Князь

Славик Князев уже месяц ждал этих выходных. Складывалось всё удачно. ЕГЭ остался позади, минимальный балл для поступления в местный «пед» хоть с трудом, но набран. На радостях родаки раскошелились и подарили ноут, не дешманский даже, прошлогодние игры тащит "на ура". Вот только игрушки Славик теперь вынужден покупать на свои кровные. Торренты никто не отменял, но не сидеть же всё лето офлайн. А тут ещё в «Стиме» летняя распродажа и баба Фрося в Сварожье к себе позвала. Край таёжный, папоротником славится. И пункт приёма есть. Тыщёнку — другую поднять можно. Как раз на «Батлфилд» новый.

Поэтому сейчас он и брёл по лесу в джинсах, заправленных в дурацкие резиновые сапоги с жёлтым цветочком на голенище, с пустым мешком за плечами и лютой ненавистью ко всему деревенскому в сердце. Отмахивался от назойливой, кусачей мошкары, загоняющей свою жертву не хуже любых волков и так же безжалостно — даже репелент не помогал. Размахивая самодельной дымовухой из мыла и бумаги как поп кадилом, Славик ругался, то и дело забывая оглядываться по сторонам в поисках вожделенных кустов. Солнце палило нещадно. Предусмотрительно нацепленная белая бейсболка не спасала. Хоть сейчас производи трепанацию и подавай каннибалу Ганнибалу варёные мозги в кокосе-черепушке.

Славик никогда бы не подумал, что в лесу бывает так жарко. Где же воспетая поэтами тень и прохлада под сенью вековых сосен? Лишь складывалось ощущение, что какой­-то безумец посвятил жизнь беспорядочной установке телеграфных столбов в поле. И Славик теперь как дебил блуждал меж ними. Да, похоже, не видать ему «Батлфилда».

Пора возвращаться, пока тепловой удар не хватил. Только передохнуть надо.

Сбросив рюкзак на траву, он сел, привалившись спиной к поваленной сосне. Снял бейсболку, тряхнул взмокшими рыжими кудрями, смахивая капельки пота. Нестерпимо хотелось спать. Где-то невдалеке слышалось пение. Вроде не колыбельная и слов не разобрать, а в сон клонит. Славик прикрыл глаза. Деревня! Такая жара, а они хороводы водят. Эх, сидеть бы сейчас дома, врубить «контру», кондей…

Не цедилка* с иглой на костре маня,

Привела меня жгучей болью к тебе.

Ты же знаешь, Княже, я боюсь огня,

Но и ты тогда будь покорен судьбе.

Славик встрепенулся. Не хороводы, значит. На поляну, напевая что-то неразборчивое в духе фолк-рока, вышла девушка, почти девочка, с корзинкой в руке. Светловолосая, босая, в венке и простой белой рубахе. Или платье каком родноверском.

«Ну и одёжа, на саван похожа, — поморщился Славик, — сельская, поди. Точно! Купала ж сегодня, вот и вырядилась. Поёт». Странно было то, что шла она из глубины леса, а не со стороны деревни. Девчонка была миловидная, даже красивая. Стройная, загорелая. Славик таких сторонился. Заговоришь, потом проблем не оберёшься. Ясно, что не одна. Босая, значит, прикатила с кем-то. Встречаться с ухажёром или ухажёрами этой красотки да ещё в лесу Славику не хотелось.

— Чего тебе? — буркнул он.

Девушка нерешительно замерла на краю поляны. Было в ней что-то неуловимо знакомое. То- ли в деревне видел, то- ли похожа на кого.

— Ничего, — девчонка удивлённо пожала плечами, — землянику будешь? Я вот насобирала.

— Что?

— Ягодку, — девушка подняла корзинку и сделала несколько шагов к парню, — А ты за травами пришёл?

— Ну. За папоротником.

— Не местный, — улыбнулась она, — он уж месяц как негодным стал. Или ты счастье найти хочешь? Жар — цвет сорвать? — девушка подошла ближе и уставилась на парня своими синющими глазами. Странные были глаза. Вроде ясные, как безоблачное небо, а присмотришься — с тёмной поволокой, точно дымок от костра ввысь поднимается. У Славика ощущение возникло, словно он в колодец заглянул. Глубоко, и что-то неясное на дне плещется.

— Рыжий! — девушка засмеялась и выдернув из своего венка сине-жёлтый цветок, внезапно запустила тонкие пальцы в шевелюру Славика. Оставила в волосах лепестки, коснулась лба.

