Кочевые дороги.

Моя первая жена, дай бог ей щедрого любовника, была блондинкой. От всех прочих блондинок её отличала терминальная стадия эгоцентризма* и лёгкая картавость. По утрам её голос, отягощённый нижегородским грассированием, вспахивал первую борозду на моём мозге: «Ну где же моё кофе, Вольдемар?»

_________________

* – Недуг, которого причину давно бы отыскать пора... (А. С. Пушкин)

За полгода совместной жизни борозда превратилась в незаживающую язву, и вот сегодня, сквозь сон, я услышал знакомые интонации. От неожиданности подскочил слишком резко и ударился головой о потолок. Потом сумел выбраться из своего узилища и пару раз присел, чтобы размять затёкшие мышцы. Какая мерзость. На ветвях берёзы ворона, склонив голову, сказала «Кр-рак». Мастерская имитация незабываемого голоса. Напугала, гадина.

Правду говорят умные люди: «Не откладывай на завтра, то, что можно сделать послезавтра». Нет, умные – это не про меня. Воспрял, расправил крылья, полетел сломя голову. Короче, склихасофский, главный вопрос один: «Где я?»

********************

Крышу у меня окончательно снесло пару дней назад. Я подошёл к большому окну в своём кабинете, и сквозь тонированное стекло с тоской посмотрел на город. Потёр виски. У людей – всё как у людей. Люди радуются солнечным дням, а у меня, как только наступает ясная погода, начинается сумасшедшая мигрень. Никакие микстуры доктора Курпатова не помогают. Не помогает коньяк. Водка и портвейн тоже. Изредка облегчают страдания лошадиные дозы анальгетиков, но сажать печень химией я не хочу. Лучше уж настойка пустырника с коньяком, в пропорции 1:1. И кофе.

Хотелось взять в руки шестиструйный плазмоган и покрошить всё это гадово скопище к чертям, мебель порубить в мелкую щепу, облить напалмом, поджечь и уехать «в глушь – в Саратов». Гадово скопище – это офис, точнее, персонал этого офиса, где я имею неосторожность работать.

В кабинет вкатился Паша Большой. Генеральный директор и один из собственников нашей богоспасаемой компании. Индюк, блин. Толстый багроволицый колобок на коротких кривых ногах. Явился, не запылился. С ходу начался наезд:

– Вольдемар Абызович, скажите, пожалуйста, почему наша прибыль во втором квартале уменьшилась на 17 процентов?

Вот козлина. Это что-то новенькое. Раньше его руководство фирмой обычно укладывалось в полтора часа: собрать планёрку, на всех наорать, что всё плохо и никто не работает, и уехать в кабак или сауну. А с чего это вдруг изменение репертуара?

– А потому, уважаемый Павел Игнатич, что согласно приказу директора по экономике и персоналу, было произведено сокращение водителей на семь единиц, слесарей на пять. Для уменьшения издержек, в соответствии с решением правления, – уменьшили, ага, злорадно подумал я, – в итоге мы сорвали сроки доставки оборудования трём компаниям. Двум заплатили неустойку, а третья расторгла договор.

– Вы, как исполнительный директор, несёте всю полноту ответственности за итоговые показатели предприятия!

Козлина, однозначно. Приказ, кстати, состряпала его сестра. Спирохета бледная. Теперь Паша ищет, на кого стрелки перевести.

– Я не могу нести ответственность за решения правления. Тем более, приказы, а их было три, со мной не согласовывались. И ещё. Договор с компанией ALmaf на поставку комплектующих, подписан вами, и тоже без согласования. На этом мы потеряли почти семь миллионов, – сказал я и подумал: «Нехрен договора в сауне подписывать».

– Вы, Вольдемар Абызович, обязаны были перепроверить подписанные договора и, при необходимости, блокировать их!

