсматривают за нами. Они уже думают.

Раньше они могли приносить игрушки из дома, но не увлекались этим — садиковские казались лучше, круче, ярче. Но теперь они увидели, что свои игрушки это альтернатива навязанным ранжированием.

***

Сегодня в «Юных нобилях» очередной тест. Он пока не решает, кто станет «лучиком» — это будет определяться только через две недели по итогам всех тестирований. Но это всё ещё шанс показать, на что кто способен. И мы, «исправляшки», покажем, о да!

Для меня, Ксюни и даже Артёма тест оказался до смешного лёгким. Я уже представлял, какие задания нам могут дать. Дома мы разбирали похожие ребусы — я предугадал их заранее, а значит, сюрпризов не было. Система садика проста, как деревянная ложка: методисты разрабатывают тесты, но вариантов для малышей не так уж и много. Всё предсказуемо. Мы справляемся быстрее многих «работяжек». Они, конечно, получают задачи попроще, но всё равно мы первее успели. Вижу, как воспитательница искоса наблюдает за нами, хмурится. Не потому, что мы справляемся хорошо, а потому, что мы неправильные дети. Мы должны были плестись в хвосте, тупить, ошибаться, нервничать. Но мы идём впереди.

До «лучиков» нам пока далеко, те вообще получили какую-то легкотню и щёлкают её, как семечки. Но уже видно, что я и Ксюня сможем поспорить с ними в будущем. И это уже кое-что.

А сразу после теста случается неожиданное.

Меня опять обнимают. Только не Ксюня. Артём. Без всякого. По-мужски. Я замираю на секунду, ощущая его короткое, крепкое объятие. А потом понимаю. Он счастлив.

Сегодня мы не были аутсайдерами. Не плелись в хвосте. Не оказались на дне. Мы вышли за рамки, в которые нас так старательно пытались загнать. Да, на нас всё ещё висят красные галстуки «исправляшек», но теперь мы точно знаем — как минимум мы не хуже остальных. А если по-честному, то и умнее. Намного.

Но дурной пример заразителен. Ксюня вдруг подскакивает и тоже обнимает меня, вжимается, зарывается лбом в плечо. Хель меня дери. Но ей это правда нужно. Вот и не отталкиваю.

Тихо тянет:

— Пасиб, Савачка.

Я усмехаюсь:

— Это ещё тока цветоцки. Дальше — клуче.

Считайте меня безумцем, но Разрушение — самый честный путь. Я не интриган. Да, умею строить заговоры, манипулировать, обманывать. Но если есть выбор — всегда предпочту стереть в пыль всё, что мне не нравится. До основания. В прах.

***

Дома мы с Ксюней сразу несёмся во двор. Нам не терпится в песочницу — песок это сила, песок это возможности. Пока другие дети лепят пасочки, мы творим магию.

Давненько я уже прикончил ту змейку Порядка. Хорошая была подпитка, и надо бы ещё поработать с зверями Порядка. Правда, мама пока не даёт зелёный свет. Она и так в шоке от моих «невинных развлечений» — гранатомётов и миномётов. Так что приходится действовать в рамках разрешённого.

Медитации и влияние Дена как катализатора пока помогают. Значит, будем довольствоваться меньшим. А может, и на что-то посложнее хватит.

Новый эксперимент. Строю небольшой песчаный замок, тщательно утрамбовывая стены ладошками. Ксюня копает ров, затем отбирает у Дена мокрый комок песка. Он решил, что это еда.

Главная часть — проверить Паутинку. Простейшая техника Разрушителя, для взрослого — плёвое дело, а вот для карапуза — испытание.

Я концентрируюсь, чувствую, как энергия тонкими нитями стягивается в кулак, вплетается в песок, ползёт по нему, разрастаясь. Всё срабатывает чётко.

Замок покрывается тонкой сеткой трещин, словно старая пересохшая кожа. Ещё лёгкое касание пальцем — и он оседает в пыль, будто его и не было.

Я доволен. Развитие не застопорилось, всё идёт по плану. Но тут отвлекает неожиданное.

Подбежавший Глинка вдруг принимается облизывать песок. Я уже собираюсь возмутиться — нечего жрать мои руины! — как замечаю его зубы. Огромные. Толстые. Острые. Твёрдые, как булат. Раньше такого не было. Совсем недавно отросли.

Глинка чавкает, поводит ушами, смотрит на меня с таким обожанием.

Рядом появляется псарь, лениво хлопает в ладони:

— Глинка, пошли есть.

Я указываю на пса:

— А пачму у Глинки зубы вылосли?

Псарь Серафим громко смеётся, широко улыбается, показывая свои собственные, не такие уж и острые зубы:

— Так это ж наш Глинка готовится к второй формации, княжич! Мы его кормим зверями Воды, вот и растёт помаленьку! Ладно, Глинка пошли!

О, круто. Глинка тоже развивается. Зубы твёрдые, острые, прямо идеальные резаки. Мне они ещё пригодятся.

Как по расписанию, появляется Матвей.

— Княжич, вот ты где!

Поднимаю взгляд. Воевода стоит с огромной сумкой, глаза блестят от предвкушения. Видно, самому воеводе любопытно, что из этого выйдет. Расстёгивает сумку, опускает руку внутрь и достаёт несколько стеклянных шаров — алхимических пузырей.

— Ирина Дмитриевна сама передала. Будем пробовать, как ты хотел. Взрывать, только уже не банки.

Он расставляет странные пузыри на подставках прямо в песке.

— Это алхимические ёмкости. Взрывай, княжич.

Меня дважды просить не надо. Я всегда рад что-нибудь взорвать.

