Код Пепла

Дымка висела над Туманами не просто густо – она была плотной, удушающей пеленой, словно грязная вата, пропитанная машинным маслом и отчаянием. Это был не знакомый старожилам ядовито-желтый смог докорпоративной эпохи, а нечто иное, рожденное в руинах: серая, тяжелая, как мокрый войлок, завеса. Она ткалась из тысяч нитей: едких испарений самодельных печей, пожирающих мусор и остатки угля; чадящего, маслянистого дыма переделанных грузовичков, чьи двигатели хрипели под непосильной нагрузкой; и вечной промышленной пыли – микроскопической металлической и бетонной взвеси, которая оседала на всем, как проказа, въедаясь в камень, металл и кожу. Воздух висел неподвижным, влажным и кисловатым одеялом, пробиваемым лишь рваными, нервными лучами аварийных прожекторов да аритмичным мерцанием вывесок новых "предприятий" – лавок, мастерских, притонов. Шум был не фоном, а физической константой нового бытия Спирального Города: низкий, гнетущий гул дизельных генераторов, сливающийся с пронзительным скрежетом металла по металлу на импровизированных станках, надрывными криками уличных торговцев, пытающихся перекричать ад, и надсадным, кашляющим рёвом моторов. Это был белый шум апокалипсиса.

На крыше громоздкого, переоборудованного склада, который теперь с горькой иронией именовался "Командный Узел Тени", стояла Лия. Ветер, холодный и продувающий насквозь, трепал ее короткие, практично подстриженные под мальчишку каштановые волосы, на мгновение обнажая тонкий, белесый шрам на левом виске – вечный подарок осколка в Чаше Ковчега. Ее лицо, когда-то отмеченное живой, почти звериной яростью и страстной верой, теперь было замкнутым, словно высеченным из серого камня. На этом холсте усталость вывела глубокие, синевато-лиловые тени под глазами, а тонкие, сжатые в тугую ниточку губы рисовали единственную неумолимую линию – линию воли. Левая рука, одетая в легкий, функциональный, но лишенный изящества кибернетический имплант (подарок Пана взамен раздробленной в том же бою), покоилась на ледяном, покрытом инеем и копотью ограждении парапета. Сервоприводы виднелись открыто, как мышцы робота, жгуты проводов в прорезиненной оплетке пульсировали слабым светом при малейшем движении. Правой, живой, но покрытой сетью мелких шрамов и ссадин от работы, рукой она сжимала планшет. На его потускневшем от частого использования экране пульсировала сложная, многослойная схема системы фильтрации для нового жилого блока в Серой Зоне – оазиса надежды в море отчаяния.

Физически она оправилась. Грубые рубцы затянулись, скрыв кошмар Чаши под слоем новой кожи. Мышцы, истощенные тогда, восстановили былую силу, закаленные ежедневной борьбой. Но внутри… внутри была зияющая пустота, холодная и бездонная, как шахта Ковчега. Ее заполнял лишь монотонный, всепоглощающий гул работы – как мощный, неумолчный двигатель, заглушающий тиканье разбитых часов души. Часов, которые все еще отсчитывали время – время без Зика.

Щелк.

Лия вздрогнула всем телом, словно от внезапного удара слабым током. Не звук, а ощущение. Тихий, навязчивый, как капля воды на раскаленной плите, щелчок в имплантированном аудио-интерфейсе за правым ухом. Фантом? Эхо взорвавшегося ИР-Генератора? Или просто сбой в дешевой начинке? Она стиснула планшет с такой силой, что тонкий пластик корпуса жалобно затрещал, суставы пальцев побелели. Глубокий, дрожащий вдох. Медленный, контролируемый выдох. Концентрация. Фильтры. Расчет нагрузки на насосы. Диаметр труб. Не думать о щелчках. Не думать о…

– Лия? – Голос позади был осторожным, почти робким, как шаги по битому стеклу в кромешной темноте.

Она не обернулась сразу. Завершила мысленную цепочку расчетов, поставила виртуальную, светящуюся синим метку на схеме в критическом узле. Только потом, с ощутимым усилием, словно преодолевая невидимое сопротивление, медленно повернулась.