Гонит, реально гонит. Голова болит всё сильнее. Когда я звонил Паше по поводу этого договора, он матерно обязал меня его исполнять. Сучий потрох. Я достал чистый лист бумаги и написал заявление на увольнение. Надо валить отсюда, пока не сыграл в ящик.

Пока Паша многословно и эмоционально гундосил про то, как надо работать, голова взорвалась новым приступом боли. Я посмотрел на Пашу и подумал с ненавистью: «Чтоб ты сдох!» Паша внезапно заткнулся, дёрнулся и помассировал грудь возле сердца.

– Нам пора расстаться, – сказал я, поморщившись от пульсирующей боли в голове. Пододвинул к нему заявление.

Пашино лицо приобрело сизый оттенок. Он подписал заявление и деревянной походкой вышел из кабинета. Как интересно. Раньше у нас ни один разговор не заканчивался так быстро.

Однако надо поторапливаться. Назавтра господин генеральный директор остынут и начнутся нудные разговоры о том, что мы оба погорячились. Всё надоело. Смог, жара, сотрудники, контракты. Двигаться в сторону пенсии нужно на своих двоих, а не вперёд ногами. Для начала свинтить из города и подальше. Свежий деревенский воздух – страшная сила, как говорит мой сосед доктор Курпатов, и лекарство от всех болезней.

Всё дела решились как бы сами собой. Зашёл в кадры, поворковал с кадровиней, сказал, что всё ужасно, какой монстр Кузнецов и как он разбрасывается персоналом, получил свою трудовую. Зашёл к тёткам в бухгалтерию, поворковал как следует, узнал, какой же Кузнецов неблагодарный монстр, уговорил девочек сегодня же перечислить мне расчёт на карточку. Раздал всем по шоколадке и помахал ручкой.

Весь день весь прошёл на нервах. Развод с Кузнецовым я спрыснул успокаивающей настоечкой на пустырнике, сам делал. В случае стрессовых обстоятельств пустырник – незаменимая вещь. Мне эту микстуру Курпатов посоветовал, мой сосед. Он спец в этих вещах, доктор всё-таки. Хоть и патологоанатом. Сверху ещё коньячку накатил, для расширения сосудов. Завод закончился, я немного расслабился. Пульсирующая боль в голове утихомирилась.

Все остальные сборы много времени не заняли. Заплатил за три года за квартиру, отдал дочери ключи, сказал, что я уезжаю отдыхать. Пообещал ей чупа-чупс и просил присмотреть за домом. Выбросил в мусорный ящик корпоративную симку, себе купил новую. На следующее утро зашёл в банк, снял деньги с карточки, и тут же закрыл счёт. Заехал домой, побросал в сумку полотенца, бельё, пару рубашек и прочее, что необходимо путешественнику в неизведанное. Ноутбук, фотоаппарат и всю сопутствующую электронику. Пробежался по кое-каким знакомым – надо обеспечить себе финансовое благополучие на период отдыха. Пришлось навестить нотариуса и совершить пару-тройку действий юридического свойства.

Всё, кажется. «Свобода, это сладкое слово свобода»*. Мелькнула мысль про Мартина Лютера К**., но такая свобода мне не нужна. Дальнейшие мои планы не имели никакой конкретики, их проще было бы назвать мечтами.

_________________

* – Мосфильм, 1972.

** – Надпись на могилке. "Свободен, наконец-то свободен!"

Мечты включали в себя необходимый минимум: домик возле озера, утренние пробежки, посиделки с удочкой на берегу, костёр, ушица, чистый воздух и никакого алкоголя! Даже можно бросить курить. Нет, бросить курить – это слишком смело. Как-то слишком радикально. Надо постепенно идти к здоровому образу жизни, чтоб случайно не свернуть шею. И алкоголь тоже надо постепенно бросать. Так резко нельзя. Это даже доктор Курпатов, мой сосед, авторитетно заявляет. Он всегда авторитетно заявляет, особенно после третьей. Так и говорит: «Я тебе авторитетно заявляю: алкоголь – это яд!» и наливает четвёртую. Надо будет доктора пригласить в деревню, на берег озера, с удочкой встретить зорьку, чистый воздух опять же.