Концентрируюсь. Первый пузырь на левом краю. Щелчок энергии — и он рвётся. Легко. Стекло чуть толще мыльного, но взрыв глухой, сдержанный, словно где-то за стеной хлопнула тяжёлая дверь. Плавно перехожу ко второму, третьему, четвёртому. Один за другим они разлетаются, лопаются, как перегретые шарики, мгновенно растворяются в воздухе, не оставляя ни следа. Никаких осколков, никаких обломков. Удобно. А то попробуй потом эти стекляшки из песка выгреби.

Всё идёт отлично, пока я не дохожу до середины ряда.

Здесь уже сложнее. Видимо, плотность стекла выше. Теперь они не взрываются сразу, а только покрываются трещинами.

Но я не сдаюсь.

Приходится подходить ближе, усиливать напряжение, направлять больше энергии. Последние лопаются неохотно, как упрямые орехи, но всё же сдаются.

Все шары разбиты, песок усыпан стеклянными осколками… вернее, был бы усыпан, если бы осколки не исчезали сами по себе, словно снег на тёплом асфальте.

Ксюня хлопает глазами, наблюдая, как стекло тает в воздухе. Алхимия.

Матвей, скрестив руки на груди, одобрительно кивает:

— Княжич, ну неплохо. Сила твоя растёт.

Я устало хмыкаю:

— Лампачку бы я лазбил?

Матвей задумывается.

— Если бы ты был рядом, думаю, хватило бы сил.

— А если далоко?

— Пару метров хотя бы, — он кивает на отпечатки в песке от крайних правых шариков. — Вот эти были по плотности примерно как лампы.

Я пожимаю плечами:

— Мне понлавилось! Жду ишо зафтла!

Матвей морщится:

— Хм, шарики дорогие...

— И щто? У мамы поплоси дениг!

Матвей обещает сделать и топает прочь. Я падаю в песок, раскидываю руки, тяжело дышу. Ксюня тут же подбегает, хватается за мои щёки, встревоженно заглядывает в лицо:

— Ты щто?

— Плосто устал…

Бурчу, закрываю глаза. Думаю полежать. Но фиг мне. Как по расписанию, появляется мама.

— Слава, в лабораторию-то хочешь пойти?

Замечает, что я валяюсь в песке.

— Ой… Ты устал?

Я подскакиваю, как ужаленный:

— Нет-нет! Не усталь! Поста игдали с Ксюней! Я плитвалилси мелтвым!

Мама поджимает губы.

— Ну у вас и игры, конечно… — потом усмехается. — Пойдём, раз сил еще полно.

В лаборатории Гера снова приносит мне мышь. Как и в прошлый раз, мама берёт подарок и, не моргнув глазом, выбрасывает в мусорку, едва ее любимица отворачивается.

Лаборатория полна интересных вещей. Много странного, много непонятного… Но пока я не нашёл здесь ничего, что поможет мне снова разрушить систему.

А значит, поиски надо продолжать.

И тут натыкаюсь взглядом на странную капельницу-флакон.

— А эта што?

Мама бросает мимолётный взгляд, явно не видя в ней ничего особенного.

— Капельница для глаз.

Я встрепенулся:

— Зелье?

— Зелье Лупа. Капаешь в глазик — и всё видишь увеличенным как в лупу. Правда, действует всего десять минут. Хочешь попробовать? Только может испугать с непривычки.

Испугать?! Значит, крутая штука. Убивать врагов в садике мне нельзя. А вот пугать сколько угодно!

— Хочю!

Мама берёт флакончик, запрокидывает мне голову и капает прямо в глаза.

— Не моргай.

И всё меняется.

Стол передо мной вдруг становится другим. Я вижу каждую трещинку, каждую царапину на дереве, микроскопические ворсинки. Мир словно увеличили в тысячу раз.

Мама подносит камушек — и я различаю мельчайшие дефекты, будто это не просто камень, а целая карта с ущельями, впадинами и кратерами.

— Очень удобно при алхимических работах, где нужно видеть мелкие детали, — поясняет мама.

Но я её уже не слушаю. Перевожу взгляд в угол. И едва не подпрыгиваю.

Передо мной — огромная чешуйчатая морда.

Гигантская змея. Исполин.

Она настолько велика, настолько детализирована, что от одного взгляда морозит по коже. Сердце колотится быстрее.

Готовлюсь к опасности. Уже наготове Взрывы и Паутинка.

Но потом натыкаюсь взглядом на гигантские влюбленные глаза, устремленные на меня. Хел меня дери! Это ж Гера!

Просто я увидел её слишком детально. Каждую чешуйку, каждую морщинку на коже, каждую линию змеиной анатомии.

Круто!

Я выдыхаю.

А что бы испытал обычный ребёнок?

Ор, рев, паника, крики "МАМАААА!"

Что ж, зелье полезное и может стать оружием. Считай, план по сокрушению системы «Юных нобилей», версия 2.0, готов к реализации.

Всё ещё под эффектом Лупы, я задумчиво вглядываюсь в Геру. Так, пора заняться разведкой.

Поворачиваюсь к маме, которая листает бумаги, поглядывая в телефон.

— Ма, а када затмэние?

— Затмение? А, поняла. На следующей неделе, — она берёт мобильник, открывает календарь. Щёлк. — Среда.

Будний день. В это время я буду в садике. Отлично.

— Будет темно-темно?

Мама спокойно кивает, не отрываясь от экрана:

— Да, но не переживай. В садике включат свет. Тебе нечего бояться. Просто гулять не будете в это время.

Я усмехаюсь. Значит, на улице будет черным-черно, а свет создадут только лампы, которые я умею взрывать? Чудесно.

Госпожа княжна Ильина, грядёт вендетта.