Пан. Его худощавая, чуть сутулая фигура в потертом до дыр, запачканном реактивами лабораторном халате, наброшенном поверх практичного, но не первой свежести комбинезона, казалась еще более хрупкой и беззащитной на фоне громады дымящихся, чадящих черным труб заводских руин вдалеке. Лицо ученого было болезненно бледным, с глубокими, фиолетовыми тенями под глазами, но в глазах, увеличённых толстыми линзами очков, горел знакомый, неугасимый огонёк тревожной заинтересованности, смешанной сейчас с явным, почти паническим беспокойством. Очки мерцали отражениями далеких огней Города, как два маленьких экрана, показывающих хаос.

– Пан. – Ее голос звучал ровно, слишком ровно и бесцветно, как голос синтезатора, лишенного эмоционального модуля. – Отчет по дренажу нижнего сектора? Обещанный к полудню.

Пан вздрогнул, словно от щелчка, поправил очки дрожащими пальцами.

– Дренаж… да. Оптимизирован. На 12% эффективнее при тех же энергозатратах. Молодец, команда инженеров. – Он сделал паузу, его пальцы нервно перебирали, мяли края планшета, который он прижимал к груди, как щит. – Но не поэтому я… Лия, это…

– Сбой датчиков? – Лия резко перебила, ее золотисто-карие глаза, обычно усталые, сузились до щелочек, в них вспыхнул знакомый холодный блеск. Она знала этот взгляд. Тот самый, который бывал перед расшифровкой данных о био-мутантах или перед спуском в очередной кошмарный коллектор, порожденный Ковчегом.

Пан кивнул с явным облегчением, что не пришлось заводить разговор с начала.

– Геодезические и биометрические мониторы. У Северного Завала. Зоны Ковчега. – Он быстро, лихорадочно активировал свой планшет, вызвав сложную, многослойную трехмерную голографическую карту района. Зона Ковчега была обозначена огромным, пульсирующим багрово-черным пятном, окруженным концентрическими кольцами красных, мигающих тревогой предупреждающих значков. Несколько точек на самой границе внутреннего, "горячего" кольца мигали тревожным, неровным желтым светом. – Сначала – кратковременные, хаотичные скачки фона. Писали на фоновый шум, остаточные излучения, сейсмический гул. Потом… исчезновения.

– Мародеры? – Лия сделала шаг вперед, ее тень легла на Пана. Взгляд прилип к мерцающим точкам, как к ране. Завалы Ковчега манили отчаянных, глупых или обреченных. Обещание докорпоративных артефактов, редких металлов, технологических реликвий – легкая добыча для тех, кто презирал радиацию и смеялся над легендами о "спящих Пожирателях". "Шхера" патрулировала периметр, но перекрыть все щели, все лазы в этом бетонном калейдоскопе было физически невозможно.

– Три группы. За последнюю неделю. – Голос Пана стал шепотом, едва слышным сквозь гул Города. – Не вернулись. Ни сигналов бедствия, ни обрывков связи, ни тел. Ничего. Просто… растворились в эфире и во мгле. Как последний раз, когда… в коллекторе "Харон".

Он не договорил. Не нужно. Лия ощутила внезапный холод в животе. Она помнила. Помнила мерзкое, чавкающее хлюпанье зараженной воды под ногами, пронзительный, истеричный писк дозиметров, выходящих за пределы шкалы, и… слизь. Ту самую, холодную, безжизненную и живую одновременно. Она сглотнула ком, внезапно вставший в горле.

– И сегодня утром… – Пан увеличил масштаб карты, его палец дрожал. Карта показала лабиринт старых, полуразрушенных коллекторов, подходивших к Зоне с юго-запада, глубоко под фундаментами Туманов, под слоями бетона и страха. – Команда "Лиса"… проверяла старые коммуникации на предмет утечек в наш новый водопровод. Нашли… это.

На экране всплыло изображение с низким разрешением, снятое шлемной камерой. Темный, почти абсолютно черный тоннель из пористого, крошащегося бетона, покрытого вековыми наслоениями липкого ила, ржавчины и неизвестной биопленки. И на полу, в луже мутного конденсата и маслянистой технической воды – пятно. Оно казалось просто грязью, скользкой и неопрятной, если бы не слабое, едва уловимое, но неоспоримое перламутровое мерцание под лучом фонаря. Как масляная пленка на воде, но гуще. Консистенция – что-то среднее между отработанным машинным маслом и студенистым желе. Радиационный фон вокруг – повышен, фонил тревожным зеленым на датчике, но не смертельно.

– Слизь, – выдохнула Лия, не узнав собственный голос. Ее кибер-рука непроизвольно сжалась в кулак с резким, металлическим шипением сервоприводов.