И никаких чтобы женщин рядом! Всё зло – от женщин, теперь это я вам авторитетно заявляю. Мой последний, третий развод был кровавой битвой, я его запомню на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, как и первых два. Ошибки молодости, с кем не бывает. Хотя, по правде сказать, моя молодость несколько затянулась, так что хватило аж на два брака. Третья ошибка была уже в зрелом возрасте, но не будем о грустном. Кому хочется выглядеть дураком, пусть даже и в собственных глазах? Никому. Да я и не дурак вовсе, это она дура. Ну и ладно. Проехали. Рыбалка, утренняя зорька не терпят рядом суеты, этого квохтанья, мелочных придирок. Только чистое и светлое рядом с собой.

Так это о чём я? Рыбалка. Угу. Ещё походы в лес, по грибы. Набрать крепеньких боровичков, пожарить дома на сале, с картошечкой. Под водочку самое то. Или, к примеру, рыжиков посолить, груздей, прям полную бочку, и долгими зимними вечерами. Не обязательно под водку, можно наливочек сообразить, настоечек. И в погреб. Очень хорошо наливочки получаются на смородиновом листе. Или это настоечки? Ну, неважно. Главное, чтоб дом был полная чаша. Полный чтоб погреб. Кадушки с груздями, бочонки с наливочками, соленья там разные, чтоб не стыдно было на стол поставить. Варенья, капустка квашеная, огурчики. Такие аккуратненькие хрустящие огурчики. Мммм...

А ещё в чисто поле выйти, вдохнуть полной грудью! Почувствовать необъятную ширь нашей родины! А сенокос? Это же сказка! Раззудись плечо, размахнись рука! Парни на гармонях играют, в рубахах петухами. Девки хороводы водят, песни поют, венки на голову накладывают. Глазками стреляют. Нет, глазки это лишнее, ну разве что в деревне найдётся вдовушка, чтоб без претензий потом. Можно пару раз заглянуть на огонёк. Чаю там попить, поговорить о видах на урожай, обсудить творчество импрессионистов, позднего Мане, к примеру... И ни-ни. Никаких там. А то не успеешь оглянуться, как тут же с претензиями. Обойдёмся как-нибудь. Не баре, чай.

А водопровод делать не буду. Буду по утрам из колодца журавлём доставать студёную воду и обливаться. Чтоб здоровья было вагон. Растираться жёстким полотенцем докрасна, и пробежечку по тропинке вдоль озера. Покой, солнце восходит, коровы мычат. Слышны звонкие крики пейзанок, выгоняющих своих кормилиц в стадо. Ляпота! Надо будет баньку сварганить. Или нет, ещё лучше домик купить сразу с банькой, чтоб не мучиться. И на берегу озера. Выскакиваешь из баньки, распаренный, и сразу бултых в озеро! Квас поставлю, сразу литров двадцать. Чтоб прямо в баньке из запотевшей кружки пить. И никакого алкоголя, сердце у меня слабое, чтоб в парилке водку глушить. Пивка вот можно. Надо будет пиво научиться варить, домашнее. Из ячменя. Пойду в лес, наберу хмеля, поставлю пиво. И раков, прям из озера. Наловил раков, сварил, с укропчиком, и под пивко. Мангал можно будет поставить, стационарный, с электронаддувом. В баньку приглашать добрых и ласковых девушек. Но без фанатизма, умеренность во всём – вот наш девиз.

Сладкие мечты мои прерваны самым прозаическим образом. Кончается бензин. Это привычка по европам разъезжать, где под каждым столбом закусочные и заправочные. Я так стремительно рванул из столицы, что ничем не озаботился. Не иначе, как бес попутал, я же ведь по жизни человек флегматический и предусмотрительный. Ну и ладно, раз уж так всё получилось, то нечего на зеркало пенять. Пришлось купить атлас в какой-то приличного размера деревне, где был книжный магазин, хорошо, что рядом с заправкой.