Стало легче. Ладонь прохладная. Или просто солнце за макушками сосен скрылось. Приятно...И нравы тут вольные, похоже… но Славик отпрянул, залился краской. Знал, прикасалки с чужой девчонкой без последствий не останутся. Деревенские дискотеки — притча во языцех. И то, что после них бывает — тоже. Мотоциклетной цепью по харе — приятного мало. Валить надо бы отсюда. Но просто так сорваться и бежать, вроде как стыдно. Повод бы найти.

— Жарый. Пальцы помнят, — шепнула смуглянка в «саване».

— Чего?!

— Ничего. Тебя солнце поцеловало.

— Перегрелся, в смысле? — забеспокоился Славик.

— Нет, — вновь засмеялась светлокосая, — Красивый ты. Огненный. Ярый. Тебе папоротник не нужен. Ты сам цветок.

Славик покраснел пуще прежнего.

— Ты… это…тоже красивая. На Марго Робби похожа, вот! Ну, на Харли Квинн из Отряда самоубийц, — торопливо пояснил Славик, перехватив недоумённый взгляд девушки, — фильм такой. Не смотрела?

Та лишь пожала плечами:

— Выходит, повезло ей, раз похожа. Цветок, смотри, не выбрасывай. Идёт тебе. Это марьянник, Иванова трава. Ну, Иван-да-Марья, неужто не слышал? Твой цветок. Сегодня как раз в силу вступает. Солнцестояние же.

— С чего мой-то? Я не Иван. Ярослав. А тебя, кстати, как зовут? — чёрт, сорвалось непроизвольно. Заворожила что ли? Теперь уже не развернуться, не уйти. Славик читал о пикапе, НЛП. Враньё. Сам проверял — не работает. Да и откуда деревенской белобрысой дурёхе о таких вещах знать, если она даже о Харли Квинн не слышала.

— Кстати ли? — Девушка подняла на него свои странные сине-дымчатые глаза и склонила голову на бок. Словно задумалась о чём, — Меня… меня Маринкой кличут… Афанасьевой, — наконец произнесла она неуверенно, — Так что и мой это цветок тоже.

В цветах Славик не разбирался, поэтому оставалось по примеру незнакомки пожать плечами. Что он и сделал.

—А ты смешной, Ярко. И бесстрашный, — девушка присела на поваленный ствол, — И, коли уж мы о цветах заговорили, неужели так папоротник манит?

— Бесстрашный? — насторожился Славик, — Тут что, волки?

— Волки?! — девушка удивлённо вскинула тёмные ресницы? — В тайге?!

Издевается! Ситуация Славику нравилась всё меньше. Не любил он странности. Да и людей не слишком-то привечал. Живых. Вот в соцсетях, где сотни две друзей — дело другое. А с этими… реальными. Стрёмно как-то. Вон, даже лопочут непонятно.

А деваха гнула своё:

— Волки-то ладно, они без надобности человека не тронут. Не комары.

Славик вздрогнул, вспомнив свои недавние размышления о гнусе. И только сейчас понял, что его нет. Куда подевался? Может ягодный запах отпугнул. Наверное... Девчонка вон, почти раздета, а её не сожрали.

— А ты не слыхал, что в этом урочище на Иванову ночь каждый год люди пропадают? — девчонка вытащила огромную ягодину из лукошка и поднесла к губам. Сверкнули зубы. Брызнувший сок кровавой струйкой побежал по подбородку. Славик невольно протянул руку, что б вытереть и... коснулся её губ. Тут же отдёрнул пальцы.

— Измазалась,— попытался оправдаться он, — как вампир.

Девчонка странно прищурилась и слизнула сок, отчего сердце Славика пропустило пару ударов. Или не сок. Словно его на вкус попробовала. "Ещё раз так сделает и дефибрилятор понадобится" — подумал он.

— Я же говорю — бесстрашный. Упырю пальцы в рот запихать не каждый решится.

— Ничего я не пихал, — насупился Славик, почему-то пряча руки за спиной. как нашкодивший мальчишка. Пальцы, казалось горели и чуть подёргивались, — Какие вампиры, исчезновения! Сто я маленький что ли? Страшилки это всё. Тут пожары летом каждый год. Леса горят, люди гибнут. Всё как всегда. Кстати и про местную психушку я баек уже наслушался, так что не начинай. И я хоть городской, но каждое лето тут. И как видишь живой.

— Живой, — как-то странно протянула девушка, и, словно желая в этом убедиться, вновь потянулась к его волосам, — А может мнится только?

На сей раз Славик успел отшатнуться.

— Не трожь, обожжёшься, — буркнул он.

Девушка не засмеялась. Не улыбнулась даже. Наоборот, нахмурилась и, прищурившись, точно на солнце, пристально взглянула Славику в глаза. Стало не по себе. Где-то он о таком взгляде уже слышал.

— А люди пропадают. Мне не веришь — деревенских спроси.

— Деревенских? А сама ты какая?