– Визуально – инертная, – быстро, почти тараторя, добавил Пан, стараясь загнать страх в рамки данных. – Казалось бы. Но предварительный дистанционный анализ… – Он лихорадочно вывел графики спектрометра, показания биосенсоров. – Микроскопические пузырьки газа. Состав… аномальный. Органические компоненты, характерные для… биологических тканей, смешаны с синтетическими наночастицами неизвестного происхождения. И главное – постоянные, микроскопические, но ритмичные флуктуации электрического потенциала на поверхности. Как… дыхание спящего зверя. Или нервный импульс в спящем мозгу. Температурный градиент… указывает на слабый экзотермический процесс. Возможный… рост.

Слово "рост" повисло в кислом воздухе крыши тяжелым, ядовитым облаком, густым, как Туман. Лия отвернулась от планшета, уставившись в серую, движущуюся мглу Туманов. Где-то там, внизу, под тоннами радиоактивных обломков, под пластами истории и боли, лежало тело Зика. Обещанное Хранителем "слияние". И теперь что-то, порожденное тем кошмаром, частью того ада… шевелилось.

– Ты уверен? – Ее голос был гладким и холодным, как лезвие ножа.

– Данные… они неумолимы, Лия. – Пан снял очки, протер запотевшие линзы краем халата. Его глаза без очков казались еще больше и беззащитнее. – Это не просто остаточное загрязнение. Это… репликация. Очень медленная, почти незаметная, но стабильная. И направленная. Четко по вектору к эпицентру Зоны Ковчега.

Тишина на крыше сгустилась, стала осязаемой, звенящей тишиной перед ударом грома. Даже вечный гул Города казался приглушенным, отступившим. Лия ощутила, как старая, глухая боль в бедре, где засели микроскопические осколки "подарка" Хранителя, отозвалась ноющим, знакомым эхом. Как щелчок в аудиоинтерфейсе повторился, отчетливее, громче, настойчивее.

– "Оно шевелится", – прошептала она, почти неосознанно, чужими словами Вектора из другого, но такого же страшного кошмара.

– Что? – Пан вздрогнул, насторожился, в его глазах мелькнул чистый ужас.

– Ничего. – Лия резко выпрямилась, отбрасывая тень слабости, как ненужный плащ. В ее глазах вспыхнул знакомый огонь – не яростное пламя прошлого, а холодное, голубое пламя отчаянной решимости. – Собери все. Каждый байт данных. Каждый сенсорный лог. Кадры камер. Нужен полный, исчерпывающий разбор. И образец. Микроскопический. Стерильный. Максимальная предосторожность. Уровень "Харон". – Она впилась взглядом в Пана. – Ты сам. Лично. Никому больше. Ни единого слова Майло, экипажам, никому, пока не будем уверены на сто процентов. Не хотим паники. Никакой паники.

Пан кивнул, глотнув воздух, понимая всей тяжестью ученого и человека. Паника в хрупком, едва сплетенном из надежды и проволоки новом мире Туманов могла быть опаснее радиации и бандитских пуль вместе взятых.

– А ты? – спросил он, видя, как Лия уже делает резкий шаг к люку выхода с крыши, ее фигура четко вырисовывается на фоне дымного неба.

– У меня встреча, – бросила она через плечо, не замедляя шага. – С "Клыками". Сейчас. Надо договариваться о поставке легированной стали для каркасов. Они уже слышали шепотки про исчезновения мародеров. Цену взвинтили до небес. Страх – самый ходовой товар в Городе.

Она исчезла в темном, зияющем проеме люка, как тень, поглощенная другой тенью, оставив Пана одного на пронизывающем ветру с его тревожными данными и леденящим предчувствием. Ученый взглянул на карту, на мерцающее, как злой глаз, пятно слизи в коллекторе, а потом на багровое, пульсирующее пятно Зоны Ковчега. Он снова надел очки. Его лицо стало еще бледнее, почти прозрачным.

Спуск в недра Командного Узла был резким погружением из серой, холодной мглы в царство искусственного света, гула вентиляции и напряженной человеческой деятельности. "Тень" больше не ютилась в сырых, темных тайных убежищах. Их штаб кипел, как гигантский муравейник, перестроенный в механический улей. Но атмосфера была иной. Меньше стволов, торчащих из-под плащей, меньше тактических разметок на стенах. Больше скрипящих перьев на кальке, гула 3D-принтеров, стеллажей, забитых аккуратно уложенными микросхемами, трубками, кабелями, экранов с мерцающими картами коммуникаций, строительных проектов, графиками энергопотребления. Но лица… лица были те же. Закаленные в боях Чаши, изрезанные шрамами и усталостью, с глазами, видевшими Ад Ковчега и выжившими, чтобы строить. Или пытаться.