Слегонца перекусив, я начал водить пальцем по карте, выискивая подходящий населённый пункт. Таковой нашёлся, и я отправился вперёд. Коварство отечественной картографии я обнаружил очень скоро. Дороги, обозначенные на карте, в природе отсутствовали, зато были какие-то невообразимые пути, ведущие неизвестно куда, вдобавок дорожные знаки носили следы варварской редактуры. Судя по всему, в них отчаянно палили картечью, будто отстреливались от превосходящих сил противника. Я поплутал немного и остановился возле указателя, который валялся в кювете. Столбик был свёрнут в бараний рог. Сам указатель напоминал консервную банку, которую открывали топором. Я на коленке попытался его выпрямить и прочитать, куда же я ехал. Бесполезно. Разобрал только буквы б, л, т, и мягкий знак. 4 км до какого-то места. Как назло в этой глухомани не было сети. Значит, надобно ещё чуть-чуть проехать, хотя бы до местного жителя. Часа через полтора я начал сомневаться, что я вообще в нашей стране. Никаких признаков жилья. Вот тот же самый указатель, только он почему-то оказался на левой обочине. Я почесал затылок, попинал скрюченный столб, но ничего не придумал. Подошёл к машине, закурил и выпустил дым в свежий вечерний воздух. Смеркалось, тонкий серп луны выглянул из-за облака. Пришлось съехать в кустарник на опушке леса, и устраиваться спать в багажнике своего джипа.

******************************

И вот я просыпаюсь на обочине прогресса. Бурчу себе прононсом про кофе. Принимаю волевое решение считать себя в походе, и, следовательно, не бриться, выкурить сигарету, попить водички и трогаться далее. Попытался разгладить кудри пятернёй. Бесполезно.

Теперь уже, с утра пораньше, я рассмотрел, где остановился. Кусты орешника, или это лещина? Вполне себе дебри, машина стоит, уткнувшись мордой в сплошную зелень. Со стороны кормы – просёлочная дорога, с которой я съехал, а ещё дальше поля, озимые, зяби, обмолоты с гектара. Лес слева вытянулся языком к моему авто, справа кучерявились дубы-колдуны, липы, осины и всё прочая древесина, из которой ясно я смог идентифицировать только берёзы. Поля и опушки затянуты утренним туманом, природа ждёт восхода солнца. Несмело начинают чирикать пичуги. Ну и ладно. Приеду в деревню – почитаю книжки умные по флоре и фауне Нечерноземья, подкуюсь, узна́ю, чем яровые от зяби отличаются, в деревне, чай, жить собрался. Для начала надо всё-таки поехать в областной центр, хотя бы еды купить.

По дороге пылит автомобиль, «Москвич», с ещё чёрными номерами. Я его тормознул, за рулём дедок в приличном возрасте. Здороваюсь. Интересуюсь, как всё-таки выбраться в цивилизацию. Дед вполне ясно на пальцах объяснил, что вот ежели бы не свернул к Богородицкому, то непременно бы попал в Крюкино. А так просто разворачивайся назад и езжай прямо до первого поворота направо, там, вёрстах в двух, деревня будет, Собачий Майдан, вот перед ней, значицца, перекрёсток. Повернёшь налево, а там прямо до трассы, а там и область недалеко. Я ещё спросил, так, на всякий случай, откуда он и вообще, как там у них, в деревне. Старик и говорит, дескать, с Забобуево он, это вот прямо вёрст так пятнадцать, а потом полями, вдоль лесополосы, ежели держаться правой руки, потом уже будет Филимоновка, а уж только потом – Забобуево. А едет он в район, в собес, что-то там с документами выправлять. Дед явно соскучился по человеческому обществу, хотелось ему почесать язык. Я тут и спрашиваю: «А что, отец, невесты в вашей деревне есть?» А дедок оказался не промах, хмыкнул и ответил: «А кому и кобыла невеста». «Больше вопросов не имею», – ответил я строго по сценарию. Дед посмеялся. Я ему пожелал доброго пути, по-быстрому развернулся и помчался навстречу своему счастью.