— Я? — девушка на миг замолчала, — я… нездешняя.

Сердце Славика теперь с лихвой возместило пропущенное, заколотившись у самого горла. «Чёрт! Фифа городская! Мог бы сразу понять! Видно ж штучное производство. Явно на заказ делана. Загар ровный как из солярия. Фигурка зачётная, упругая — такую в фитнес-центрах годами вытачивают, и в салонах шлифуют, а не на грядках задом к верху. Приехала на озеро, а в купальнике поди комары жрут, вот и накинула эту рубаху... Марго Робби, блин. Сейчас какой-нибудь Джокер на джипе вырулит и хана. Тут и закопает».

— Пойду я, — парень поднялся, — бабушке, помочь надо. Не до игр.

— Не торопись, Ярко, — девушка тоже встала, — Прав ты. Не до игр сейчас. Тебя сюда Пряха привела. Как и меня. Не разминуться нам на звёздном мосту. Цветок папоротника связал. Ты же не его искал. Меня.

— К-кая пряха? Баба Фрося что ли? А ты это из заречных, что ли? За мостом живёшь?

Каждый раз как Славик приедет—одно и тоже. Всё с местными девчонками свести пытается. А тут видно решила, что раз и Маринка эта городская, то...

— За Мостом, Ярко. То ты, то я. Мы по кругу мироздания идём. Ты мёртвый, я — живая. Я жива, ты — мёртв. Только здесь, только в этот миг мы вместе.

Она вдруг прильнула к нему всем телом, так, что Славик понял — никакого купальника на ней нет. Обвила руками шею, и, привстав на цыпочки, поцеловала. Её губы как и положено оказались вкуса земляники, но почему-то солёной, а волосы с запахом таёжной смолы и далёкого костра и ещё чего-то древнего, непостижимого.

— Княже мой, сколько я тебя искала! Моё счастье! Мой Цветок Папоротника, — её дыхание обжигало, а поцелуй становились всё неистовей, — Ты унижен, милый, растоптан, забыт, мёртв. Тьма безвременья твою ярость досуха вылакала. Одна оболочка осталась высохшая, тщедушная, страхами полная. Но я верну тебя Яр-Тур, Князь мой хмельной, светозарный. Это мой мир и я найду тебя. Только жди, не отворачивайся. Никто не знает, что такое Жар-цвет, какой силой обладает. Все лишь клады ищут. А это кровь. Кровь богини и пепел. Папоротник цветёт, когда я умираю. Ты так повелел, Яр-Хмель, но я тебя простила. И ты меня прости! Нет больше смерти, нет боли. Не саван это, милый — платье подвенечное. Я устала убивать, Княже. Устала умирать. Ты нашёл меня пред Ивановой ночью. Сохрани этот цветок, любимый, и ты всё вспомнишь. Как на поле бранном войска ниц падали, тебя приметив на коне белоснежном со щитом золотым и головой человечьей в руке. Такого я тебя полюбила и… предала. Сгубила, испугавшись ярости твоей, взгляда хмельного. Но ты восстал, вернулся. Нет моей власти над тобой. Только твоя на меня простирается. Отныне я рядом буду, если простишь, если не прогонишь. Спаси меня, Яр-Тур! Не оставляй! Не отправляй на костёр больше. Я люблю тебя, Княже! Люблю! Люблю!

Славик отшатнулся от сумасшедшей. Только сейчас понял, не платье на ней — обычный больничный халат. И привкус на губах непостижим лишь для тех, кто не разбирается в седативных препаратах. Взгляд вспомнил. Цепкий, пристальный, ненормальный. Вспомнил и о Сварожской психлечебнице. Оттолкнул психованную от себя. Отпрянул сам. Нога подвернулась, небо опрокинулось, на миг слившись с синевой глаз умалишённой и… наступила темнота…

***

К поверхности Славик продирался с трудом, сквозь толщу мути, тошноты и кошмаров. Как Ра на своей ладье. Цепляясь за скользкие камни сознания, наконец выбрался на берег. Сел, протёр слипшиеся веки. Голова гудела. Но от удара или перегрева? Поднёс руку к затылку. Шишки вроде нет. Крови тоже. И, главное, никаких следов сумасшедшей, значит сон. Только в кулаке зажат какой-то смятый вонючий цветок. Противный, маслянистый. Славик растёр его на пальцах. Брызнула жижа, похожая на кровь. Галлюциноген может какой, отсюда и кошмары. Травануться в этом болоте- раз плюнуть. Парень швырнул цветочную мерзость на землю и раздавил сапогом. Огляделся. О чудо! Вся поляна была усеяна кустами орляка. Как он не заметил сразу? Выкинув бредовый сон из головы, сбросив с плеча мешок, Славик кинулся срывать листья папоротника.

