Тьма.
Она была не просто отсутствием света — она пульсировала, медленно, как чёрное сердце, застрявшее между рёбер бетонных стен. Я моргнул, пытаясь прогнать остатки химического сна, но веки словно прилипли к глазам. Где-то вдалеке гудел генератор, и этот звук напоминал скрежет зубов.
— Контакт через тридцать секунд.
Голос из динамика был плоским, безжизненным. Я не сразу понял, что он обращался ко мне.
Передо мной стояла установка — массивная, как гроб, обвешанная датчиками и проводами. Внутри, за толстым стеклом, клубился фиолетовый туман. Пси-поле.
— Доктор, подтвердите готовность.
Я кивнул, хотя никто не видел. Мои пальцы скользнули по клавиатуре, вводя последние параметры. В углу экрана мигало предупреждение: «Критический уровень. Отменить?»
Но мы уже зашли слишком далеко.
— Запуск.
Сначала — тишина.
Давление в ушах, как на дне океана. Экран монитора замер, цифры застыли. В эту секунду я подумал, что мы опять потерпели неудачу, что все эти месяцы были напрасны.
Потом — хрустальный звон.
Тонкая паутинка побежала по бронированному стеклу камеры, отражаясь в моих расширенных зрачках. Я замер, наблюдая, как трещина разветвляется, как живая, заполняя всю поверхность.
— Это невозможно, — прошептал я.
Стекло должно было выдерживать давление в десять атмосфер.
В следующее мгновение оно рассыпалось — не с грохотом, а почти нежно, словно замедленно в кошмарном сне. Осколки замерли в воздухе, сверкая в фиолетовом свете пси-поля.
Я успел заметить, как ближайший осколок, размером с ладонь, медленно разворачивается в воздухе, направляясь мне прямо в лицо.
Потом мир взорвался болью.
Фиолетовая молния ударила мне в грудь, отшвырнув к стене. Воздух загудел, как раненый зверь. Датчики взрывались один за другим, осыпая пол искрами. Кто-то кричал, но звук тонул в рёве машины, которая теперь явно жила.
Я упал.
Тьма снова накрыла меня, но теперь она была разной.
Я очнулся от прикосновения.
Холодного.
Открыл глаза — и увидел, как стены дышат.
Бетон вздымался и опадал, как грудь спящего гиганта. Воздух мерцал, словно наполненный невидимыми медузами. А в углу...
В углу стояла тень.
Не просто отсутствие света — форма, без лица, без деталей, но я знал — она смотрела на меня.
— Раз... два... три...
Шёпот. Детский голос.
— ...беги...
Я вскочил, ударившись спиной о стену. Тени зашевелились, повторяя мои движения с опозданием на секунду. Руки дрожали.
На запястье — ожог.
Спираль.
Она пульсировала в такт чему-то, что билось теперь внутри меня.
В кармане халата — бумага. Я вытащил её дрожащими пальцами.
Полусгоревший лист. Надпись:
ПРОЕКТ МЁБИУС. ФАЗА 4. КОНТАКТЕР УСТОЙЧИВ.
За дверью что-то заскрежетало — звук, от которого по спине побежали ледяные мурашки. Не просто скрип ржавых петель, а... будто огромные стальные когти медленно вонзаются в металл, сдирая его слоями.
Шаги.
Тяжелые, неровные. То приближались, то замирали, будто прислушиваясь. Слишком медленные для человека. Слишком... осознанные.
Я замер, чувствуя, как по лицу струится холодный пот. Воздух сгустился, наполнившись запахом озона и чего-то гнилого — сладковатого, как разлагающаяся плоть.
Тень в углу вдруг дернулась, вытянулась в неестественно длинную полосу и... наклонилась ко мне.
— Беги, — прошептал детский голос, но теперь он звучал уже изнутри, прямо у меня в черепе.
Я рванул к выходу, и в тот же миг тьма за моей спиной зашевелилась, заурчала, задышала — живая, осязаемая.
Она смеялась.
Не звуком, а самим своим существованием — каждой молекулой воздуха, каждой тенью в промерзшем коридоре. Смеялась тем леденящим смехом, что возникает в кошмарах, когда понимаешь — проснуться не получится.
Я бежал, чувствуя, как этот смех проникает под кожу, заполняет легкие, вытесняя последние крупицы разума.
А шаги за спиной — ускорялись.