Перелески, поля и речушки мелькали справа и слева, свежий запах лугов, полей и рек врывался в открытое окно, и это прекрасно. Дорога, на удивление, приличного качества, укатанная до каменного состояния грунтовка со щебнем. Двигатель мягко урчит, изредка постукивают под колёсами камешки, машина плавно раскачивается, как на волнах. Подумалось: «моей памяти…»* Где-то посвистывают птицы, светит солнце. Так бы ехал и ехал, ни о чём не думая.

Вообще, скажу вам по секрету, когда я купил свою первую машину, меня просто пёрло со страшной силой кататься по стране. Я каждый отпуск ездил вдоль и поперёк нашей необъятной родины, и это мне доставляло массу удовольствия. Об этом можно было бы написать отдельную книгу, за отпуск наматывал до пятнадцати тысяч километров, видел и поля, и степи, и горы. Под финал этого угара доехал до Атлантического океана, посетив Париж, Вену и Будапешт, после чего меня малость попустило.

_______________

* – Тухманов Дэвид

Всё хорошо, но прелесть этих странствий портили женщины. Да, да, именно они, наша прекрасная половина человечества отравляла волшебство единения со свободой. Каждая моя жена, как только садилась в автомобиль, непременно считала, что она знает, куда ехать, как рулить и где останавливаться. Никакие разумные доводы и правила дорожного движения в расчёт не принимались. Если ты не остановился там, где мадаме захотелось – ты негодяй. Если ты остановился там, где посчитал нужным – это плохое место. Постоянный зудёж: «Почему мы стоим? Когда же мы, наконец, поедем?», «Когда мы остановимся? Я устала!», «Когда мы, наконец, доедем до этого твоего города?», «Я бы лучше полетела самолётом, зачем я вообще поехала с тобой». Знаем зачем, — злорадно тогда думал я. Потому что в твоих куриных мозгах засела мысль, неизвестно откуда взявшаяся, что за ближайшим поворотом я посажу в машину девку, и она мне будет отдаваться на заднем сиденье, в ближайшем перелеске, в мотеле, нужное подчеркнуть. Хотя всем известно, что подбирать красоток с обочины – это низкий стиль. В общем, скажу я вам, одно расстройство этими женщинами в дороге. Про таких святой старец Ефрем Сирин говорил, что «нет зверя, подобного жене лукавой, самое острое оружие диавольское». Тоже, видать, пострадал достаточно.

Но это всё лирика. Я проехал километров пять, но перекрёстка не нашёл. Зато сразу въехал в деревню. На дорожном указателе было написано «Дмитриевка». Вырулил примерно к геометрическому центру села и стал ждать аборигенов. Никого не было, хоть бы курица какая пробежала. Сонная, пыльная пустота. Вылез из машины и подошёл к колодцу, хоть водицы испить студёной. Однако вскоре на свет божий вышла женщина. Я обрадовался:

– Здравствуйте. Вы не подскажете, как ваша деревня называется?

– И вам не хворать. Старопердеево называется наше село, – слово «село» женщина произнесла с каким-то непонятным мне вызовом.

Я шарил пальцем по карте, ища Старопердеево, которое на карте, там, где Дмитриевка. Не нашёл. Но бабка добавила:

– Это мы на сходе переименовали, по древним временам. А при коммунистах! – голос её набрал силу, и глаза засияли неугасимым жёлтым огнём, – наше село называлось Новокраснознамёнское.

Срочно ищу на карте. Блин, нет нигде Ново-как-его-там.