– Шеф! – К Лии почти бегом подошел, семеня короткими ногами, коренастый, крепко сбитый мужчина с густой, всклокоченной черной бородой и умными, быстрыми, как у бурундука, глазами за толстыми стеклами инженерного визора. Майло. Его протертый до блеска на локтях и коленях комбинезон был в масляных пятнах, известке и следах припоя. – По фильтрам для 7-го сектора… у нас заминка с теплообменником… – он начал было, но резко замолк, увидев выражение ее лица – ту самую каменную маску с ледяными глазами. – Что-то случилось? – сбросил он шепотом, наклонившись ближе.

– Пан нашел кое-что в коллекторах у Завала. Позже. Не сейчас. – Лия не останавливаясь шла дальше, ее тяжелые ботинки с металлическими носками гулко отдавались по рифленому металлическому полу. – Как встреча с "Фениксами"? Дали воду для гидропоники 5-го сектора?

Майло, засеменив рядом, стараясь не отстать, сокрушенно вздохнул, разводя руками в масляных перчатках.

– Дали. Но драли три шкуры. В обмен на трех наших лучших инженеров на целую неделю! Помогать чинить их древнюю гидротурбину, которую пора в утиль. И еще процент с будущего урожая их гидропоники. Наглость!

– Прагматичные ублюдки, – сквозь зубы, с ненавистью, процедила Лия. Кооператив "Феникс", контролировавший несколько уцелевших, но протекающих водных резервуаров в верхних секторах Серой Зоны, славился теплым "социализмом" для своих и ледяным, беспощадным прагматизмом для чужих. – Ладно. Без воды – в 5-м секторе через три дня бунт. Договорились. Кто пойдет в кабалу?

– Я дам список. Жертвенный. – Майло кивнул, потер визор. – А "Клыки"? Сталь? Бульдог согласился?

– Иду сейчас к нему. – Лия остановилась у импровизированного "арсенала" – теперь скорее аккуратного склада инструментов, защитных костюмов и респираторов. Она сбросила свой потертый, в порезах и следах копоти кожаный плащ, под которым был простой, прочный, темно-синий комбинезон из армированного синтетика. Начала медленно, методично надевать легкий композитный бронежилет поверх него. Не пуленепробиваемый, но надежно защищающий от осколков, случайного ножа или удара арматурой. – Они уже знают про исчезновения у Завала. Цену ломят, как слон в посудной лавке.

– Черт возьми! – выругался Майло. – Откуда? Мы же держим инфу в черном теле! Кто трепнул?

– У страха глаза велики, Майло. И уши – как локаторы. – Лия пристегнула последнюю застежку с характерным щелчком, ее движения были резкими, экономичными, выверенными. Она механически проверила компактный импульсный пистолет "Тень-Марк3" на бедре – не корпоративный "зверь", а надежная, смертоносная на близкой дистанции самоделка их же мастерских. – Будем торговаться. Им тоже позарез нужны наши новые компактные очистные фильтры для их притона в старом затопленном доке. Без них их бойцы и девки через месяц соплями захлебнутся от плесени и токсинов.

Она уже повернулась, чтобы идти к выходу на улицу, к "Ржавому Болту", когда периферийным зрением заметила молодую девушку, робко прижавшуюся к верстаку в углу. Кибернетическая левая рука – явно кустарной сборки, с торчащими проводами и грубыми швами на полимере – нервно теребила край грязного, промасленного фартука. Лия мгновенно вспомнила: Майя. Та самая, чьих родителей "Пожиратели" забрали на "переработку" еще до Чаши. Подростком, потерянным и испуганной, прибилась к "Тени", начала помогать в мастерских, схватывала на лету. Глаза Майи сейчас смотрели на Лию с немым вопросом, преданностью и… обожанием, как на неприступную икону.

– Майя? – Лия сделала шаг к ней, стараясь смягчить ставший ледяным тон. Девушка вздрогнула, как заяц. – Фильтры для 7-го сектора. Ты ведешь проект сборки?

Майя кивнула, широко раскрыв глаза, не в силах вымолвить слова.