***

— Ну чего ты сидишь-то сиднем? — причитала баба Фрося,- Глянь, какая благодать на улице. Сходил бы с ребятами на речку, поглядел как Маринку жгут.

— Какую ещё Маринку?

— Чучело ведьмы. Марены. Ночью колесо подпалят, с пригорка покатят. Купала же! Отлипни ты от своего компьютера, погуляй. Может девчонка приглянется. Тут, ах ,какие хорошие есть. В городе-то не встретишь. Порченные все.

— Да ну их, — отмахнулся Славик, — в печёнках уже эти сказки, обряды, да и девчонки тоже. Итак кошмары снятся. Не мешай, баб Фрося.

Пискнул скайп. Парень нацепил наушники.

— Привет труженикам села! Как твоя глухомань? — раздался бодрый голос Серёги

— Глухомань достала. Остальное — ок. Два косаря за пару часов! На приёме только языками поцокали. Чудо, говорят, не сезон.

— Не хило, — присвистнул Серый.

— А то! Правда, перегрелся малость. Сморило. И сон стрёмный приснился. Деваха на Харли Квинн похожая. Прикинь? И сумасшедшая такая же.

— Маргошка крутая! Чё стрёмного-то? Не дала?

— Нее, наоборот, ересь там несла про любовь что-то, про вечность. Совсем поехавшая. Цветочки, кровь, головы человечьи.

— Ха-а! Да, во сне не засадить согласной Марго — стрёмно! Так облажаться только ты можешь.

— Отвянь. У вас-то как?

— У нас тоже жарища и гроза была. В общаге провода замкнуло, пожар начался. Шаровая молния, говорят. Девчонка одна сгорела. Новенькая. С нами учиться должна была. Только приехала, вот и не было ещё в списка, при эвакуации не заметили.

— Да уж не повезло, — вздохнул Славик, — Жаль. А я вот новую «Батлу» взял.

— Класс. Кидай ник. Зарубимся!

— Князь Ярило 666, — добавляй в друзья.

— Клёво, Яри!. Сейчас... Ну, давай, погнали. Ты кем?

— Как всегда — огнемётчик. Люблю всех жарить. Прикольно.

Издалека от реки доносились визг и хохот. На миг среди них почудился слабый девичий стон, переходящий в крик боли, но его тут же заглушили весёлые напевы:

И никто не скажет тебе сколько лет,

Я искала тебя, по мирам брела.

Но сегодня с тобой нас венчал рассвет

За тобой, Ярило, Марена пришла…

— Дебилы, — поморщился Славик и включил звук громче. «Батлфилд» уже загрузился. Парень улыбнулся. Он был по-настоящему счастлив. Лето наконец-то становилось нормальным! Князь Ярило 666 проверил запас зажигательной смеси и поднял ствол огнёмёта. Жатва началась. Поля сражений ждали.

*

Где-то у реки пылало соломенное чучело в белоснежном венке невесты. Клубы дыма поднимались к небу такому синему и безоблачному. Чистому. Всё выше… выше… выше…

Примечание:

Песня Мары

Не разрыв-трава жар-огнём горит —
То сияют кудри как лесной пожар.
Не планеты-звёзды сошли с орбит —
То сверкают глаза ярче лунных чар

Не цедилка* с иглой, на костре маня,
Привела меня жгучей болью к тебе.
Ты же знаешь, милый, я боюсь огня.
Но и ты, мой князь, будь покорен судьбе.

Светоносный княже, не кали иглу.
Не гони ты ведьму в Иванову ночь.
И не жги котят*, а меня приголубь.
А жар-цвет, любимый, нам должен помочь.

Ты вплети мне в венок его, летний князь.
Баню затопи да попарь на полке...
С тела моего смой земную ты грязь.
И спустись, князь, со мной к плакучей реке.

Колесом огня да с горы вниз крутой,
С головой да в омут ты, княже, нырни.
Это ночь моя! Я сегодня с тобой!
Ни людей, ни русалок. Вместе! Одни!

И никто не скажет, мой князь, сколько лет,
Я искала тебя, по мирам брела.
Но сегодня с тобой нас венчал рассвет,
И к тебе, Ярило, Марена пришла.

Пусть растает Смерть на устах твоих -
Мы едины с тобой, мой бог, до утра...
*
Но червоную* трель заведут соловьи,
И очнётся богиня в объятьях… костра.

Считалось, что цедилка (полотно для процеживания молока) с воткнутыми иголками, прокипячённая на купальском костре причиняет ведьме нестерпимую боль, заставляя придти к ивановскому костру. Замеченных возле костра мелких животных, например. кошек, хватали и бросали в огонь, считая их воплощением ведьмы.
Червень- июнь.