– А Новокраснознамёнским, – бабка продолжала митинговать, – его назвали в 1985 годе, как Мишка Меченый во власть вошёл. Но мы! Переименовали! А при советах, стало быть, село называлось Путь Ильича.

– А Дмитриевка? Как же указатель? – возмущённо спросил я.

– А это парни у Дмитриевки украли и нам поставили, фулюганы. Чтоб, значицца, дмитриевские себе много не думали.

Старуха закончила топонимический экзерсис и удалилась, гордо и с чувством выполненного долга. Я вздохнул. Наконец-то добился правды. Ещё раз смотрю на карту. Так вот... Ивантеевка, Пилюгино... Путей Ильича в области оказалось два. И оба в разных концах карты. Я застонал. Бабка исчезла в неизвестном направлении. Я плюнул и поехал на юг, полагаю, что где-то там должен быть областной центр.

Асфальт внезапно кончился, началась разбитая в хлам грунтовка. По краям дороги стоят вековые ели в обхват толщиной. Солнечный свет теряется в этих дебрях, и в таком полумраке пришлось включить фары. Я сбросил скорость до двадцати. Ещё через полчаса я тащился со скоростью пять километров в час, и понял, что так дальше не могу. Вышел из машины и сел на пенёк старой вырубки. Закурил. И что до сих пор человечество не нашло способ путешествовать через телепорт? Я мысленно представлял себе, как мановением руки распахиваю портал в неведомое. Шагаю в него, а там дикари и невежество, а я весь в белом. Конечно же, короли и капуста, а где капуста – там и принцессы. Такие аппетитные принцессочки с сапфировыми глазами.

Тут, откуда ни возьмись, возле меня оказался мужичок, метр с кепкой. Встал, смотрит на меня волком и молчит. Я от неожиданности ляпнул:

– Издрассти вам.

Старичок поздороваться не посчитал нужным.

– Что, заблукал?

– Угу. Заблудился. В ваших дебрях немудрено заблудится. Что это за Бермудский треугольник – куда не поедешь – всё не туда!

– Водка у тебя есть? – как-то решительно дед перешёл к делу.

– Есть. Налить, что ли? – я уже подумывал, ну его нахрен этот областной центр, накатить стакан и забыться. Достал из сумки поллитровку, хотел было найти стопарики, но дедушка выхватил у меня бутылку. Ловким движением свинтил ей голову и вылил всю водку себе в пасть. Я ошалел от такой простоты нравов.

– Очышшенная, – удовлетворённо рыгнул дед, – дай что-нить занюхать.

Я достал полбуханки хлеба, дед тут же смолотил всю, и даже не поперхнулся.

– Измельчал народ, – внезапно подобрел дедушка, – хлеб разучились печь. Не то что давеча.

– А что, давеча, небось, и валенки теплее были, и водка крепче?

– Нет. Валенки те же, водка тоже хороша, а вот с хлебом незадача, – и безо всякого перехода объявил, – деньгу давай! Всё ездють тут без понятия, стариков не уважають!

Уважение к старикам и деньги я как-то сразу связать воедино не смог, но вытащил из кармана горсть мелочи. Дед попробовал пятирублёвку на зуб.

– Не умеют нонеча деньгу делать, не то что давеча, – опять смутно произнёс он.– Ну лан. Тебе куда надобно? В губернию? Ты ко мне с уважением, так и я подсоблю. Езжай.

И сказал это с такими интонациями, как будто разрешил.

– Как вас величать-то? – опомнился я.

Вымогатель, чисто рэкетир с большой дороги. В этих глухих Муромских лесах, говорят, водились Соловей-Разбойник с Ильёй Муромцем, и я, случись с ними встреча, вряд ли отличил бы одного от другого. Проехал ещё метров двадцать и сквозь просеку увидел трассу со скользящими по ней машинами. Через пять минут просёлок превратился в ровный асфальт, а ещё через двадцать я въезжал в областной центр.