– Схемы Пана? – Лия кивнула на аккуратно разложенные на верстаке чертежи, испещренные пометками.

– Д-да, – прошептала Майя. – Но… здесь контур охлаждения… я пересчитывала трижды… не уверена в теплопередаче, боюсь перегрева сервопривода клапана…

Лия подошла, наклонилась над схемой. Знакомая, тупая боль в виске заныла с новой силой. Она увидела не линии и узлы, а Зика, склонившегося над схемой в "Улье", его сосредоточенное хмурое лицо, его живые, горящие идеей глаза…

– Вот здесь, – ее голос неожиданно сорвался, став резким, как удар напильника по металлу, гораздо резче, чем она планировала. Она ткнула пальцем в узел на чертеже. – Теплоотводящие ребра. Должны быть не на 10%, а на 15% массивнее. Иначе – гарантированный перегрев и отказ при пиковой нагрузке во время песчаной бури. Пересчитай. Сейчас же. И принеси мне чертеж с расчетами после встречи. Быстро.

Не дожидаясь ответа, не глядя на растерянное лицо девушки, Лия резко развернулась и зашагала к тяжелой бронированной двери выхода. Она физически чувствовала на спине растерянный, почти испуганный взгляд Майи и тяжелый, укоризненный взгляд Майло. "Слишком резко. Она же ребенок, черт возьми. Она учится, она старается", – пронеслось в голове, жгучим угрызением. Но заглушить эту мысль работой, срочностью, угрозой слизи было проще, чем разбираться. Работа. Выживание. Надо сейчас договариваться со "Клыками".

Бар "Ржавый Болт" был не просто питейным заведением, а нервным узлом, гнойником, болевой точкой нового мира. Расположенный на самой границе Туманов и территории, жестко контролируемой бандой "Стальные Клыки", он представлял собой уродливое нагромождение ржавых морских контейнеров, сваренных в хаотичную, шаткую конструкцию и залитую неоном агрессивно-красного и ядовито-зеленого цветов, режущим глаз. Внутри царил густой, сизый полумрак, пробиваемый узкими лучами дешевых прожекторов, выхватывающих куски лиц – жесткие, настороженные, усталые, озлобленные. Воздух был густым и липким от едкого дыма дешевых сигар, кислого пота, перегара и алкоголя, пахнущего техническим спиртом и отчаянием. Гул пьяных, злых голосов, смешанный с дребезжащим, примитивным техно-ритмом из колонок с рваным диффузором, бился о металлические стены, создавая какофонию ада.

Лию узнали мгновенно. Шелест, переходящий в гулкую тишину, прошел по залу. Взгляды – уважительные (редко), ненавидящие (часто), просто любопытные (большинство) – ощупывали ее. "Тень" была легендой и костью в горле одновременно. Для обитателей Туманов – защитники, строители, дающие свет и воду. Для "Клыков" и им подобных – конкуренты, "ночные упыри", лезущие не в свое дело, моралисты. А для таких, как главарь "Клыков" Бульдог (бывший корпоративный охранник низкого звена, с кувалдой вместо кисти на правой руке – результат "несчастного случая" при разборке – и вечным оскалом желтых зубов на мясистом лице) – просто еще одна сила, с которой можно торговаться, пока выгодно, или воевать, когда перестанет.

Бульдог восседал, как тронный медведь, за массивным, покрытым царапинами и пятнами столиком в дальнем, наименее освещенном углу, охраняемый двумя безликими громилами с очевидными, кустарными кибер-усилителями на руках и шеях. Перед ним стояла почти полная бутылка мутной, маслянистой жидкости и два грязных стакана. Он не шевельнулся, когда Лия подошла.

– Лия. – Его голос был низким, хриплым, как скрежет ржавых шестерен. – Садись. Хряпнешь? – Ткнул кулаком-кувалдой в бутылку.

– Дело, Бульдог, – Лия осталась стоять, положив ладони на спинку стула напротив. Ее поза была открытой, но каждый мускул был готов к рывку. Пистолет на бедре был хорошо виден, как и функциональный кибер-имплант. – Сталь. Легированная. Сплав "Вектор-7". Тонна. Твоя новая цена – грабеж средь бела дня.

Бульдог усмехнулся, обнажив желтые, кривые зубы. Он громко налил себе, отпил большим глотком.

– Рынок, девчонка. Спрос и предложение. Спрос взлетел до небес. – Он грохнул кулаком-кувалдой по столу, заставив стаканы подпрыгнуть. – Слухи. Плохие. У Завала неспокойно. Опять ваши "друзья-покойнички" шевелятся? Пожиратели просыпаются? – Он впился в нее маленькими, свиными глазками, ища слабину.

Лия не дрогнула, не моргнула.

– Слухи – для лохов и базарных баб, Бульдог. У тебя эта сталь лежит мертвым грузом, ржавея, в старом ангаре в 12-м секторе. Пылится. Мы даем тебе энергию. Чистую. Стабильную. По нашим новым угольным фильтрам для твоего… "рекреационного центра". – Она сделала ударение на последних словах, голос стал ледяным. "Рекреационный центр" Бульдога был грязным притоном и борделем в затопленном доке. Без мощных фильтров "Тени" там через месяц нельзя было бы дышать из-за токсичных испарений и плесени. – Или ты предпочитаешь хоронить клиентов? Плохо для репутации. И для прибыли.

Бульдог нахмурился, его мясистые щеки налились кровью. Он ненавидел, когда его ставят в угол. Ненавидел "Тень" и ее вечное моральное превосходство. Но Лия била в самую точку.

– Полтонны, – процедил он сквозь зубы. – И фильтры – без твоего чертового процента! Полная очистка. Навсегда.

– Тонна, – парировала Лия, не меняя тона. – И фильтры – по старой цене. Плюс наш лучший техник на три дня для настройки и обучения твоих оболтусов. – Она посмотрела ему прямо в глаза, не мигая. – Или мы найдем сталь у "Шрамов". Они, кстати, давно и слюнки пускают вокруг твоего ангара. Слышал, их новый главарь – парень решительный.

В глазах Бульдога мелькнула дикая, животная ярость. "Шрамы" – конкурирующая банда, их злейшие, кровные враги. Он сжал кулак-кувалду так, что металл заскрипел под нагрузкой. Молчание длилось несколько вечностей, наполненных гулом бара и взаимной ненавистью.

– Ладно, черт с тобой, стерва, – хрипло выдохнул он, плюнув под стол. – Тонна. По твоей цене. Фильтры – по старой. Техник – два дня. Но если хоть одна болтик не той резьбы, или фильтр чихнет… – Он не договорил, но немота и звериный оскал говорили красноречивее слов.

– Договорились, – коротко кивнула Лия. Никакого облегчения, никакой победы на лице. Только холодное удовлетворение от выполненной задачи. Она резко повернулась, чтобы уйти.

– Лия! – Бульдог окликнул ее, неожиданно приглушив голос. Она остановилась, не оборачиваясь, замерла в полушаге. – А слухи… они не из пальца высосаны. Будь поосторожней. В темноте там… что-то есть. Чую. Чувствуют даже крысы. Сбегают стаями. Чертово место.

Лия не ответила. Она распахнула тяжелую дверь и вышла из "Ржавого Болта" в серый, дымный, безнадежный вечер. Холодный ветер с примесью гари ударил в лицо, заставив вздрогнуть. Сделка заключена. Сталь будет. Новые дома для тех, кто выжил, можно строить. Во имя Зика. Во имя того, во что он верил.

Она сунула руку в глубокий карман комбинезона, нащупала маленький, холодный, острый предмет. Обломок корпуса аудиочипа Зика, оплавленный, почерневший от взрыва в Чаше. Единственная вещь, найденная в пепле. Она сжала его в ладони так сильно, что острые, неровные края впились в кожу, почти до крови.

Щелк.

Четкий, не фантомный, щелчок в импланте. И вдруг – навязчивый, леденящий душу образ: перламутровая слизь в темном коллекторе. Дышащая. Пульсирующая. Растущая. Ползущая неумолимо в сторону места, где покоился Зик. К сердцу кошмара.

"Оно шевелится", – снова, как заклинание, подумала Лия, всматриваясь в сторону зловещего, едва различимого сквозь смог силуэта Северного Завала. Первая трещина на хрупком, как яичная скорлупа, фасаде нового мира. И она ощутила, как старая рана на душе, прикрытая толстым пластом работы, обязанностей, воли, начинает саднить с новой, жгучей силой. Игра, казалось, закончилась в Чаше. Но она только начиналась. Ставки были выше, чем когда-либо. Она была инженером новой "Тени". Строителем. Лидером. И первой, тонкой линией обороны против Тени старого кошмара, поднимающейся из глубин. Она была Щитом. И щит не мог дрогнуть.